Эпилог
Эй, а кто будет петь, если все будут спать?
Смерть стоит того, чтобы жить,
А любовь - стоит того, чтобы ждать...
В. Цой
Сколько лет прошло? Иногда мне кажется, что вечность. А на самом-то деле всего лишь четыре долгих года – и вот уже новое лето. И вот уже в моём мире очередные каникулы, плановое расставание – в июле Гарри всегда уезжает к Блэку, проводит с ним целый месяц, путешествуя по миру.
А я скучаю в одиночестве. Пишу научные статьи и ставлю опыты. Дамблдор давно привык к моим странностям и позволяет убивать свободное время в Хогвартской лаборатории.
Сколько повидала эта лаборатория? Удачи, такие же грандиозные успехи, как и провалы, крах надежд, новые попытки создать чудо, закупорить его в колбу и свалить на полку, уже полную такими чудесами…
Сколько душевных сил было растрачено попусту, на мечты и самообман…
Можно сказать, что ничего не изменилось, и в то же время я перестал узнавать себя в зеркале по утрам.
Не было больше боли, от которой я когда-то с криком просыпался посреди ночи. Не было душного отчаяния, безысходности и бесцельности – теперь я знал, для чего живу.
С того самого дня, когда я официально усыновил Гарри Поттера, я понял, что моя судьба действительно вышла на новый круг.
Был ли я счастлив? Не знаю. Но я был спокоен и свободен – насколько может быть свободен школьный учитель, отец маленького героя, связанный сотней обязательств. К счастью, все эти обязательства носили исключительно мирный характер.
Вот Гарри точно был счастлив: он обрёл семью. До сих пор не могу поверить, что он действительно хотел провести детство в моём обществе. Но что поделать? Это его выбор, и уж кто-кто, а я отговаривать его не стану. Пусть вон Сириус этим занимается!
К слову сказать, из Блэка получился отличный школьный учитель, хоть я почему-то был уверен, что дети станут ненавидеть этого самодовольного болвана… Ну что ж, ну и хорошо…
Мы с ним нашли общий язык, как ни странно. Я со спокойным сердцем позволял ему забирать Гарри на месяц летом и не препятствовал им, если они хотели провести время вместе. В конце концов, это крёстный отец Гарри!
Кроме семьи, Гарри приобрёл и друзей: оказалось, что до этого он никогда и ни с кем не дружил. Блэк оказался прав: слава победителя Волдеморта сослужила мальчику отличную службу – помогла наладить контакт со сверстниками. Впрочем, и сама победа сделала его сильным и уверенным в себе.
Так что никаких проблем с одноклассниками у него не возникло – сразу по приезде в Хогвартс он обзавёлся толпой приятелей, а уже через неделю стал самым популярным мальчиком среди младших курсов.
Впрочем, Гарри выбирал друзей очень качественно: Драко Малфой, сын Министра Магии (хотя Министром Люциус стал лишь два года назад), Гермиона Грейнджер, отличница и просто умница, даже у меня нет к ней никаких нареканий, а это дорого стоит. Есть ещё, правда, очередной Уизли и кошмарный Лонгботтом, главное достижение которого – не взорвать ни одного котла во время моего урока, но ради разнообразия я готов терпеть и их…
Правда, Гарри и Альбус периодически интересуются, когда же я заведу себе «мамочку», но обоих я посылаю (в вежливой, конечно, форме) туда, откуда никто ещё не возвращался.
Это только Блэк затевает регулярные интрижки: почти все – на каникулах или в августе, когда я забираю Гарри обратно. Но ничем серьёзным они пока не оканчивались. Чаще всего в конце лета очередная ведьмочка с рыданиями провожает Блэка на вокзал, и больше никогда не появляется. Я подозреваю, что и плачут они от радости, что наконец избавились от этого сокровища. Но Сириус каждый раз расстраивается настолько искренне, что мне его ещё и утешать приходится половину дороги!
