Глава 3. Я устал пустоту глотать,
Рвать кишки и затылком биться,
Жизнь по капельке перебирать,
На чертей по утрам молиться!
***
Она вышла, нет, вылетела за дверь, ведущую в Астрономическую башню, так, будто за ней гналось стадо разъярённых фестралов, которых она боялась до смерти. Парадоксально даже как-то. Бояться до смерти животных, которых можно увидеть только тогда, когда стал свидетелем этой самой смерти близкого человека. Странно.
Оказавшись на безопасном расстоянии от того треклятого места, она сбавила шаг и задумалась. Мысли, как бы это прискорбно не звучало, были истинно грейнджерские – анализ и точный расчёт, причины и цели действий. Ну, такая она. Ведь для каждого поступка человека нужны причины, движущие им, и этот слизеринский хорёк – не исключение. И плевать, что Малфой был врагом. Да и не просто врагом, который тихо-мирно ненавидит, злобно выглядывает из-за угла, сверкая глазами и давясь своей ненавистью. Он был опасным противником. Ну, а точнее стал им. Когда он успел так измениться? Когда он перестал прятаться за спинами Крэбба и Гойла? А чёрт его знает, когда это произошло. Но факт остаётся фактом. Он уже не будет бросаться пустыми угрозами. Она в этом убедилась пять минут назад. И, вроде, казалось бы, она – лучшая ученица Хогвартса, героиня войны. Но, там, в этой проклятой башне, она растерялась, как маленькая, ничего не умеющая, девчонка. Будто не было всех тех сражений с егерями. Будто её не пытали. Будто они не висели на волоске от смерти. Будто это всё было сном, и только он, Малфой, настоящий. Только сегодня девушка поняла, что он уже не тот мальчишка, которому можно было дать в нос совершенно магловским способом.
Его руки стали сильными, он вытянулся, вырос. Теперь грозно, но всё также презрительно смотрел на неё. Как будто она – грязь под его начищенными ботинками. Будто она – ничтожество. Теперь слизеринец – мужчина, которого следует бояться. Она была просто обязана бояться, избегать, ненавидеть. Но она… Гермиона считала себя истинной гриффиндоркой, и именно сейчас это проявилось в полной мере. Не осознавая того, она хотела помочь. Помочь долбаному Малфою, который яростно сжимал пальцами её шею, готовый переломить её, как тросточку. А она, твою мать, собралась ему помогать. Вот только чем?!
Конечно, ей было известно, что Люциус Малфой сидит в Азкабане, «Пророк» много писал об этом, и было глупо так выражаться перед парнем, но он её унизил. Снова ей нагрубил. Как она могла ещё отреагировать?! Грубый, хладнокровный, высокомерный подонок. Да, это именно про него. Вот только… Люциус пребывает в заключении уже больше месяца, а за его сыном, до сегодня, не замечалось таких вспышек ярости и отчаяния. Ведь именно отчаяние она видела в его глазах за секунду до того, как покинула башню. И да, скрывать шатенка и не пыталась. Она частенько поглядывала на Малфоя. Правда, с единственной целью – успеть обезоружить его, если вдруг он решит убить кого-то. На нем теперь будет клеймо Пожирателя. И винить в этом некого. Он сам обрёк себя на такую судьбу. Единственное, чего Гермиона до сих пор не понимала, так это то, что был ли у него выбор? Или его, за то, что он был сыном приближенного Волан-де-Морта, сразу же приписали к числу его приспешников. Скорее всего, так.
