Глава 3. Возрождение лорда ВолдемортаРебята пошли к Хагриду на следующий день. Полувеликан с незапамятных времён был другом их семьи и часто бывал в гостях у Поттеров и Уизли, когда не надо было выполнять работу смотрителя в Хогвартсе.
На первый взгляд Хагрид казался страшным: длинные спутанные пряди волос, огромная клочковатая борода, неухоженный вид. Но его глаза, маленькие и блестящие, как чёрные жуки, излучали тепло. Ещё когда Ал, Джеймс, Роза и Лили были совсем маленькими, они играли с ним, подсознательно чувствуя его доброту, и полувеликан всегда радовался возможности поразвлекаться с детьми.
Поэтому ребята были очень рады снова увидеть Хагрида. Ещё больше они обрадовались, когда узнали, что им приготовлено угощение. Положив на стол учебник, который был у него в руках, Ал взял один из аппетитно выглядевших кексов и вонзил в него зубы. Точнее, попытался. Кекс оказался твёрже панциря огненного краба. Покосившись на своих брата и кузину, Ал понял, что они встретились с той же проблемой. Такого подвоха не ожидал никто, поэтому как только Хагрид отвернулся, ребята дружно рассовали кексы по карманам и фактически сбежали из его хижины, сославшись на большое количество домашних заданий. Полувеликану оставалось только удивляться тому, как быстро гости съели угощение.
После этого всю неделю в жизни Ала ничего особенного не происходило. Изредка он встречался в коридорах и библиотеке с Розой, Джеймсом и Мари-Виктуар, немного болтал с ними и каждый раз досадовал на то, что не попал на Гриффиндор или Рейвенкло. Он мог бы больше времени проводить со своими родственниками, будь так.
Нотт больше не трогал ничьи вещи, видимо, волновался за свои, ведь в случае чего все подумают на него. Между соседями, особенно между Малфоем и Ноттом, воцарилась напряжённая атмосфера, только Джон вёл себя беззаботно, как будто ничего не замечая.
Почти всё свободное время Ала занимали зелья. Он не хотел разочаровывать доброго пухленького профессора, имеющего относительно него такие надежды, поэтому постоянно изучал свойства волшебных растений и иногда даже практиковался в приготовлении зелий прямо в спальне. Скорпиус Малфой же совсем не углублялся в этот предмет, но на уроках всё делал идеально: точно отвешивал нужное количество ингредиентов, клал их в нужном порядке, правильно помешивал. Он каждый раз неизменно садился вместе с Алом, но в ответ на попытки заговорить с ним отмалчивался. Да и сам Ал не особо хотел с ним общаться, зная репутацию его родителей.
Несмотря на все потуги Ала выучить зелья, удача по это предмету пришла к нему с другой стороны.
Урок начался как обычно. Со звонком в класс вошёл профессор Слизнорт. Сначала показался его толстый живот, затем он сам. Варить всем предстояло цветоменяющее зелье, от которого цвет кожи человека меняется в зависимости от настроения.
В последнюю очередь добавляя в варево корень визгопёрки, Ал уже с облегчением думал, что всё обошлось, и его котёл не взорвётся, когда из другой половины комнаты раздался страшный крик. Дружно повернув головы в сторону парты, за которой сидела Эльза МакГурен, класс увидел никого не удивившую картину: девочка с ногами забралась на стул, а из её котла во все стороны хлестало чёрное шипящее зелье, сваренное явно не по рецепту. Казалось бы, ничего ужасного не случилось, но профессор Слизнорт побледнел. Зелье всё хлестало и хлестало. МакГурен уже пришлось перебираться за соседнюю парту. Скоро весь пол стал залит чёрной жидкостью. Профессор Слизнорт, забравшись с ногами на стул, лихорадочно принялся листать учебник.
- Свежий растопырник! Срочно добавьте свежего растопырника! – отчаянно крикнул он через пару минут. Зелье к тому времени уже стало опасно подбираться к сиденьям стульев.
