Глава 3Глава 3.
- Я знала, что ты не злой. Потому что маленький. Зло, оно очень большое, огромное - так мне дедушка Ратмир говорил. В такого крошку зло никак не поместилось бы...
Девочка нежно погладила волчонка с перевязанной лапой. Она нашла его сегодня утром, на опушке, испачканного кровью. Малыш рычал и скалился - ему было страшно, намного страшнее, чем самой девочке. Она поняла. Она сказала ему: " Меня зовут Дара. Я не сделаю тебе больно." И тогда волчонок позволил себя лечить.
Теперь он благодарно смотрел в её глаза - такого удивительно морозного, глубокого синего цвета. Странные глаза. И странная девочка, ведь обычные девочки не ходят по лесным чащам и не помогают волкам, пусть даже и маленьким.
- Ну же, беги, ищи свою стаю. Расти большим, но останься добрым.
Дара звонко засмеялась - волчонок лизнул её в нос, спрыгнул с колен и, что есть сил, припустил в ельник...
Ей самой всегда хотелось так бегать - быстро, свободно, легко. Чтобы ветер за спиной свистел. Люди так не умеют. Девочка грустно вздохнула и поднялась на ноги - надо идти, почти полдень, вон как солнце высоко, вовсю печёт.
- Печаль везде, как ветер в соснах. Пошалит немного да улетит прочь. - по сухой земле глухо стукнул деревянный посох.
- Дедушка! Откуда же ты, я и шагов не услышала...
Дара улыбнулась приветливо, но руки спрятала - порасцарапаны все, поискусаны волчонком.
- Известно откуда, тебя ходил искать. Мальчишки наши, пострелы, ночью сбежали на озеро да и простудились там. Оба в жару, в бреду - ничего с ними не могу поделать. Ты бы их травками какими подлечила, что ли.
- Значит, тот мальчик, из города, уже приехал? Влад говорил, что странный он.
- Ты, Дара, тоже из города. Только я тебя маленькой совсем забрал, потому помнишь плохо.
Девочка скривилась, будто воспоминания о раннем детстве были ей неприятны. Лицо получилось очень детским и смешным - такое, как если лимон целиком съесть.
- Скажи, дедушка...если нас теперь трое, твоих преемников, это значит, мне нужно сильнее стараться?
Ратмир Овидьевич удивлённо шевельнул лохматыми бровями - иногда дети оказываются намного умнее и сообразительнее, чем хотелось бы самим взрослым. Он мягко погладил девочку по макушке.
- Каждому из нас нужно немало трудиться для того, чтобы исполнить свои мечты. Если люди будут сразу получать желаемое, в этом уже не будет ни смысла, ни ценности. Вы все - мои дети, я надеюсь на вас. Но будущее этого Заповедника будет принадлежать одному - тому, кто не побоится идти по неведомой тропинке...
Дара капризно смахнула ладонь старика со своей кудрявой головки, поджав нижнюю губу.
- Снова ты со своими загадками, непонятно ничегошеньки! Какая еще тропинка, почему только один из нас?
- Не время тебе...
- Вот всегда так! "Не время, не время"! Как бы поздно не стало, дедушка. Ну и пусть, сама всё разузнаю - да хоть у тех же наших Лесных! - едва смахнула злые слёзы и побежала по полю с васильками, не оглянулась ни разу.
Ратмир Овидьевич только вздохнул да бороду задумчиво почесал: вечная беда с этой молодостью. Поживи на свете, погляди чудес - а старую кукушку на ястреба не выменяешь.
* * * * *
" Кашель и сопли в три ручья - это еще не простуда". Влад думал так всегда, потому что по-настоящему заболеть значит нечто совсем другое. Это когда голова наливается свинцовой тяжестью и отказывается не то, что бы работать, а даже подниматься с подушки более чем на пару сантиметров. Это когда глаза вообще ничего не видят, кроме бестолкового красного тумана и чьих-то нелепых бесформенных силуэтов. А окружающий мир похож на дурную карусель, которая в данный момент не такая уж и "радость для нас"...
- Э-эй, Вишня... я знаю, что твоя тушка где-то здесь. Живой хоть? - голос не слушался и выдавал нечто среднее между предсмертными стонами раненого кита и шуршанием наждачки. Но очень хотелось что-нибудь сказать, кому-нибудь. Иначе еще немного - и он решит, будто голосовые связки атрофировались. Где-то на соседней кровати послышалась ленивая возня:
- Ага, живой. Только мне кажется, что я кисель. Живой такой кисель.
- Это не так плохо. Значит, ничего не изменилось. Ты им всегда был.
