Глава 32: Кремень-мужчинаОна критиковала и спорила, но потом притворилась побежденной и выскочила из дома. Стоя сейчас у прилавка в галантерее, Белла все еще не была уверена, что поступает правильно.
Дети совершенно точно нуждались в новой одежде. Платья Ризы стали так коротки, что это было почти неприлично, и возражение Мордреда, что технически они все еще выглядят нормально (он сказал «в полном порядке»), показалось Белле просто смешным. Лиэн сшила их с обычным расчетом женщины, живущей нормальной жизнью: что она сможет купить новую ткань, чтобы сшить платья и в следующем году... и что она будет рядом, чтобы сделать это. Белла тщательно осмотрела все наряды Ризы, но ни у одного из них не было ни широкой кромки, ни приподнятой талии, ни подшитой складки на вырост – ничего из тех хитростей, которыми пользовались жены фермеров, чтобы не перешивать платья по многу раз.
Что же до Роя, его единственная одежда с каждым днем становилась все изношеннее. В ней ещё можно было играть или работать в огороде – но не бегать в город. По слухам, Мордред теперь совсем не вылезал из дома – вместо него покупками занимался Рой. Белле это нравилось: хорошо, что у мальчика появились какие-то обязанности, что он учится существовать в обществе. Но ему бы все-таки не мешало прекратить выглядеть оборвышем. Белла попыталась найти что-нибудь новенькое в вещах Дэвелла, но в шкафу осталась только слишком большая одежда, а куда Лиэн положила все остальное, никто не знал. Значит, Рою тоже нужно что-нибудь сшить.
Пока Белла дожидалась возвращения миссис Хэмптон с тканями, сомнения так и пожирали ее. Да, кто-то должен был следить за тем, чтобы дети прилично одевались. Да, Мордред не собирался этим заниматься. И тем не менее, проследить за тем, чтобы они регулярно принимали душ и стирали вещи – это одно. А вот эстетичность детской одежды уже выходила за рамки ответственности «доктора Беллы». У нее было такое чувство, будто она сует нос не в свое дело.
Добродушная миссис Хэмптон вернулась к прилавку с несколькими мотками хлопковых тканей с приятными незамысловатыми узорами.
— Они все прекрасно подойдут для одежды. Окрашены по специальному методу, который придумали на западе, и не выцветут, как обычные крапповые. Какой у девочки размер?
— Ей четыре. — Белла потрогала мягкую ткань. — Абсолютно нормальные рост и вес.
Миссис Хэмптон кивнула и сделала пометку в своем блокноте.
— Два с половиной метра на платье тогда, я бы сказала. Вы хотите сшить их на вырост, конечно?
— Естественно. Как думаете, сколько платьев нужно обычной маленькой девочке?
— Ой, да некоторые и с двумя прекрасно живут. Но я думаю, что это как-то нехорошо – не в обиду тем, кто не может позволить себе больше. У моих девочек всегда было по пять или шесть, но на то они и мои дочки. Я бы сказала, четыре вполне достаточно.
— И все хлопковые?
— Было бы неплохо сшить одно шерстяное. Вряд ли она станет носить его летом, но тут никогда не угадаешь.
Белла кивнула.
— Тогда три куска хлопка и один шерсти. — Она внимательно рассмотрела шесть различных мотков ткани. — Вот этот. — Белла указала на светло-карамельную с узором из зеленых и голубых цветов.
— Она блондиночка? Тогда это прекрасный выбор.
Рядом с этим мотком лежал темно-вишневый в бордовых причудливых завитушках. Белла подумала, как удачно этот цвет оттенил бы глаза Ризы, но отодвинула ткань прочь.
— Эта точно не подойдет, боюсь.
— И правда, слишком вычурно для четырехлетнего ребенка, — согласилась миссис Хэмптон.
Белла кивнула, хотя и отказалась по другой причине. Будучи врачом, она слышала политические слухи гораздо раньше всех прочих женщин в городке. И последнее время вновь вставал ишварский вопрос. Все больше пациентов жаловались на «этих красноглазых фанатиков», а старый смотритель станции Йохан Графф по секрету рассказал, что один из высокопоставленных генералов Фюрера МакФарланда очень резко высказался в адрес людей пустыни, о чем даже написали в Центральной газете. Конечно, без Лиэн волноваться было не о чем: черные волосы и смуглая кожа легко выдавали ишварскую кровь, а вот светлые локоны и белая кожа Ризы могли защитить малышку от расизма. Не стоит сейчас привлекать внимания к цвету ее глаз.
— Голубая шашечка мило выглядит.
Голос миссис Хэмптон вернул Беллу в реальность.
— Да, думаю, она очень подойдет Ризе, — Белла глянула на остальные ткани, не зная, что еще выбрать.
— Одно из платьев должно быть чуть красивее других. Вот эта ткань чудесно смотрится с рюшами, и у девочки будет, в чем покрасоваться на празднике.
Белла присмотрелась к мятной ткани с тонкой кремовой полоской.