Что касается меня, я каждые полгода варил зелье Жизни и отправлял с совой в Россию. Кроме этого, я каждый раз прилагал к нему подробное письмо, в котором рассказывал о всяких сентиментальных пустяках: о том, как Гарри учится, о том, с кем он дружит, о том, что очередное моё исследование было отмечено наградой, о том, что меня раздражают лентяи - ученики и о том, что я никак не могу выбраться в Запретный лес, потому что боюсь…
Да, теперь я боюсь ходить в лес. И даже Хагрид не кажется мне надёжным попутчиком. «Только ты», - думаю я, но этого не пишу.
Раньше я писал ещё и много вопросов: чем там дело закончилось с этим государственным переворотом? Ответ я, правда, знаю, потому что не поленился почитать магловские газеты. Но чем эта история закончилась лично для Эллис?! Она жива, но где, как… с кем?
Ни на один из этих вопросов я так и не получил ответа. Я вообще не получил ни единого письма и со временем перестал вставлять в текст вопросы – всё равно не ответит… Почему – не знаю.
Я ни разу не решился наведаться в Россию. Во-первых, где там разыскать девушку, единственный адрес которой больше не действителен? Она ведь не станет отстраивать разрушенный дом, верно? Скорее всего, она даже фамилию сменила. Спрашивать у Дамблдора, который должен знать – что может быть ужаснее?
Во-вторых, она просила дать ей время… Я не знаю, сколько времени ей требуется и зачем оно ей. Но…
И вообще, мне что, больше всех нужно? Нет, не так: оно мне вообще надо?!
Пожалуй… Единственная моя незажившая рана уходит корнями в далёкую Россию. В дикий лес, в дом на его краю, от которого остались только развалины. Единственная его жизнь – в моих воспоминаниях, и я пока не готов забывать.
Началось всё с того, что я вошел в свою лабораторию – было раннее утро. Вчера я лёг около девяти часов вечера, проводив Гарри к Блэку и удостоверившись, что тот не собирается обижать моего подопечного. А сегодня мне предстояло много работать.
Я быстро проинспектировал хранилище, принёс нужные колбы с ингредиентами, развернул пергамент с записями, просмотрел их, чтобы ничего не напутать, развёл огонь под котлом, когда дверь вдруг отворилась.
Я обернулся, и от неожиданности брови мои поползли вверх.
- Доброе утро, Альбус, - поздоровался я, недоумевая, что ему здесь нужно.
Обычно директор не имеет привычки осчастливливать мою лабораторию своим присутствием, а при необходимости вызывает меня к себе в кабинет через камин. Поэтому я тут же разволновался, хоть виду и не показал.
- Здравствуй, Северус. Что-то готовишь?
Он по-хозяйски засунул нос сначала в котёл, который, к счастью, пока был пустым, потом понюхал несколько стоящих на краю стола баночек. Я не был уверен, тактично ли напоминать ему о правилах техники безопасности, но потом решил, что каждый волен вредить себе так, как сам того желает.
- Ага, что-то… Что-то вкусненькое! Вы не могли бы отойти чуть в сторону и, ради Мерлина, не открывайте вон ту зелёную колбу без защитного заклинания. Потому что, боюсь, после вашей трагической гибели директором станет Минерва, и тогда слизеринцев даже из подвала вышвырнут.
- Куда? – искренне заинтересовался Альбус, с любопытством протягивая руку к той самой баночке.
Я успел выдернуть её в последний момент и отставил в сторону.
- В Запретный лес. Или на дно озера.
- Ты сгущаешь краски, мой мальчик, - вздохнул директор. – Так что это ты готовишь?
- Зелье Жизни, - признался я.
- Отлично… Я, собственно, именно поэтому и пришел.
Я вопросительно изогнул бровь, потому что Альбус не стал продолжать, а вместо этого совершил нечто совершенно невероятное: погасил огонь под котлом. Это было как-то слишком, по-моему.
- Зелья больше не нужно, - пояснил он.
