Глава 34Эта глава немного отступает от оригинала. Но прошу не пинать меня за это. Это мое видение этого чудесного дня, который они провели на крыше Тренировочного центра. С любовью, автор.
В комнате царит полумрак. Китнисс выпустила мою руку и пошла к комоду. А я все так же стою возле двери. Пока она что-то ищет на одной из полок, я наблюдаю за ней, пытаясь справиться с дыханием. Это нелегко, и очень-очень волнительно. Я не жду от сегодняшней ночи чего-то большего, чем раньше. Просто я так соскучился по ней, по нашим ночевкам. Мне не хватило того времени, что мы провели вместе. Китнисс наконец-то находит нужное, это оказывается пижамой. Бросив на меня косой взгляд, она уходит в ванную. Узкая полоса света падает из приоткрытой двери. Мне даже в голову не приходит подсматривать за ней. Вместо этого я думаю, в чем бы спать мне. Идти в свою комнату за пижамой мне абсолютно не хочется. Вряд ли вещи Китнисс налезут на меня, а если я лягу спать в одних трусах, то это вряд ли обрадует мою скромницу. Я нахожу компромисс. Поворачиваюсь спиной к ванной, расстегиваю рубашку и кидаю ее на кресло. Наклоняюсь, чтобы стащить обувь. Снимаю ремень, кидаю его вслед за рубашкой. Если я буду спать в одних брюках, то думаю, это не заденет ничьи чувства. Полоса света становится больше. Я чувствую, что Китнисс внимательно смотрит на меня. Ее взгляд жжет мне спину. Что она увидела во мне такого? Что ее заинтересовало? Резко поворачиваюсь, смущенная тем, что ее застали врасплох, Китнисс краснеет. Ого, да она никак за мной подглядывала!
- Ты передумала?
- А? Что? Нннет, просто… - она смолкает не в силах подобрать слова.
- Просто что? – Я полон решимости, докопаться до правды.
- Просто я никогда не видела тебя…
- Китнисс, мы видимся каждый день.
- Нет, я никогда не видела тебя, как…мужчину.
Интересно, а как кого она меня видела?
- Пит… Я не то хотела сказать, - отлично, теперь она начала оправдываться. – Просто я не знала, что у тебя такие мускулы. Что ты такой…рельефный.
- Ты мыла меня на арене. Забыла? И сама раздевала меня.
- Ну да…Я не рассматривала тебя там. Была не в том состоянии, чтобы это замечать. Ты же был болен, помнишь?
- Помню. Я понимаю, что ты хочешь сказать, Китнисс. Я никогда не был для тебя КЕМ-ТО. Просто человек, который волею судьбы оказался рядом, и которого надо защищать, беречь. Человек, который стал лишним грузом в твоей и без того не легкой судьбе.
- Пит… Ты не прав! Это не так.
Я устало сел на кровать. К чему сейчас этот серьезный разговор? Ведь мы вместе, наедине, глупо грустить. Китнисс опустилась рядом со мной. Краем глаза я заметил, что на ней что-то розовое. Китнисс и розовый цвет? Вглядевшись, я рассмотрел на ней нежно-розовую пижаму. Очередной шедевр Цинны. Короткие шорты и топ на тоненьких бретельках. Китнисс выглядела такой юной, хрупкой, беззащитной. Пижама была из какой-то мягкой ткани, мне захотелось потрогать ее, но вместо этого я сжал ладони вместе. Крепко зажмурил глаза. И почувствовал, как на мои руки опускается ее ладошка. Ее пальцы подрагивают, интересно почему? Она нервничает, волнуется, боится? Нежно поглаживая мои руки, она начинает говорить, и от звука ее голоса, тихого шепота, во мне что-то рушиться. Разве можно так сильно любить? Сделать человека, центром не просто своего мироздание, но своей жизни? Ведь это не нормально, так отчаянно болезненно нуждаться в ком-то. Любить другого человека, больше своей жизни, больше жизни других людей. Я понимал, что это плохо или не нормально, но это уже стало частью меня, я сделал свой выбор слишком давно и менять что-то просто поздно. И мне не хотелось ничего менять.