МакГурен ничего не могла сделать. Все ингредиенты на её парте залило. Остальные, кто сидел рядом, стали шариться по столам. Ал среагировал быстрее всех. Он рывком схватил растопырник и с противоположного конца класса швырнул его в котёл. Попал точно в середину.
Варево постепенно начало переставать шипеть, начиная от котла с выплёскивающейся из него жидкостью и заканчивая той частью, что была у стен. Быстро-быстро оно стало всасываться обратно, образовав над котлом небольшую воронку, и наконец на полу от него не осталось и следа.
Профессор Слизнорт, на четвереньках стоящий на столе, выглядел очень забавно. Пыхтя, он слез на пол, облегчённо оглядел класс и объявил:
- Тридцать очков Слизерину!
Половина класса разразилась аплодисментами.
- Я потрясён, мистер Поттер! – с явным восхищением продолжил профессор. – Вам передался отличный талант от ваших родителей. Помнится, ваш дед, Джеймс Поттер, был охотником в квиддиче. Попасть с противоположного конца комнаты в котёл… Надо ещё подождать и посмотреть, как вы проявите себя в полётах на метле. Нет, не надо ждать! Я прямо сегодня порекомендую вас в команду по квиддичу! И всегда рад видеть вас в моём клубе Слизней.
Бурные аплодисменты заглушили рассуждения профессора о том, что в былое время первокурсникам играть не разрешалось, и только в последнее время были предприняты соответствующие меры безопасности игроков.
Тем же вечером Ал, откинувшись на подушку, лежал в кровати и читал книгу, на этот раз по квиддичу, а не по зельеварению. Глаза уже немного слипались, текст то и дело раздваивался. Малфой сидел у себя в кровати и писал какое-то письмо, положив пергамент на книгу.
В комнату вошёл мальчик, не живущий с ними в одной спальне, видимо, второкурсник.
- Слушай, Скорп, рассуди нас, а?
- Что такое? – с явным неудовольствием в голосе поинтересовался Малфой.
Он тоже уже хотел спать, но, тем не менее, в порыве дружеских чувств вяло побрёл за второкурсником в общую гостиную, оставив письмо с книгой на кровати.
Ал пару секунд пытался бороться с любопытством и наконец решился. Мягко ступая, он подошёл к кровати Малфоя, прислушиваясь, не шагает ли кто-то по лестнице. Взяв письмо, он прочитал:
«Дорогой отец! Идёт уже вторая неделя, как я учусь в Хогвартсе и живу без вас с матерью. Я очень соскучился по вам и по нашему поместью. Особенно мне не хватает моей кровати (она гораздо удобней, чем дешёвые здешние)…»
Брови Ала поползли вверх. Лучше здешних кроватей он ни разу не видывал.
«…И покоя. Вокруг меня постоянно кто-нибудь находится, здесь очень людно. В спальне, в библиотеке, в гостиной, на занятиях – везде меня кто-то окружает. Я так соскучился по одиночеству… Кроме того, я поссорился с однокурсником по имени Энтони Нотт, чьи родственники были Пожирателями Смерти. Он обвиняет меня в предательстве. Другие, подобные ему, собираются вокруг него, и я боюсь, как бы у меня не было проблем. Пожалуйста, пришли мне…»
На этом письмо обрывалось. Ал кинул его и разочарованно пошёл к своей кровати. Ведь, если бы тот второкурсник зашёл на минуту позже, Малфой бы успел дописать, что ему требуется. Возможно, что какой-то черномагический артефакт. В этом случае Ал мог бы спасти Нотта, и при этом не просто получить признание преподавателей или очки – он мог бы подружиться с соседом по спальне! И всё это могла бы позволить всего одна минута.
Ал нырнул в постель как раз вовремя. Через секунду в спальню быстрым шагом зашёл Малфой и сразу же начал:
- Знаешь, там эти хотят…
Кто такие были «эти» и чего они хотели, Ал не узнал. Взгляд Малфоя упал на письмо.
- Почему моё письмо, - важно проговорил он, - лежит не той стороной вверх, которой я его оставил?