- Что?!
Альбус совершил грациозный манёвр уклонения, потому что я, кажется, собирался схватить его за плечи и хорошенько потрясти. В результате несколько пузырьков скатились со стола и разбились. К счастью, ничего взрывоопасного или ядовитого в них не было.
- Успокойся, Северус, - попросил Дамблдор, косясь на меня с опаской. – Прежде, чем ты меня убьёшь – запомни, я действительно составил завещание. Где назначил своим преемником ТЕБЯ!
Это заявление меня отрезвило. Я сел в кресло, тяжело дыша. Вот уж чего мне меньше всего на свете хочется – взвалить на свои тощие плечи ответственность за всю эту богадельню! Альбус остался стоять.
- Вот так, молодец, а теперь давай поговорим спокойно.
- Она умерла? Но почему?!
Директор усмехнулся, и я в который раз поразился, как ярко блестят его глаза. Только чему он так радуется? Или?..
- Нет, мой дорогой мальчик, Алиса не умерла.
- Но тогда… Я не понимаю!
- Она выздоровела, Снейп. Твоё зелье всё-таки совершило чудо.
Моё зелье? Иногда мне кажется, что не всё в этом мире можно объяснить так просто. Под очевидными, казалось бы, вещами, скрывается такое количество причинно–следственных связей, проследить которые невозможно. И, тем не менее, они играют самые важные роли в нашей судьбе.
И вряд ли сам Дамблдор этого не понимает.
Я не знал, радоваться мне или грустить – последняя нить между мной и Эллис рвалась.
Можно сказать, что я сам её порвал, но ведь это хорошо, раз Эллис теперь здорова? Можно сказать, что я за неё невероятно рад, что тоже будет правдой. Но при этом почему так плохо, так муторно на душе? Мерлин, подай мне бутылку огневиски… из нижнего ящика стола…
- Помнишь, я говорил тебе, что ты привязан к Алисе только совместно пережитыми приключениями? – спросил Альбус.
- Возможно.
Конечно, помню. Именно за эти слова я хватался как за главное утешение: если уж сам Дамблдор сказал, то так и есть. А все прочие глупости – порождение моего нездорового мозга, не иначе.
- Так вот: я, пожалуй, был не прав.
Я потянулся за зелёной колбой, чтобы запустить в директора, но вовремя вспомнил про завещание и героическим усилием воли взял себя в руки…
***
Через два дня должен вернуться Гарри. Оставшийся месяц лета мы проведём в доме, который я несколько лет назад купил для того, чтобы мальчик мог проводить время на природе. Купаться в реке, лежать на траве, выращивать в саду яблоки и разные полезные в зельеварении кустики…
В общем, мечта старого идиота, отягощённого отеческим комплексом. К счастью, комплекс развился не на пустом месте, а при наличии ребёнка с тяжелым детством и нежной психикой, и без того немало пострадавшей.
Я приехал в домик заранее, чтобы навести порядок. Двор зарос сорной травой, которую я всё утро вручную косил, обливаясь потом и поминая Мерлина нехорошими словами. Мебель покрылась изрядным количеством пыли, которую я вытирал тщательно, выметал из всех углов, потому что детям вредно дышать пылью.
Делал я это, как ни странно, с наслаждением: протирая каждую безделушку, я вспоминал, при каких обстоятельствах она появилась в моём новом доме. Одна из полок была завалена камушками, которые любил собирать Гарри, другая – фигурками знаменитых игроков в квиддич…
На стене висела чёрная гитара, подарок, как ни странно, Блэка – он уверял, что Гарри очень заинтересовался музыкой. Ничего удивительного, в компании Сириуса и не таким заинтересуешься… В результате Гарри играл на ней пять дней, а ещё три – я лечил его намозоленные струнами пальцы. С тех пор Поттер всё обещал вернуться к этому благородному занятию, да так и не вернулся.
