Глава 3. Себастьян Моран, полковник британских колониальных войскПассажиры злополучного дирижабля дожидались нас в кабинете начальника вокзала, однако же мистер Холмс решил вначале осмотреть место убийства.
«Георг Первый» не был особенно большим дирижаблем, поэтому использовал стандартную причальную мачту. Я почти против воли вспомнила своё путешествие на «Оронтесе» и содрогнулась: суета, царившая во время подлёта гиганта к воздушному вокзалу, была сопоставима с паникой, возникающей при средней руки бомбардировке. Чтобы «Оронтес» и ему подобные левиафаны могли причаливать хотя бы в основных воздушных портах, там соорудили специальные мачты, возносящиеся над прочими, подобно ливанским кедрам, царящим среди выгоревших трав.
Пассажирский лифт, натужно скрипя лебёдками, вознёс нас наверх, дежурящий на мачте полицейский браво отдал честь, и мы ступили на борт «Георга Первого».
Каждому пассажиру полагалась здесь отдельная каюта, но для супружеских пар, желавших путешествовать совместно, существовало несколько кают, соединённых неприметными дверьми. Именно такую выбрал для себя Мартин Морстен, желавший провести время с сестрой.
Даже в элитном дирижабле каюты были не слишком большими, еле-еле вмещающими двуспальную кровать, небольшой гардероб, умывальник и раскладной столик, пользоваться которым предполагалось, не вставая с постели. Для развлечений путешествующих существовали обзорный зал и уютный ресторан.
Первым делом мистер Холмс зачем-то потребовал отвести себя в две соседние каюты. Как он сам объяснил, «чтобы впоследствии сравнить впечатления». Признаться, ни я, ни Лестрейд не поняли этой причуды детектива, но спорить не стали. В каждой из кают по соседству Холмс пробыл не дольше пары минут. Наконец, он закончил свои загадочные дела и объявил, что готов осмотреть место преступления.
Стюард распахнул перед нами дверь в последнюю обитель Морстена. Юноша изо всех сил старался не глядеть на открывшееся перед нами зрелище, и я его вполне понимала.
Казалось, в каюте побывал сумасшедший мясник. Тело — точнее, его останки — уже убрали, аккуратно очертив мелом расположение зловещих находок. Однако бурые потёки крови, заливавшие кровать, пол, ковры на стенах и потолок, произвели сильное впечатление даже на меня, человека, казалось, вполне привыкшего к виду насилия и его последствий.
— Убийца что, решил выпить всю кровь? — недоумевающее нахмурился Лестрейд, тайком пряча в карман флакончик с нюхательными солями. Я предположила, что бравый сыщик приготовил их для меня, и неожиданно умилилась: джентльмен всегда остаётся джентльменом.
— Скорее, разлить, — усмехнулся Шерлок, решительно шагнув в комнату. Помешкав, я последовала за ним. Последним в каюту зашёл Лестрейд, предварительно отпустивший стюарда. Тот благодарно кивнул и едва ли не вприпрыжку умчался по коридору.
— Жаль, что вы убрали останки, я хотел на них взглянуть, — заметил Холмс, склоняясь над кроватью с лупой. Лестрейда передёрнуло:
— Ещё налюбуетесь. Они перенесены в морг местной больницы. Доктор Уотсон... тоже желает посмотреть на покойного?
— Желает, — твёрдо сообщил Холмс, на миг лишив меня и мистера Лестрейда дара речи. Деваться было некуда: я утвердительно кивнула.
Говоря по правде, мне не казалось, что познания военного врача помогут больше, чем профессиональное суждение судебного медика. Однако если мистеру Холмсу так кажется... его взгляду на данный вопрос обычно доверяла даже полиция, и кто я такая, чтобы возражать?
— Кстати, мисс Уотсон, — Шерлок внимательно осматривал бурые пятна на ковре, — при каких обстоятельствах, по вашему мнению, кровь может разливаться столь активно?
Я огляделась вокруг:
— При повреждении шейной артерии, в случае, если пациент... то есть, жертва, агонизируя, разворачивает рану из стороны в сторону. Кровь уже засохла, поэтому выяснить, артериальная ли она, нет никакой возможности. Потолки тут низкие, могло и долететь. Но если честно...