- Я форточку открывал, - не подумав, ляпнул Ал, - вот его и сдуло.
- Как ты мог открывать форточку, если окна спален выходят на подземное озеро?!
Вся важность из голоса и облика Малфоя испарилась, и теперь он походил на светленького скорпиончика.
- Ты его читал!
Ал не стал отпираться и перевернулся на другой бок, надеясь, что сосед не шарахнет его в спину каким-нибудь заклинанием. Малфой со злостью схватил письмо с пером и выбежал из комнаты.
Ал грустно вздохнул, задёрнул балдахин и лёг засыпать, твёрдо решив не думать о том, что отношения с соседом окончательно испорчены. Но заснуть ему так и не удалось: скоро в комнату вбежали радостно хохочущие Нотт и Брейс Цабини. Цабини вообще была не то девочкой, не то мальчиком: её часто можно было увидеть в мужских спальнях. Какое-то время они весело щебетали, и Ал уже даже начал засыпать, но его внимание привлекло то, что они внезапно понизили голос.
- Я должен тебе кое-что сказать, - громким шёпотом произнёс Нотт.
- Что такое? – спросила Брейс так, как будто ей собирались признаться в любви.
Ал подумал, что так оно, наверное, и есть.
- Мне выпала уникальная возможность… Только мне! Да, только я смогу это сделать. Я рылся в архивах деда и кое-что нашёл. – Нотт ещё сильнее понизил голос. – Рецепт! Зелья. Которое может возродить лорда Волдеморта. Нет, Тёмного Лорда! Так меня учил его называть отец.
- Когда?
- Завтра. В полночь. В кабинете трансфигурации, - произнёс Нотт.
Он, наверно, не догадывался, что сейчас в спальне на кровати под балдахином с зелёной драпировкой лежит и внимательно слушает их кто-то третий.
- Рецепт, должно быть, очень сложный. Ты уверен, что сможешь это сделать? – с обожанием спросила Брейс.
- Да, разумеется. Хотя это большая ответственность: на мне будет лежать судьба всего человечества…
Нотт и Брейс уже давно ушли, а их слова всё ещё эхом раздавались в голове Ала. Может ли это быть на самом деле… Лорд Волдеморт?! Они хотят воскресить его? Они хотят вернуть страну в военные времена?
Что же теперь делать? Сказать преподавателям? Сказать отцу? Но как они отреагируют? Живут себе спокойно девятнадцать лет, а тут вдруг какой-то одиннадцатилетний мальчишка говорит им, что другой мальчишка хочет возродить того, кого и по имени-то называть раньше боялись! Кого смог остановить только такой герой, как отец Ала!
«Интересно, а тот, кто сможет сейчас остановить Нотта, тоже станет героем?»
На этой мысли Ал благополучно заснул.
Проснувшись утром, Ал первым делом подумал о подслушанном вчера разговоре, и в свежую голову пришла утешительная мысль. Как и говорила Брейс, рецепт зелья должен быть очень сложным, и первокурснику, даже такому самоуверенному, как Нотт, сварить его будет не под силу. Возможно даже, сделав что-то неправильно, незадачливый сосед сам умрёт во взрыве, избавив соседей по спальне от своего надоедливого существования.
И всё-таки Ал беспокоился, ведь в случае удачи Нотта жизнь целой страны превратится в кошмар. В течение дня мальчик с подозрением посматривал на компанию наследников Пожирателей Смерти. Знают ли они о том, что собирается сделать Нотт? Посвятил ли он их в свои планы? Один раз, проходя мимо компании, Ал выцепил слова: «Вроде никому», - и подумал, что, наверно, Нотт ведёт себя странно и никому не говорит, почему.
Будешь тут вести себя странно, когда собираешься воскресить величайшего тёмного волшебника всех времён!
Надо было рассказать об этом кому-то из взрослых, но Ал слишком боялся, что его просто обсмеют. Ещё ему в голову пришла одна безумная мысль. Он хотел стать героем. Самому, без чьей-то помощи, остановить Нотта, показать всем улики в виде зелья и рецепта, и он станет таким же, как его отец! Единственная преграда – такой же первокурсник, как он сам. И его будут носить на руках, вся семья будет гордиться им, а Джеймс уже никогда не посмеет называть его трусишкой.
