Тени исчезают в полдень, а мы - в полночьЭх! Если бы и на самом деле все было так, как я только что написала… Готова отдать свой любимый четвертый зуб мудрости — Турнир закончился бы, не начавшись. И победу бы присудили нам. По причине неявки соперников. Точнее по причине их резкого выхода из строя. Я знаю немногих, кто выдержал бы подобную психическую атаку. Одна Любаня в огроупорном костюме — бесплатный билет в Институт Причудливых Патологий. Кажется, так называется местное «Кащенко»? Но даже если мы и вполне способны нанести соперникам такой превентивный удар, глупо было надеяться, что Забава Путятишна дала бы свое добро на подобную провокацию. А жаль, можно было бы нехило приподняться на продаже фотографий уставившихся на нас участников. Думаю, таблоиды не поскупились бы, оплачивая все эти упавшие челюсти, выпученные глаза, уши, завернутые в трубочку, слабонервные обмороки. Но это лишь мечты… Вернемся в реальность.
Итак, Путятишна здраво оценила наши шансы в номинации «Встречают по одежке» и приняла единственное правильное решение: начхать на регламент. Достав из кармана свою волшебную палочку, она взмахнула ею, и мы на личном опыте убедились, что правы те, кто приписывает нашей директрисе родство с Марьей-Искусницей. Шинели, на которые были зря потрачены средства спонсоров, трансформировались в шикарные черные мантии-смокинги поверх белых рубашек и дополнились бабочками. Это у парней. А мы с Любаней оказались облачены в… сарафаны. Но как же далеко до них было прабабкиному. Последний раз нечто подобное, даже чуть хуже, я видела на Василисе Прекрасной в репортаже об очередном светском рауте, побывать на котором мне не светило даже в воображении. Следующее заклинание пригладило непослушные мальчишеские вихры, и уложило роскошную Любанину гриву в прическу, поражающую оригинальной простотой. Судя по тому, что мои волосы тоже стремительно отрастали, меня ожидало нечто подобное.
— Отлично… Отлично… Простенько, но со вкусом. Национально, стильно, в меру пафосно, — оценила свои усилия Надысь. — Главное: успеть вернуться в теремок до полуночи.
Если у нас и промелькнули мысли, почему так нельзя было поступить сразу, а спонсорские деньги выдать нам в качестве «на карманные расходы», мы предпочли оставить их при себе и, натянув на лица отрепетированные в ИБЧ улыбки, шагнули к двери-лепестку.
Выход получился на уровне. Но желаемого фурора мы не произвели. Вернее будет — не произвели
мы, а вот Забава Путятишна…
— Профессор Надысь! — буквально выпрыгнул из толпы навстречу нашей директрисе, едва она появилась, высокий дедок в фиолетовом, похожий на деда Мороза, разве что постройнее, и, вцепившись в ее правую руку двумя своими, принялся ее (руку, не Забаву, конечно же) трясти. — Дамблдор! Очень приятно! Дамблдор! Как добрались?
— Спасибо, хорошо, — ответила Путятишна, одновременно пытаясь приветливо улыбнуться козлобородому, с неменьшим рвением вцепившемуся в ее левую руку и пытавшемуся перекричать директора Хогвартса:
— Каркаров! Очень приятно! Каркаров! Но для вас просто Игорь.
Поскольку третьей руки у Надысь не было, директор Махоутокоро просто стоял напротив и непрерывно кланялся, точно китайский болванчик:
— Комуто Хировато! Осень-на прият-на! Комуто Хировато!
— Тю, японский городовой, — буркнул Ромка. — Кому-то херовато, а этому узкоглазому приятно… Нет, чтобы первую помощь оказать.
— Спокойно Маша, я Дубровский, — придержал отзывчивого друга Иван. — Это его имя и фамилия. Человеку просто повезло. Лучше пойдем на сближение, пока эти трое нашу Путятишну на части не порвали.
— Или пока мадам великанша ее просто не порвала. От зависти, — Любаня одними глазами указала на Максим, застывшую в немом возмущении.
Хотя ей грех было возмущаться. Прямо возле нее в благоговейном восторге застыл лохматый полувеликан, опознанный нами как хранитель ключей и земель Хогвартса Хагрид. Правда, он еще окончательно не решил, перед кем он больше благоговеет: перед хозяйкой или ее лошадками — но даже невооруженному глазу видно, что один поклонник мадам Максим весомее, чем трио — Путятишны.
