Как нужна любовь твоя / Mир Гарри Поттера

Глава 3

Спасал и прощал -
Лишь смеялась громче я

Анжелика Варум «Ты и я»

За окном рассвело. Гермиона оставила на столике несколько банкнот и покинула кафе. Она шла по тихим улочкам просыпающегося Лондона и продолжала вспоминать.

Мы всё-таки успели отстроить замок, чему все очень обрадовались, т.к. если смог подняться Хогвартс, сможет прийти в себя и всё магическое сообщество. Мы были молоды и полны надежд. Строили планы на будущее. Мечтали. А потом начался учебный год.

Вопреки желанию, видеться с Роном мы могли не чаще 1 раза в 2, а то и в 3 недели. У него появлялось всё больше обязанностей. Хотя как ни странно, Гарри, который работал с ним в одном подразделении, находил время, чтобы проводить почти каждые выходные с Джинни. Конечно, мне было грустно. Я забрасывала Рона длинными, романтичными письмами с рассказами о том, как проходят мои дни, как мысли мои постоянно возвращаются к нему, как мне не хватает его смеющихся глаз и надежных рук.

Ответы его были немногословны, впрочем, Рон никогда не любил писать. От Гарри я узнала, что у моего рыжика есть какое-то особое задание, в которое он не может никого посвящать. Поэтому и загружен сильно, и пишет скупо.

Только за неделю до Рождества я выяснила, что лучший друг просто не мог открыть мне всю правду. Вышло это, как обычно, совершенно случайно.

Я выбралась в Хогсмид, чтоб выбрать недостающие подарки на Рождество и купить несколько книг по Чарам, Трансфигурации и Зельям – именно из этих дисциплин я никак не могла выбрать главную, которой хотела бы заниматься в будущем. На улице было достаточно холодно, а я очень устала. Поэтому решила немного отдохнуть и выпить чашечку капучино с пирожным. В «Трёх метлах» о таком и не помышляли. Так что мне пришлось идти в кафе мадам Падифут. Все же там была удивительная атмосфера – столики стояли так близко друг к другу, но при этом разглядеть, кто за ними сидит, не представлялось никакой возможности. Эта была весьма эффективная иллюзия уединения. Заказав большую чашку кофе и пирожное, я села за свободный столик почти в самом углу зала. Рядом явно расположилась какая-то влюбленная парочка, потому что с их стороны доносились лишь звуки поцелуев, которые, впрочем, вскоре затихли. Размышляя о своем, я не сразу поняла, что голоса за соседним столиком принадлежат Гарри и Джинни. Я уже хотела окликнуть их, как неожиданно услышала слова Джинни:
- Я чувствую себя преступницей. Мне стыдно смотреть Гермионе в глаза. Никогда бы не подумала, что мой брат может быть таким подонком!

- Ты не одинока в этом, Джин, - вздохнул Гарри. – Это просто невыносимо – смотреть в глаза подруге и обманывать её. И это после всего, что мы прошли вместе! Я чувствую себя виноватым в том, что изначально прикрыл Рона, чтоб не делать больно Гермионе. Но ведь она любит, надеется, скучает. А он!!!

- Что он вообще себе думает? – возмутилась Джинни. – Все уже с ним поговорили. Мама сказала, что отречется от него, если он не одумается и не перестанет морочить Гермионе голову. Отец уже 2 недели с ним не разговаривает. Джордж вообще собирается набить ему морду.

- Я тоже недавно поругался с ним и дал время до Рождества, чтоб он определился. Если он продолжает крутить с Габриэль за спиной у Гермионы, я всё сам ей расскажу. Противно, что он даже не может повести себя как мужчина – иметь смелость признать свою слабость или принять решение.

- Что он вообще нашел в ней? Все же знают, что это не более чем чары от вейловской крови!