— Да, мисс Уотсон?
Подумав, я всё-таки решилась высказать мучившую меня мысль:
— Как-то... многовато разлито по стенам даже для подобного ранения. Нет, я не исключаю описанной мною только что ситуации, наоборот, считаю её самой вероятной. Однако если говорить о совершенно фантастических допущениях, то у меня такое чувство, будто преступник возил по коврам и потолку окровавленным трупом...
Лестрейд скривился. Шерлок Холмс, напротив, серьёзно кивнул.
— Но для этого необходим свежий труп, не так ли?
— Смотря что считать свежим. Попробуйте взять говяжий стейк с ледника и покатать его по столу. Просто нужен доступ к сырому мясу, до конца не обескровленному.
Разговор начал утомлять меня, он казался нелепым и, откровенно говоря, безумным. С каждой секундой моё нахождение здесь представлялось мне всё менее и менее обоснованным, а явное удовлетворение, написанное на лице мистера Холмса начало всерьёз раздражать.
— Хорошо. Последний вопрос — вам, инспектор: здесь все вещи капитана Морстена?
— Мы ничего не трогали, Холмс. Согласно описи, переданной капитаном «Георга Первого», Мартин Морстен сдал в грузовой трюм два больших саквояжа и картонную коробку. Стюард, дежуривший в Люксембурге, утверждает, что при посадке у убитого была, — Лестрейд снова сверился с блокнотом, — небольшая кожаная сумка с замысловатыми узорами и лёгкий ручной чемоданчик.
— Очевидно, вот эти, — Холмс кивнул наверх, туда, где в подвесной сетке раскачивались упомянутые Лестрейдом предметы. Этнические индийские орнаменты, которыми была украшена сумка, я узнала сразу.
— Скорее всего.
— Давайте достанем их, инспектор, и поглядим, что там.
«Там» не оказалось ничего особенного. Носильные вещи, несколько бутылок с кокосовым крепким спиртным напитком — фенни (на мой вкус, редкостная дрянь), зубной мел и щётка, грубое мыло... Запасные перчатки, завёрнутые в хрустящую коричневую бумагу. Почему-то мистер Холмс крайне ими заинтересовался. Две пары носков, приказ о зачислении в Бангалурский полк...
— Он ехал вместе с полковником Мораном, — я сама не поняла, как сказала это. Лестрейд остро глянул на меня:
— Так и есть, мисс Уотсон. Он сопровождал полковника и его супругу, пока те катались по Европе.
— А они катались? — я спросила и тут же поняла, насколько глупым был мой вопрос. Разумеется, ведь «Георг Первый» прилетел из Люксембурга! Вряд ли существует прямое воздушное сообщение между Люксембургом и Индией.
— О, да. — Лестрейд задумчиво кивнул, снова проверив блокнот: — Из Калькутты они добрались до Палермо, откуда проследовали до Неаполя и Рима на почтовых каретах. Затем отправились в Швейцарию: Женева, Берн, Цюрих. Далее — железной дорогой до Люксембурга, и затем пересели на «Георга Первого». Полковник Моран объяснил свой маршрут тем, что хотел показать жене Европу.
— Странные же места он выбрал для показа, — хмыкнул мистер Холмс, разглядывая военную форму и гражданский костюм, висевшие в гардеробе. Боже правый, кровь была даже здесь! — Где Венеция? Где Париж, Вена, Баден-Баден, в конце концов?
— У полковника могло оказаться множество причин для того, чтобы избрать подобный маршрут, — пожал плечами Лестрейд. Шерлок Холмс кивнул, и сыщики обменялись многозначительными взглядами.
— Капитан Морстен ехал вместе с полковником Мораном из самой Индии, — казалось, Холмс просто размышляет вслух. — Достаточно необычно для юноши не слишком обеспеченного. Да-да, я помню, он разбогател в Индии, но всё же...
— Полковник утверждает, что они с капитаном стали довольно близкими друзьями, — сообщил Лестрейд. Я удивлённо поглядела на полицейского инспектора. Моран и Морстен? Да уж, мой командир за последний год сильно изменился. Взял в жёны индуску, подружился с юношей, ровным счётом ничего из себя не представлявшим... Что-то во всём этом казалось мне фальшивым — так колышутся края у пустынных миражей, не позволяя полностью довериться их заманчивым картинам.
