Глава 3Гвен была уверена: Гавейн влюблен. Они все утро между состязаниями проговорили о Митиан, и даже если рыцарь, строго говоря, не признался в своих чувствах к принцессе (будучи слишком гордым для этого), некоторые признаки не могли обмануть. Каждый раз, когда Гавейн упоминал ее имя, его взгляд сиял, как никогда прежде. Он беспрестанно дерзко улыбался во время разговора и иногда, рефлекторно хватал руку королевы, словно делясь внутренним волнением.
Гавейн давал понять жестами то, что не говорил словами, совершенно не отдавая себе отчет в том, что так часто касался королевы во время разговора. Были и другие доказательства – Гвен начала их считать. Рассеянность, которую Гавейн продемонстрировал во время состязаний, и то, что победа или поражение его не волновали. На трибунах он потребовал у Гвен послание, по отношению к которому прежде притворялся равнодушным, заботливо спрятав его в отворот перчатки, чем вызывал у нее невольную улыбку. Сэр Гавейн-соблазнитель, наконец-то, был покорен женщиной!
Гвен была рада за Митиан, которая впервые познавала счастье влюбленности. Гвен часто сожалела о суровости жизни принцессы. Мысль о чудесном времени, ожидающем друзей, возвращала королеву в эпоху, когда они с Артуром были помолвлены: к их тайным свиданиям и поцелуям в коридорах украдкой. На ее губах расцветала идиотская улыбка при мысли о том времени, но это было сильнее ее… эти воспоминания ее умиляли.
Гвен представляла, как будет рассказывать эту историю Галааду, когда он подрастет. Она представляла его голубые глаза, округлившиеся от удивления, и внимательное выражение лица, когда он будет с интересом ее слушать. Она мечтала о вопросах, которые будет задавать ее сын, когда безумный рыцарь прыгнул на трибуны перед ней.
В следующее мгновение Гвен получила удар в живот и оказалась пришпиленной к креслу. Она не успела испугаться: все произошло так быстро, что она не видела удара. Боль пришла только через несколько мгновений. Глухая колющая боль, словно волной накрывшая все чувства – в глазах заплясали черные звезды. Тогда Гвен услышала панические голоса вокруг и поняла, что с ней произошло что-то
серьезное.
Солель убил человека, бросившегося на нее, и сквозь пелену боли, помутившей сознание, Гвен различила, как Артур кричит ее имя. Его голос был душераздирающим, и она, точно отделившись от своего тела, задалась вопросом, не было ли ранение настолько серьезным, чтобы стать
смертельным. Она успела только подумать:
«Галаад». И ее сотряс всхлип, а ледяной холод начал распространяться в узле боли в животе.
- Нет, нет, нет, нет!
Гвен видела склоненные над ней лица. Гавейн с вытаращенными от ужаса глазами. Элиан, прикрывший рот рукой. И Леон… почему Леон рвал на себе волосы?
Потом Гвен осознала, что Артур стоит перед ней на коленях, с глазами полными слез, с выражением ужаса на лице. Его руки повисли, будто он не осмеливался прикоснуться к ней… плечи сотрясались от рыданий. Похоже, он был потрясен ее видом. Артур смотрел не на ее лицо… а на живот. Медленно Гвен опустила глаза и увидела. Меч, вонзенный в ее тело. Перед платья, пропитанный кровью. Ее рот округлился в немом крике, но ни один звук не вырвался из горла.
***
Мерлин мчался к королеве со скоростью молнии, но в глубине души он знал, чувствовал, что уже
слишком поздно. Эта уверенность порождала черное отчаяние. Однако слишком поздно для чего, Мерлин не знал, пока не добрался до трибун, поскольку в королевской ложе было настоящее столпотворение, закрывавшее ему вид. Но хаоса и криков было достаточно, чтобы сжалось сердце, а во рту появился привкус пепла, подтверждая худшие страхи. Стиснув зубы, Мерлин отталкивал с пути зевак. Сердце бешено колотилось, в голове вертелась единственная мысль:
только бы она не умерла. В памяти всплыло это утро и улыбка королевы, когда он принес ей завтрак в постель. Гвен, дорогая Гвен, при всем своем великолепии, такая простая, такая радостная, такая цветущая… Мерлин не хотел ее потерять – это было немыслимо, невозможно. Он расчистил себе путь, раздвигая народ плечами, и тогда увидел ее. Мерлин беззвучно закричал, потрясенный до глубины души. Мозг был не в состоянии уразуметь то, что он увидел. Меч, кровь. Расширившиеся от ужаса глаза Гвен. Артур в слезах на коленях перед ней. Рыцари, не знающие, что делать. Рыдающий и мечущийся из стороны в сторону Элиан. Солель как пришибленный, точно получивший удар по голове. Как это случилось? Мерлин отказывался верить. Не могло все рухнуть так быстро… такой прекрасный день не мог превратиться в кошмар за одну секунду. Возможно ли, чтобы разбились все мечты, все надежды, чтобы две самые драгоценные жизни были отняты у тех, кто их любил, без надежды вернуться? Если бы только он был
здесь! Если бы он только не отошел, чтобы лучше слышать Моргану! Почему судьба всегда так жестока? Почему всегда, когда хочешь предупредить катастрофу, только ускоряешь ее?
