Глава 32. Тем временем...Рождество профессора О’Рахилли проходило далеко не так весело. За сдвинутыми столами ему пришлось сесть рядом с Флитвиком, который бросал на него косые взгляды, полные чего угодно, кроме безоговорочной Любви к Ближнему, символизируемой праздником. По другую руку от него восседал Снейп, также не склонный к дружеской беседе. Справедливости ради, уныние, охватившее преподавательский состав, имело причиной отнюдь не только разногласия в древнем ирландском семействе: все то и дело посматривали в сторону места, которое обычно занималось Дамблдором, а нынче вмещало в себя профессора Келтхайра. Впрочем, на настроение престарелого друида тягостное молчание, нависшее над столами, казалось, не имело никакого действия: он бодро втолковывал что-то своему лучшему и, по совместительству, единственному ученику, на лице которого на протяжении монолога отображалось все большее недоумение и замешательство. Наконец МакГонагалл не выдержала, перебив его:
- Профессор Келтхайр!
- Да, Минерва? – с готовностью отозвался тот. – И все-таки, «Минерва МакГонагалл» звучит довольно своеобразно, - между делом заметил он, - как думаешь, Кормак? – Решивший было воспользоваться долгожданным перерывом в монологе наставника Шэннон от неожиданности подавился бифштексом и посему вынужден был ограничиться жестикуляцией, то ли пытаясь выразить полное согласие с учителем, то ли давая понять, что ему требуется срочная медицинская помощь. Не дождавшись ответа, Келтхайр бросил в пространство: - Вот чем современным родителям не угодило имя Этайн?
- Разве что распространенностью, - буркнул Флитвик. – Даже я знаю нескольких и боюсь предположить, какой процент они составляют от женской половины магов Ирландии.
- Ну и что? – невозмутимо заявил друид. – По мне, так это даже к лучшему – а то сначала им дают оригинальное имя, потом они начинают задаваться, а после от них вообще спасу нет – и кто-то еще удивляется своенравности наших женщин…
Шэннон издал громкий кашель явно одобрительного характера, Снейп хмыкнул, тут же деловито принявшись ковыряться в тарелке под испепеляющим взглядом МакГонагалл, и даже О’Рахилли фыркнул, на мгновение расставшись с тоскливым выражением лица. Декан Гриффиндора, у которой на щеках вспыхнули розовые пятна, решительно сменила тему:
- Профессор Келтхайр, я всего лишь хотела спросить, не слышали ли вы чего-либо о Дамблдоре? Когда он неожиданно… отлучился в начале учебного года, он оставил нам записку, что появится к Рождеству…
- Чтобы мы
не ждали его до Рождества, - угрюмо поправил ее зельевар. – А это большая разница, особенно в случае нашего директора.
- Но все-таки, - Спраут поддержала МакГонагалл, - может, вам хоть что-нибудь известно? Ведь профессор Дамблдор сам попросил вас занять его место, а это значит, что изо всех нас вы беседовали с ним последним…
- …насколько нам известно, - вставил Снейп.
- Да хоть бы и вообще… - чуть слышно заметил О’Рахилли, удостоившись весьма чувствительного тычка локтем под ребра со стороны декана Слизерина.
- Не возьмусь утверждать, что мне на самом деле известны намерения нашего общего коллеги, - отозвался заместитель означенного директора, - но уверен, что он не заставит вас долго мучиться неизвестностью. У Альбуса Персиваля Вулфрика Брайана Дамблдора есть одно несомненное достоинство – он всегда держит слово…
В этот момент все сидевшие за столом женщины, от первокурсниц до строгого гриффиндорского декана, в единый голос ахнули, а мужчины, хоть и были более сдержанны в проявлении эмоций, повскакивали со стульев.
- …и умеет эффектно появляться, - не без ехидства закончил Келтхайр.
Хоть Дамблдор выглядел изрядно утомленным, он приветствовал коллег с неподдельной радостью, и те отвечали ему взаимностью – ликованием не озарились лица только у двух господ ирландского происхождения: О’Рахилли и Шэннона. Келтхайр же, раскинув руки, громогласно приветствовал директора:
- Наконец-то в эти стены вернулся настоящий хозяин! Надеюсь, что ты найдешь школу в целости и сохранности… по большей части.