- Не знаю, любимая. Наверное, мне никогда не понять его. Даже если разлюбил, хотя бы не мучай – отпусти. Хотя я даже не представляю, как всё это переживёт Гермиона. Думаю, такого она точно не простит. Ты не видела, как ей было тяжело, когда в прошлом году Рон ушел от нас после скандала в палатке… А я видел! Как она плакала ночами, думая, что я не замечаю, как не могла даже произнести его имя, чтоб не напоминать мне и себе. И после всего этого, после того, как она простила его… Как можно было вновь обмануть её доверие??? У меня в голове не укладывается. Наверное, потому, что я в глубине души надеюсь, что он одумается и поймет, какое сокровище ему досталось, я и не рассказал до сих пор Гермионе правду.

- И я всё ещё надеюсь, - вздохнула Джинни. – Хотя умом понимаю, что мой тупоголовый братец не заслужил такой девушки. Она красивая, умная, добрая, честная и порядочная. А он? Если он сейчас её обманывает, то что же будет после нескольких лет брака, когда выработается привычка, а романтика уйдет?

О чем ещё говорили Гарри и Джинни, я не слышала, потому что, оставив деньги на столе, подхватила свои пакеты и пулей вылетела из кафе.

Я бежала, не разбирая дороги, и ничего не видела перед собой. Слезы лились по щекам и тут же замерзали на ветру. К счастью, на улицах Хогсмида мне никто не встретился. Я всё бежала по дороге к замку и не могла успокоиться. В голове крутились лишь слова Гарри и Джинни. Теперь всё становилось на свои места: и редкие приезды Рона, и его отстраненность и натянутость, и скупые эмоции. Все мои восторги и радости были ему ни к чему - у него уже давно была другая. Красивая, простая, ни Бог весть какого ума. И о карьере, наверное, не думала.

Поглощенная своими переживаниями, я поскользнулась на дорожке, идущей над озером от ворот к замку, и кубарем стала катиться вниз. Пакеты разлетелись, а сама я почти полностью провалилась под снег. Вероятно, при падении я сломала правую руку, т.к. пошевелить ей не могла, добраться до палочки, чтобы отправить патронуса к кому-нибудь – тоже. «Что ж, прекрасно, Гермиона! – подумала я. – Если ты замерзнешь в этом сугробе, все проблемы будут решены: Рон сможет спокойно встречаться с Габриэль, Гарри и Джинни не будут чувствовать себя виноватыми в обмане, профессора Снэйпа не будет раздражать твоя вечно поднятая рука и тысячи вопросов!» Почему-то от этих мыслей стало ещё обиднее, а слезы стали просто душить. Взгляд мой упирался прямо в небо, и я видела, как оно постепенно серело. Шансы, что меня найдут в темноте, были ещё более призрачны. А холод постепенно стал сковывать каждую клеточку. Мысленно попрощавшись с мамой и папой, я стала проваливаться в беспамятство.

Но, почти потеряв сознание, я услышала череду ругательств, самым приличным из которых было «Мерлиновы кальсоны!». С трудом разлепив глаза, я сфокусировалась на обеспокоенном лице директора, который заметил, что я очнулась, и сурово спросил:
- Что это Вы, мисс Грэнджер, разлеглись тут перед озером? Не лучшее время года для загара!

Я продолжала смотреть на него равнодушно и не проронила ни слова.

- Да что с Вами? Неужели у мисс Сто-Вопросов язык отнялся? Кого поблагодарить? – съязвил профессор, явно надеясь добиться хоть какой-то реакции на его колкости. Так и не дождавшись ничего, он прищурился: - Где Ваша палочка, мисс Грэнджер?

- Не знаю, - с трудом просипела я.

- Это Ваши пакеты разбросаны вокруг?

- Наверное, мои.

- Да придите же в себя, Грэнджер, - профессор с небольшим усилием тряхнул меня за плечи. – Вы, что, давно тут лежите и выбились из сил? Почему Вы не звали на помощь? Вы понимаете, что если бы я не шел здесь сейчас и не обратил внимания на разбросанные покупки, Вас бы уже никто не нашел?

С этими словами профессор стал ощупывать меня на предмет нахождения повреждений. Когда он сжал правую руку, я вскрикнула от боли. То же было и при надавливании на левую ногу.