Точку в немом противостоянии двух директрис, сам того не желая, поставил Каркаров, которому, по-видимому, надоело просто «ручкаться»:
— Позвольте проводить вас в Большой Зал, профессор Надысь? — предводитель дурмстранговцев решил первым пойти на обгон, но директор Дамблдор не дал ему такой возможности:
— Это были мои слова, Игорь, — укоризненно посмотрел он на гостя поверх невероятно концептуальных очков-половинок. — Как принимающая сторона, провожать гостей в Большой зал должен я, — после чего переключился на Путятишну. — Профессор Надысь…
Вся толпа неторопливо потянулась в школу, и мы, наконец-таки, получили возможность оценить масштаб трагедии.
— С завтрашнего дня без компаса фирмы «Иван Сусанин» из цветка не выходить, — настоятельно посоветовал нам Ватутий, разглядывая беспорядочно выстроенную восьмиэтажную громадину.
Не, с дачей бизнесмена К.Бессмертного, конечно, не сравнить, но впечатляет. Хотя, некогда работавший со мною психолог утверждал, что подобное пристрастие к гигантизму есть одно из проявлений комплекса неполноценности. А вот какие комплексы проявляются, когда нечто
колоссальное называют просто
большим, мне не объясняли ни психолог, ни психоаналитик, ни психиатр. Жаль, можно было бы блеснуть интеллектом. А так оставалось просто стоять и смотреть. Положа руку на сердце, это было красиво, но сказать, что мне хотелось бы видеть нечто подобное в столовке при нашем ССМУ, я не могу. Учитывая разницу в высоте потолков, парящие свечи либо систематически подпаливали бы фальшивый небосклон, либо использовали бы наши головы вместо подсвечников. Преподавательский стол в общем обеденном зале определенно способствовал бы улучшению поведения некоторых обедающих, но вот улучшению пищеварения точно бы не содействовал. Да преподы наши первыми бы возмутились! Ведь тогда пришлось бы раскрыть тайну допинга, позволяющего им справляться с нами. А еще этим допингом пришлось бы делиться. И этого преподы, особенно трудовик, ни за что не могли допустить. Да и сидеть за четырьмя столами? У нас их гораздо больше! Но к концу любой трапезы они все равно превращаются в один. Один большой стол каждый раз разной формы. На наших проводах это был додекаэдр.
Когда мы очутились в Большом Зале, хогвартсцы ловко расселись по местам, а мы немного замешкались в проходе. Тут-то нас и настиг не особо опрятный мужик с клетчатым шарфом на голове, слезящимися глазами и кошкой в руках.
— Вы у нас откуда? — поинтересовался он. — Я должен знать, куда вас посадить.
— А ты что, прокурор, чтобы нас сажать? — чисто машинально выдала я тоном плохого следователя. Сработало.
— Я — Филч, завхоз, — кажется, неожиданно даже для себя самого признался мужик. — А вы, похоже, те, о ком я думаю. Тогда вам сюда.
Заняв указанные места, мы из чистого любопытства сравнили, что досталось остальным. По столам факультетов нас рассадили стихийно. То есть ориентируясь на первоэлементы. Прибывших по воздуху шармбатонок определили к «пернатым» рейвенкловцам. Вынырнувших из воды дурмштранговцев — к «змеям»-слизеринцам, туда им и дорога с их козлобородым. Огнеопасных махоутокоровцев присоседили к гриффиндорцам. Нас приземлили возле хаффлпаффовцев. Переглянувшись, мы задумались. «Желтенькие» с самого начала показались нам хорошими ребятами (на фоне остальных), но сорочья почта (кстати, тут она, если кто не знает, совиная) доставила информацию, что «барсуки» тут как-то не котируются. В смысле, не пользуются авторитетом среди соучеников. Странно… Почему бы это? Пока мы решали, радоваться ли нам или огорчаться такому непрестижному соседству, и не стоит ли провести по данному поводу расследования с последующим внесением корректив в сложившуюся ситуацию, Дамблдор, заняв свое место, привлек общее внимание:
— Уважаемые гости, чувствуйте себя, как дома. Надеюсь, в нашем замке вам будет комфортно. Официальное открытие Турнира состоится сразу после ужина, а сейчас — угощайтесь!
— Чувствуйте себя, как дома, но не забывайте, что вы в гостях, — расслышала я абсолютно нейтральную ремарку Ватутия, пока на пустых столах появлялись разнообразные кушанья, призванные удовлетворить аппетиты самого привередливого гурмана.
Из привычного нам предложенное меню включало блины с разнообразными начинками, гречневую кашу с маслом, пареную репу, зайчатину на вертеле под брусничным соусом и уху.
