Глава 3. Рождественский балЕсли бы Северуса спросили, какая мантикора его покусала, когда он в год победы над Волдемортом согласился с Флитвиком и ненадолго вернувшейся в Хогвартс МакГонагалл, что в школе необходимо провести праздничный бал, он не ответил бы. Хотя…
Помнится, в качестве повода для отказа Северус говорил, что главный герой торжества Гарри Поттер лежит в коме в больничном крыле. Их же контраргументом было напоминание о том, что на этом возможные жертвы и заканчиваются.
Приведя под стены замка чуть ли не целую армию, в которую входили не только Пожиратели смерти, но и оборотни с великанами, Волдеморт вызвал Поттера на поединок. То, как быстро расправился с ним едва достигший совершеннолетия парень, вызвало ступор у последователей Лорда.
Этого хватило, чтобы оборотней и великанов окружили их же сородичи: первых — стаи под предводительством Люпина, вторых — примкнувшие к Гроху и Хагриду отщепенцы и полукровки. А соратников Темного Лорда из числа людей быстро обезвредили вызванные на подмогу авроры. Все произошло так стремительно, что ни с той, ни с другой стороны не оказалось погибших — лишь легкораненые.
Другим, более весомым для нового директора доводом были слова МакГонагалл, что погибший два года назад Дамблдор хотел бы этого бала. Ведь он любил веселиться и веселить других.
Выслушав все это, Северус не смог отказать. Через год уговоры повторились вновь, через два — опять, на третий — еще раз. На четвертый год он сам как-то втянулся, а когда в Хогвартс пришли молодые преподаватели, и очнулся Гарри, директор устроил Рождественский бал по собственной инициативе.
В этом же году отменить это мероприятие значило ни больше ни меньше, чем признать новое возвращение Волдеморта, тем более, что слухи такие уже появились. Да и прознавшая про новое пророчество Трелони Скиттер разгадывала его именно в этом ключе. Правда, даже она не могла объяснить, кто такие «слепые», которые «прозреют».
То, что пророчество так быстро стало достоянием общественности, было предсказуемым — слишком много свидетелей присутствовало в этот момент в зале, и никто даже не пытался просить их промолчать.
***
Самым неприятным в такого рода мероприятиях, по мнению Северуса, было непременное его участие в них. Как директор, он обязан был присутствовать, говорить речи, не кривить лицо от слащавости происходящего, не рычать и не огрызаться на коллег.
Еще ему приходилось следить за своей внешностью и одеждой. Хотя он не изменил своим любимым черным мантиям, но на них появилась кайма зеленого или серебряного цвета, а волосы директор мыл настолько часто, что они не успевали превратиться в грязные сосульки.
Поздравив всех с Рождеством и Новым годом — бал в этом году проводили после него, Северус открыл танцы. Эта обязанность тоже не слишком нравилась ему, хотя он великолепно умел вальсировать.
Причина нелюбви крылась в том, что приходилось приглашать дам, и любая из них могла воспринять это как знак, что ее выделяют, и после пытаться влиять на него, помня, как прислушивался к советам МакГонагалл покойный Дамблдор.
Избегая такой ситуации, Северус в первые годы тоже приглашал лишь Минерву, а когда она ушла, стал менять партнерш. Чтобы следовать собственному правилу, в этом году ему предстояло открыть бал с Гермионой, но, испугавшись непонятно чего, он пригласил Септиму Вектор, с которой уже танцевал пару лет назад.
Профессор нумерологии была на несколько лет старше директора и позволяла себе откровенно флиртовать с ним. Септиме явно было приятно, что ее выбрали уже во второй раз. Северус же скрежетал зубами и злился на самого себя, украдкой наблюдая за Грейнджер, которая могла бы быть на ее месте.
Гермиона из неоперившейся девушки за эти годы превратилась в красивую молодую женщину. Ее непокорные волосы теперь были убраны в сложную прическу. По-видимому, даже в этом она подражала своей наставнице Минерве МакГонагалл. Ее поведение также было схоже с поведением бывшего декана Гриффиндора: требовательная и строгая с учениками, Грейнджер всегда защищала своих львят.
Сейчас на балу ее кудри так и норовили вырваться из-под контроля, портя идеальный порядок на голове. Легкий румянец, задорный смех, блестящие карие глаза — все это делало девушку обворожительной настолько, что Северус не мог оторвать от нее взгляд. Поэтому, отбыв «необходимую повинность», как он называл положенный по статусу тур вальса, он вернулся за стол и продолжил наблюдение за Гермионой.
Она что-то непрестанно щебетала на ухо Гарри — ее бессменному партнеру на всех вечеринках, тормошила его, смеялась, откидывая голову назад и при этом открывая нежную шейку, прямо ждущую поцелуя.
Последняя мысль смутила Северуса, и он одернул себя: «Что за неуемные фантазии? Грейнджер — молодая, симпатичная особа. Она никогда не позволит мне прикоснуться к себе. Да я и не решусь».