Поэтому вечером того же дня Ал, лёжа в кровати, отчаянно пытался не заснуть. Вскоре послышались шаги босых ног. Это Нотт встал незадолго до полуночи. Ал аккуратно выглянул из кровати и стал наблюдать, как сосед одевается и выходит из комнаты.
Сразу же после этого Ал встал и начал одеваться сам. Его внимание сразу же привлекла одна вещь. Малфой не спал. Он лежал, закинув ногу на ногу, на кровати, как был вечером, в школьной форме, и буравил глазами Ала. Того поразила внезапная мысль: а что, если Малфой – подельник Нотта? Ведь его родители тоже были Пожирателями Смерти. Если сейчас он встанет и нападёт…
Но Малфой только хмыкнул и отвернулся.
Ал вышел из гостиной и стал тихо красться по коридору, прячась за латами при малейшем шорохе. Он очень боялся встретить Филча, злого дряхлого старика, только и мечтающего кого-нибудь наказать.
Кабинет трансфигурации был довольно далеко от подземелий, где находилась гостиная Слизерина. Странно было, что Нотт выбрал его, а не кабинет зельеварения. Как бы то ни было, Ал продолжил идти дальше.
Наверное, самым страшным было решиться на это и выйти из комнаты. По крайней мере, когда Ал подошёл к кабинету трансфигурации, страха он уже почти не испытывал. Надеясь, что Нотт будет слишком увлечён варкой зелья, чтобы заметить его, Ал осторожно приоткрыл дверь и заглянул в щель. И понял, что опоздал.
Сразу же раздался низкий холодный смех.
- Я воскрес! Воскре-ес!
Сквозь щель была видна высокая, в два раза выше Ала, фигура в плаще с глубоким капюшоном. За ней в котле кипело зелье. Комната была освещена таинственным зеленоватым светом.
- Теперь мир станет моим!
Ал понимал, что надо бежать, но ноги его не слушались. Шагнув, он потерял равновесие и ввалился в комнату.
Фигура сделала шаг к нему. Сердце Ала ушло в пятки.
- Не… не убивайте меня! – взмолился он.
И тут раздался оглушительный хохот в два голоса, мальчишечий и девчачий. Ал оглянулся в поисках Нотта и Цабини, но их нигде не было видно. Спрятались под партой? Вдруг фигура в плаще покачнулась, и Ал как в замедленной сьемке наблюдал, как она складывается пополам и летит на пол.
- Аа, дурак, ты что творишь? – опять из неоткуда послышался девчачий голос.
Из плаща высунулись Нотт и Брейс.
- Не убивайте меня, - передразнил Нотт. – Я воскре-ес! – на этой фразе он картинно понизил голос.
В котле за его спиной мирно кипело флуоресцентное зелье, излучающее мягкий зеленоватый свет.
Ал ничего не говорил. Обидно было до слёз, что не понял ещё тем вечером, когда подслушал разговор, что всё это – розыгрыш, что страшный низкий голос принадлежит Нотту и что, в конце концов, зелье в котле – обычное флуоресцентное, которое они варили на позапрошлом занятии.
- А теперь, - объявил Нотт, отсмеявшись, - у меня есть для тебя одно заклинание. Интересно, что скажет профессор МакГонагалл, когда найдёт тебя утром валяющ… ААА!
Не успел он, запутавшись в плаще, достать волшебную палочку, как Ал крепко врезал ему по носу. Нотт упал, стукнувшись головой об угол парты, и замер.
- Да ты просто псих! – воскликнула Брейс и выбежала из комнаты.
Ал последовал её примеру.
Убитый, он вернулся в спальню. Малфой всё ещё не спал. Он с любопытством взглянул на своего соседа, но промолчал.
В этот вечер Ал почувствовал себя не героем, а ничтожеством.