— Первый блин — комом! Кашу маслом не испортишь! Проще пареной репы! — приветливо улыбаясь, выдали сидящие поблизости хаффлпаффцы, и мы поняли, что зачет по погружению в традиции соперников сдавали не только мы.
Здраво рассудив, что блинов мы и дома поедим, наша пятерка сосредоточилась на экзотике: буйабесе, суши, йоркширском пудинге, гювече и прочих доселе неотведанных кулинарных изысках, присутствию которых мы обязаны принятому магическими Департаментами решению о повышении интернациональности Турнира.
Когда первоначальный голод был утолен, я снова вернулась к осмотру «новой локации», где «кондрашкиным детям» предстоит провести следующие несколько месяцев. И поскольку я опять
это подумала, то, получив незамедлительный посыл от Путятишны, на нее и посмотрела. К великому неудовольствию Каркарова и Хироваты, Надысь посадили не рядом с ними. Но глядя на тех, кого посадили возле нашей директрисы, я сильно об этом пожалела. Те двое хотя бы производили впечатление приличных людей.
— А что это за недоразумения рядом с нашей Забавой? — произнесла я, ни к кому конкретно не обращаясь, глядя на мрачного сальноволосого брюнета с крючковатым носом и потрепанного жизнью типчика с волосами мышиного цвета, изуродованным носом и искусственным глазом.
Сидящий рядом хогвартсец, симпатичный такой мой ровесник, посмотрел на меня, как буддист на туриста, который обозвал далай-ламу сантехником:
— Это же профессор Снейп и профессор Хмури! Они у нас преподают!
Мне оставалось только заискивающе улыбнуться, чтобы «не портить то, что мы приехали налаживать». Но мнение мое ничуть не поменялось. К преподавателям, конечно, следует относиться с уважением, даже если они не твои преподаватели, но профессора, один из которых смотрит на Путятишну, как на причину внезапно охватившей его морской болезни, а другой — своим волшебным глазом пытается разглядеть, какого цвета у нее нижнее белье, могут быть только недоразумениями. Причем досадными. И наша Надысь обязательно при случае их ликвидирует. В переносном смысле, разумеется. Я настроилась ждать до упора.
— Скажи, пожалуйста, а кто такой Кон-дра-тий-Об-ни-ма-тель? — вырвал меня из «состояния ждуна» симпатичный сосед-«барсук». — Он — Основатель вашей школы?
— Не совсем, — ответила я, краем глаза заметив, что и Любаня, и Ватутий, и Ромка с Иваном тоже активно включились в общее дело налаживания отношений, то есть бодро барабанили заученную и одобренную Путятишной речь. — Стране были нужны добрые волшебники. Для их подготовки создали наше Среднее Специальное Магическое Училище. А Кондратия-Обнимателя выбрали его символом, идеалом, к которому мы, ученики, должны стремиться. Кондратий был сильным волшебником, который посвятил жизнь выслеживанию плохих людей, в том числе и темных магов. Мы считаем его Основателем, но, подобно вашим, он наше Училище не строил. Он просто хорошо делал свою работу. Ту, которую потом придется делать нам.
— Вы будете работать мракоборцами? — на меня восхищенно смотрели как минимум четверо сидящих поблизости хаффлпаффцев, и я не могла их разочаровать:
— Да! — ответила я, но не стала уточнять, что рынок вакансий у нас в Чародвинске настолько насыщен мракоборцами, что бороться с темными силами выпускникам ССМУ приходится, занимая самые неожиданные вакансии: от управляющего сетью кондитерских «Сладкие гадости» до уборщика привокзальной тайной комнаты.
— А были ли у вашего Кондратия какие-либо особые приемчики? — поинтересовался мой сосед. — Кстати, меня зовут Седрик Диггори.
— Нина Невеличко, — я пожала протянутую руку. — А приемчик у него был только один. Увидит темного волшебника и как налетит! Как обнимет! И все.
— В смысле, все? — хлопнул глазами Седрик.
— В смысле — все! — пояснила я. — Совсем все. Конец.
— И он у вас считается добрым волшебником? — недоверчиво уточнил Диггори.
— Ага, — вклинился в разговор уже обработавший своего собеседника Ватутий. — Оно ведь как… Добро всегда побеждает зло. Поэтому у нас кто победил, тот и добрый. А Святой Кондратий-Обниматель всегда побеждал.