— Да, прекрасный вариант.
— Шерсть должна обязательно быть голубой.
Миссис Хэмптон принесла моток шерстяной ткани.
— Очень в этом году популярны латунные пуговицы – как у солдат.
Белла улыбнулась.
— Выберите пуговицы сами, у вас на них нюх, не то что у меня.
Миссис Хэмптон не была профессиональной швеей, но она знала и умела столько же, сколько и любая другая женщина в Хамнере – то есть, гораздо больше Беллы. Она и сама полагалась на миссис Хэмптон, когда нужно было заменить старые платья новыми. Пусть они выходили и не слишком модными, но зато удобными и долговечными. К тому же, за детские платья она брала сто пятьдесят сен, не считая платы за ткань.
— А теперь мальчик. Сколько ему?
— Восемь. Он очень худ для своего возраста, — Белла остановилась, задумавшись о Рое. Он рос, но все еще не походил на восьмилетнего мальчика. Она ожидала более значительных улучшений после целого года жизни с Хоукаями. Если миссис Хэмптон сошьет одежду на его возраст, Рой с тем же успехом может расхаживать в вещах Дэвелла. — Шесть. Ему шесть, и он очень худой.
Миссис Хэмптон хмыкнула и написала пару строк в блокноте.
— Думаю, ему понадобится как минимум шесть рубашек и...
Дверь магазина распахнулась, и внутрь неторопливо вошел долговязый брюнет. Миссис Хэмптон тут же улыбнулась новому посетителю, а Белла при виде него похолодела.
— Доброе утро, дамы! — сказал Эли и облокотился о прилавок. — Сегодня, должно быть, мой счастливый день!
Значит, цыгане вернулись в город. Обычно Белла была рада им: Эли – человек дружелюбный и обаятельный, как и остальные его родственники. К тому же их приезд означал, что можно предложить пациентам проверить зрение. Но в этом году все было по-другому.
— Миссис Хэмптон, я хотела спросить, — отстраненно начала Белла, — остались ли у вас какие-нибудь старые мотки льна, которые можно купить со скидкой? Бинты этой весной долго не залеживаются.
— Ох, мне придется проверить склад, — как и надеялась Белла, ответила миссис Хэмптон. — Скоро вернусь.
Эли улыбнулся ей.
— Я постараюсь пережить ваше отсутствие, мэм. Это всегда трагедия, когда красивая женщина уходит.
— Ну и негодник же вы, мистер Хьюз! — захихикала краснеющая миссис Хэмптон и вышла.
Эли повернулся к Белле.
— А как поживает самая очаровательная врач по эту сторону Централа?
Обычно Беллу бы тронул такой комплимент, хотя она и знала, что для Эли это просто привычка. Но в этот раз Белла слишком боялась их встречи.
— Берта Струби родила, — тихо сказала она, чтобы миссис Хэмптон не услышала.
— Я знаю, — грустно отозвался Эли. — Оператор телеграфа, да? Просто эталон обманчивой сказки.
— Ребенок был не его, — избегая взгляда Эли, добавила Белла.
— Что? Но все говорили...
— Я знаю, что все говорили. Берта и Джек тоже так говорят, только вот неправда это все.
— Если Берта и Джек тоже так говорят... Она рассказала тебе?
Эли выглядел очень взволнованно, и все опасения Беллы подтвердились.
— Нет.
— Тогда как...
— Берта – блондинка. Джек Сэнфорд – рыжий. У обоих голубые глаза, — несмотря на клокочущие внутри эмоции, Белла старалась говорить тихо. — У младенца были зеленые глаза и черные волосы.
Эли побелел.
— Но...
Не успел он договорить, как вернулась миссис Хэмптон с двумя мотками льна в руках. Белла вымученно улыбнулась ей.
— Спасибо. Добавьте их к чеку, и я заберу все вместе с вещами. А сейчас, боюсь, мне пора – опаздываю на консультацию. Хорошего дня.
— Погодите, а как же мальчик?
— Две пары штанов и шесть рубашек – ткань выберете сами. Правда, мне пора.
— Конечно. Все будет готово к середине следующей недели.
Белла улыбнулась и направилась к двери. Эли тут же последовал за ней, буркнув что-то вроде «увидимся, красавица» миссис Хэмптон на прощание.
— Погодите, док! — выйдя из магазина, окликнул он. — Вы не можете вот так уйти!
— Пошли в мой кабинет. Даже если тебе плевать на слухи, лучше сохранить все в тайне.
Уже в доме Эли присел за кухонный стол с ошарашенным, осунувшимся выражением лица.
— Он не может быть моим.
— Вы с Бертой спали? — Белла присела напротив.
— Ну, да, но... — Эли провел рукой по лицу. — Такого никогда не случалось прежде. Я думал... ну, что не могу. Потому что иначе это бы уже случилось.
Белла понимающе кивнула.
— Уверяю, ты можешь.
— Черт подери!
Эли опустил взгляд.
