Спектакль окончен.Глава 3.
Спектакль окончен.
10 мая 1998 года.
Все происходило слишком быстро. Воспоминания были еще чересчур болезненными для каждого в волшебном мире. Больно было просто стоять здесь, на заднем дворе еще не до конца восстановленной школы.
Сегодня пришло слишком много людей, много больше, чем Гарри надеялся увидеть. Кингсли отказался от никому не нужных вступлений и предисловий, понимая, что всем хочется как можно быстрее закончить и разойтись по домам, скорбя и оплакивая ушедших. Однако министру приходилось делать долгие паузы, раздавая первые награды.
— Мисс Полумна Лавгуд, — зачитал он с небольшого пергамента. — За храброе участие в боях против Пожирателей Смерти и Волан де Морта, за участие в Ордене Феникса и Отряде Дамблдора. Награждается Орденом Мерлина Первой Степени. Присуждено звание «Национальный Герой».
Луна взглянула на него, словно удивленная тем, что услышала свое имя, пожала плечами и осторожно начала прокладывать себе путь через толпу, собравшуюся под открытым небом. Она быстро и легко взбежала по ступенькам на сцену, в спешке возведенную представителями министерства. Коротко пожала руку министру и остановилась, когда он символически и почти что трепетно повесил медаль ей на шею. Послышались короткие аплодисменты, а в первом ряду кто-то презрительно фыркнул. Затем Луна вернулась и заняла свое место рядом с Джорджем, взяв его за руку. Или, вполне возможно, это он чересчур крепко сжал ее локоть.
— Мистер Невилл Долгопупс, — произнес, немного помолчав и откашлявшись, Кингсли. — За верность и стойкость, за преданность и ответственность, за лидерство в Отряде Дамблдора и за противостояние Волан де Морту. Орден Мерлина Первой Степени и звание «Национальный Герой».
Бабушка Невилла, Августа, просияла, глядя, как ее внук поднимается наверх, и захлопала громче всех, когда Кингсли повесил медаль ему на шею.
Затем настала очередь Джинни, и Рон почти улыбался, когда министр хвалил его сестру за то, что она нарушала общественное спокойствие, когда Керроу «владели» школой. Было вполне очевидно, что Гермиона едва сдерживала слезы, тогда, как в свою очередь Аберфорт Дамблдор («…сопротивление…», «…находчивость…», «…помощь…»), все профессора Хогвартса («…с непоколебимой верностью выводившие школу из тьмы в свет...») и остальные члены Ордена Феникса получали свои награды. Затем настал черед вручения посмертных званий. Самый тяжелый момент, которого все ожидали с волнением и тревогой.
Кингсли снова откашлялся, показывая, как сложно ему было произносить следующие слова. Он с искренним сожалением взглянул на собравшихся, глубоко вздохнул и произнес:
— Не все мужество признается со временем. Многие из самых смелых людей, которых мне только посчастливилось знать, отдали свои жизни за мир волшебников и магглов. Многие из здесь присутствующих потеряли кого-то: отца, мать, брата, сестру или друга. Некоторые потеряли родителей, некоторые — детей. И это ужасно — терять своих родных. Нимфадора и Римус Люпин, — продолжил он, с трудом находя слова, — члены Ордена Феникса, ушедшие в честном бою, положившие все свои силы и всё свое мужество в последней битве... Победившие в этой войне... Награждаются званием «Национальные Герои»... — он снова вздохнул и закончил:
— Посмертно, — министр посмотрел на толпу, встречая открытые и слегка взволнованные, печальные взгляды. — Андромеда Тонкс получит их награды.
Андромеда кивнула и подошла к министру. Ее глаза были влажными от слез, но она гордо подняла голову, принимая медаль от Кингсли.
— Профессор Альбус Дамблдор, ранее имеющий Орден Мерлина Первой Степени за бесчисленные заслуги в магическом мире, член Ордена Феникса, внесший большой вклад к поражению Волан де Морта. Почетное звание «Национальный герой», медаль, которая будет оставаться в Хогвартсе вместе с его портретом...