Полученная информация, определенно, заставила Седрика призадуматься, но выдать результаты своих раздумий парень не успел, потому что директор Хогвартса снова взял слово:
— Надеюсь, все насытились? — Дамблдор оглядел присутствующих и, не увидев ни одного жующего, движением руки убрал тарелки. — Тогда банкет по случаю открытия Турнира Волшебников объявляется закрытым, начинаем торжественную часть. Прежде чем внесут ларец, позвольте напомнить вам, что в Турнире будут участвовать по одному чемпиону от каждой школы. Им предстоит продемонстрировать свой магический потенциал, личную отвагу и умение преодолевать трудности. Всего будет три тура, задания для которых, основанные исключительно на школьной программе, уже готовы и проверены представителями Министерства, мистером Краучем и мистером Бэгменом, — Дамблдор указал на двоих мужчин, расположившихся на противоположных краях преподавательского стола. Один своими усами-щеточкой напомнил мне суслика, второй ужасно походил на нашего кота Бонапарта, отъявленного плута и мошенника. — Именно они, а так же директора школ-участниц будут выступать судьями и присваивать чемпионам баллы по результатам пройденных испытаний. Чемпион, набравший во всех турах самое большое число баллов, становится победителем. А теперь самое главное… — на этих словах дверь открылась, и в зал вплыл огромный сундук, не торопясь профланировал он через все помещение и приземлился на стол перед директором. — Вот он — беспристрастный выборщик участников Турнира… — волшебная палочка Дамблдора трижды коснулась крышки сундука, и та со скрипом (петли, между прочим, можно было бы и смазать) открылась. Дамблдор сунул внутрь руку и достал большую, покрытую грубой резьбой деревянную чашу (ничего примечательного — не будь она до краев наполнена пляшущими синеватыми языками пламени). Дамблдор закрыл крышку ларца, осторожно поставил на нее чашу, чтобы все хорошо ее видели, и объявил. — Кубок Огня!
Не знаю, как остальные, а я еле сдержала вздох разочарования. Да, всем известно, что древние сильные артефакты подчас представляют собой вещи на вид простые и невзрачные, но для такого масштабного проекта можно же придать им солидности. Хотя бы с помощью «суперобложки». Ведь ничто не мешает поставить эту чашу в какой-нибудь представительный фиал. Золотой. Инкрустированный драгоценными камнями.
— Кубок будет выставлен в холле. Следующие двадцать четыре часа даются вам на обдумывание, ведь для избранных в чемпионы обратного хода нет. Бросив свое имя в Кубок, вы заключаете с ним магический контракт, который нарушить нельзя, а потому придется идти до конца. Желающие участвовать в Турнире в качестве чемпионов должны разборчиво написать свое имя и название школы на куске пергамента и опустить его в Кубок, — тем временем продолжил Дамблдор. — Завтра вечером он выбросит с языками пламени имена тех, кто примет участие в состязании. Избраны будут достойнейшие из достойнейших, — тут директор Хогвартса впервые за всю речь позволил себе улыбнуться. — А чтобы те, кому нет семнадцати лет, не поддались искушению, я очерчу вокруг него запретную линию. Всем, кто младше указанного возраста, пересекать эту линию запрещено. Последствия будут самые неожиданные. Итак, Турнир Волшебников объявляется открытым! — где-то вдали прогудело что-то, по ходу, обозначающее фанфары. — Ну, а теперь, кажется, самое время идти спать, — Дамблдор еще раз улыбнулся, уточнив. — Мне. А вы можете еще немного пообщаться. И если кто-то из вас подружится, мы будем только рады. Всем-всем доброй ночки! — директор закончил свою речь на такой мажорной ноте, что я даже удивилась — он удалился чинно и не спеша, а не вприпрыжку.
Следующие несколько часов мы активно общались с принимающей стороной, пока не выходя за рамки определенного нам стола. Французы, болгары и японцы делали то же самое. Я как раз объясняла Седрику, что о нашем училище мало кто знает потому, что наш Чародвинск — это город-БОМ (без определенного места), что появиться он может там, где ему вздумается, и что для нас совершенно нормально заснуть возле Верхних Годунов, а проснуться по соседству с Нижними Бодунами, когда шепот Любани колокольным набатом вонзился мне в уши:
— Между прочим, до полуночи осталась всего минута…
Не обращая внимания на недоуменные взгляды остальных, мы единым русским духом встали и… исчезли. Это потом нам напомнили, что на территории Хогвартса нельзя аппарировать. Но нет ничего невозможного для «золушки», которая не хочет с двенадцатым ударом превратиться в тыкву.
