Север

Глава 3 - Дань чести и короне

«Рихард со злостью ударил ногой в дубовую дверь подвала.
- Чего они от нас хотят? – безразличным тоном поинтересовался Франц. При тусклом свете, что падал через узкое окошко под потолком, парень оглядел помещение. Пол подвала был устлан соломой, вдоль стен стоял бочонки и бочки разной величины. Под потолком висели связки сушеных овощей, копченые бараньи ноги и связки колбас. Их заперли в замковых кладовых. Франц вздохнул и опустился на перевернутый бочонок. Рихард нервно мерил шагами помещение. Он размышлял вслух вполголоса и, время от времени, громко бранился, задевая что-то в полумраке.
- Судя по всему, - бормотал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к брату. – Ничего хорошего нас не ждет. Иначе, какой смысл приходить с оружием и запирать нас в подвале. Тысяча чертей, как же мне хочется увидеться с глазу на глаз с бароном и выяснить у него, что к чему. То, что мы ниже его по рождению, это еще не значит, что он имеет право обращаться с нами, как с домашним скотом. Нам еще предстоит выяснить, кто здесь прав, кто виноват. В конце концов, если мне не изменяет память, то его род не так давно носит титул, чтобы задирать нос.
Взаперти время течет в каком-то своем, особенном темпе. Поэтому сложно сказать сколько времени прошло с того момента, как полумрак подвала стал совсем непроглядным, и узники поняли, что за окном стемнело. Франц перелег на охапку соломы в углу и уснул. Рихарду не спалось. Его одолевала бессильная ярость против той несправедливости, что свалилась на их головы.
Внезапно раздался скрежет ключа в замке, и на пол упала полоска света из приоткрытой двери. Рихард вскочил на ноги. Но никто в подвал не вошел.
Секунду спустя тонкая рука появилась в просвете, поставила на пол одну за другой две миски и тут же исчезла. Дверь захлопнулась, и ключ снова повернулся в замке.
Рихард бросился к двери, что есть сил, забарабанил в нее, но тщетно.
- Эй! Я знаю, что вы там. Откройте дверь! Откройте сейчас же! Иначе, клянусь, я разнесу здесь все к чертям собачьим.
- Рихард, пожалуйста, не надо. –раздался из-за двери жалобный голос. – Прекрати, не шуми.
- Кэтти? – удивился юноша. – Это действительно ты? Открой дверь, Кэтти!
- Я не могу. Они убьют меня, если узнают, что я сюда приходила! – в голосе ясно послышались слезы.
- Кто они?!
- Хозяин. Барон.
- Жалкий мелкий помещик, чтоб его! – тихо ругнулся Рихард. – Кэтти, ты знаешь, зачем нас здесь держат?
- Ни хозяин, ни Мясник ничего не говорили. Но на кухне шепчутся, что это из-за диабра.
- А при чем тут диабр?
- Говорят, что вас обвиняют во лжи, дескать, вы не могли убить тварь, и завтра вас накажут за эту ложь.
- Но это может быть ложью?! Ведь все видели тушу.
- Я знаю. И я тебе верю. Не только я. Мы все с тобой.
- Спасибо, Кэтти. - проговорил он с искренней благодарностью. – Но у меня не укладывается в голове… Что ж это такое?
Кэтти понизила голос до шепота, так что Рихарду пришлось прижать ухо к двери, чтобы расслышать ее слова.
- Сегодня днем к барону приезжал гость. Прямо из столицы. После его визита хозяин сам не свой. Думаю, это как-то связано с вашим арестом.
- Какая может быть связь между столичным посланцем и сыновьями деревенского кузнеца?
- Не знаю. – отвечала девушка. – Но кухарка Миган говорит, что вас заставят прилюдно сознаться во лжи, а если не признаетесь – выпорют плетью.
- Брэдли не посмеет! – вскипел Рихард. – Мы – сводные крестьяне!
- Это лишь слухи. Но, Рихард, могу я тебя попросить?
- Я слушаю.
- Если вдруг случится так, как говорит Миган…
- Это недопустимо!
- Если вдруг, то лучше сделай, как велят. Сознайся во всем сразу.
- Нет! – отрезал Рихард.
- Рихард! Подожди! Послушай! – взмолилась девушка. – Ты ничего не теряешь. Все и так тебе верят. Ваше признание ничего не изменит.
- Еще как изменит.
- Да, нет же! Поверь. Никто вас не осудит.
- Как я могу пасть так низко, чтобы назвать себя лжецом, лишь бы только избежать плети. Да это сделает меня лжецом вдвойне! Нет, никогда! Слышишь, никогда я не признаюсь во лжи, если не лгал! Пусть даже меня за это повесят!
За дверью раздался судорожный всхлип. Рихард понял, что слишком увлекся своей гневной тирадой, и тон его смягчился.
- Тем не менее, спасибо тебе за твое участие, Кэтти. Последний вопрос, ты не знаешь, когда именно барон собирается требовать у нас признание.
- Скорее всего, в полдень. Во всяком случае, я слышала, как он приказал, собрать всех жителей деревни к полудню на рыночной площади.
- Понятно… А сейчас который час?
- Три пополуночи. – ответила девушка.
- Хорошо, спасибо. Иди спать, Кэтти. И не волнуйся за меня. Все образуется.

Рихард был не из тех людей, кто легко сдается. Он верил, что выход из этой ситуации есть. Более того, он верил, что они с братом смогут выпутаться из этой ситуации без ущерба для своей чести. Но, поскольку он не понимал всех причин произошедшего, он никак не мог найти выход.
Он разбудил брата и рассказал ему все, что узнал от юной служанки.
- Может, удастся убежать? – спросил он после небольшой паузы.
- Убежать? – Рихард был удивлен таким предложением. – Как можно, брат? Эти люди, какую бы цель они не преследовали, планируют нас прилюдно выставить лжецами. Хороши же мы будем, если убежим, испугавшись плети. Нет, Франц, как ты не понимаешь, что это невозможно? В конце концов, что нам стоит выдержать десять, двадцать, пусть даже сотню плетей, если это поможет нам сберечь честь семьи.
- Честь семьи! Какие громкие слова! Тебя послушать, так можно подумать, что ты вельможа в десятом колене, а не сын кузнеца. Бедняга Рихард, как не посчастливилось ему родиться деревенщиной, ведь у него благородная душа и сердце рыцаря. Тьфу! От тебя только и слышишь, что о долге, чести и справедливости.
Рихард несколько раз сжал и разжал кулаки, борясь с ослепляющей яростью. Ему понадобилось все его самообладание, чтобы не броситься в этот миг на человека, которого он любил искренней братской любовью, хотя иногда не понимал. Но теперь, когда он заговорил, в его голосе звучали холод и презрение.
- Я никогда не думал, что доживу до дня, когда собственного брата назову бесчестным мерзавцем, но вот этот день настал. Однако, Франц, я не допущу твоего позора, потому что его тень затронет всю нашу семью. И я не позволю, чтобы наша мать стала объектом пересудов, я не хочу, чтобы деревенские кумушки шептались у нее за спиной, повторяя лживые слухи. Разве мало она плакала со дня гибели отца?! И ты хочешь, чтобы она выслушивала, как ее сыновей называют лжецами? Скажи, Франц, ты этого хочешь?