- Нисколько в этом не сомневаюсь, - вернул ему ослепительную улыбку Дамблдор. – Прежде всего, я хотел бы извиниться перед всеми за внезапную отлучку… - радостно зашумевшие было студенты притихли, поняв, что директор будет держать речь, - …но, поскольку здесь присутствуют далеко не все, пожалуй, я отложу извинения и объяснения на потом. – Глаза старого мага хитро прищурились, и МакГонагалл не смогла сдержать досадливого вздоха. – Однако чувство такта мне подсказывает, что после столь длительного отсутствия я просто обязан хоть что-нибудь сказать. Поэтому признаюсь всем собравшимся, что месяцы, проведенные вдали от Хогвартса, стали для меня сущим мучением. Поэтому я хочу предложить всем вам под бой часов загадать одно желание: чтобы Хогвартс века спустя оставался подлинным домом для студентов и профессоров. – Улыбка директора внезапно потускнела, в голосе появились серьезные, даже печальные интонации: - Разумеется, ничто не вечно, и когда-нибудь Хогвартс прекратит свое существование; но давайте в этот день сплотимся в намерении воспрепятствовать его падению, насколько это в наших силах.
В наступившей тишине зазвучали гулкие удары часов. Если бы кто-либо из профессоров или студентов был бы не настолько захвачен общим порывом, чтобы иметь возможность спокойно оглянуться по сторонам, он отметил бы, что равнодушными к призыву директора не остались не только подопечные и верные сподвижники Дамблдора, которые твердили про себя заветное желание с такой серьезностью, словно это был, по меньшей мере, Непреложный Обет – многие даже шевелили губами, закрыв глаза – но даже Келтхайр и Шэннон, сосредоточенно нахмурившись, явно думали о том же. Когда бой часов стих, Дамблдор сказал:
- Спасибо вам. Ну а теперь не смею больше отвлекать вас болтовней рассеянного старика – тем более, что мне самому не терпится приступить к этому великолепному ужину.
- Ну что ты теперь скажешь о Дамблдоре? – обратился к коллеге Снейп, когда они покидали Главный зал. – По-моему, во время его речи ты едва не прослезился.
- Иди к дементорам, Снейп, - сердечно отозвался О’Рахилли.
- Ладно тебе, не бог весть какое обвинение, - отмахнулся зельевар. – Понятное дело, что действительно стоит пожелать процветания школе, в которую принимают студентов независимо от их происхождения… и героических деяний их предков тоже.
- У тебя что, появилась новая манера меня доводить, - начал выходить из себя бывший РСД-шник, - перемывая кости моим предкам? Хочу напомнить, что в этом ты далеко не оригинален – на данную тему прохаживались еще эти четверо Мымродеров.
- Но-но, ты же в школе, да еще профессор, - осуждающе заметил Снейп. – Причем некоторые их идеи, приходится признать, определенно были удачными: например, что хотя бы частичная маскировка твоего ирландского шовинизма сильно подняла бы тебя в глазах окружающих.
- Если ты опять об этом… - Судя по интонации О’Рахилли, любая последующая фраза коллеги была бы сочтена им достаточным поводом, чтобы развернуться и удалиться совершенно по-английски, невзирая на то, что это несколько противоречило основам его мировоззрения.
- Уж поверь мне, - сухо отозвался зельевар, - я бы с превеликой радостью больше никогда в жизни не употребил бы слова «Ирландия», а также его аналога в любом другом языке и всего словарного ряда, тематически с ней связанного; но, поскольку ты сам талдычишь об этом при любом удобном случае, на сей раз я решил принять превентивные меры.
Обдумав это заявление, О’Рахилли решил повременить с демонстративным уходом, а вместо этого изрек:
- Это все потому, что я ирландец! Если бы я открыто выражал свое национальное самосознание, будучи англичанином, ты бы наверняка возражать не стал.
- Определенно не стал бы, - прищурился Снейп. – Просто пристукнул бы в темной подворотне, чтобы не позорил мою собственную нацию. – В ответ на недоуменный взгляд приятеля он пояснил: - Все-таки в положении Пожирателя Смерти были свои плюсы.
На следующее утро в довольно-таки скромной кучке подарков профессор О’Рахилли откопал пакет из Министерства. Вскрыв его с далеко не радостными предчувствиями, он, к своему удивлению, обнаружил там синий шарф домашней вязки с незатейливыми белыми и бронзовыми узорами на синем фоне. К посылке прилагалась записка:
«Мистер О’Рахилли,
Сообщаю Вам, что новое слушание назначается на 21 января (прошу передать это также мистеру Снейпу, его присутствие как свидетеля вновь потребуется). Поскольку до заседания необходимо прояснить некоторые вопросы, предлагаю Вам встретиться в удобный для Вас день – как мне известно, уже начались школьные каникулы, поэтому, думаю, Вы сможете уделить мне немного времени. Разговор можно провести в Министерстве, но, учитывая, что у Вас, должно быть, имеются достаточно неприятные впечатления от нашего ведомства, я полагаю, что лучше организовать встречу в ином месте, чтобы эмоции не мешали Вам сосредоточиться на сути дела.