— Мистер Аластор Грюм, также известный как «Грозный Глаз». За великолепную работу аврора многие годы и сохранение жизни Гарри Поттера. Орден Мерлина Третьей Степени.
Флер глухо всхлипнула и сильнее прижалась к Биллу, Гермиона едва сдерживала рыдания, прикрывая рот рукой. Гарри выглядел подавленным и удивленным. Рон ничего не понимал. Какая, к дракклам, «Третья степень»? Да он заслуживает Первой! Невилл поймал непонимающий взгляд Джинни. Однако Кингсли продолжал.
— Мистер Фред Уизли. За верность и преданность Гарри Поттеру, бесконечное чувство юмора даже перед лицом опасности и нескончаемое мужество, проявляемое вплоть до самой смерти. «Национальный Герой» и Орден Мерлина Первой Степени. Джордж Уизли, огромная просьба получить медаль брата.
Джордж не сделал ни единого шага, словно и не слышал, как Кингсли раза три назвал его имя.
Луна легонько подтолкнула его к выходу. Он и сам не понял тогда, как ему удалось подняться по ступенькам и оказаться лицом к лицу с министром. Джордж заставил себя тихо принять медаль и медленно спуститься по ступенькам. В этот момент ему отчаянно хотелось закричать, зарыдать и убежать ото всех как можно дальше. Но он лишь молча отделился от остальных и стал в стороне рядом Луной, которая положила руку ему на плечо и тихо забормотала слова утешения.
— Мистер Регулус Блэк, — при этих словах Кингсли Гермиона подняла взгляд и краем глаз взглянула на Гарри. — За своеобразную борьбу с Волан де Мортом. Мистер Сириус Блэк, — Гермиона заметила замешательство, проявившееся на лицах собравшихся. — За помощь и храбрость, за верность магическому миру и за отданные жизни. Гарри Поттер и Андромеда Тонкс получат их награды.
Гарри осторожно высвободил свою руку из ладошки Гермионы и шагнул вперед, чтобы получить награду за крестного. Кингсли склонился над ним на пару дюймов и прошептал что-то на ухо. Что-то, чего никто не расслышал.
— Профессор Северус Снейп, — продолжил Кингсли после того, как все затихли. — За смелое, отчаянное шпионство в пользу Ордена Феникса в течение целых восемнадцати лет. Орден Мерлина Первой Степени, — он сделал короткую паузу, — вместе с портретом будет храниться в кабинете директора.
— И, наконец, мисс Гермиона Грейнджер, мистер Рон Уизли и мистер Гарри Поттер. За мужество; за храбрость, выявленную не по годам; за огромный риск, проявленный в борьбе против Волан де Морта и за освобождение волшебного мира от зла. Орден Мерлина Первой Степени для каждого...
«Гриффиндорское трио» быстро поднялось на сцену, все трое с достоинством и честью приняли награды, прослушали долгую речь министра, прежде чем смогли вернуться на свои места. А Кингсли все продолжал и продолжал произносить, казалось, бесконечные благодарности. Ни одному человеку уже не было до этого никакого дела. Джордж, например, не услышал своего имени во время выступления министра и только благодаря пинку в спину от Луны выпрямился и непонимающим взглядом уставился на девушку, словно не понимая, где находится.
— Два дня назад мы возвели памятник в память всех погибших, — произнес Кингсли, закончив награждение и захлопнув папку с именами. — Они храбро сражались, борясь не только за свою жизнь, но и за жизнь каждого из нас. Они боролись даже тогда, когда надежда покидала их, они боролись, когда, казалось, бороться было уже не за что. Они сражались, чтобы спасти не только себя и свои семьи, но и весь магический мир. Они были нашими друзьями, нашей семьей, но прежде всего они были Героями. Героями, какими мы их запомним...