— Они говорят... девушки... говорят, что ребенок был уродцем.
— Нет. Мертворожденным, но не уродцем, — она вздохнула и дотронулась до его руки. — У нее была тяжелая беременность. Это все к лучшему.
— Мне нужно поговорить с ней. Объяснить. Если бы я знал, если бы она сказала – я бы вернулся.
«Почему ты мне не сказала? Почему? Я бы вернулся!» – какие знакомые слова.
— И как бы она тебе сказала? — Белла отогнала ненужные мысли. Ей бы и в голову не пришло, что Эли мог выглядеть таким несчастным. — Джек хочет жениться на ней.
— На ней женюсь я.
— Он любит ее.
— Я...
Белла покачала головой.
— Пожалуйста, не надо. Будь честен. Тебе не все равно, что с ней будет, ты ее уважаешь, и может быть она даже нравится тебе, но она для тебя – всего лишь одна в ряду с Фридой Томпсон и дюжиной других девушек. Джек Сэнфорд любит ее. Он позаботиться о ней. Как только он накопит денег, они уедут отсюда. Не пытайся им мешать.
— Я помогу. Я поговорю с ней. У меня есть деньги...
— Не надо. Просто оставь ее в покое. Она сказала отцу, что ребенок был от Джека. И ей бы не хотелось, чтобы в городе появился новый слух.
— Да, уж лучше оператор телеграфа, чем блудный цыган.
Белла кивнула. В общем-то, в этом и был весь вопрос. Так всем будет лучше. Если бы все случилось по-другому, если бы он знал, он бы вернулся и женился на ней. Если бы ребенок выжил, она бы никогда не пошла учиться. Не стала доктором. Не спасла все эти жизни и не увидела все эти смерти. Все, кроме одной.
Эли провел рукой по лицу.
— Где она похоронена? Моя дочь.
Эли страдал. Даже после того, как вся история вылезла нариужу, семья обсудила ее, и папа долго говорил с ним в большой повозке, Эли страдал. Поэтому когда брат спросил, не хочет ли Маэс прогуляться, он тут же согласился.
Они молча прошли сквозь город и вверх по холму.
— На кладбище? — мягко спросил Маэс.
— Док сказала, что похоронила ее рядом со своей семьей, — кивнул Эли. — Так что нужно отыскать толпу Грейсонов.
— А почему так?
— Потому что у нее доброе сердце, — ответил Эли, осматривая могилы. — К тому же, она сказала, что между ребенком и его соседкой много общего.
— Нашел. Грэхэм Грейсон, 1691. Мойра Грейсон, 1745.
Эли прошел к двум могилкам в конце ряда.
— Здесь. Люси Струби.
Он не смог больше говорить.
Маэс глянул на надгробную плиту: там было только имя и одна дата. А под ней – одинокая строчка.
— «Зачем и пес, и конь, и мышь живут, а тебе не случилось даже вдохнуть?» — прочел Маэс и посмотрел на брата. — Это... это грустно.
— Да, — хрипло отозвался Эли. — Хотя откуда тебе знать, Малыш? Я папаша.
Пару мгновений Маэс медлил, а потом взял его за руку.
— Ты был бы отличным отцом.
Эли усмехнулся.
— Сомневаюсь, — пробормотал он и перевел взгляд на соседнюю могилу. — Давай-ка посмотрим, с кем она проведет вечность, а?
Другой надгробный камень был старше, и глубоко вырезанные слова уже начинали стираться. Маэс стер пыль с имени и глянул на Эли.
— Моргиз Грейсон.
На этом надгробии тоже была только одна-единственная дата – лет двадцать восемь назад.
Эли присел на корточки, чтобы разглядеть, что написано в самом низу.
— «Оскорблена в рождении. Забыта в смерти. Навсегда любима», — прочитал он. — Проклятье. Я бы и не угадал.
— Чего?
— Ничего. — Эли дотронулся до даты на камне. — Ей было бы пятнадцать. Интересно, кто был отцом...
Эли поднялся на ноги, а Маэс опять взглянул на надгробия. Моргиз Грейсон и Люси Струби – соседки навечно. Впервые в жизни он столкнулся со смертью вот так и не знал, как быть. Ему было грустно и страшно, но в то же время как-то даже умиротворенно. Дочка Эли умерла еще до рождения, но какая-то ее часть навсегда останется здесь, на зеленом холме за городом, в камне над могилой. Это успокаивало.
Маэс натянуто улыбнулся.
— Значит, теперь мне не придется выслушивать твои бесконечные истории? — он попытался говорить весело.
Эли захихикал и обнял его за плечи.
— Да нет, почему же. Например, в Южном городе этой зимой я встретил балерину по имени Флосси, которая...
Маэс не стал закрывать уши или протестовать. Было хорошо знать, что брат ничуть не изменился. Что эта грусть не сломала его. Что он все еще был старым добрым Эли.
Двое долговязых парней прошли сквозь город обратно, оба чуть мудрее, чем полчаса назад, и чуть старше.