Франц отвернулся, не в силах выдержать взгляд старшего брата. Даже в темноте подвала он чувствовал этот пристальный, полный укора взгляд. О, как много в этот миг он хотел сказать ему, но не решался. Да и какой смысл?! Чтобы Франц не сказал, брат всегда найдет, что ему возразить. И снова окажется прав. Ведь чтобы не случалось, он всегда останется великим Рихардом, благородный героем округи, а Франц – слабаком и трусом, позорящим память отца. Словно ему и так мало быть младшим, прилагать нечеловеческие усилия, для того, чтобы урвать хоть малую долю славы брата. Почему-то никто не вспоминает, что он тоже охотился на диабра, тоже ездил на ярмарки в столицу, и тоже метко бьет белку в глаз. Иногда ему кажется, что для всех жителей деревни, включая их мать, существует лишь один Зибер - Рихард.
Пока подобные мысли теснились в голове Франца, Рихард вновь начал расхаживать по подвалу, пытаясь придумать выход из положения. Но безуспешно. Он никак не мог понять сути происходящего, он был зол на весь мир: на барона, на Франца, на себя.
Несколько часов спустя усталость взяла свое, и Рихард забылся тяжелым сном. Разбудили его шум и голоса за дверью. В подвал зашло четверо стражников барона. Тумаками они заставили братьев подняться и вывели их на улицу. Рихард взглянул на небо. Солнце стояло высоко, значит, был почти полдень. В сопровождении стражников братья вышли на рыночную площадь в середине деревни. К этому времени там уже собралась большая толпа. В центре площади, на деревянном помосте, где иногда выступали бродячие актеры, стоял барон в компании нескольких человек. Братьев повели прямо к помосту.
Рихард шел покорно, но гордо, даже дерзко смотрел на окружающих. Он искал знакомые лица, а когда видел, коротко кивал. Ему хотелось, чтобы люди видели, что он не признает себя виновным. В деревне его любят и уважают. Чтобы не делал барон, большинство все равно останется на его стороне.
Франц, напротив, не поднимал взгляда от земли. Он не был трусом по натуре, но вечное положение второго рядом с Рихардом угнетало его. Он не понимал гордыни старшего брата и из упрямства перечил ему. К тому же, он не знал, что собирается делать Рихард.
Вслед за братьями на помост поднялся священник, сухопарый коротышка, исполняющий обязанности писаря при сэре Брэдли. Он развернул пергамент и надтреснутым голосом начал читать. Братья Зиберы обвинялись в нанесении оскорбления короне. Дескать, они выдали найденную тушу диабра за убитого собственными руками. Поскольку охота на диабров считалась священным королевским правом, подобная ложь расценивалась как измена королю и государству.
Когда священник закончил чтение, по толпе пробежал ропот. Рихард ожидал от барона чего угодно. Тем не менее, абсурдность этого обвинения его просто шокировала. Несколько мгновений он стоял, не в силах вымолвит ни слова в свое оправдание. Оскорбление короне!? Измена? Из-за убитой твари, которая угрожала деревне. Это же прост бред!
И не один Рихард это понимал. Односельчане переглядывались между собой и роптали все громче. Писарь тем временем откашлялся и продолжил:
-…виновные должны, …кхм-кхм… публично признать свою вину и покаяться…кхм…именем божественной Создательницы нашей. В этом случае, милостью возлюбленного короля нашего Фридриха, наказанием лжецам будет служить сотня плетей…
- А что если нет?! – воскликнул Рихард. Священник поднял взгляд от пергамента и посмотрел на юношу. Глаза старика выражали полнейшее непонимание.
- Что «если нет»?
- Если не признаем вину. Я не собираюсь признаваться в том, чего не совершал. Как мы могли солгать?! Люди, вы же видели тварь в окрестностях, как и видели ее тушу! Полно вам слушать клевету!
Мальчишки в первых рядах одобрительно засвистели. Но старик лишь отмахнулся от них, и продолжил чтение, словно и не отвлекался.
- …сотня плетей…кхм…каждому. В противном же случае, виновные признаются изменниками короне, и должны быть доставлены в темницу замка Кар-Гретхен, где казнены как изменники через повешенье. Подписано… кхм… сэром Малькольмом Брэдли бароном Фелдшером дня третьего седьмого месяца двадцать девятого года правления нашего возлюбленного короля Фридриха ІІІ Ланигривинга. Да здравствует король!
- Многие лета королю.- вяло откликнулись селяне. Люди были шокированы подобным приговором, но не решались выразить свой протест. Происходящее казалось розыгрышем, плохо поставленным спектаклем. Франц стоял, понуро опустив голову, почти готовый выйти вперед и дать позорное признание. Его брат лишь сжимал кулаки в бессильной ярости. Он жаждал сказать что-то в свое оправдание. Но достойные слова никак не приходили ему на ум.
Внезапно неподалеку раздались звуки охотничьего рога.
- Дорогу его высочеству!!!
По толпе пробежала рябь – одна за другой головы повернулись в сторону подъезжающего отряда.
- Это принц…принц… – зашептали в толпе.
Люди расступились, и на рыночную площадь выехала группа всадников на взмыленных лошадях. Одежда всадников, даже посеревшая от пыли и пропитанная конским потом, поражала богатством и великолепием. Конская сбруя была украшена золотом и самоцветами. Юноша в светлом кафтане и длинном пурпурном плаще, что покрывал лошадиный круп, отделился от группы и подвел коня к самому помосту. Барон почтительно склонил перед ним колено.
- Ваше высочество…
- Что здесь происходит? – спросил принц ясным, звучным голосом.
- Суд, Ваше высочество.
- Надо же, как интересно. И в чем провинились эти несчастные?
- Они лжецы и изменники.
- Клевета! – не выдержал Рихард. Принц повернулся в нему.
- Клевета, говоришь?!
- Ваше высочество, нас несправедливо обвинили во лжи. Более того, под страхом смерти от нас требуют признать себя лжецами! А виновны мы лишь в том, что заботились о безопасности нашей деревни.
- В чем именно их обвиняют?- спросил принц сэра Брэдли. На лице барона отразились смятение и беспокойство. Он совершенно не понимал, как себя вести в такой ситуации. Ведь приговор братьям Зиберам был вынесен лишь для того, чтобы не дать слухам о их геройстве дойти до королевского двора. Но вот принц стоял перед ним собственной персоной. И своими глазами видел всю абсурдность ситуации. Ловушка захлопнулась. Сэру Брэдли не оставалось ничего, кроме как повторить обвинение, записанное в приказе.
- Помилуйте! – крикнул кто-то в толпе, и люди начали, как один, скандировать этот клич. Принц поднял правую руку, требуя тишины
- Создательница призывала нас быть милосердными! – провозгласил он, когда крики смолкли. – Я же, именем отца моего, короля Фридриха, призываю к справедливости! Я отменяю приговор, вынесенный сегодня этим людям, однако не снимаю с них обвинений. По законам чести, я даю им право доказать свою правоту.
Толпа взорвалась одобрительными криками.
- Да здравствует принц! Да здравствует король! Многие лета!
-Но, ваше величество, - обратился к нему барон. – Каким образом эти двое должны оправдаться?
Принц смерил братьев долгим, оценивающим взглядом.
- Пускай убьют еще одного диабра.»

Все хорошее очень быстро заканчивается. Особенно лето. Две августовские недели, проведенные в гостях у Фриды и Ганса, пролетели словно миг. Мы с кузиной облазили весь замок от подвалов до чердака, помогали приводить все в порядок. Дядя купил на аукционе какие-то старинные чертежи и внимательно их изучает. Даже ездил с ними в Ганновер на симпозиум ученых-историков. Все это чертовски любопытно! Мы с Хельгой многое отдали бы, чтобы узнать детали. Но дядя ни в какую не хочет рассказывать нам ничего. Лишь улыбается лукаво. И хранит манускрипт в сейфе – не иначе, как для усиления интриги.