— Давайте, наверное, расспросим самого полковника, — решительно предложил Шерлок Холмс. Лестрейд согласился, и мы вышли, наконец, из залитой кровью каюты.
Как я уже упоминала, пассажиры ожидали своей участи в кабинете начальника вокзала. Когда мы зашли туда, викарий разговаривал с банкиром, супруга банкира развлекалась просмотром какого-то журнала, а полковник задумчиво разглядывал через окно основания причальных мачт, чьи верхушки терялись в ночном небе. Его жена сидела в кресле рядом, неподвижная, словно языческая статуя. Возможно, кто-нибудь, настроенный более поэтически, сравнил бы прекрасную индуску со статуей Мадонны, однако в этом действительно красивом лице я не увидела ни смирения, ни доброты — лишь безграничное спокойствие, свойственное, скорее, факирам, нежели женщинам.
Жена полковника Морана была хорошо сложена — худощава по меркам индийцев, однако британец не нашёл бы в её фигуре никаких изъянов. Её узкое лицо с огромными, почти нечеловеческими глазами, изящным прямым носом и маленьким, твёрдо очерченным ртом — верхняя губа чуть шире и полнее нижней, — обрамляли роскошные чёрные кудри, разделённые на пробор и заплетённые в косы, уложенные вокруг головы по последней моде. Голову покрывала полупрозрачная вуаль, напоминавшая обычный на её родине женский платок-орхну. По головному пробору змеилась традиционная индусская тика: цепочка из металла белого цвета, спускавшаяся на лоб подвеской в виде лотоса. Одета индуска была в обычное дорожное платье богатых британок: узкое, песочного цвета, с небольшим турнюром. Подобное эклектичное сочетание европейского наряда с экзотикой должно было, наверное, казаться вульгарным, однако миссис Моран даже в своей неподвижности выглядела настолько естественной, что несоответствие воспринималось, как некая изюминка этой необычной женщины, и не более того.
Обращало на себя внимание массивное шейное украшение, никак не подходящее к наряду: колье, скорее напоминавшее ошейник. В нём багровел рубин, слишком большой, чтобы быть настоящим. При виде этого колье меня бросило в холодный пот. Я хорошо помнила подобные вещички, пускай и не столь изысканные. И помнила, на чьи шеи они обычно надевались.
Я тут же посмотрела на руки индуски. Так и есть: перчатки, необычайно крепкие для женских, с серебряными накладками на пальцах. Из-за них кисти рук казались чересчур крупными, некрасивыми. Но предосторожность вполне понятна, учитывая, что ногти ракшасов ядовиты.
Итак, мой полковник женился на ракшаси.
Занятно. И многое объясняет. Если кто-то из аборигенок земель, колонизированных британской короной, и мог удержать при себе этого неистового мужчину, то только людоедка.
Н-да, пожалуй, я не жажду услышать о процессе ухаживания.
Ошейник тоже становился понятным: он удерживал ракшаси от превращений. Бангалурские головорезы знали этот способ частичного обезвреживания ракшасов ещё до того, как я перешла служить в их полк. И вполне логично, что Моран предпочёл красотку-индуску истинному облику людоедки: кому охота иметь дело с поросшим волосами чудовищем на две-три головы выше тебя самого, с висящими до живота грудьми и самим животом, болтающимся где-то в районе колен? У многих ракшасов две или больше голов, на которых светится алым один-единственный глаз, зато все головы обладают здоровенными пастями с потрясающим набором зубов: многие головорезы щеголяли ожерельями из острых ракшасьих клыков. Людей эти бестии находят прежде всего вкусными, однако я слыхала о смешанных браках. Сама мысль о чём-то подобном наводила на меня дрожь, но... осуждать — не моё дело.
При виде полицейского инспектора священник и банкир дружно бросились к нему, одновременно умудряясь браниться, сетовать на несправедливость жизни и умолять поскорее отпустить их по своим делам. Полковник же прежде всего обратил внимание на меня. Брови его поползли вверх, и он подошёл, чётко по-армейски щёлкнув каблуками и склонившись над моей рукой. Впервые Моран отметил, что я женщина... Впрочем, мы в Британии, и, как я и предполагала, в полковнике проснулся джентльмен.