Рядом с гитарой висела старинная шотландская волынка – к счастью, это был обыкновенный сувенир, и играть на ней никто не учился, иначе я и сам бы повесился на той же стенке…
Старенький диван, доставшийся от прежних владельцев, был покрыт трофейным звёздно-полосатым флагом, присланным Питером с огромной рыжей совой. К нему прилагалась записка: «Я передумал тебя убивать, мне и так клёво. П.П.» Я обрадовался несказанно, долго хохотал и хотел постелить флаг в туалете, но Гарри отговорил.
А вот – набор для квиддича, в шикарной коробке, подарок Минервы МакГонагалл своему лучшему ловцу на четырнадцатилетние. Помню, сколько месяцев Гарри уговаривал меня поиграть с ним – «ну хоть разочек!» - пока я не сдался… Оказалось, что не так и плохо у меня со спортом…
В дверь постучали. Я подскочил и быстро выкарабкался из воспоминаний. Только для того чтобы приоткрыв дверь, окунуться в ещё одно.
- А Гарри нет, - сказал я со слабой надеждой, что эта галлюцинация ошиблась адресом и принадлежит не мне.
Я даже ущипнул себя за руку. Не помогло – галлюцинация откровенно ухмылялась, наблюдая за моим позорным изумлением.
- А я и не к Гарри. Я пока что к тебе.
С этими словами она оттёрла меня в сторону и вошла в дом широким шагом, не очень-то характерным для женщины, но так удачно сочетающимся с её холодными серо-голубыми глазами, похожими на грозовое небо. С выражением лица – простого, круглого, русского – и со строгой складкой на лбу, с упрямыми морщинками у губ, привычных к презрительным гримасам и к искренним добрым улыбкам…
На ней было надето белое платье, как на невесте или музе, отросшие волосы беспутно свисали до середины спины, как всегда растрёпанные, не знающие о причёске. На открытых руках красовались два побелевших от времени шрама, которых там раньше не было.
Я смотрел на неё и не знал, что сказать. Да и стоит ли вообще что-то говорить.
Эллис вошла в гостиную, присвистнула, провела пальцем по гитарным струнам, подумав, сняла её со стены. Взяла несколько аккордов – громко и резко, прислушалась. Потом присела на краешек дивана. Из-под пальцев полилась мелодия. Эллис подняла голову и посмотрела мне прямо в глаза. Я почему-то смущённо потупил взгляд, но успел заметить, как её губы расплываются в довольной усмешке.
-
Здесь лапы у елей дрожат на весу,
Здесь птицы щебечут тревожно.
Живешь в заколдованном диком лесу,
Откуда уйти невозможно.
Это о ней или обо мне? Эти два слова никак не связываются в короткое «о нас». Я боюсь. Не знаю, чего: того, что она снова уйдёт? Или того, что останется? Господи, помоги… нам.
-
Твой мир колдунами на тысячи лет
Укрыт от меня и от света.
И думаешь ты, что прекраснее нет,
Чем лес заколдованный этот.
Я знал, что Эллис умеет стрелять, умеет убивать, устраивать государственные перевороты – или участвовать в них. Она умеет командовать и приказывать, она делает вид, что умеет проигрывать – но в результате всегда выигрывает.
Однажды я узнал, что она умеет рисовать, когда увидел запачканный красками столик в дальнем углу её сада, и это её очень разозлило. А теперь я знаю ещё кое-что: Эллис умеет петь. Точнее – она поёт.
У неё обыкновенный голос, с каким не сделать музыкальную карьеру, но какой удачно впишется в любые дружеские посиделки, если на них есть гитара, спиртное и больше одного слушателя. Но Эллис, скорее всего, к наличию слушателей не привыкла.
И, тем не менее, сейчас она поёт для меня.
-
В какой день недели, в котором часу
Ты выйдешь ко мне осторожно?
Когда я тебя на руках унесу
Туда, где найти невозможно?