«Она жива», - напомнил себе Мерлин.
Он стиснул зубы и бросился вперед, крикнув: «Отойдите!» - зная только одно: он должен добраться до подруги, пока она еще дышит.
***
- Нет, нет, нет, нет!
«Это страшный сон, это не на самом деле», - думал Артур. Но кровь, текущая из раны, не была воображаемой, как и потерянный взгляд Гвиневры, меч, пронзивший ее насквозь, и ужас, который он испытывал при мысли, что
его жена может умереть.
- Гвиневра, Гвиневра, останься со мной. Не умирай, не умирай, прошу тебя… - умолял Артур.
Слезы текли по его лицу. Он не знал, что делать. Он был парализован ужасом, глядя, как она теряет сознание. Артур закрыл глаза, словно ребенок, испуганный темнотой, и изо всех сил позвал:
-
Мерлин! Мерлин, умоляю, умоляю тебя,
сделай что-нибудь!
Мерлина не было здесь. Мерлин ушел, а он ничего не мог сделать, чтобы спасти Гвиневру… Артура сотрясала сильная дрожь. Вокруг него толпились люди, громко кричавшие и бесполезно суетившиеся. Ему хотелось завопить: воздуха, дайте ей воздуха! Но у него пропал голос.
«Мерлин, прошу тебя».
И два слова вернули дыхание:
- Я здесь.
Рядом появился Мерлин, и его пальцы – твердые и успокаивающие – сомкнулись на плече Артура.
- Не дай ей умереть. Прошу тебя. Не дай ей умереть, - произнес Артур, вцепившись в него, словно утопающий.
Мерлин не ответил. Он опустился на колено перед Гвиневрой. Его лицо было бледно и сосредоточено.
- Артур. Отойди, пожалуйста, - спокойно велел он.
Артур подчинился.
***
Мерлин
должен был оставаться спокойным. Не время предаваться горю, надо было контролировать себя. Он встретился взглядом с Гвен – одновременно испуганной и оглушенной болью. Когда Мерлин посмотрел на ее живот, чтобы оценить повреждения, все внутри скрутило. Он потянулся к ней магией, зондируя, и сердце разбилось на кусочки. Ему не надо было искать Галаада, чтобы знать, что его больше нет. Мерлин чувствовал его отсутствие так сильно, как если бы от него самого оторвали кусок. Его маленький принц ушел. Лезвие убийцы уничтожило его моментально, ударив прямо в сердце маленького существа, и всякий след его бытия
исчез.
Мерлин запретил себе думать о непоправимой боли этой потери, потери ребенка, которого он благословил и для которого мечтал о чудесной жизни. Это было слишком тяжело. Он изгнал Галаада из своих мыслей и сосредоточился на Гвен. Она была еще жива, ей он еще мог помочь.
- Мерлин… - в ужасе выдохнула она.
- Прости, Гвен, - прошептал он.
- Не… твоя… вина… - с трудом произнесла она.
- Я помогу тебе, - попытался Мерлин успокоить ее.
Гвен кивнула. Ей было ужасно больно, и сознание покидало ее. Она цеплялась изо всех сил, чтобы не соскользнуть во тьму, тянувшую к себе. Теперь, когда Гвен увидела свою рану, она понимала, что умрет без магической помощи. Она не была уверена, что даже магия сможет помочь, и ей было страшно. Умереть таким образом казалось ужасным. Гвен вслепую протянула руку и отчаянно вцепилась в друга.
- Я должен буду вытащить лезвие, - прошептал Мерлин. – Я постараюсь сделать это, как можно быстрее.
Гвен охватил страх, но она храбро кивнула:
- Давай.