— Приветствую, доктор Уотсон. Вот уж и впрямь неожиданная встреча. Работаете теперь в полиции?
Костюм сидел на полковнике Моране, как влитой, однако меня не оставляло глупое, в сущности, ощущение: всё неправильно. Он должен носить форму. А сейчас... в голову лезли неуместные сравнения: в гриву льву заплели розовые бантики. Или горная лавина поросла цветами, сходя с вершин.
— Нет. Меня пригласили... пригласил частный детектив, которого привлекла полиция. Честно говоря, сама не понимаю, зачем.
Моран усмехнулся. Видимо, у него сложилось определённое мнение о моём присутствии здесь, однако высказывать его полковник не собирался. Вместо этого мой бывший командир учтиво подвёл меня к своей супруге и представил:
— Джиотсана, моя вторая — и лучшая — половина. Свет души моей, позволь представить доктора Уотсон. Я рассказывал тебе о ней.
Ракшаси спокойно и без колебаний вскинула на меня взгляд тёмно-карих глаз и произнесла с лёгким акцентом:
— Добрый вечер, доктор Уотсон. Я действительно много о вас слышала. Мой муж собирался жениться на вас по приезде в Англию.
Сказать, что я онемела от изумления — не сказать ничего. Боюсь, вид у меня был самый нелепый, я могла лишь беспомощно хватать ртом воздух. Полковник добродушно рассмеялся:
— Была такая мысль, чего уж там, доктор. Вам уже рассказали о завещании моего дорогого отца?
Я судорожно кивнула.
— Ну, вот. Вы подходили лучше остальных — не глупы, по крайней мере, и заняты делом, а не вяжете все эти... — Моран попытался, видимо, подобрать пристойное слово, не сумел и махнул рукой. — Но через несколько дней после вашего отъезда я... познакомился с Джиотсаной, и подумал: чёрт подери, да обойдусь как-нибудь! Я настолько богат, что сам могу написать какую-нибудь глупость в завещании. Заставить, например, наследников каждое утро залезать на дерево и петь оттуда гимн Британии, или ещё чего выдумать. Вот и женился... как завещали поэты: по любви.
Губы полковника усмехались, но глаза смотрели холодно и пронизывающе. Теперь я была в стане возможных противников, и вести себя со мною Моран собирался соответственно.
— Я... понимаю. И поздравляю вас с браком. Надеюсь, вы будете счастливы.
— Мы уже счастливы, доктор. Спасибо... за понимание.
Кое-как собравшись с духом, я выдавила из себя улыбку и отошла к Шерлоку Холмсу. Инспектор Лестрейд сумел, наконец, восстановить порядок и предоставил привезённому частному детективу провести допрос. Начал Холмс с банкира, поскольку его супруга уже начала проявлять признаки грядущей истерики. Допрос проходил в соседней комнате, и мне было разрешено присутствовать.
Мистер и миссис Хейзелден походили на друга, как и должны походить супруги. Оба достаточно полные, но не толстые; оба в дорожной одежде приглушённых тонов... Даже их лица отмечала некоторая схожесть. И ответы их на вопросы Холмса были практически одинаковыми. В основном они сводились к тому, что супруги проводили время в каюте, в ресторане либо на смотровой площадке. Нет, ничего не слышали. Нет, ничего странного не видали. Разве что супруга полковника... вы доверяете этой индуске? Очень подозрительная личность, а от этой её невозмутимости прямо веет угрозой. Это неспроста! Наверняка она колдунья, очаровавшая бедного полковника!
Даже зная, кто такая миссис Моран, я ощутила прилив раздражения. Подобные рассуждения казались мне несносными. Да, ракшасы действительно были созданиями магическими, однако любовных зелий не варили, и «околдовывание» с их стороны заключалось, скорее, в насылании болезней и сумасшествия. Да, Джиотсана наверняка ела человеческое мясо (о чём я не собиралась рассказывать достойной супружеской чете), но вряд ли делала это во время путешествия на «Георге Первом». А подозревать человека лишь на основании того, что он иной расы, недостойно и банально невежливо.