Она поднимает глаза и смотрит мне в лицо – насмешливо и внимательно. Изучающее. Но настороженность она прячет под ироничной беззаботностью. Я отвечаю ей улыбкой, и у неё – невероятно! – смущённо розовеют щёки. Но глаз она не отводит.
Вместо этого она громче бьёт по струнам, с какой-то яростью, и голос наливается той же гневной силой. У меня что-то внутри замирает.
-
Украду, если кража тебе по душе,-
Зря ли я столько сил разбазарил?
Соглашайся хотя бы на рай в шалаше,
Если терем с дворцом кто-то занял! **
Она перестаёт петь, и я думаю: «Как хорошо, что я всё-таки выучил русский язык!» Некоторое время слышится только рассеянное дребезжание струн, потом Эллис оставляет их в покое...
Она встала с дивана. Она стала старше за эти четыре года – неуловимо, незаметно, но что-то поменялось в ней.
Я вернулся к реальности только когда увидел, что она направляется к двери.
- Ты уходишь? – спросил я растерянно.
- А что ещё? По-моему, всё и так сказано.
Я, пожалуй, был возмущён. Обижен. Она пришла, чтобы спеть мне и снова исчезнуть?! Это всё равно, что сделать… предложение, от которого нельзя отказаться – и уйти, не выслушав ответ! Впрочем, если знаешь, что услышишь отказ – действительно, стоит уходить, не дослушав…
- Ты ещё не ответила ни на один из моих вопросов!
- А разве ты их задал?
- Я писал тебе письма, и ни разу не получил ответ!
- Если я возьмусь отвечать – это займёт всю оставшуюся жизнь.
- У нас ТЕПЕРЬ много времени.
- У
нас? – Эллис насмешливо скривилась.
Я подумал, что если я сейчас поддамся на провокацию – мы и правда переведём остаток жизни на словесную перепалку и умрём довольные друг другом, но с чувством того, что всё было сделано неправильно.
- У нас обоих. У тебя и у меня.
Эллис рассмеялась.
- Ты дал мне время – и я забрала его себе. Что теперь? Думаешь, ты можешь рассчитывать на мою благодарность?
- Мне не нужна благодарность.
- А что тебе нужно?
Я пожал плечами.
- Ты ведь пришла не просто так? Раз ты не собираешься меня благодарить – тебе и приходить не следовало бы. Но ты здесь. Ты не должна сбегать – вот так, быстро, без причины. Но ты уходишь. Через два дня приедет Гарри – неужели ты не собираешься с ним встретиться? Он постоянно о тебе спрашивает, а я постоянно о тебе вру. И ему, и себе. Почему ты так боишься правды?
Девушка повернулась к двери, распахнула её, но уходить пока не стала, остановилась на пороге, и я не мог видеть её лицо, только спину в белом платье.
- Потому что правда – это оружие. Это всё равно, что танцевать на горящем мосту над пропастью с бомбой в кармане, детонатор которой находится в чужих руках.
- Но ведь есть в этом мире те руки, которым можно доверить свою судьбу?
Эллис повернула голову и посмотрела на меня через плечо. Губы её улыбались, но глаза были серьёзными и настороженными, как у дикого кота, которого пытается погладить неосторожный мальчишка.
- Пожалуй, есть. Только этот человек должен быть проверен.
- Чем? – спросил я. Голос дрогнул.
- Миром: я должна знать, что он верный и надёжный спутник в мирные времена. Войной: чтобы я могла без колебаний повернуться спиной к врагу и знать, что он меня прикроет. И временем: если я уйду, если между нами будут километры и годы тишины, он всё равно будет меня ждать. Тогда я вернусь.
- Почему же, в таком случае, ты опять собралась уйти?
- Потому что ты как-то слабо меня останавливаешь.
Тогда я схватил её в охапку и потащил прочь от дверей. Она была лёгкая и сопротивлялась только для вида. Но всё равно у меня появилось штук пять синяков, за которые она и не подумала извиниться.
_____
** текст песни Владимира Высоцкого «Лирическая».
fin