Кармела Амбридж, следователь.
P.S. Посылаю Вам шарф, чтобы Вы могли возвратить мой без ущерба для своего здоровья.
Счастливого Рождества!»
Читая сухое деловое письмо, Лоэгайре О’Рахилли не мог представить, сколько времени и усилий отняло составление этого сомнительного шедевра эпистолярного жанра. Сначала Амбридж долго соображала, стоит ли вообще что-либо писать: говоря по правде, насущной необходимости в личной встрече с обвиняемым не было, и достаточно было бы уведомления о дате слушаний. Однако каждый раз, когда Кармела совсем уж было собиралась отправить коротенькую записку, ей тут же приходило в голову, что очередное обстоятельство дела требует уточнения, причем получить его можно только от Лоэгайре… ну или не только от него, но он, понятное дело, лучше знаком с подробностями… или, по правде, скорее всего, ничего об этом не знает, но расспросить его все равно не помешает. Все эти противоречия грозили поглотить Кармелу окончательно, когда голос подруги вырвал ее из задумчивости:
- Милли, в чем дело? Я пойму, если тебе внезапно стали неинтересны мои излияния, но уж о собственном-то деле ты можешь послушать? Я тебя спрашиваю, что ты думаешь насчет перенесения даты заседания?
- Какой даты? – встрепенулась Амбридж.
- И какого заседания, надо думать? – усмехнулась Астарта. – Может, тебе, того, отпуск взять? Пускай Крейде тебя подменит – все равно же ничего не делает… При том, что у тебя уже три года без отпуска, мы уже можем тебя отпустить, так сказать… принудительно. Давай-ка на январь, вроде, месяц ожидается спокойный… - Крэй решительно придвинула к себе пергамент.
- Нет, январь исключается! – поспешила возразить Кармела. – Кое-что надо доделать, - пояснила она, стараясь не выказать смущения. – Разве что, с третьей декады – числа с двадцать второго.
- Ну, что же, будет с двадцать второго… - со вздохом согласилась Астарта. – Выходит, - она сверилась с другим пергаментом, - ты абсолютно уверена в успешном завершении дела О’Рахилли?
Далее глава министерской канцелярии невозмутимо выслушала сбивчивое бормотание подруги, после чего заверила:
- Чего ты так распинаешься-то? Я ж тебе не Грозный Глаз… Другое дело, что пора бы тебе собраться: чай, не в кондитерской лавке работаешь.
Кармела согласилась – и неожиданно выложила про письмо, вернее, про трудности, связанные с его сочинением.
- Проблем-то, - меланхолично пожала плечами Астарта. – Назначь ему дату и время – придет, никуда не денется. Или сама отправляйся в Хогвартс – заодно старых знакомых повидаешь, - хихикнула она.
Будучи морально укрепленной в своем намерении, Амбридж принялась за сочинение злополучного письма. Сначала предложенная подругой форма показалась ей излишне директивной: конечно, О’Рахилли – подследственный, но к чему напоминать ему об этом столь бестактным образом? Поэтому, уделив даже, пожалуй, избыточное внимание реверансам в сторону его профессиональной занятости, она перешла к месту встречи. С ним также наметились некоторые нестыковки. В Хогвартс ей не хотелось именно по причине наличия там
старых знакомых, которые не симпатизировали следователю по той прискорбной причине, что знали ее в основном с профессиональной стороны; красочные рассказы Долорес также не добавляли этому месту очарования. Что до Министерства, то прежде всего, Кармеле вовсе не хотелось, чтобы по отделу поползли какие-либо
разговоры, и уж тем более, чтобы они дошли до Долли. Поморщившись при воспоминании о предыдущей беседе, следователь изобразила, на ее искушенный взгляд, довольно неубедительное обоснование того, что им лучше встретиться в каком-нибудь общественном месте.
В сердцах сломав очередное перо, когда вместо слова «встречу» она неведомо как написала «свидание», Кармела вдруг вспомнила, что на носу Рождество. В ушах тут же зазвучал строгий голос старшей сестры, которая не уставала внушать ей в первые годы работы: «Главное, Милли, запомни –
ни-ка-ких личных отношений с подследственными! Ты же понимаешь, что это несовместимо с беспристрастностью?»
- Еще как совместимо, - мстительно буркнула Кармела и пошла разыскивать шарф, который довязала пару месяцев назад для двоюродного племянника, поступившего на Рейвенкло, но так и забыла подарить.