«Но, всё же, что могло измениться у него в жизни? Что могло произойти? Видимо что-то больно ударило. Уничтожило дрянного Малфоя. Заставило повзрослеть. Он даже не был таким, когда получил задание убить профессора Дамблдора. Что же такое, блин, происходит?! Я жалею слизеринца, желаю помочь. Может, я заболела? Нужно сходить к мадам Помфри и заодно вспомнить, не ударялась ли я головой. А, точно, ударялась. Сегодня. Об стену. Чёрт! Я точно больная», - анализировать поведение блондина было глупо. Но его глаза. Обычно налитые жидкой платиной, сегодня были тусклыми, как осеннее небо. И ярость с ненавистью плескались в них, как молнии в грозу. Такими глазами он смотрел на неё впервые. Гнев в этих глазах Гермиону не пугал, а пугало и заставляло съёжиться лишь то, что в один миг из этих серебряных озёр вытекла вся жизнь, все чувства и эмоции. Какие-то секунды в них не было ничего. Пусто и адски холодно. Вот это страшно. У девушки в голове вспыхнула мысль, что именно такие глаза у убийц. Именно с такими глазами волшебник пускает в грудь другого волшебника какое-нибудь непростительное заклятие, Аваду, например. Вот слизеринец её сейчас убьёт и всё, конец. А отпустил он, потому что испугался. Значит, ему не приходилось убивать. «Он не убийца…» Но его это не оправдывает. Он причинил ей боль. Грейнджер машинально дотронулась до шеи.
«Больно. Синяк, наверное, останется…»
Гермиона вздохнула и хмуро посмотрела на Полную Даму. За мыслями даже и не заметила, как дошла до входа в гостиную Гриффиндора. Потопталась у портрета, ожидая, что женщина с картины обратит на неё внимание. Пробормотала ей пароль, та не расслышала.
«Ривэнсо», - повторила она громче и, когда портрет отъехал в сторону, быстро прошмыгнула внутрь.
Как-то странно было находиться в полупустом, ранее, всегда людном, помещении. Ах да, точно, ведь многие предпочли не возвращаться и не доучиваться. Кого-то не пустили родители. Не было видно многих младшекурсников. Видимо, их мамы и папы решили подождать, пока в Хогвартсе да и в Волшебном мире в целом, всё наладится. Вот теперь гостиная пустовала. Даже Рон и Гарри собирались остаться в Лондоне и помогать Ордену. Благо, она смогла их уговорить, пообещав помогать с уроками и подготовкой к ЖАБА. Как же, всё-таки, рано эти мальчишки повзрослели, как и сама Гермиона. Им пришлось повзрослеть. И поэтому Поттер и Уизли почти сразу поддались на уговоры девушки. Они знали что Хогвартс – это квиддич. В их, не таком далёком, будущем не будет больше места этой игре. Они знали об этом.
Гостиная же была ну уж очень пустынной, хоть Гермиона любила покой и порядок, но… Ей не хватало глупой болтовни Парвати Патил и Лаванды Браун, вечно пытающегося превратить что-то во что-то, раздолбая Симуса Финигана, Дина Томаса – позитивного парня и просто приятного собеседника, очень не хватало Джинни. Она слишком болезненно перенесла смерть старшего брата Фреда. Ведь в стенах школы жили эти события, воспоминания. Она бы не выдержала. Не смогла бы. И остальных, кто не вернулся, тоже не хватало. Вот и сейчас только несколько третьекурсников делали домашнее задание видимо по Травологии, потому что на столе стоял горшок с диковинным растением, и они, время от времени, поглядывали на него, перешептывались, листая книгу, и что-то быстро писали в своих пергаментах. Ещё одна четверокурсница, кажется, её звали Элиза, читала какую-то книгу, сидя на подоконнике. А возле камина расположились вечные и верные друзья шатенки – Поттер и Уизли. Грелись, наверное. Когда она уходила, они направлялись на поле для квиддича, на тренировку. А ведь погода была ужасной. Сильный, пробирающий до костей, ветер, временами, срывающийся дождь. Жуть какая. Хотя уже ведь середина октября. Небо давно затянуто тучами. Грозы стали обычным делом. Часто мешают спать. Не ей, правда. Ей такая погода приносит спокойствие и умиротворение. Ведь каждый человек покой понимает по-своему. А вот холода она не любила. Однако в Астрономической башне этот холод так не ощущался. Чары? Вполне возможно.
Грейнджер увидела довольные лица своих товарищей и решила про Малфоя ничего не говорить, не портить им настроение. «Он того не стоит» - решительно подумала она, перед тем, как села возле Гарри. А точнее, не села, а просто плюхнулась на диван, изнемогая от усталости. Только сейчас парни заметили её и обеспокоенно переглянулись.