По правде говоря, в процессе обустройства замка мы столкнулись с куда более прозаичной проблемой, чем старинные чертежи. Хлам. Горы хлама. Он был везде, во всех комнатах, которые еще не успели привести в порядок. Одной из причуд Ганса был категорический отказ от помощи профессиональных уборщиков и прочих бытовых услуг. Это поместье было его сокровищем, он ни за что не пустил бы посторонних в старые помещения, где среди груд строительного мусора порой находились действительно любопытные вещицы. Тем не менее, тетя Фрида яростно сражалась с хламом. Ее упорство и рвение сделали бы честь средневековому рыцарю. Со шваброй вместо копья она отвоевывала комнату за комнатой. Ну и мы с Хельгой, естественно, за ней, как два верных оруженосца.
По мере того, как нежилые комнаты очищались от мусора, в моей росла груда сувениров. Там были старинные часы и медальоны, монеты, кружевные воротнички, пожелтевшие письма и открытки, фотокарточки неизвестных мне людей. Я нашла даже кортик в ножнах из слоновой кости, инкрустированных ониксом. Хотя, может быть, это был агат. Я не слишком хорошо разбиралась. Однако, дорожила этой находкой больше всего. Вплоть до одного странного события.
Это был предпоследний вечер моего пребывания у родственников. Фрида возилась на кухне, а я сидела рядом и слушала ее болтовню. Мы много говорили о вещах, что находили в замке, обсуждали, что из этого сохранить, а что можно и продать с аукциона. В погребе обнаружилось несколько бутылок старого вина, а в башне – множество книг и даже скрипка.
- Но знаешь, что самое любопытное?
- Что же? – спросила я.
- Недавно я заходила в маленькую охотничью спальню, ту, что рядом с твоей. Она давно убрала, и я думала, там не могло остаться больше ничего интересного. Но в углу я нашла одну забавную вещицу.
- Забавную?
- В смысле, необычную. Может быть, она даже представляет немалую ценность. Похожа на брошь в виде ящерицы, только уж очень странную.
- Ящерицы?! – я заерзала на стуле.
- Наверное. Подожди, я сейчас принесу.
Фрида отряхнула руки от муки, вытерла полотенцем и пошла наверх. Я осталась сидеть на кухне, сгорая от нетерпения. Ведь речь шла именно о той комнате, где я оставляла спать Себастьяна. А, значит, брошь наверняка принадлежит ему.
Тетя спустилась на кухню и протянула мне находку. Брошь была размером с ладонь, довольно увесистая, сделанная из тусклого желтого метала. Золотая, наверное. Только уж очень старая. Я повертела ее в руках. На ней не было ни крючка, ни застежки. Вообще, брошь ли это. На вид, просто свернувшаяся кольцом ящерица. Тело ящерицы казалось пятнистым, словно было отполировано лишь местами. Сначала я думала, что это случайность, но потом меня осенило.
- Это не ящерица, Фрида. Это саламандра.
- А какая разница?
- Точно не знаю. Но, кажется, ящерица – это рептилия, а саламандра – земноводное. Как тритон. И саламандры выглядят по-другому. Вот видишь пятнышки?
- Да.- тетя взяла из моих рук брошку и опять принялась вертеть ее то так, то эдак. – Но мне, собственно, все равно, кто это. Интересно, представляет ли ценность эта вещица. Вроде бы, золотая. Надо будет показать Гансу.
- Что мне надо будет показать? – спросил дядя, заглянув на кухню. Он взял с блюда кусок пирога, а другой рукой обнял жену и поцеловал в макушку. Фрида показала ему саламандру.
- Глянь, какая брошка. Как думаешь, ценная?
- Во-первых, это не брошь, а застежка для плаща. Такие носили в позднем средневековье. Где ты ее нашла?
- В малой охотничьей спальне.
- Там же давно убрано было?!
- Да. – кивнула Фрида. – И это самое странное. Я не могла ее раньше пропустить, но откуда она могла там взяться!
Лицо Ганса вдруг стало серьезным и задумчивым.
- Эта вещица не выглядит сильно древней, однако… Может, это Хельга посеяла? Ты не спрашивала?
- Не думаю. – буркнула я.
Дядя посмотрел на меня, взъерошил волосы и снова покрутил саламандру в руках.
- Давай сначала и по порядку: ты, Фрида, убирала в охотничьей комнате уже давно, и ничего не видела. Так? Отлично. А недавно нашла там эту застежку. Да? Когда именно?
- Позавчера.
- Ясно. Это не твое, Диана, и не Хельги. Страшно предположить, откуда взялась эта ящерица.
- Саламандра. – поправила я.
- Да не важно, - отмахнулась тетя, но остановил ее жестом и внимательно посмотрел на меня. Слишком внимательно. У меня аж холодок пробежал по спине.
- Ты что-то знаешь, Диана? В замке были посторонние?
Приехали! Вот так поворот! Под дядюшкиным взглядом я вжалась в спинку стула. Врать или не врать - вот, в чем вопрос. Вряд ли моим родственникам понравится, что я привела в их дом мужчину. Ночью. Чужого. Да еще и такого странного. Ну ладно, он брошку посеял, а если стащил что-нибудь?!
- Кажется, я знаю, чье это. – призналась я.
- Рассказывай. – Ганс подвинул стул и сел рядом со мной.
Делать нечего. Отчаянно гримасничая, я в красках поведала историю ночного посещения. Как ни странно, дядю больше всего заинтересовало поведение гостя. Он заставил меня детально вспомнить все: как Себастьян был одет, что говорил, чему удивлялся. А наши с Хельгой предположения относительно карнавала и психических расстройств не захотел даже слушать.
Когда я закончила рассказ, дядя снова взъерошил волосы, посмотрел что-то в телефоне, посмотрел по сторонам. А потом пробормотал что-то вроде «Любопытно», вскочил и убежал наверх, запершись в своем кабинете. Чем он там занимался, мы так и не узнали, лишь слышали бессвязные обрывки его телефонных разговоров.
- Психоз заразен. – ехидно констатировала Хельга, когда очередное «Невероятно!» донеслось из-за двери.
- Ага. И передается через брошку.
Мы обе прыснули. Хотя смешного было мало. Казалось, что в семье появился собственный безумный ученый, который ведет себя в лучших традициях этой роли.


« При дворе было шумно. Подготовка к королевской охоте шла вовсю. Пение рогов и лай гончих многократно отражались от замковых стен, создавая настоящую какофонию.
Франц Зибер стоял, опершись спиной о заграждение, ел яблоко и лениво наблюдал за происходящим.
Прошел уже месяц со дня суда, и это время они с братом провели в столице. Принц заставил их последовать за отрядом, чтобы дать возможность доказать свою правоту. По сути, наказание обернулось наградой. Зиберов разместили в королевских казармах, даже выделили небольшое содержание. Королевская гвардия состояла в основном из обедневших рыцарей и младших сыновей титулованных дворян. Недурное общество для двух крестьянских парней. Почти сразу у Рихарда появились приятели из числа гвардейцев. Кое-кому пришлись по сердцу его рассуждения о справедливости, чести и достоинстве. Целыми днями эти борцы за справедливость проводили в таверне за вином и горячими спорами.
Франц отказался принимать в этом участие. Поначалу его разбирала обида от то, что старший брат опять так легко прижился в новом обществе. Но вскоре успокоился. Ему стало все равно. Столица кишела возможностями.