Джиотсана... Это имя переводилось как «лунный свет». Ракшасы часто давали своим дочерям имена, связанные с Луной, а также богинями Кали и Чанди. Если бы я увидала миссис Моран в её истинном обличье, то, наверное, сумела бы сказать, к какому племени этого народа она принадлежит. А так... скорее всего, Джиотсана приняла облик, наиболее приятный полковнику. Она могла превратиться и в голубоглазую блондинку, ей несложно. И, по большому счёту, всё равно.
А ещё ей несложно разорвать человека на куски. Обычного человека — полковник Моран на роль разрываемого никогда не соглашался и весьма успешно протестовал. После его протеста, как правило, оставались мёртвые тела ракшасов.
Но Морстен — не Моран...
Шерлок Холмс тем временем зачем-то показал супругам перчатку бедняги капитана, взятую из каюты. Когда те её дружно не опознали, задал несколько вопросов относительно лорда Рональда.
И я с изумлением узнала, что мисс Мэри Морстен не только общалась с братом, но и флиртовала с Рональдом Адером. «Как последняя вертихвостка», — припечатала миссис Хейзелден, а её муж только скорбно покачал головой. Лестрейд, похоже, удивился не меньше моего. «Но когда она успела?» — осведомился он. Миссис Хейзелден радостно поведала, что во время стоянки в Бродстейрсе на эту парочку «было невозможно смотреть, они нарушали все мыслимые приличия, разве только не целовались», и что впоследствии брат начал встречу с сестрой с увещеваний.
— Впрочем, мистер Морстен чересчур быстро простил непутёвую девицу, да-да, слишком быстро. Я бы преподала юной мисс урок хороших манер!
— Несомненно, — склонил Шерлок Холмс голову, явно скрывая улыбку. Меня же поведение почтенной леди скорее возмутило, чем развеселило. Я понимала: миссис Хейзелден следует поблагодарить за внимательность, но... её ли это дело? Отчасти из-за таких вот болтливых кумушек, твёрдо знающих, что хорошо, а что плохо, мне и пришлось бежать из дома!
Мистер Холмс тем временем поблагодарил свидетелей и уведомил Лестрейда об окончании допроса. Банкира наконец-то отпустили домой, и настал черёд священника. Викарий Саделл был крепким мужчиной, высоким и розовощёким — такими обычно рисуют, скорее, благополучных фермеров или приказчиков из хороших лавок. Серые глаза глядели на мир с любопытством, а губы, казалось, улыбались даже известию об очередном лондонском дожде.
Он тоже не видал перчаток из сумки Мартина Морстена, а насчёт флирта Мэри Морстен и Рональда Адэра ничего толкового сказать не мог. Однако подтвердил, что когда Мэри уединилась с Мартином в каюте, разговор между ними поначалу казался сердитым.
— Я не прислушивался к словам, сами понимаете, — улыбка не сходила с уст викария, — однако они действительно громко спорили. Мисс Морстен даже закричала пару раз. Что-то вроде: «Нет, нет, какой ужас!» — или тому подобное, я не помню дословно. Затем разговор стал куда более тихим, и я совсем переключился на перечитывание собственных лекций. Я ведь уже рассказывал, почему очутился на «Георге Первом», правильно?
Далее почтенный викарий с гордостью поведал, как его пригласили на конференцию в Вестминстер, и настолько ценят его труды, что готовы оплатить такой дорогой дирижабль. Судя по кислому выражению лица Лестрейда, историю эту Уильям Саделл действительно повторял неоднократно.
Относительно полковника и его супруги викарий был поразительно немногословен, отметил лишь, что вряд ли миссис Моран является хорошей христианкой, и он, викарий, сомневается, исповедует ли она Христа вообще. Однако не ему судить прославленного воина, он лишь надеется на исправление индуски, хотя и сомневается в вероятности подобного исхода. Но всё в руках Божиих.
Насчёт убийства почтенный Саделл совершенно ничего не смог сообщить. Кроме описанного им жаркого спора, из других кают он ничего не слыхал. Впрочем, и не прислушивался.
Наконец, вызвали полковника и миссис Моран.