- Гермиона… это… ну… у тебя всё нормально?
- Рон, я, в отличии от некоторых, готовлюсь к экзаменам, а это, да будет тебе известно, дело не простое и утомительное, - со вздохом проговорила она.
- Просто, ты выглядела потрёпанной, вот я и…
- Спасибо за комплимент, Рональд, - огрызнулась она, Уизли виновато опустил глаза. Гермиона решила смягчиться, потому что её выпады были действительно грубыми: - Ладно, не волнуйтесь, у меня всё нормально, просто устала. Как тренировка прошла?
Мальчишки понимающе кивнули.
- Да просто замечательно! Мы так давно не летали и уже успели забыть каково это. Нереальное чувство свободы. Кажется, ты сейчас взмоешь в небо и улетишь туда, где тебя никто не потревожит. Это не передать словами… - с азартом и горящими зелёными глазами, принялся рассказывать Гарри, к нему сразу же присоединился Рон. Они оба активно жестикулировали, описывая преимущества этой, совершенно бессмысленной для шатенки, игры. Ей по душе были науки. Но она была рада за мальчишек. Хоть кому-то везёт в этом году. Хоть кто-то счастлив.
«Вот интересно, Джеймс Поттер также яро любил эту игру, как и Гарри? Ведь он тоже был ловцом, побеждал, завоёвывал кубки. Какими вообще были в юности родители моих друзей? И… каким был Люциус Малфой во времена учёбы в Хогвартсе? Хотя, почему меня это интересует, я больше чем уверена, что этот хорёк-Малфой весь в отца. Люциус, наверное, был таким же скверным мальчишкой, помешанным на чистоте крови и родовой пренадлежности. Хотя почему был?! Он до самого падения Волан-де-Морта именно за это и держался. А как Малфой-старший стал его приверженцем? Как получил метку? Каким он вообще был человеком? Там, глубоко внутри. Ведь часто обложка бывает обманчивой. Сверху красота, а внутри смрадный запах и гниль. Гнилые люди сейчас не редкость. Может он был человеком с точностью да наоборот. Может быть он просто боролся за благополучие своей семьи и не был таких пустозвонным негодяем, как его сынишка?! Хотя, он убивал, а этому, как ни крути, оправдания нет. Так, ладно, Гермиона, к чёрту всех этих Малфоев!» - тут её кто-то тронул за плечо, вырывая из мыслей. Она вздрогнула. Две пары глаз уставились на неё с неподдельной тревогой.
- Прости, мы немного увлеклись.
- Да ничего, Рон. Не обижайтесь, что не слушала, просто я очень устала, поэтому, пожалуй, пойду спать. Спокойной ночи, - она поднялась и направилась к себе в спальню. Не дойдя до ступеней, обернулась и сказала: - Не засиживайтесь допоздна, вам рано вставать.
В комнате она не спеша переоделась, забралась под одеяло и последней, самой шальной за весь день, мыслью была:
«Мерлин, что же всё-таки происходит с Малфоем?!»
А потом медленно погрузилась в пучину сна, моля всё того же Мерлина, чтобы завтра не осталось доказательств силы этого тупоголового слизеринца, на её шее.
***
Его день начался как обычно. Как обычно он проснулся очень рано. Как обычно в холодном поту с безумно болящей головой и сжимающимся сердцем. Как обычно он дрожал, как от холода. Кошмары. Только сегодня они были ярче, красочнее. Но и было нововведение в этих долбаных снах. А точнее новая картинка. Дополнение, мать его. Ему приснилась Грейнджер, а если быть точнее, страх в её глазах, выплёскивающийся через край. Грёбаная грязнокровная подружка Поттера. Блять, как будто у него и без неё проблем было не достаточно. Ведь Драко очень пугала мысль, что он мог придушить её. Мир, конечно, стал бы чище. Но он не убийца. Ему не жаль эту идиотку. Может её кто-то другой грохнет. Поделом ей. Нечего соваться к нему и говорить такие мерзкие вещи. А ведь раньше отца он уважал, ставил в пример. Гордый, статный Люциус вызывал у маленького Драко всегда неподдельный восторг. Позже величие отца в глазах слизеринца начало угасать, но было чувство, которое всегда оставалось прежним. И как бы это по-девчачьи не звучало, он любил. Малфой-младший верил Люциусу. Он всегда был спокоен, стоя за широкой спиной отца и давясь своей трусостью. Зато, мистер Малфой не был трусом. Когда он присоединился к Тёмному Лорду, им двигала не трусость, а желание защитить свою семью. Ведь Тот-которого-уже-нет-в-живых не церемонился с человеком и, получив от него отказ, сразу же уничтожал его семью. Стирал с лица Земли. Яркий пример – семья Поттера.