Но разыгравшееся воображение рисовало все более и более откровенные сцены, нежели простой поцелуй. Слегка уступая фантазиям, Северус укорил себя, что не пригласил молодую коллегу быть партнершей по вальсу. Мог бы хоть ненадолго ощутить в руках этот гибкий стан, вдохнуть аромат ее духов: еле уловимый, с примесью горького миндаля — гораздо приятнее, чем слащавая приторность цветочных духов Септимы.
Поттер в очередной раз крутанул свою партнершу и, как показалось наблюдавшему за ними Снейпу, сильнее прижал ее к себе.
«Что скрывают отношения этих двоих?» — задался Северус вопросом, поймав себя на том, что ревнует. Ему почему-то не хотелось, чтобы Гарри был заинтересован в своей подруге, как в девушке.
«Она мне самому нравится, — неожиданно дошло до него. — Мерлин, за что?.. Если эти двое — любовники, то я снова окажусь соперником Поттера. Как бы в этом случае трагедия не превратилась в фарс. Что может быть более жалким, чем престарелый воздыхатель? Нет, я не допущу такого — задавлю это чувство в зародыше».
Приняв нелегкое решение, Северус вздохнул свободней и, высидев еще час, выскользнул из Большого зала.
***
Северус не собирался идти в свой директорский кабинет. Он, конечно, несколько изменил интерьер, убрав кричащие тона, так любимые покойным Альбусом, но в целом помещение осталось прежним, храня в себе ауру бывших директоров, особенно Дамблдора. Новому хозяину порой было в нем неуютно. Поэтому он старался реже бывать там.
В таком настроении как сегодня Северус обычно патрулировал Хогвартс. По статусу ему не нужно было этим заниматься. Но, во-первых, блуждание по коридорам успокаивало его нервы, приводило мысли в порядок. Во-вторых, ему нравилось наводить страх на припозднившихся студентов, особенно парочки.
В честь праздника и каникул Северус не собирался ни разгонять их, ни даже снимать балы. Он вообще замечал, что, подружившись с Гарри, стал спокойнее и добрее. Иногда это пугало, но в целом — Северусу нравилось. Правда, он не признался бы в этом даже под пытками.
Так как бал начался сравнительно недавно, то коридоры почти пустовали, и развешенная тут и там омела скучала без жертв. Эльфы год от года заботливо украшали ее венками весь замок. Это было древней традицией Хогвартса, и, как бы с ней не боролся новый директор, неистребимой.
Задумавшись, Северус вывернул в очередной коридор и застыл, увидев попавшую в плен омелы Грейнджер, так смутившую его душу в этот вечер. Сейчас она стояла, прикрыв глаза и, кажется, даже задремала, дожидаясь освобождения.
Повинуясь желанию прикоснуться к ее губам пусть и мимолетным поцелуем, Северус сделал шаг в ее сторону, опомнился и застыл. Как бы ни были тихи его шаги, девушка распахнула глаза и лукаво глянула него. Его это почему-то задело, и он, уже не колеблясь, двинулся мимо нее.
– Вы так и уйдете? — настиг его почти у самого поворота возмущенный голос Гермионы.
– Именно так я собираюсь поступить, — с несколько садистским удовольствием сообщил Северус, но все же повернулся в ее сторону.
– Я настолько вам омерзительна? — задала она еще один вопрос уже обиженным тоном.
– Нет. Но, видите ли, мисс, целовать своих подчиненных не входит в обязанности директора.
– Но спасать дам — прямая обязанность мужчин!
– Могу послать Патронус Поттеру, — нехотя предложил Северус, так как глубоко в душе боялся последующих насмешек, когда освободит жертву из плена омелы.
– Гарри наверняка уже на полпути в особняк Блэков, — сообщила Гермиона. — К тому же, он мне как брат и целоваться с ним под омелой неудобно.
– Со мной и подавно, — чувствуя странное облегчение в душе от ее признания, все же продолжил упираться он.
– Вы просто разучились. Сознайтесь! — ехидно проговорила нахалка и с вызовом глянула на него, демонстративно облизав губы.
Этого Северус уже не мог вынести и, преодолев разделяющее их пространство, впился в ее рот самым страстным поцелуем, на который был способен. Гермиона охнула и незамедлительно ответила.
Некоторое время они целовались, затем он отстранился и хотел сказать нечто глупое и даже отчасти гадкое, типа: «Это ничего не значит. Я поступил бы так с каждой, попавший в плен омелы». Но она, словно вычислив его намерения, произнесла:
– Не говорите ничего. Не портите чудесный вечер!
После этого Гермиона поспешно скрылась с «места преступления». Северус же еще долго стоял истуканом и трогал чуть припухшие губы. И, чего лукавить перед собой, ему уже хотелось повторения.