Лестрейд хотел допросить их поодиночке, однако полковник воспротивился, и Шерлок Холмс мягко кинул, прежде чем кипятящийся инспектор успел вставить хоть слово. Мистер Лестрейд резко выдохнул, но промолчал. Спустя несколько секунд буркнул: «Как хотите, Холмс, вам их допрашивать». Шерлок кивнул ещё раз, и разговор был исчерпан.
Поскольку всех остальных пассажиров «Георга Первого» уже отпустили, разговор происходил в кабинете начальника вокзала. Миссис Моран не сдвинулась с места, полковник подставил стул поближе и всем своим видом показывал, что готов защищаться сам и защищать супругу от любых обвинений. Разумеется, подобное поведение не могло не заинтересовать инспектора из Скотланд-Ярда. Шерлок Холмс, напротив, был расслаблен и любезен.
Вопросы он задавал те же, что и раньше. И вновь никто не опознал перчатку. Впрочем, сейчас мистер Холмс слегка поменял формулировку. Он не сказал полковнику, кому принадлежит злосчастный предмет; напротив, спросил, кому, по мнению супружеской четы, перчатка могла бы принадлежать. Полковник лишь пожал плечами. Миссис Моран спокойно попросила дать перчатку ей в руки. Шерлок Холмс любезно исполнил просьбу. Индуска поднесла загадочную перчатку к глазам, чуть расширила ноздри, затем еле заметно пожала плечами:
— Никому. Или мертвецу.
Моран напрягся. Холмс всё так же приветливо поблагодарил женщину, на что та ответила коротким кивком.
Относительно лорда Адера полковник был немного красноречивее. Хотя он и не заметил его ухаживаний за мисс Морстен, но всё же отметил, что «молодой Рональд не пропускал ни одной юбки, независимо от возраста». Мол, бегал даже за банкиршей, и та с радостью принимала его знаки внимания. Я бросила быстрый взгляд на ракшаси: та даже бровью не повела.
Морстена полковник охарактеризовал, как вполне милого, пусть и несколько пустоголового, юношу. И снова меня охватило чувство нереальности происходящего: Моран ни во что не ставил «милых» людей. Особенно пустоголовых. Он либо использовал их, либо жестоко над ними смеялся. Мог и сочетать.
Вывод? Полковник зачем-то лжёт.
Хотя и не во всём. В принимающую ухаживания лорда Адера банкиршу верилось безоговорочно.
Джиотсана на вопросы отвечала неохотно и односложно. Люди явно утомили ракшаси — а может, и разозлили: для дочери этого племени миссис Моран и так проявила редчайшую сдержанность. Капитана Морстена она, по её словам, «едва знала». Нет, он не слишком ей нравился, однако находясь в чуждой стране, плохо зная язык, женщина должна на кого-то опереться, когда супруга нет рядом. Ничего дурного про капитана она сказать не может. Да, с сестрой Мартин Морстен поссорился, едва увидевшись, но с чем это было связано, знает только Небо.
— Не исключаю, что и с лордом Адером, — безразлично вставил полковник. — Этот тип святого умел вывести из терпения.
Я слушала, мысленно делая пометки. Ракшаси тоже лжёт: ей вовсе ни к чему какой-то сопровождающий из «короткоживущего мяса». Интересно: что из этой лжи ей подсказал муж, а что она придумала сама, исходя из наблюдений за здешней жизнью? Ракшасы весьма неглупое племя. Когда-то сам полковник Моран утверждал, будто они не завоевали мир лишь по причине потрясающей лени и патологического нежелания общаться друг с другом. Дескать, случаи их проживания с людьми более часты, чем сотрудничество внутри общины — если, конечно, предположить, что демоны умеют мирно сосуществовать хоть с кем-то. Ну, полковнику виднее: в конце концов он сумел заставить по крайней мере одну ракшаси жить с ним вместе.
Ошейник поблёскивал в свете газовой лампы.
Завершив допрос, Холмс поблагодарил супружескую чету, и они тоже удалились. Полковник бурчал что-то о кэбе, который невозможно найти в такое время, и я его понимала: за окном занимался мутный рассвет, очень хотелось спать. Весь интерес к делу угас, осталось лишь желание лечь в тёплую кровать и провалиться в объятия Морфея.
Обратную дорогу я благополучно продремала. Меня подвезли к работе и высадили перед клиникой Сарагоса-Крик.