Ну а теперь Драко не чувствовал к отцу ничего, кроме ненависти. Всей своей затравленной душонкой, всеми фибрами своего тела он ненавидел Люциуса. Он считал, что отец предал его доверие, его преданность, его любовь. Отец предал семью. И плевать, что его уже наказали, упрятав в Азкабан. Этого оказалось мало. Одна мысль об этом заставляла блондина разозлиться. Вызывала желание растрощить всё, попадавшее ему под руку, к чёртовой матери.
Парня передёрнуло. Он медленно поднялся и направился в ванную, желая смыть всю грязь этих мыслей. Холодная вода должна помочь. Холодная вода должна прочистить его мозги. Хоть чуточку, блять, должна помочь. После ледяного душа Драко привёл себя в порядок, оделся и тихо выскользнул в гостиную, не желая разговаривать с, всегда рано встающим, Забини. Но блядские проблемы не ходят поодиночке, правда?! Когда он спускался по лестнице, ведущей в спальню мальчиков, ему преградили дорогу… Пиздец. Ему путь преградила Паркинсон.
- Ну и что тебе нужно? – на его губах появилась обычная, только теперь наигранная, кривая усмешка.
- Я просто знала, что ты теперь рано уходишь на завтрак, и поговорить нам не удастся. Я ведь беспокоюсь. Как ты, Драко? – по ней было видно, что она переживает, а в глазах отражалась неподдельная забота, сочувствие и теплота. Да, даже слизеринцы могут чувствовать и переживать. Они не бездушные скоты. Вообще троица: Паркинсон, Забини и Малфой – слизеринский аналог гриффиндорского Золотого Трио. Они, может, и не проводили всё время вместе, не бегали друг за другом сломя голову, часто не очень лестно отзывались друг о друге. Но всегда готовы были прийти на помощь. Они зависели друг от друга, стали за эти семь лет цельным, неразрывным организмом. От Драко, по сути, многие отвернулись и наклеили на него ярлык, как на прокаженного. Он теперь стал изгоем даже среди таких же шакалов, как и он сам. Но только не для Пэнси и Блейза. Они, по-прежнему, стояли за него горой и в такие тяжелые времена стали, такой нужной ему, опорой. Малфой им доверял. В принципе, они были единственными, кто знал о смерти Нарциссы.
Парень устало потёр переносицу и взглянул на брюнетку без прежнего пафоса и высокомерия, а скорее, отчуждённо.
- Пэнс, как я могу быть? Не задавай идиотских вопросов. – Она открыла рот, желая возразить или возмутиться.
- Паркинсон, я тебя прошу.
Она кивнула и понимающе на него посмотрела.
«Как вчера Блейз. Неужели я так жалок? Мерзкое чувство».
- Пошли тогда на завтрак, я ужасно голодна.
«И на этом спасибо», - мысленно поблагодарил он её.
В такую рань в Большом зале были разве что придурки, которым явно не спиться. Столы уже накрыты, только вот есть не хотелось. Драко сел за стол, мечтая о чашке кофе, который так непревзойденно готовила Эгги. Вы спросите: «Что случилось с ней?» Её нашли недалеко от кресла, убитую Непростительным. Видимо, она пыталась предупредить хозяйку дома о незваном госте, однако, не успела. Благодаря ей, Малфой немного поменял мнение о домовиках. Не кардинально, конечно, но, всё же. Нарцисса, после окончания войны, пыталась даже дать Эгги свободу. Дала эльфу, всегда завёрнутому в простынь, свою белую перчатку. Но та отказалась, обосновав это тем, что не хочет бросать хозяйку, которая так добра к ней.