Пожалуй, Франц должен был благодарить брата за его упрямство и показное рыцарство. Они не просто оказались при дворе. О них заговорили. Не каждый день двое крестьян оказываются в личной гвардии принца. Не каждый день они удостаиваются чести принять участие в королевской охоте. Об этом удивительном случае говорил весь двор. И все с нетерпением ждали дня охоты. И вот, наконец, этот день настал.
Солнце стояло уже высоко, когда королевская кавалькада выехала из ворот города. В сопровождении егерей они двинулись в сторону Шелловского леса. Братья Зиберы поначалу двигались в конце колонны, но вскоре принц придержал коня и приказал им ехать рядом с ним.
Наследнику трона шел двадцать третий год. Людвиг Ланигривинг был высоким, статным юношей. От матери он унаследовал светлые волосы и аристократичную белизну кожи. Но, тем не менее, в его внешности не было материнской мягкости. Темные глаза смотрели пронзительно, а волевой подбородок выдавал жесткость и упрямство. Людвиг был единственным сыном короля Фридриха III, которого прозвали в народе Полоумным. Король, в свои сорок пять лет, уже был стариком. Хилый от рождения, он был тревожным и мнительным, панически боялся измены и часто мучился ночными кошмарами. На самом деле, делами государства давно уже руководил его сын. Людвиг был любим народом и почитаем аристократией. Ему прочили стать великим правителем.
В этот день принц был одет в куртку из мягкой оленьей кожи, узкие темные штаны и высокие ботфорты. За плечами развивался темно-красный плащ. Только богато украшенный меч и изящная упряжь выдавали в нем персону знатного происхождения.
Приказав братьям ехать рядом с ним, Людвиг начал расспрашивать Рихарда о диабрах. Рихард в очередной раз пересказал принцу историю их прошлой охоты. Принца интересовали все детали: внешность твари, ее повадки и то, как братьям удалось ее выследить.
В последние годы диабров в округе становилось все меньше. Простой люд вздохнул с облегчением. Но для принца и заядлых охотников из его окружения это означало отсутствие возможности проявить себя. Убийство диабра издавна считалось великим подвигом, но с каждым годом выследить тварь становилось все сложнее. Почти месяц понадобился королевским егерям, чтобы напасть на след зверя в Шелловском лесу. След уводил на север.
Время от времени, по ходу движения кавалькады, загонщики поднимали косуль, кабанов и прочую мелкую дичь. Кое-кто из свиты в погоне за ними сворачивал вбок, поэтому сопровождающих принца становилось все меньше. Но Людвига не интересовало ничто, кроме диабра. Он заставлял коня ехать размашистым аллюром, не сбавляя темп, а братья Зиберы следовали за ним.
Наконец, раздался сигнал загонщиков о том, что зверь близко. Людвиг послал коня в галоп. Лицо молодого принца разрумянилось от волнения, а глаза горели азартом. Вскоре из густого подлеска они выехали в сосновый бор. Впереди, между деревьев, мелькала темная шкура диабра. Напуганный шумом зверь петлял, стараясь оторваться от погонщиков. Диабры могли развивать скорость до тридцати миль в час и славились своей выносливостью. Но и Людвиг был не из робкого десятка. Его конь южной породы был лучшим скакуном при дворе, если не во всем королевстве. И все же, догнать зверя было не просто.
Рихард изо всех сил погонял коня, стараясь не отставать от принца. Чуть впереди между деревьями то и дело мелькал хвост кобылы Франца. Периодически оглядываясь, Рихард заметил, что все меньше людей следуют за ними. Лошади уставали, к тому же ехать стало тяжелее. Сосновый лес сменился буковым, и дорога пошла под гору, поэтому пришлось немного сбавить ход. Кто-то сзади окликнул принца, призывал его остановиться. Но Людвиг проигнорировал этот отклик, если вообще услышал его. Его интересовал лишь диабр, который ломился через подлесок в десятке ярдов от него. И принц не собирался сдаваться так просто.
Внезапно, короткий свист прорезал воздух. Один из егерей, сопровождавших принца, вскрикнул и стал заваливаться на бок. Из груди его торчала стрела с ярко-красным оперением.
- Засада! Ваше высочество! Берегитесь!
Между деревьями замелькали тени всадников. Прозвучал оклик на незнакомом наречии. И в тот же миг стрелы посыпались градом. Одна вонзилась в землю прямо под копытами коня Рихарда, и Бланк испуганно шарахнулся в сторону. Юноша почувствовал, что кто-то заскочил на круп позади него, и сильные руки обхватили его горло. От неожиданности он выпустил поводья, и начал извиваться в седле, стараясь ослабить хватку.
От недостатка воздуха у юноши потемнело в глазах. Наугад он ударил локтем назад, схватил нападающего за волосы и рывком потянул вниз. В этот момент Бланк вновь взбрыкнул и скинул обоих всадников на землю. Это дало Рихарду преимущество. Оказавшись сверху, он принялся колотить врага руками и ногами. Но цепкие пальцы продолжали сжимать его шею, перекрывая доступ кислорода. Противник перекатился, и Рихард увидел злобный оскал на его смуглом лице. В висках стучали молоточки, и весь мир сжался до одной единственной потребности. Воздуха!
Почувствовав под рукой булыжник, Рихард схватил его и с силой приложил нападающего в висок. Хватка ослабла. Рихард ударил снова. И снова.
Когда в голове прояснилось, Рихард сел и оглянулся вокруг. Враги были везде. Смуглолицые варвары, одетые в звериные шкуры и рваное тряпье. Дикари с северных рубежей. Их было больше дюжины. Некоторые из них, пешие и конные старались поймать двух мечущихся в испуге лошадей. Остальные атаковали людей, что яростно оборонялись возле старого ясеня поодаль. Рассмотреть детальнее у Рихарда не было времени.
С громким криком один из дикарей бросился на него. Юноша увернулся, перекатился через плечо и вскочил на ноги, готовый к схватке.
Враг был вооружен кривой, зазубренной саблей, а у Рихарда не было ничего, кроме охотничьего ножа на поясе. Его короткое копье и лук со стрелами остались притороченными к седлу.
Северянин атаковал первым. Рихард снова увернулся, перебросил нож в левую руку и поднял с земли короткий толстый сук. Неуклюже отражая палкой удары сабли, он все больше отступал, пока не почувствовал, что уперся спиной в ствол дерева. Краем глаза Рихард заметил, что один из обороняющихся возле ясеня упал, как подкошенный.
Увидев, что он загнал врага в ловушку, дикарь ухмыльнулся и нанес сильный рубящий удар. Однако, в последний момент мечущиеся в панике кони заставили его уклониться в сторону. Удар пришелся в дерево. Рихарду это давало преимущество в несколько драгоценных секунд. Отбросив бесполезную палку, он поднырнул под руку врага и вогнал нож тому под ребра. Дикарь крякнул и начал оседать.
Рихард бросился к ясеню. Приблизившись, он увидел, что Франц и один из егерей яростно сражаются, защищая собой лежащего на земле принца. Несколько дикарей корчились поодаль, но нападающих явно стало больше. Юноша схватил лежащую на земле саблю и кинулся на выручку брату. Но опоздал.
Франц на споткнулся о корень и на мгновение открылся. Его противник нанес удар, что пришелся юноше в бок. Франц покачнулся и рухнул на колени. У Рихарда вырвался вопль отчаянья. В слепой ярости он бросился вперед, нанося удары направо и налево. Он едва ли почувствовал, как вражеский клинок ожег ему предплечье. Он думал лишь о том, чтоб добраться до Франца и убедиться, что тот еще жив. Рихарду не верилось, что может быть иначе.«Рихард со злостью ударил ногой в дубовую дверь подвала.