Мерлин схватил эфес меча двумя руками, осторожно сомкнув на нем пальцы. До самых глубин существа Гвен почувствовала малейшие колебания – будто ее сжигали заживо. «Прости», - выдохнул Мерлин и одним движением вырвал меч. Но Гвен показалось, что сталь целые века вынималась из ее тела. Невообразимой силы пульсирующая боль охватила до мозга костей. Мерлин отбросил оружие, заставляя себя не смотреть на кусочки плоти, оставшиеся на нем. Он немедленно положил ладонь на рану подруги и направил на нее всю силу своей магии. Его пальцы почти сразу же покрылись кровью. Никогда еще Мерлин не произносил заклинания с таким пылом.
Гвен почувствовала, как страшный обжигающий холод, который расползался в животе, сменился укрепляющим теплом, когда магия Мерлина заполнила ее. Она не смотрела на свою рану: слишком боялась упасть в обморок, если сделает это. Гвен полностью сосредоточилась на золоте, сияющем во взгляде друга, на выражении невозмутимой решимости, написанной на его лице. Он был великим магом. Если кто-то и сможет ее спасти, то только он… Гвен вцепилась в эту мысль изо всех сил.
Лицо Мерлина покрылось потом. Королева почувствовала, что он берет на себя ее страдания, и увидела, как он скривился от напряжения в тот момент, когда ее затопило облегчение. Разорванные органы внутри нее согревались. Гвен чувствовала исцеляющее действие магии, остановившей кровотечение и восстанавливающей то, что было повреждено. Боль вскоре совершенно исчезла, замороженная оцепенением, охватившим все члены. С возвращением хорошего самочувствия, которое она считала потерянным навсегда, на Гвен накатила волна усталости. Она была истощена, она не могла больше держать глаза открытыми… и соскользнула назад, словно тряпичная кукла.
- Гвиневра! – крикнул Артур.
Глаза Мерлина по-прежнему сияли, рука по-прежнему лежала на животе королевы. Он должен был исцелить эту рану. Он мог чувствовать, как затронутые органы срастаются, зарубцовываются… и еще увеличил силу заклинания. Мерлин хотел стереть всякий след зла, причиненного Гвен, как если бы это ужасное покушение никогда не происходило. Но он знал, что ничего не выйдет. Шрам никогда не рассосется полностью, и когда Мерлин понял, что это значит, бессильная ярость поднялась внутри, вызывая желание стереть в порошок все вокруг.
- Нет, - подавленно произнес он с глазами полными слез. – Нет…
Артур рядом с ним подавил крик.
- Она умерла, да? Ты не смог ее спасти! Гвиневра!
Гвиневра!
Мерлин заметил безумное состояние, в которое его реакция повергла друга, и поспешно повернулся к Артуру, чтобы вывести его из заблуждения.
- Артур. Успокойся. Она жива. С ней все в порядке. Мне удалось ее исцелить. Но процесс исчерпал ее жизненную энергию, и она будет долго спать. Два или три дня подряд… Позволь перенести ее в спальню.
Артур молча кивнул, слезы все еще капали на его рубашку.
- Унеси ее, Мерлин, - произнес он надтреснутым голосом, когда смог снова дышать.
Мерлин осторожно, точно ребенка, поднял Гвен на руки и исчез, унося от любопытных, глазеющих на нее. Он появился в королевской опочивальне, вдали от криков и общей суеты. Очень осторожно положил подругу на кровать. Гвен глубоко вздохнула, и ее ресницы дрогнули, прежде чем она погрузилась в глубокий сон.
Мерлин упал на колени рядом с кроватью и, спрятав лицо в ладонях, зарыдал.
***
Артур на ощупь проложил себе дорогу сквозь толпу и, пошатываясь, направился к замку. Дойдя до центра тренировочной площадки, он упал на колени. Последовавший за ним Солель поспешил помочь ему подняться. Король обратил на него полный ужаса взгляд, и рыцарь, охваченный сознанием вины, подумал: «Это из-за меня». Он никогда не хотел причинить зло Артуру. Напротив, он хотел его защитить… Он не понимал, что король был влюблен в Гвиневру, что потерять ее было для него гораздо хуже, чем любой обман, который она могла совершить. Как у него с Морганой… Когда Солель управлял сознанием рыцаря, он не хотел ее убить… только уничтожить ребенка. Теперь он понимал, что если королева не поправится, Камелот потеряет короля, потому что рассудок Артура не сможет выдержать утраты любимой жены.