- Вероятно, замерзнуть здесь было бы самым лучшим для меня сегодня, - равнодушно сказала я, когда директор, призвав мои пакеты, сунул мне их в неповрежденную кисть и взял меня на руки.

Он строго посмотрел на меня и двинулся к школе:
- Большей чуши я от Вас за все годы не слышал, - холодно бросил он. – Не Вы ли чуть более полугода назад учили меня, что всегда можно начать жизнь с чистого листа?! Что бы ни случилось, жизнь нам дается лишь однажды. А Вы ещё так молоды. И столько ещё не успели. Не знаю, что у Вас произошло, но могу заверить: всё это лишь мелочи, которые через пару лет покажутся Вам такими незначительными…

- Ну, конечно, - немного отогревшись в руках зельевара, я вновь была во власти обиды и злости на весь мир, - всё – мелочи жизни! А думали ли Вы, профессор, о том, чем обернется для Вас такая мелочь, как брошенное Лили Эванс обращение «Грязнокровка!»? Ведь, казалось бы, что тут такого, а вы потеряли весь смысл жизни на долгие-долгие годы, упустили свой шанс на счастье…

Я осеклась, когда осознала, что Снэйп замер на месте. На миг мне показалось, что он и дышать перестал. С опаской взглянув в его глаза, я невольно сжалась – они полыхали ничем не скрываемым гневом. Мгновения тянулись с черепашьей скоростью. Вскоре, выдохнув сквозь зубы, директор двинулся дальше, не сказав мне более ни слова. Он весь кипел, но сдерживался. Мне стало нестерпимо стыдно.

- Профессор, простите меня, я не имела права так с Вами разговаривать, не имела права Вас судить. Просто я, действительно, слишком расстроена и веду себя неподобающе, - лепетала я, пока он нес меня в Больничное Крыло.

Директор продолжал меня игнорировать. Лишь сдав на попечение мадам Помфри, он еле слышно проговорил:
- Возможно, Вы и правы, мисс Грэнджер: нет малозначимых событий, но былого не воротишь. Если это произошло, глупо изводить себя тем, что могло бы быть, сложись всё иначе. Мне понадобилось почти 20 лет, чтоб это осознать. Не повторяйте моих ошибок.

С этими словами он вышел, а я ещё долго удивлялась, что же заставило профессора так переосмыслить свою жизнь. Ведь из переданных Гарри воспоминаний было ясно, что именно чувство вины из-за неправильного выбора, неверного поведения с Лили подстегивали зельевара продолжать защищать сына своей возлюбленной, бороться против Волдеморта, играть на грани фола. Неужели его любовь угасла? Или он посчитал свою миссию выполненной?

Как бы там ни было, я не могла долго размышлять над судьбой профессора, ведь после сегодняшнего прозрения стоило подумать над тем, что творится в моей жизни… Что со всем этим делать, я не знала. Мне требовалось время, чтобы подумать. А вдруг Рон, действительно, одумается и поймет, что ему нужна только я? А смогу ли я простить его? Нет, не внешне, а внутренне? Смогу ли я ему верить? А Гарри с Джинни? Ведь ясное дело: если Рон и впредь будет куролесить, а друзья будут об этом знать, они ничего не скажут, чтобы пощадить мои чувства.

Я не спала всю ночь и пришла к выводу, что должна поразмышлять обо всём в одиночестве.

Придя к такому решению, я написала 2 письма: одно – родителям – с сообщением, что буду встречать праздники с друзьями, а к ним заеду на каникулах на пару дней; второе – Рону – с рассказом, что родители очень соскучились и хотят провести все праздники со мной, ни с кем меня не деля. Таким образом, я могла спокойно остаться в замке и решить, как я вижу свою дальнейшую судьбу. В принципе я могла бы на самом деле поехать к родителям, но они бы спрашивали меня о моем парне. А врать мне не хотелось. Да и по моему виду мама всегда умела определять, что я расстроена. Не хотелось взваливать на нее мои проблемы.