- Чего они от нас хотят? – безразличным тоном поинтересовался Франц. При тусклом свете, что падал через узкое окошко под потолком, парень оглядел помещение. Пол подвала был устлан соломой, вдоль стен стоял бочонки и бочки разной величины. Под потолком висели связки сушеных овощей, копченые бараньи ноги и связки колбас. Их заперли в замковых кладовых. Франц вздохнул и опустился на перевернутый бочонок. Рихард нервно мерил шагами помещение. Он размышлял вслух вполголоса и, время от времени, громко бранился, задевая что-то в полумраке.
- Судя по всему, - бормотал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к брату. – Ничего хорошего нас не ждет. Иначе, какой смысл приходить с оружием и запирать нас в подвале. Тысяча чертей, как же мне хочется увидеться с глазу на глаз с бароном и выяснить у него, что к чему. То, что мы ниже его по рождению, это еще не значит, что он имеет право обращаться с нами, как с домашним скотом. Нам еще предстоит выяснить, кто здесь прав, кто виноват. В конце концов, если мне не изменяет память, то его род не так давно носит титул, чтобы задирать нос.
Взаперти время течет в каком-то своем, особенном темпе. Поэтому сложно сказать сколько времени прошло с того момента, как полумрак подвала стал совсем непроглядным, и узники поняли, что за окном стемнело. Франц перелег на охапку соломы в углу и уснул. Рихарду не спалось. Его одолевала бессильная ярость против той несправедливости, что свалилась на их головы.
Внезапно раздался скрежет ключа в замке, и на пол упала полоска света из приоткрытой двери. Рихард вскочил на ноги. Но никто в подвал не вошел.
Секунду спустя тонкая рука появилась в просвете, поставила на пол одну за другой две миски и тут же исчезла. Дверь захлопнулась, и ключ снова повернулся в замке.
Рихард бросился к двери, что есть сил, забарабанил в нее, но тщетно.
- Эй! Я знаю, что вы там. Откройте дверь! Откройте сейчас же! Иначе, клянусь, я разнесу здесь все к чертям собачьим.
- Рихард, пожалуйста, не надо. –раздался из-за двери жалобный голос. – Прекрати, не шуми.
- Кэтти? – удивился юноша. – Это действительно ты? Открой дверь, Кэтти!
- Я не могу. Они убьют меня, если узнают, что я сюда приходила! – в голосе ясно послышались слезы.
- Кто они?!
- Хозяин. Барон.
- Жалкий мелкий помещик, чтоб его! – тихо ругнулся Рихард. – Кэтти, ты знаешь, зачем нас здесь держат?
- Ни хозяин, ни Мясник ничего не говорили. Но на кухне шепчутся, что это из-за диабра.
- А при чем тут диабр?
- Говорят, что вас обвиняют во лжи, дескать, вы не могли убить тварь, и завтра вас накажут за эту ложь.
- Но это может быть ложью?! Ведь все видели тушу.
- Я знаю. И я тебе верю. Не только я. Мы все с тобой.
- Спасибо, Кэтти. - проговорил он с искренней благодарностью. – Но у меня не укладывается в голове… Что ж это такое?
Кэтти понизила голос до шепота, так что Рихарду пришлось прижать ухо к двери, чтобы расслышать ее слова.
- Сегодня днем к барону приезжал гость. Прямо из столицы. После его визита хозяин сам не свой. Думаю, это как-то связано с вашим арестом.
- Какая может быть связь между столичным посланцем и сыновьями деревенского кузнеца?
- Не знаю. – отвечала девушка. – Но кухарка Миган говорит, что вас заставят прилюдно сознаться во лжи, а если не признаетесь – выпорют плетью.
- Брэдли не посмеет! – вскипел Рихард. – Мы – сводные крестьяне!
- Это лишь слухи. Но, Рихард, могу я тебя попросить?
- Я слушаю.
- Если вдруг случится так, как говорит Миган…
- Это недопустимо!
- Если вдруг, то лучше сделай, как велят. Сознайся во всем сразу.
- Нет! – отрезал Рихард.
- Рихард! Подожди! Послушай! – взмолилась девушка. – Ты ничего не теряешь. Все и так тебе верят. Ваше признание ничего не изменит.
- Еще как изменит.
- Да, нет же! Поверь. Никто вас не осудит.
- Как я могу пасть так низко, чтобы назвать себя лжецом, лишь бы только избежать плети. Да это сделает меня лжецом вдвойне! Нет, никогда! Слышишь, никогда я не признаюсь во лжи, если не лгал! Пусть даже меня за это повесят!
За дверью раздался судорожный всхлип. Рихард понял, что слишком увлекся своей гневной тирадой, и тон его смягчился.
- Тем не менее, спасибо тебе за твое участие, Кэтти. Последний вопрос, ты не знаешь, когда именно барон собирается требовать у нас признание.
- Скорее всего, в полдень. Во всяком случае, я слышала, как он приказал, собрать всех жителей деревни к полудню на рыночной площади.
- Понятно… А сейчас который час?
- Три пополуночи. – ответила девушка.
- Хорошо, спасибо. Иди спать, Кэтти. И не волнуйся за меня. Все образуется.

Рихард был не из тех людей, кто легко сдается. Он верил, что выход из этой ситуации есть. Более того, он верил, что они с братом смогут выпутаться из этой ситуации без ущерба для своей чести. Но, поскольку он не понимал всех причин произошедшего, он никак не мог найти выход.
Он разбудил брата и рассказал ему все, что узнал от юной служанки.
- Может, удастся убежать? – спросил он после небольшой паузы.
- Убежать? – Рихард был удивлен таким предложением. – Как можно, брат? Эти люди, какую бы цель они не преследовали, планируют нас прилюдно выставить лжецами. Хороши же мы будем, если убежим, испугавшись плети. Нет, Франц, как ты не понимаешь, что это невозможно? В конце концов, что нам стоит выдержать десять, двадцать, пусть даже сотню плетей, если это поможет нам сберечь честь семьи.
- Честь семьи! Какие громкие слова! Тебя послушать, так можно подумать, что ты вельможа в десятом колене, а не сын кузнеца. Бедняга Рихард, как не посчастливилось ему родиться деревенщиной, ведь у него благородная душа и сердце рыцаря. Тьфу! От тебя только и слышишь, что о долге, чести и справедливости.
Рихард несколько раз сжал и разжал кулаки, борясь с ослепляющей яростью. Ему понадобилось все его самообладание, чтобы не броситься в этот миг на человека, которого он любил искренней братской любовью, хотя иногда не понимал. Но теперь, когда он заговорил, в его голосе звучали холод и презрение.
- Я никогда не думал, что доживу до дня, когда собственного брата назову бесчестным мерзавцем, но вот этот день настал. Однако, Франц, я не допущу твоего позора, потому что его тень затронет всю нашу семью. И я не позволю, чтобы наша мать стала объектом пересудов, я не хочу, чтобы деревенские кумушки шептались у нее за спиной, повторяя лживые слухи. Разве мало она плакала со дня гибели отца?! И ты хочешь, чтобы она выслушивала, как ее сыновей называют лжецами? Скажи, Франц, ты этого хочешь?