- Пит, мне кажется, что я совсем не умею любить. Единственный человек, который мне дорог – это Прим. Даже не мама. И не говори, что ты не был для меня КЕМ-ТО. Когда ты дал мне хлеба, дал надежду на жизнь. Помог найти выход из отчаянного положения. И с того дня я стала наблюдать за тобой. Но ты всегда был в центре компании, мальчик из города, в толпе друзей. У меня даже не хватило смелости подойти к тебе на следующий день в школе, и поблагодарить тебя. Мне казалось, что я просто замарашка, грязная, нищая девчонка из Шлака. Но я наблюдала за тобой все эти годы, не выпускала из виду. Когда на Жатве выпало твое имя, для меня это стало не меньшим шоком, чем имя Прим. Это было ужасно. Бороться с тобой, бороться ПРОТИВ тебя, стараться убить тебя. Ты не представляешь, каким это было потрясением. И ты каждый раз приходил ко мне на помощь, не задумываясь, делал все, чтобы я не попросила. А я в ответ причиняла тебе лишь боль. Ты не чужой мне, ты важен для меня. Я не скажу, что люблю тебя. Но ты – часть моей семьи, моей жизни, ты важная часть самой меня. Я не представляю, что будет со мной, если я тебе потеряю. Какой смысл будет тогда мне жить?
Я сижу ошеломленный. У меня нет слов. Я не знаю, как можно реагировать на эту исповедь? Всегда немногословная Китнисс, сейчас сказала целую речь. Смысл, которой в том, что я нужен ей. Можно ли мечтать о большем? Я смотрю на нее, не веря своим ушам. Глаза Китнисс, обычно серые, в темноте комнаты кажутся черными. Я пристально вглядываюсь в них, пытаясь увидеть, насколько искренне она это говорит. Я верю Китнисс, верю больше, чем самому себе. Но я боюсь обмануть сам себя. Мне кажется, или ее глаза блестят от слез?
Я опускаю взгляд на свои руки. Ее хрупкая, но такая сильная ручка лежит поверх моих. Осторожно высвобождаю одну руку, Китнисс зачарованно наблюдает за мной. Легко, едва касаясь, я провожу кончиками пальцев по ее лицу, очерчиваю линию губ, скул, скольжу по краюшку бровей, глажу лоб. Она закрывает глаза, наслаждаясь лаской. Сдвигаюсь на кровати, откидываю одеяло. Аккуратно, как маленького ребенка, укладываю Китнисс на подушки, устраиваюсь рядом. Прижимаю ее к себе, она с радостью переплетает свои руки и ноги с моими. А теперь – спать. В тепле, в безопасности, Китнисс быстро засыпает, а я еще долго лежу, наслаждаясь этой близостью, ее тихим дыханием. Она спит спокойно, доверчиво устроив голову у меня на груди. Со временем, под мерное дыхание Китнисс сон приходит и ко мне, как бы я ему не сопротивлялся. Я должен выспаться. Ведь это предпоследняя ночь спокойного сна.
Ночь проходит спокойно. Утром я просыпаюсь, как от толчка. Китнисс еще спит. Ее волосы спутались и разметались по моей голой груди. Смотрится безумно красиво. Китнисс начинает шевелиться, волосы щекочут меня, но я сдерживаю смех. А вдруг она еще не просыпается, а я ее разбужу? Но нет, Китнисс открывает глаза и смотрит в окно. Потом с нежной, сонной улыбкой поворачивает голову ко мне. Нужно что-то сказать, и я говорю первое, что пришло в голову:
- Ни одного кошмара.
- Ни одного, - ее улыбка становится еще шире. – А у тебя?
- Тоже. Я и забыл, что это такое – спать по ночам.
Мы еще долго валяемся в кровати. Нам некуда спешить. На сегодня назначена только подготовка к завтрашнему интервью. Я уже решил, что скажу, поэтому не нуждаюсь в советах ни Эффи, ни Хеймитча. Хотя Китнисс вероятно будут дрессировать весь день. Наше приятное ничегонеделанье прерывает деликатное постукивание в дверь. Почти сразу же дверь открывается. На пороге, рыжая безгласая девушка, та самая, которую знает Китнисс и которая приставлена к ней, в качестве прислуги. Она смущенная стоит на пороге. Видно, что не ожидала застать меня в кровати Китнисс. Мы ободряюще ей улыбаемся. Она доходит до кровати и кладет что-то у нас в ногах. Потом разворачивается и убегает. Мы с Китнисс прыскаем со смеху. Я сажусь и тянусь за листком бумаги, которое принесла безгласая. Открываю и бегло пробегаюсь глазами. Хмыкаю. Перечитываю еще раз. Нетерпеливая Китнисс, не дождавшись от меня комментариев, тоже садится и вытаскивает записку из моих рук. Я знаю, что она там увидит. Записка от Эффи:
«Китнисс и Пит! Мы с Хеймитчем пришли к выводу, что вы все равно не слушаете наших наставлений, а значит, назначенная на сегодня встреча, для подготовки к интервью отменяется. Потратьте время с большей пользой, чем вчера. С уважением, ваша Эффи Бряк».