- Ох, и получишь ты, вот только встану я с кровати...и вообще, кто виноват, что мы в этом дурацком озере отмокали пол ночи? - Илья негодующе зашвырнул в собрата по несчастью подушкой, но, как всегда, промазал. Влад начал хрипло хохотать, и немедленно зашёлся тяжелым кашлем.
Они вернулись домой на рассвете, мокрые до нитки, грязные и замерзшие. Потом попытались тихо пролезть через окно в дом, но в самый ненужный момент дряхлая ставенка сорвалась с петель и предательски загромыхала, разбив мирно стоящие внизу горшки с геранью. Оба они до жути испугались и кубарем ввалились в зал, где их, таких замечательных и ни в чем не виноватых, ждал Ратмир Овидьевич...Теперь эта ситуация вспоминается со смехом. Тем более, не так уж им и влетело - наверное, деда вообще сложно чем-то удивить или разозлить. Хороший он всё-таки, этот дед...А потом началась лихорадка. И мы пришли к тому, к чему пришли.
Всем известно, комната, в которой тебе предстоит провести много времени, становится особенной, потому что каждый, даже самый незначительный предмет в ней - это объект наблюдения. Место, где они оба теперь отлёживались, оказалось спальней Влада - небольшой, в самый раз, чтобы поместились две узкие кровати, письменный стол и шкаф. Довольно лаконично, для мальчишки самое то. Однако весь интерес составляли стены. О, стены были фантастично-необыкновенными! Это - громадный паззл, мозаика из вещей-трофеев: здесь клочки неизвестных карт, настоящих, географических, больше старинных, и рисованных вручную ( наверное, самим хозяином жилища, судя по корявости почерка и кривизне линий); причудливые ветви какого-то дерева, прикрепленные в углу, а на них - подвешенные за нитки пестрые перья любых размеров, очевидно, принадлежащие разным птицам; то тут, то там торчащие гвозди, приютившие с десяток рогаток, мотки верёвки и даже вязанку сосновых шишек; там, где все эти замечательные вещицы не прикрывали теплых желтоватых брёвен - вырезанные ножом по дереву загадочные символы и руны, витиеватые, круглые, остро-исчерченные, напоминающие формами зверей или насекомых; особо ярким пятном - ожерелье ручной работы, состоящее из плоских камешков и странных монет, нанизанных на грубую нить вперемешку с всё теми же перьями, каштанами и - ну надо же! - с засушенной кроличьей лапкой. Словом, чего только не было. Величайшей же гордостью служил здоровенный клык, ввинченый в центр стены - выглядел он и впечатляюще, и устрашающе одновременно, потому как невозможно было угадать, какому животному он раньше принадлежал, и, что немаловажно, по какой причине это животное с ним рассталось... Илья так и заблудился бы взглядом, но тяжелая дверь со скрипом медленно открылась - порог переступила девочка, бледая, с нахмуренными бровями.Девочка, как девочка, кстати, ничего особенного - беленькое ситцевое платье с красными маками, поверх него зелёный фартук на тесёмках, карманы которого топорщились беспорядочно от содержимого. Только волосы у неё кукольные и глаза...фарфоровые какие-то.
- Физкульт-привет болеющим. Я - Дара. А ты, значит, Илья. Будем знакомы, сейчас немного вас подлечу, завтра как новенькие будете.
До того, как удивленный мальчик успел что-то сказать, в полураскрытый рот ему отправили ложку с ужасно мерзким содержимым. Ещё бы, вряд ли вкус рыбьего жира можно спутать с чем-то другим. Влад при виде страдающего друга тоже скривился и поспешил отвернуться от злополучной ложки, пока та же участь и его не настигла. Девчонка на такое невежество надулась, но, как ни странно, заговорила ласково:
- Влад, ну пожалуйста, не упрямься. Всего ложечку-то, лечиться же надо.
- Вот ещё, я и сам прекрасно выздоровлю, без тебя. Сколько раз говорить - мне женская помощь ни к чему! - Ну конечно, везде, где одни только глупые безрассудные идеи и детские выходки, женская помощь ни к чему. Вон, заболеть ты и без меня сумел. Открой рот немедленно!
- Да ни за что. Сама пей эту дрянь. Меня же немедленно стошнит. Угадай, на кого?...
Илья едва сдержал нервный смешок - кажется, скандалом попахивает. Хотя, девчонка очень даже непромах, вот так запросто воевать с Владом - да тут же никакого терпения не напасёшься. В результате, после долгой перебранки и обмена "любезностями" рыбий жир был проглочен - величайшая уступка женской половине человечества. Дара победно дирижировала ложкой, Влад хмуро ( но гордо) смерял свою мучительницу взглядом.
