Потерянный
Возмущению Мотылька не было предела. Разумеется, ему, мёртвому, квартира была без надобности. Но когда в один прекрасный день он увидел незнакомца, пьющего чай на его, Мотылька, кухне...
Стукнула форточка. Незнакомец обернулся, но Мотылька уже и след простыл. Впрочем, не было нужды прятаться: никто из живых его не видел.
Весела жизнь призрака. Но лишь отчасти.
Потому что иногда хочется простого человеческого тепла, чьих-то слов, адресованных прямо тебе, лицом к лицу. Он мог бы составить компанию в каком угодно занятии, будь то дальняя поездка или простое распитие чая на кухне. Вот только... Никто из живых его не видел.
За целый месяц Мотылёк свыкся с этой печальной мыслью. И с собственной участью тоже свыкся. В конце концов, есть в положении между жизнью и смертью и приятные моменты, например, умение летать.
Честно говоря, из-за этого он и стал призраком. Смастерил крылья да и сиганул с обрыва. Умирать, конечно, не планировал, но так уж получилось. А всё получается, как известно, только к лучшему, это не единожды доказанный факт.
Правда, позже оказалось, что он слишком привязан к своей — пусть и не в полной мере — квартире. И эта связь попросту не может разорваться и отпустить в свободный полёт по всему миру. Держит тугим канатом в пределах двух-трёх километров от города, а дальше — никак, точно стена на пути. Вот тебе и посмертная неволя за всё хорошее, совершённое в жизни.
И Мотыльку ничего не осталось, кроме как наблюдать за новым хозяином его жилья.
Это был высокий худой человек, смахивающий на знатного лорда: бледный, с острыми скулами, пронзительно чёрными волосами и равнодушным взглядом серых глаз. Одевался он во всё невзрачное, неприметное, за исключением ярко-красного шарфа. Поэтому на улицах — Мотылёк слышал — его нередко так и окликали: «Красный шарф!» Незнакомец на это лишь морщился и сворачивал в первый попавшийся переулок. А Мотылёк, часто взмахивая деревянными крыльями, летел следом — не то из любопытства, не то из желания напакостить. Мысль: «Да как он смел?!» — никак не хотела покидать голову. Хотя незнакомец, разумеется, и знать не знал, чью квартиру занимает.
Такой вроде бы серьёзный и последовательный человек, он бродил по улицам без особой цели, порой резко разворачиваясь и шагая в обратном направлении, туда, откуда только что пришёл. Мотылёк едва успевал отлететь в сторону. Ему казалось, что незнакомец замечает его краем глаза: вздрагивает и мотает головой, пытаясь отвязаться от назойливого видения.
Пожалуй, дело было во сне, который Мотылёк насылал каждую ночь. Это был ещё один приятный момент посмертного существования. Общаться напрямую он не мог, но без проблем являлся во снах, которые сам же и создавал.
Для незнакомца он выбрал одну из фантазий своего далёкого детства — бескрайнее поле синих трав прямо за порогом дома.
Мягкий лунный свет преломлялся в густой росе и рассыпался тысячью искр. На кучерявых облаках гордо сидели вороны, щурились и подмигивали глазами-бусинами. Незнакомец медленно, недоверчиво шагал сквозь траву, оглядывался. Мотылёк прятался за раскидистым деревом с бледно-фиолетовой кроной и ждал, пока он приблизится. Ему позарез было нужно поговорить: в загадочном незнакомце он чуял родственную душу.
Но разговора не получалось. Стоило Мотыльку выйти из-за широкого ствола, как незнакомец отшатывался, и сон таял. Приходилось дожидаться следующей ночи: в эту он не желал больше засыпать. Отправлялся бродить по залитым рассветом улицам. И лицо у него было такое потерянное, будто пришли неизвестные и украли смысл жизни, не меньше.
В такие моменты у Мотылька просыпалась совесть. «Ведь из-за моих снов выматывается, — корил он себя. — И зачем мне так нужен этот разговор? Может, эта близость-родственность обманчива». Но с наступлением темноты желание поговорить сдавливало голову тисками, и Мотылёк замирал в изголовье дивана, опустив руки на прохладный лоб незнакомца. И каждый раз ему мерещилось, что под этим неощутимым прикосновением человек вздрагивает, точно его касается кто-то живой.
Сон повторялся вновь и вновь. Синие травы, лунный свет в каплях росы, молчаливые вороны. Мотылёк прятался за стволом как можно дольше, позволяя незнакомцу подойти вплотную, и хватал его за холодную руку — не уйдёшь, не позволю!..
Но пропадал голос. И все слова, скопившиеся за месяц призрачного существования, так и оставались невысказанными. Незнакомец ухитрялся выкрутиться и оборвать сон.
Мотылёк впадал в отчаяние, трепетал деревянными крыльями, бессильно вцепившись в собственные волосы. Ну как, как ему устроить разговор?! За что такая мука?!
Оставалось лишь встретиться в реальном мире — ну или попробовать это сделать. Мотылёк прекрасно понимал: это последнее, что можно предпринять. Не выйдет — значит, не судьба.
***
Чужестранец просыпается на рассвете и долго глядит на неровную, осыпающуюся с потолка побелку.
Обещанного эффекта чай не дал: сон всё равно приснился. Но в этот раз немного другой.
Некто, прячущийся за деревом, не стал выжидать, как делал обычно. Стремительно выпрыгнул, протянул руки, точно пытаясь вцепиться, не дать уйти, и крикнул: «Я пришлю весть!» В мгновение ока сон подёрнулся дымкой, расплылся, и реальность приняла в свои объятия.
Чужестранец смотрит на встающее солнце.
Сколько ещё дней он сможет так ужасно недосыпать, прежде чем свалится с ног — в буквальном смысле? А точнее — сколько ещё дней будет повторяться изматывающий сон?
Кто ты, заведующий сновидениями?
Есть ли у тебя совесть?