Франц отвернулся, не в силах выдержать взгляд старшего брата. Даже в темноте подвала он чувствовал этот пристальный, полный укора взгляд. О, как много в этот миг он хотел сказать ему, но не решался. Да и какой смысл?! Чтобы Франц не сказал, брат всегда найдет, что ему возразить. И снова окажется прав. Ведь чтобы не случалось, он всегда останется великим Рихардом, благородный героем округи, а Франц – слабаком и трусом, позорящим память отца. Словно ему и так мало быть младшим, прилагать нечеловеческие усилия, для того, чтобы урвать хоть малую долю славы брата. Почему-то никто не вспоминает, что он тоже охотился на диабра, тоже ездил на ярмарки в столицу, и тоже метко бьет белку в глаз. Иногда ему кажется, что для всех жителей деревни, включая их мать, существует лишь один Зибер - Рихард.
Пока подобные мысли теснились в голове Франца, Рихард вновь начал расхаживать по подвалу, пытаясь придумать выход из положения. Но безуспешно. Он никак не мог понять сути происходящего, он был зол на весь мир: на барона, на Франца, на себя.
Несколько часов спустя усталость взяла свое, и Рихард забылся тяжелым сном. Разбудили его шум и голоса за дверью. В подвал зашло четверо стражников барона. Тумаками они заставили братьев подняться и вывели их на улицу. Рихард взглянул на небо. Солнце стояло высоко, значит, был почти полдень. В сопровождении стражников братья вышли на рыночную площадь в середине деревни. К этому времени там уже собралась большая толпа. В центре площади, на деревянном помосте, где иногда выступали бродячие актеры, стоял барон в компании нескольких человек. Братьев повели прямо к помосту.
Рихард шел покорно, но гордо, даже дерзко смотрел на окружающих. Он искал знакомые лица, а когда видел, коротко кивал. Ему хотелось, чтобы люди видели, что он не признает себя виновным. В деревне его любят и уважают. Чтобы не делал барон, большинство все равно останется на его стороне.
Франц, напротив, не поднимал взгляда от земли. Он не был трусом по натуре, но вечное положение второго рядом с Рихардом угнетало его. Он не понимал гордыни старшего брата и из упрямства перечил ему. К тому же, он не знал, что собирается делать Рихард.
Вслед за братьями на помост поднялся священник, сухопарый коротышка, исполняющий обязанности писаря при сэре Брэдли. Он развернул пергамент и надтреснутым голосом начал читать. Братья Зиберы обвинялись в нанесении оскорбления короне. Дескать, они выдали найденную тушу диабра за убитого собственными руками. Поскольку охота на диабров считалась священным королевским правом, подобная ложь расценивалась как измена королю и государству.
Когда священник закончил чтение, по толпе пробежал ропот. Рихард ожидал от барона чего угодно. Тем не менее, абсурдность этого обвинения его просто шокировала. Несколько мгновений он стоял, не в силах вымолвит ни слова в свое оправдание. Оскорбление короне!? Измена? Из-за убитой твари, которая угрожала деревне. Это же прост бред!
И не один Рихард это понимал. Односельчане переглядывались между собой и роптали все громче. Писарь тем временем откашлялся и продолжил:
-…виновные должны, …кхм-кхм… публично признать свою вину и покаяться…кхм…именем божественной Создательницы нашей. В этом случае, милостью возлюбленного короля нашего Фридриха, наказанием лжецам будет служить сотня плетей…
- А что если нет?! – воскликнул Рихард. Священник поднял взгляд от пергамента и посмотрел на юношу. Глаза старика выражали полнейшее непонимание.
- Что «если нет»?
- Если не признаем вину. Я не собираюсь признаваться в том, чего не совершал. Как мы могли солгать?! Люди, вы же видели тварь в окрестностях, как и видели ее тушу! Полно вам слушать клевету!
Мальчишки в первых рядах одобрительно засвистели. Но старик лишь отмахнулся от них, и продолжил чтение, словно и не отвлекался.
- …сотня плетей…кхм…каждому. В противном же случае, виновные признаются изменниками короне, и должны быть доставлены в темницу замка Кар-Гретхен, где казнены как изменники через повешенье. Подписано… кхм… сэром Малькольмом Брэдли бароном Фелдшером дня третьего седьмого месяца двадцать девятого года правления нашего возлюбленного короля Фридриха ІІІ Ланигривинга. Да здравствует король!
- Многие лета королю.- вяло откликнулись селяне. Люди были шокированы подобным приговором, но не решались выразить свой протест. Происходящее казалось розыгрышем, плохо поставленным спектаклем. Франц стоял, понуро опустив голову, почти готовый выйти вперед и дать позорное признание. Его брат лишь сжимал кулаки в бессильной ярости. Он жаждал сказать что-то в свое оправдание. Но достойные слова никак не приходили ему на ум.
Внезапно неподалеку раздались звуки охотничьего рога.
- Дорогу его высочеству!!!
По толпе пробежала рябь – одна за другой головы повернулись в сторону подъезжающего отряда.
- Это принц…принц… – зашептали в толпе.
Люди расступились, и на рыночную площадь выехала группа всадников на взмыленных лошадях. Одежда всадников, даже посеревшая от пыли и пропитанная конским потом, поражала богатством и великолепием. Конская сбруя была украшена золотом и самоцветами. Юноша в светлом кафтане и длинном пурпурном плаще, что покрывал лошадиный круп, отделился от группы и подвел коня к самому помосту. Барон почтительно склонил перед ним колено.
- Ваше высочество…
- Что здесь происходит? – спросил принц ясным, звучным голосом.
- Суд, Ваше высочество.
- Надо же, как интересно. И в чем провинились эти несчастные?
- Они лжецы и изменники.
- Клевета! – не выдержал Рихард. Принц повернулся в нему.
- Клевета, говоришь?!
- Ваше высочество, нас несправедливо обвинили во лжи. Более того, под страхом смерти от нас требуют признать себя лжецами! А виновны мы лишь в том, что заботились о безопасности нашей деревни.
- В чем именно их обвиняют?- спросил принц сэра Брэдли. На лице барона отразились смятение и беспокойство. Он совершенно не понимал, как себя вести в такой ситуации. Ведь приговор братьям Зиберам был вынесен лишь для того, чтобы не дать слухам о их геройстве дойти до королевского двора. Но вот принц стоял перед ним собственной персоной. И своими глазами видел всю абсурдность ситуации. Ловушка захлопнулась. Сэру Брэдли не оставалось ничего, кроме как повторить обвинение, записанное в приказе.
- Помилуйте! – крикнул кто-то в толпе, и люди начали, как один, скандировать этот клич. Принц поднял правую руку, требуя тишины
- Создательница призывала нас быть милосердными! – провозгласил он, когда крики смолкли. – Я же, именем отца моего, короля Фридриха, призываю к справедливости! Я отменяю приговор, вынесенный сегодня этим людям, однако не снимаю с них обвинений. По законам чести, я даю им право доказать свою правоту.
Толпа взорвалась одобрительными криками.
- Да здравствует принц! Да здравствует король! Многие лета!
-Но, ваше величество, - обратился к нему барон. – Каким образом эти двое должны оправдаться?
Принц смерил братьев долгим, оценивающим взглядом.
- Пускай убьют еще одного диабра.»

Все хорошее очень быстро заканчивается. Особенно лето. Две августовские недели, проведенные в гостях у Фриды и Ганса, пролетели словно миг. Мы с кузиной облазили весь замок от подвалов до чердака, помогали приводить все в порядок. Дядя купил на аукционе какие-то старинные чертежи и внимательно их изучает. Даже ездил с ними в Ганновер на симпозиум ученых-историков. Все это чертовски любопытно! Мы с Хельгой многое отдали бы, чтобы узнать детали. Но дядя ни в какую не хочет рассказывать нам ничего. Лишь улыбается лукаво. И хранит манускрипт в сейфе – не иначе, как для усиления интриги.