Это была красивая, лишенная излишней слащавости и напыщенности речь. Еще красивее ее делал тихий, глубокий голос Кингсли, звучавший необычайно вкрадчиво и доверительно. Если бы эта речь произносилась им при любых других обстоятельствах, толпа взорвалась бы бурными аплодисментами, но сейчас Кингсли почти никто не слушал, а если и слушал, то не слышал. Никто не мог позволить себе обращать внимания на что-либо другое, кроме душераздирающего горя и всепоглощающей боли. Были слезы, были цветы, были черные плащи и затянутые в черные перчатки (несмотря на весеннюю, почти летнюю жару) руки. Везде — ничего, кроме сплошного черного цвета. Везде, за исключением Луны, одетой в ослепительно-белые одежды, словно единственный солнечный луч среди непроглядного моря тьмы. Она привлекала обиженные и возмущенные взгляды многих присутствующих, но, казалось, не замечала этого, стоя поодаль, высоко подняв голову и внимательным взглядом глядя на Кингсли. Возможно, она одна его слушала. Может быть, Гарри тоже слушал. Он прямо стоял рядом с высоким обелиском с высеченными именами умерших (одно слово «умершие» заставляло его вздрагивать). Лицо Поттера было бесстрастным. Многие бы даже сочли его бесчеловечным, но это было совершенно не так. Он чувствовал слишком много боли, но не мог позволить показать ее на всеобщее обозрение. Его взгляд так часто блуждал по сцене, постоянно возвращаясь к ним, своим друзьям. Своей семье...
Невозможно было сказать, на кого именно он смотрел. Вполне вероятно, на Джинни, однако вся семья Уизли так тесно сгрудилась друг возле друга, что разобрать наверняка было невозможно. Он мог бы с тем же успехом смотреть на Перси или же Флер. Гермиона и Рон стояли рядом, по обе стороны от него, словно поддерживая, если бы парню вздумалось упасть в обморок.
Гарри уже давно произнес свою речь. Это, вероятно, было очень прекрасно, но он никак не мог вспомнить, что именно говорил. Он помнил только, что постоянно благодарил — и умерших, и живых.
Мысли путались в голове...
Неужели со смерти Фреда прошла всего неделя? Время тянулось медленно. Каждый день без него был мучительно долгим. Да и не только без него. Без всех погибших.
Он стоял неподвижно в тишине очень долго. Казалось, что прошла целая вечность, прежде чем он неторопливо переступил с ноги на ногу и потянулся, разминая затекшие суставы.
А потом Гермиона сделала пару шагов вперед и громко заговорила — не так громко, как Кингсли, но ее голос легко проносился над толпой.
— Спасибо всем семьям, которые согласились помочь, которые потеряли так много в этой войне. Все погибшие с почетом похоронены здесь, на территории Хогвартса.
Ее голос звучал неуверенно, но слова были искренними. Лишенные метафор, они шли, будто от самого сердца девушки.
— Мы никогда о них не забудем. Каждое поколение волшебников, которое приедет сюда, будет помнить их имена, — она улыбнулась печальной улыбкой и смахнула слезинку со щеки. — И может быть, о них еще услышат на уроках истории магии.
Почему именно это предложение сломило Джорджа? Он смог выстоять, когда свои речи произносили Гарри, Рон и Кингсли; сумел устоять даже тогда, когда Рон быстро заморгал, чтобы скрыть слезы. Но эта короткая, прямая речь Гермионы, словно ножом, проникла в его сердце. И ее последнее предложение — было ли оно шуткой? Всю свою жизнь он провел в шутках, они были любимым занятием для них, для него и для Фреда. Неужели теперь он будет их ненавидеть? И почему он, черт побери, плачет?
— Джордж, — тихо произнесла Луна. — Мне больно...
Он немного глуповато рассмеялся и выпустил руку девушки.
— Извини.
— Джордж... — она немного помолчала, собираясь с мыслями. — Гарри одолжил мне свой плащ. Я подумала, что он может пригодиться. Пойдем, его хватит на нас двоих. Никто не заметит.
Она осторожно вывела парня из толпы, протянув ему черный, огромных размеров плащ. «Неужели это Гарри по размеру?» — подумалось Джорджу, когда он набросил его на них обоих.
— Его похоронили вон там, — тихо произнесла Луна, кивком головы указывая в сторону Запретного Леса.
— Я знаю.