Парню было жаль её. Он не желал ей смерти. Но разве он в силах что-то изменить? Нет, не в силах. Он даже мать спасти не смог. Беспомощный мальчишка и не такой бесстрашный, как могло показаться. Слизеринец, скорее, просто хороший актёр.
Паркинсон устроилась напротив, взяла тост и начала жевать его, о чём-то старательно размышляя. Драко же потянулся за яблоком. Через минут двадцать к ним присоединился хмурый и непривычно раздраженный итальянец.
- Мне МакГонагалл отработку назначила, видите ли, я не справляюсь с обязанностями Старосты мальчиков и поэтому в пятницу пойду помогать Слизнорту в очищении котлов. «Это должно Вам стать наукой, мистер Забини, чтобы в следующий раз не пропускали патрулирование» - перекривил он преподавателя Трансфигурации, усаживаясь возле Пэнси и наливая себе сок.
Да, брюнет был Старостой мальчиков. Всегда ответственный и исполнительный, он идеально подходил для этого поста. Но никогда на него не рвался. У него даже была своя комната в Башне Старост, а он ночевал в общей спальне Слизерина, пренебрегая многими своими привилегиями. Однако, и всегда бесстрастного Забини выбили из колеи последние события. Он переживал за друга, так же, как и Пэнси. Но он принял решение, что лучше ему засунуть свои соболезнования куда-то подальше, иначе он доведёт Малфоя до ручки.
- Забей. Она носится только со своим Гриффиндором, - откликнулась брюнетка.
Драко только фыркнул. Об этом факультете ему сейчас хотелось слышать меньше всего. В памяти снова всплыла эта блядская заучка. Её перепуганные глаза, руки, беспомощно цепляющиеся за него, хриплый тихий голос. Хватит. Слизеринец вскочил, говоря:
- Если не хотите схлопотать отработку ещё и от Стебль, лучше идти, - и медленно направился к выходу из Большого зала. В коридоре его резко дёрнули в сторону за рукав. Малфой обернулся и замер. «Вот блять, Грейнджер».
- Какого хрена тебе надо, а, грязнокровка? – скривился он.
Она поморщилась от этого слова, но уходить, видимо, не собиралась.
- Это, конечно, не моё дело. Я просто хотела спросить, что вчера случилось, что ты был, кхм, так растерян?
- Растерян я был от того, Грейнджер, что прикоснулся к тебе и не сдох мучительной смертью, - высокомерно заметил он, а затем наклонился и сказал ей на ухо: - Да, это не твоё собачье дело. И отпусти, наконец, рукав моей мантии. Мне противно.
Она нервно опустила глаза вниз и только сейчас заметила, что до сих пор сжимает ткань в своей руке. Отдёрнула её и покраснела от возмущения, но не ушла.
- Малфой, ты был подавлен, если не сказать раздавлен, а я…
- А ты - гриффиндорка, которая всё время суёт нос не в свои дела, - послышалось из-за спины слизеринца. Гермиона узнала голос Пэнси. Последняя обошла блондина и злобно посмотрела на шатенку.
- Я не с тобой разговаривала, - Гермиона гордо вскинула подбородок и сверкнула своими глазами цвета шоколада, потемневшими от гнева.
- Грейнджер, мне не о чём с тобой говорить. – Ядовито ухмыльнулся парень и направился за своими друзьями к выходу из замка, оставив девушку в полном одиночестве.
- Драко, что ей было нужно? – пыхтела Паркинсон.
- А хер её знает, - в своей манере протянул тот. Забини молчал, усердно о чём-то думая. Они с Пэнси, видимо, поменялись ролями.
«Долбаная гриффиндорка».
А Гермиона, твёрдо решив для себя, что всё обязательно у него узнает, пошла на завтрак.