По правде говоря, в процессе обустройства замка мы столкнулись с куда более прозаичной проблемой, чем старинные чертежи. Хлам. Горы хлама. Он был везде, во всех комнатах, которые еще не успели привести в порядок. Одной из причуд Ганса был категорический отказ от помощи профессиональных уборщиков и прочих бытовых услуг. Это поместье было его сокровищем, он ни за что не пустил бы посторонних в старые помещения, где среди груд строительного мусора порой находились действительно любопытные вещицы. Тем не менее, тетя Фрида яростно сражалась с хламом. Ее упорство и рвение сделали бы честь средневековому рыцарю. Со шваброй вместо копья она отвоевывала комнату за комнатой. Ну и мы с Хельгой, естественно, за ней, как два верных оруженосца.
По мере того, как нежилые комнаты очищались от мусора, в моей росла груда сувениров. Там были старинные часы и медальоны, монеты, кружевные воротнички, пожелтевшие письма и открытки, фотокарточки неизвестных мне людей. Я нашла даже кортик в ножнах из слоновой кости, инкрустированных ониксом. Хотя, может быть, это был агат. Я не слишком хорошо разбиралась. Однако, дорожила этой находкой больше всего. Вплоть до одного странного события.
Это был предпоследний вечер моего пребывания у родственников. Фрида возилась на кухне, а я сидела рядом и слушала ее болтовню. Мы много говорили о вещах, что находили в замке, обсуждали, что из этого сохранить, а что можно и продать с аукциона. В погребе обнаружилось несколько бутылок старого вина, а в башне – множество книг и даже скрипка.
- Но знаешь, что самое любопытное?
- Что же? – спросила я.
- Недавно я заходила в маленькую охотничью спальню, ту, что рядом с твоей. Она давно убрала, и я думала, там не могло остаться больше ничего интересного. Но в углу я нашла одну забавную вещицу.
- Забавную?
- В смысле, необычную. Может быть, она даже представляет немалую ценность. Похожа на брошь в виде ящерицы, только уж очень странную.
- Ящерицы?! – я заерзала на стуле.
- Наверное. Подожди, я сейчас принесу.
Фрида отряхнула руки от муки, вытерла полотенцем и пошла наверх. Я осталась сидеть на кухне, сгорая от нетерпения. Ведь речь шла именно о той комнате, где я оставляла спать Себастьяна. А, значит, брошь наверняка принадлежит ему.
Тетя спустилась на кухню и протянула мне находку. Брошь была размером с ладонь, довольно увесистая, сделанная из тусклого желтого метала. Золотая, наверное. Только уж очень старая. Я повертела ее в руках. На ней не было ни крючка, ни застежки. Вообще, брошь ли это. На вид, просто свернувшаяся кольцом ящерица. Тело ящерицы казалось пятнистым, словно было отполировано лишь местами. Сначала я думала, что это случайность, но потом меня осенило.
- Это не ящерица, Фрида. Это саламандра.
- А какая разница?
- Точно не знаю. Но, кажется, ящерица – это рептилия, а саламандра – земноводное. Как тритон. И саламандры выглядят по-другому. Вот видишь пятнышки?
- Да.- тетя взяла из моих рук брошку и опять принялась вертеть ее то так, то эдак. – Но мне, собственно, все равно, кто это. Интересно, представляет ли ценность эта вещица. Вроде бы, золотая. Надо будет показать Гансу.
- Что мне надо будет показать? – спросил дядя, заглянув на кухню. Он взял с блюда кусок пирога, а другой рукой обнял жену и поцеловал в макушку. Фрида показала ему саламандру.
- Глянь, какая брошка. Как думаешь, ценная?
- Во-первых, это не брошь, а застежка для плаща. Такие носили в позднем средневековье. Где ты ее нашла?
- В малой охотничьей спальне.
- Там же давно убрано было?!
- Да. – кивнула Фрида. – И это самое странное. Я не могла ее раньше пропустить, но откуда она могла там взяться!
Лицо Ганса вдруг стало серьезным и задумчивым.
- Эта вещица не выглядит сильно древней, однако… Может, это Хельга посеяла? Ты не спрашивала?
- Не думаю. – буркнула я.
Дядя посмотрел на меня, взъерошил волосы и снова покрутил саламандру в руках.
- Давай сначала и по порядку: ты, Фрида, убирала в охотничьей комнате уже давно, и ничего не видела. Так? Отлично. А недавно нашла там эту застежку. Да? Когда именно?
- Позавчера.
- Ясно. Это не твое, Диана, и не Хельги. Страшно предположить, откуда взялась эта ящерица.
- Саламандра. – поправила я.
- Да не важно, - отмахнулась тетя, но остановил ее жестом и внимательно посмотрел на меня. Слишком внимательно. У меня аж холодок пробежал по спине.
- Ты что-то знаешь, Диана? В замке были посторонние?
Приехали! Вот так поворот! Под дядюшкиным взглядом я вжалась в спинку стула. Врать или не врать - вот, в чем вопрос. Вряд ли моим родственникам понравится, что я привела в их дом мужчину. Ночью. Чужого. Да еще и такого странного. Ну ладно, он брошку посеял, а если стащил что-нибудь?!
- Кажется, я знаю, чье это. – призналась я.
- Рассказывай. – Ганс подвинул стул и сел рядом со мной.
Делать нечего. Отчаянно гримасничая, я в красках поведала историю ночного посещения. Как ни странно, дядю больше всего заинтересовало поведение гостя. Он заставил меня детально вспомнить все: как Себастьян был одет, что говорил, чему удивлялся. А наши с Хельгой предположения относительно карнавала и психических расстройств не захотел даже слушать.
Когда я закончила рассказ, дядя снова взъерошил волосы, посмотрел что-то в телефоне, посмотрел по сторонам. А потом пробормотал что-то вроде «Любопытно», вскочил и убежал наверх, запершись в своем кабинете. Чем он там занимался, мы так и не узнали, лишь слышали бессвязные обрывки его телефонных разговоров.
- Психоз заразен. – ехидно констатировала Хельга, когда очередное «Невероятно!» донеслось из-за двери.
- Ага. И передается через брошку.
Мы обе прыснули. Хотя смешного было мало. Казалось, что в семье появился собственный безумный ученый, который ведет себя в лучших традициях этой роли.


« При дворе было шумно. Подготовка к королевской охоте шла вовсю. Пение рогов и лай гончих многократно отражались от замковых стен, создавая настоящую какофонию.
Франц Зибер стоял, опершись спиной о заграждение, ел яблоко и лениво наблюдал за происходящим.
Прошел уже месяц со дня суда, и это время они с братом провели в столице. Принц заставил их последовать за отрядом, чтобы дать возможность доказать свою правоту. По сути, наказание обернулось наградой. Зиберов разместили в королевских казармах, даже выделили небольшое содержание. Королевская гвардия состояла в основном из обедневших рыцарей и младших сыновей титулованных дворян. Недурное общество для двух крестьянских парней. Почти сразу у Рихарда появились приятели из числа гвардейцев. Кое-кому пришлись по сердцу его рассуждения о справедливости, чести и достоинстве. Целыми днями эти борцы за справедливость проводили в таверне за вином и горячими спорами.
Франц отказался принимать в этом участие. Поначалу его разбирала обида от то, что старший брат опять так легко прижился в новом обществе. Но вскоре успокоился. Ему стало все равно. Столица кишела возможностями.