Он специально попросил, чтобы его похоронили именно в Лесу. Вся семья настаивала на «выгодном» месте рядом с озером, но Джордж был неумолим. Фред хотел бы этого. Вечное нарушение правил — ему бы понравилось. И, помимо этого, никто больше не был там погребен. Джордж не хотел бы видеть еще кого-то, посещая брата.
Они с Луной дошли почти до самого края леса. Девушка остановилась в поисках могилы, но Джордж потянул ее за руку.
— Дальше, — прошептал он. — Ты можешь остаться здесь, если хочешь.
Она ничего не ответила, и он понял, что Луна проследует за ним. Было странно, что после окончания войны она не оставила его, как это сделали остальные, бросив один на один со своим горем. Джордж полагал, что это Джинни попросила Луну не бросать его. В принципе, он был не против ее присутствия. Луна утешала его, хоть и весьма своеобразным образом. Она не пыталась заставить его говорить о Фреде, не разговаривала с ним таким тоном, словно он был сумасшедшим, словно боялась, что он сейчас взорвется. Нет, она была другой. Она
действительно его поддерживала.
Война и лишение свободы оставили на ней свой отпечаток. Как и предательство отца, его готовность выдать Гарри Пожирателям. Девушка не хотела даже слышать ничего о том, что все это было сделано ради нее.
Ее грязные, некогда такие необычно светлые волосы окончательно запутались, выглядели крайне неопрятными и неухоженными, серые глаза были полны неземной грусти, а выражение лица — усталым. Белое одеяние — единственная вещь, возвращавшая Луну к привычной диковинности. Сейчас на ней не было ее редькового ожерелья или спектрально-астральных очков; она, несомненно, изменилась, хотя для Джорджа все так же осталась чудаковатой Полумной Лавгуд, непонятным образом попавшей на Когтевран.
По тихому всхлипыванию Луны он понял, что они пришли.
Мемориальная доска была сделана из золота и бронзы — большая и блестящая с выгравированными словами:
«Фредерик Гидеон Уизли.
Сын Молли и Артура Уизли.
1 апреля 1978 — 2 мая 1998
Abiit nemine Salutato»
— Это не может быть могилой Фреда, — тихо произнесла Луна, устремив на парня глаза полные слез.
— Что ты имеешь в виду?
— Это очень грустно, — так же шепотом продолжила она. — Он ушел, не попрощавшись... Фред не хотел бы видеть эту надпись на своей могиле. Ты же знаешь, что не хотел бы...
Это было правдой. Фред возненавидел бы его. Латынь была типичной для могил чистокровных волшебников — серых и чопорных. Фред никогда не хотел бы стать таким. Даже после смерти.
— Это Джинни решила... — произнес он, почти оправдываясь. Луна вдруг опустилась перед могилой на колени и вытянула из кармана палочку. Тихо она начала выводить новые слова, прямо под латинскими. Джордж хотел остановить ее, но что-то заставило его замереть на месте, наблюдая за уверенными движениями девушки.
Наконец, Луна выпрямилась и с гордостью взглянула на свои руки. Теперь в дополнение к бессмысленным словам вначале Джордж мог прочитать новую строку:
«Acta est fabula, plaudite!» — «Спектакль окончен, аплодируйте!»
Фред некоторое время изучал латынь — единственный предмет, к которому он относился по-настоящему серьезно, так как с его помощью можно было придумывать новые заклинания. Джордж сидел вместе с братом, когда тот штудировал книги и учебники, поэтому понял, что именно Луна написала на надгробии. К тому же, это была довольна известная цитата. Смешно и в то же время немного мрачновато — как раз в стиле Фреда. Джордж даже пожалел, что ему самому не пришла в голову эта идея.
— Спасибо... — словно откуда-то издалека услышал он свой собственный голос, пустой и бесцветный, совсем чужой. Затем медленно склонил голову, рухнул на колени и отчаянно, глухо, словно раненное животное, зарыдал. Маленькая ручка Полумны легко, почти невесомо опустилась ему на плечо.
Спектакль окончен...
Фред мертв, а Джордж остался совсем один.
Acta est fabula, plaudite!