- Я, разумеется, всё понимаю: сложности отношений, первая любовь и бла-бла-бла, но можно уже закончить с лечением-мучением на сегодня? Я спать хочу. - не выдержал Илья, в первые секунды ему в голову пришла мысль о том, что после подобных заявлений обычно долго не живут. Потому что под таким испепеляющим взглядом как-то неуютно, неудобно даже дышать.
- Вишня, ты сдурел, какая еще первая любовь?! Да я тебя..!
- Оба дураки! Ненавижу вас! - Дара покраснела до кончиков ушей и выбежала из комнаты, громко хлопнув дверью ( ну а как же еще).
- Я что-то не то сказал?
- Для начала, ты нёс полную чушь. Да и какая разница, мне вообще всё равно. Просто если не хочешь получить в нос, больше меня не зли всякой ерундой.
Влад передернул плечами и развернулся на другой бок, спиной к Илье.
- Но ведь она расплакалась, это не очень хорошо для девчонки. Обиделась, наверное...
- Если она тебя так волнует, можешь пойти и извиниться. Насколько мне известно, Дара не любит, когда её жалеют. Просто надутая высокомерная выскочка.
- Уж кто бы говорил на твоём месте...
Разговор был исчерпан. Когда восковая свечка догорела и потухла, маленькую комнатку заполнили лунные отблески. Где-то в саду стрекотали музыканты-сверчки. Несмотря на слабость и усталость, сон никак не шел. Так бывает часто: знаешь - спать нужно, а не можешь, лежишь и смотришь в потолок, и думаешь о чем-то , думаешь...начиная от глобальных проблем общества, численности уссурийских тигров и заканчивая тем, отчего слоники летать не умеют и какого размера им нужны крылья, чтобы бедняги смогли подняться в воздух и осуществить свою детскую скромную мечту. Нескончаемый поток гениальных мыслей Ильи был бесцеремонно прерван наглым шуршанием. Шуршание исходило откуда-то из углов, прямо из-под потолка - тихонькое и настырное. Такой звук получается, если по дереву часто-часто водить грубой щеткой. Через минуту Илье надоело напрягать зрение в попытках хоть что-нибудь рассмотреть, и он встал аккуратно с постели. Странно, теперь казалось, будто в углах копошатся маленькие черные комочки... - Любопытство когда-нибудь меня погубит. -Бурунул мальчик сам себе и забрался на подоконник. Когда его рука потянулась к стене, темнота в углу зашевелилась, заворочалась и вдруг - моргнула глазами. Да, это несомненно были самые настоящие глаза, крохотные, блестящие глаза, как маленькие белые всышки. В таких ситуацих никогда не знаешь, орать тебе во всё горло или ещё немножечко понаблюдать - решение сложное, но вполне реальное. Илья вот, например, всегда выбирал второе. Поэтому он привстал на носочках и раскрыл ладонь, заговорил шепотом:
- Эй, идите сюда...вы кто? Давайте знакомиться.
Темнота ненадолго задумалась, но всё-таки на ладошку спустилась - удивительное ощущение, мягкое и теплое, как если дотронуться до кошачьего меха. Оказалось, что темнота и не темнота вовсе, а несколько черных лохматых шариков - и каждый из них удивленно моргает, время от времени легонько пинаясь тонкими длинными лапками, похожими на паучьи. Вот это да! Кому расскажи - не поверят.
Илья улыбнулся и погладил пальцем одного из странных существ. Шарик зажмурился, принялся довольно шуршать.
- Вы, ребята, наверное, тоже какая-нибудь нечисть. Кто б мог подумать, что нечисть бывает такой милой. Милаааахи... - засюсюкал Илья, умиленный видом черных комочков. Но послышались чьи-то шаги у двери - через мгновение в комнате появилась Дара, застав мальчика в довольно глупом положении: стоя на окне, с вытянутой рукой и пустой ( абсолютно пустой, что удивительно было для него самого) ладонью.
- Всё совсем плохо или ты просто дурак?
- А..нет. Я тут это, вообщем...лунатик я. Сама что здесь забыла?
Илья поспешно уселся на кровать и замер в одной позе, изредка косясь в угол комнаты.
- Да ничего, просто дедушка просил проверить, как вы. Ну раз всё в порядке, то я пойду. И ещё, мой тебе совет - не суй свой нос, куда не следует...
И Дара ушла.
А мальчик долго потом сидел и смотрел то на свою ладонь, то в угол комнаты, в темноту - он никак не мог понять, приснилось ли ему это или же было на самом деле.