Пожалуй, Франц должен был благодарить брата за его упрямство и показное рыцарство. Они не просто оказались при дворе. О них заговорили. Не каждый день двое крестьян оказываются в личной гвардии принца. Не каждый день они удостаиваются чести принять участие в королевской охоте. Об этом удивительном случае говорил весь двор. И все с нетерпением ждали дня охоты. И вот, наконец, этот день настал.
Солнце стояло уже высоко, когда королевская кавалькада выехала из ворот города. В сопровождении егерей они двинулись в сторону Шелловского леса. Братья Зиберы поначалу двигались в конце колонны, но вскоре принц придержал коня и приказал им ехать рядом с ним.
Наследнику трона шел двадцать третий год. Людвиг Ланигривинг был высоким, статным юношей. От матери он унаследовал светлые волосы и аристократичную белизну кожи. Но, тем не менее, в его внешности не было материнской мягкости. Темные глаза смотрели пронзительно, а волевой подбородок выдавал жесткость и упрямство. Людвиг был единственным сыном короля Фридриха III, которого прозвали в народе Полоумным. Король, в свои сорок пять лет, уже был стариком. Хилый от рождения, он был тревожным и мнительным, панически боялся измены и часто мучился ночными кошмарами. На самом деле, делами государства давно уже руководил его сын. Людвиг был любим народом и почитаем аристократией. Ему прочили стать великим правителем.
В этот день принц был одет в куртку из мягкой оленьей кожи, узкие темные штаны и высокие ботфорты. За плечами развивался темно-красный плащ. Только богато украшенный меч и изящная упряжь выдавали в нем персону знатного происхождения.
Приказав братьям ехать рядом с ним, Людвиг начал расспрашивать Рихарда о диабрах. Рихард в очередной раз пересказал принцу историю их прошлой охоты. Принца интересовали все детали: внешность твари, ее повадки и то, как братьям удалось ее выследить.
В последние годы диабров в округе становилось все меньше. Простой люд вздохнул с облегчением. Но для принца и заядлых охотников из его окружения это означало отсутствие возможности проявить себя. Убийство диабра издавна считалось великим подвигом, но с каждым годом выследить тварь становилось все сложнее. Почти месяц понадобился королевским егерям, чтобы напасть на след зверя в Шелловском лесу. След уводил на север.
Время от времени, по ходу движения кавалькады, загонщики поднимали косуль, кабанов и прочую мелкую дичь. Кое-кто из свиты в погоне за ними сворачивал вбок, поэтому сопровождающих принца становилось все меньше. Но Людвига не интересовало ничто, кроме диабра. Он заставлял коня ехать размашистым аллюром, не сбавляя темп, а братья Зиберы следовали за ним.
Наконец, раздался сигнал загонщиков о том, что зверь близко. Людвиг послал коня в галоп. Лицо молодого принца разрумянилось от волнения, а глаза горели азартом. Вскоре из густого подлеска они выехали в сосновый бор. Впереди, между деревьев, мелькала темная шкура диабра. Напуганный шумом зверь петлял, стараясь оторваться от погонщиков. Диабры могли развивать скорость до тридцати миль в час и славились своей выносливостью. Но и Людвиг был не из робкого десятка. Его конь южной породы был лучшим скакуном при дворе, если не во всем королевстве. И все же, догнать зверя было не просто.
Рихард изо всех сил погонял коня, стараясь не отставать от принца. Чуть впереди между деревьями то и дело мелькал хвост кобылы Франца. Периодически оглядываясь, Рихард заметил, что все меньше людей следуют за ними. Лошади уставали, к тому же ехать стало тяжелее. Сосновый лес сменился буковым, и дорога пошла под гору, поэтому пришлось немного сбавить ход. Кто-то сзади окликнул принца, призывал его остановиться. Но Людвиг проигнорировал этот отклик, если вообще услышал его. Его интересовал лишь диабр, который ломился через подлесок в десятке ярдов от него. И принц не собирался сдаваться так просто.
Внезапно, короткий свист прорезал воздух. Один из егерей, сопровождавших принца, вскрикнул и стал заваливаться на бок. Из груди его торчала стрела с ярко-красным оперением.
- Засада! Ваше высочество! Берегитесь!
Между деревьями замелькали тени всадников. Прозвучал оклик на незнакомом наречии. И в тот же миг стрелы посыпались градом. Одна вонзилась в землю прямо под копытами коня Рихарда, и Бланк испуганно шарахнулся в сторону. Юноша почувствовал, что кто-то заскочил на круп позади него, и сильные руки обхватили его горло. От неожиданности он выпустил поводья, и начал извиваться в седле, стараясь ослабить хватку.
От недостатка воздуха у юноши потемнело в глазах. Наугад он ударил локтем назад, схватил нападающего за волосы и рывком потянул вниз. В этот момент Бланк вновь взбрыкнул и скинул обоих всадников на землю. Это дало Рихарду преимущество. Оказавшись сверху, он принялся колотить врага руками и ногами. Но цепкие пальцы продолжали сжимать его шею, перекрывая доступ кислорода. Противник перекатился, и Рихард увидел злобный оскал на его смуглом лице. В висках стучали молоточки, и весь мир сжался до одной единственной потребности. Воздуха!
Почувствовав под рукой булыжник, Рихард схватил его и с силой приложил нападающего в висок. Хватка ослабла. Рихард ударил снова. И снова.
Когда в голове прояснилось, Рихард сел и оглянулся вокруг. Враги были везде. Смуглолицые варвары, одетые в звериные шкуры и рваное тряпье. Дикари с северных рубежей. Их было больше дюжины. Некоторые из них, пешие и конные старались поймать двух мечущихся в испуге лошадей. Остальные атаковали людей, что яростно оборонялись возле старого ясеня поодаль. Рассмотреть детальнее у Рихарда не было времени.
С громким криком один из дикарей бросился на него. Юноша увернулся, перекатился через плечо и вскочил на ноги, готовый к схватке.
Враг был вооружен кривой, зазубренной саблей, а у Рихарда не было ничего, кроме охотничьего ножа на поясе. Его короткое копье и лук со стрелами остались притороченными к седлу.
Северянин атаковал первым. Рихард снова увернулся, перебросил нож в левую руку и поднял с земли короткий толстый сук. Неуклюже отражая палкой удары сабли, он все больше отступал, пока не почувствовал, что уперся спиной в ствол дерева. Краем глаза Рихард заметил, что один из обороняющихся возле ясеня упал, как подкошенный.
Увидев, что он загнал врага в ловушку, дикарь ухмыльнулся и нанес сильный рубящий удар. Однако, в последний момент мечущиеся в панике кони заставили его уклониться в сторону. Удар пришелся в дерево. Рихарду это давало преимущество в несколько драгоценных секунд. Отбросив бесполезную палку, он поднырнул под руку врага и вогнал нож тому под ребра. Дикарь крякнул и начал оседать.
Рихард бросился к ясеню. Приблизившись, он увидел, что Франц и один из егерей яростно сражаются, защищая собой лежащего на земле принца. Несколько дикарей корчились поодаль, но нападающих явно стало больше. Юноша схватил лежащую на земле саблю и кинулся на выручку брату. Но опоздал.
Франц на споткнулся о корень и на мгновение открылся. Его противник нанес удар, что пришелся юноше в бок. Франц покачнулся и рухнул на колени. У Рихарда вырвался вопль отчаянья. В слепой ярости он бросился вперед, нанося удары направо и налево. Он едва ли почувствовал, как вражеский клинок ожег ему предплечье. Он думал лишь о том, чтоб добраться до Франца и убедиться, что тот еще жив. Рихарду не верилось, что может быть иначе.»