- Мне так жаль, - произнес он, покачав головой.
- Убийца… - глухо произнес Артур с безумным взглядом. – Ты убил его… Мы никогда не узнаем, почему он это сделал…
- Мне жаль, - повторил Солель, неспособный сказать что бы то ни было другое.
- Причины ничего не значат. Зло уже сделано.
Артур опустил голову, рыдания снова сотрясли его. Солель хотел помочь ему подняться, готовый принять на себя его вес, чтобы поставить на ноги, но король был слишком потрясен и обессилен. Солель посмотрел назад, в направлении трибун. Леон и Персиваль наводили порядок в толпе и организовывали вынос тела убийцы.
К тому времени, как Артур взял себя в руки, к ним присоединился Элиан в обезумевшем состоянии, поддерживаемый Гавейном, который, казалось, не мог прийти в себя.
«Я должен был убить его», - подумал Солель в ярости, глядя на отчаянное выражение лица любовника.
Артур, наконец, выпрямился. Гавейн приблизился к нему и с виноватым взглядом коснулся руки.
- Я сидел рядом с ней. Я должен был защитить ее ценой своей жизни, - слабым голосом произнес он. – Я ничего не заметил. Это произошло так внезапно. И теперь… это моя вина. Мне не хватило бдительности. Я виноват, что жизнь королевы в опасности… Я никогда себя не прощу.
Король покачал головой:
- Я тоже ничего не заметил, Гавейн.
- Она выживет, правда? – спросил Элиан.
Солель никогда не видел брата королевы ни таким потрясенным, ни таким уязвимым.
- Я не могу потерять ее. Это моя сестра… она вырастила меня, она всегда была рядом… я ничто без нее… она единственная моя семья,
я не могу ее потерять, - растерянно произнес рыцарь.
Артур обнял Элиана и прикоснулся лбом к его лбу, не в силах успокоить по-другому. Боль, которую он испытывал, была двойной, потому что он знал кое-что, чего не знали остальные… И теперь он должен был сказать это. Артур просто не мог вести себя так, словно Галаада никогда не существовало.
Его сын. Мерлин сказал, что Гвиневра выживет… но что касается Галаада… он не осмеливался надеяться.
- Она была беременна, - надтреснутым голосом произнес король.
«Артур был в курсе?» - в ужасе подумал Солель.
- Первая тошнота появилась как раз перед нашим отъездом в Немет… оставалось всего лишь шесть месяцев до рождения Галаада… Я собирался сегодня объявить народу хорошую новость.
Перед отъездом в Немет?
Желудок Солеля перевернулся. Если это правда… Если Гвиневра забеременела, когда Артур был в Камелоте… это означало, что король был отцом ребенка. Солель в ужасе отступил на шаг. Он позволил черноте своих чувств ослепить себя и вместо того, чтобы проверить подозрения, действовал по первому импульсу, не владея собой. А вдруг он совершил ошибку?
А вдруг я убил наследного принца Камелота? Страх овладел им. В глубине души Солель понимал, что его необдуманный поступок только что опасно изменил будущее. И впервые за четыре года он испытал непреодолимое желание заглянуть в будущее. Может, прыгнуть сквозь время… пересечь две тысячи лет, отделяющие его от завтрашнего мира… в каком состоянии он найдет его? Вибрирующим магией… или агонизирующим, как раньше? Неужели в порыве ярости он убил всякую надежду?
«Не смотри, - велел себе Солель, изо всех сил цепляясь за настоящее. – Не смотри. Не смотри».
По щекам Элиана текли слезы:
- Беременна… Я не знал. Не знал…
- Я знал, - прошептал Гавейн. – Она сказала мне… когда в Немете шла битва. Она боялась будущего, боялась того, что случится, если победят саксы. Я поклялся ей, что никогда не позволю ничему случиться ни с ней, ни с принцем. Я не сумел сдержать слово…
Солель посмотрел на Гавейна и сглотнул. В его глазах не было ни малейшего следа лицемерия. Но как же то единение, что он видел между ним и королевой? Ему же не приснились их близость, их привязанность!
А вдруг это была… просто дружба?
Солелю стало дурно, когда он понял, что сотворил. Гвиневра была невиновна, однако… заплатила за преступление Морганы. Ошибка, которую он совершил, повлечет за собой большие последствия. Глядя на Артура, Солель предчувствовал, что отныне, что бы ни произошло, король никогда не станет прежним.
Тревога охватила его и пригвоздила к месту… Одна единственная ошибка… одна единственная ошибка, и все могло рухнуть.
Но это не единственная твоя ошибка, не так ли? – прошептал внутри коварный голосок. Слезы навернулись на глаза, когда Солель вспомнил, как Килгарра приговорил его.
Ты убьешь Артура. В сознании великого дракона не было и тени сомнения. «Я не злой, - с ужасом подумал Солель. – Я не убийца, я не чудовище».
- Есть ли малейшая надежда, что ребенок… - начал Элиан.
- Я предпочитаю не говорить об этом, - произнес Артур и, бросив на него пустой взгляд, пробормотал: - Я должен быть с Гвиневрой. Она сейчас нуждается во мне.
С этими словами король ушел в направлении замка – один, шатаясь, словно побежденный человек, идущий к смерти.
***
- Прости, Гвен, - прошептал Мерлин в королевской опочивальне. – Я должен был быть с тобой. Я должен был помешать этому человеку причинить тебе зло. Моя магия так могущественна, и все-таки мне никогда не удается спасти тех, кого я люблю. Если бы ты знала, как я хотел бы защитить своих друзей. Зачем мне эти силы, если они не спасают от страданий? Зачем мне быть
самым могущественным магом всех времен, если меня нет рядом, чтобы не дать несчастью коснуться тебя и Артура? Ты моя самая дорогая подруга, Гвен. Ты была ей с первого дня, с тех пор, как впервые мне улыбнулась. Только ты могла решить подружиться с деревенским идиотом, поставленным в колодки. Ты самый храбрый человек из всех, что я знаю. Самый великодушный. Самый преданный. Ты всегда была королевой в сердце. Ты не подвела меня, когда мне нужна была твоя помощь. Но я сегодня подвел тебя. Тебя. Артура. Галаада. Мне так жаль. Так жаль…
- Мерлин.
Маг испуганно подпрыгнул. Он не слышал, как Артур вошел, и, только почувствовав его руку на своем плече, заметил, что король рядом. Артур произнес его имя с нежностью. Мерлин поднял на друга глаза, полные слез, и покачал головой, сдавленно произнеся:
- Моргана предупредила меня слишком поздно.
Артур сжал его руку, и Мерлин вцепился в него. Маг дрожал словно лист. Ноги у Артура были ватными. Он посмотрел на Гвиневру, лежавшую на кровати. Ее лицо было спокойным, дыхание глубоким. Она спала. Она
жила.
- Ты спас ее, - сказал Артур. – Ты ее исцелил. Ты
хороший друг, Мерлин.
Артур взлохматил ему волосы и сел на кровать, рядом с женой. Он ласково отодвинул с лица черные кудри, положил ладонь на разорванную ткань платья там, где меч пронзил живот. Рана закрылась. Кожа была здоровой и свежей, отмеченной бледным шрамом, который казался старым. Артур облегченно вздохнул и наклонился к любимой.
- Я люблю тебя, Гвиневра, - прошептал он ей на ухо. – Я запрещаю тебе умирать и оставлять меня. Что бы ни произошло, мы будем вместе до конца. Тебе придется быть мужественной, любимая. Тебе придется бороться ради меня. Но доверься мне. Я не покину тебя. Я буду рядом, когда ты проснешься, и каждый день после. И мы справимся с этим. Обещаю тебе.
Гвиневра оставалась неподвижной. Артур выпрямился, мягко повторив:
- Она не умрет.
Мерлин издал задушенный звук позади него, и Артур обернулся. Друг стоял, прислонившись к стене. Он прижал ладонь к губам и молча плакал. Артур никогда не видел его столь уничтоженным, и он знал причину. Он приготовился к этой правде, пока шел до замка.
- Ты не смог спасти Галаада, да? – наконец, грустно спросил король.
Глаза Мерлина все сказали за него, когда он покачал головой, подавив рыдание.
- О, Мерлин, - с болью произнес Артур. – Иди сюда.
Мерлин шагнул к нему, потом еще. Артур притянул его к себе и крепко обнял. Потом он закрыл глаза и прижался лбом к его лбу.
- Это не твоя вина, Мерлин, - мягко произнес он. – Не твоя вина.
Мерлин обмяк в его объятиях, сотрясаемый плачем. Он попытался говорить, но не смог ничего сказать и отчаянно вцепился в Артура, желая, чтобы ничего этого не было, желая вернуться назад. Как он объяснит другу правду? Как он объявит
теперь, что они не только потеряли Галаада, но что Гвен никогда не сможет иметь детей?