Китнисс недоверчиво смотрит то на меня, то на записку. Я забираю ее у нее, чтобы перечитать еще раз.
- Серьезно? Понимаешь, что это значит? Мы целый день можем делать все, что душе угодно!
- Жаль, никуда нельзя пойти, - слова Китнисс звучат так тоскливо, что я лихорадочно ищу, чем бы ее утешить. Меня озаряет.
- Кто сказал, никуда?
Китнисс хмуро смотрит на меня. Этот день дарован нам самой судьбой. День, где будем лишь мы двое.
- Крыша. Я приглашаю тебя устроить пикник на крыше. Помнишь это место?
Ее глаза опять вспыхивают. Яркое, утреннее солнце золотит ее глаза, и кажется, что в серой стали мелькают жилки золота. Сколько раз я рисовал ее глаза, но ни разу не смог уловить именно это выражение. Наверное, потому что вижу его в первый раз. Пока Китнисс суетится, собирается, умывается. Я иду к себе в комнату, наспех принимаю душ, заказываю кучу еды по телефону. Захожу за Китнисс, она чуть ли не подпрыгивает от нетерпения. В ее руках охапка теплых одеялах. А я даже не подумал о том, на чем мы сидеть будем. Зато у меня с собой еда. Заглянув в мою корзину набитую провизией, Китнисс начинает хихикать. Ну да, кому что. Мне – еда, ей – одеяла. Отбираю у нее одеяла, Китнисс просовывает свою руку мне под локоть и тащит по коридору, в сторону лифта. Ни в коридоре, ни в кабине лифта мы никого не встречаем, что еще больше поднимает нам настроение. На крыше все так же, цветочный сад, музыкальные подвески. Мы тщательно выбираем место, расстилаем одеяла, расставляем еду. Наконец-то завтракаем. Я постарался заказать все самые любимые блюда Китнисс. Но видимо, что-то забыл.
- Китнисс, что ты ищешь?
- Сырные булочки. Неужели ты забыл про них?
Я начинаю, рыться в корзине вместе с ней.
- Нет, я точно помню, что заказывал их. Ага, вот они!
Она тут же отбирает у меня все до единой булочки. Жадина. Быстро заталкивает одну в рот и разочарованно стонет.
- Что теперь не так?
Кое-как, давясь, она проглатывает булочку.
- Она не такая вкусная, как твои! – Кажется, что вот-вот и Китнисс еще и губы надует, как маленький ребенок. Я смеюсь, она кидает в меня салфеткой.
- Ну, милая, у каждого повара свои секреты.
- И какой секрет твоего рецепта сырных булочек?
Я молчу, пристально глядя ей в глаза. Китнисс тоже затихает, опускает руку с надкушенной булочкой.
- Мой секрет – в любви. Я готовлю их с любовью и для любимой. Думаешь, хоть один повар в Капитолии приготовит их, по-моему, рецепту?
Она качает головой, не отводя от меня сияющего взгляда. Наверное, нужно было провести этот год в муках ревности, в злости и обиде, чтобы обрести умение заставлять ее глаза вот так сиять.
После еды, она начинает ложиться на солнце загорать. Я роюсь в корзине, в поиске своего альбома. Я точно знаю, что не мог забыть его в такой день. Легкими штрихами я рисую Китнисс: как она загорает, забавно морща нос, как лежит на животе, болтая задранными вверх ногами, ее штанины сползли и стали видны сильные, накачанные икры и крохотная ступня. Рисую, как Китнисс вяжет всевозможные узлы из виноградной лозы. Радуется, как дитя, когда у нее это получается. Рисую, как разморенная после еды, развалившись на солнышке, она дремлет, похожая на сытую, ленивую кошку, готовую в любую секунду, лишь только почуется ей опасность, вскочить, приготовившись к атаке. Потом, выспавшись, ей надоедает то, что я рисую. И она отбирает у меня альбом и прячет обратно в корзину. Я пытаюсь протестовать, но она быстро перебивает меня всего одной фразой:
- Мне скучно, Пит!
- Чем ты хочешь теперь заняться?
- Не знаю! Придумай.
- Может, поиграем в мяч?
- Пит, у нас нет мяча! Или ты его взял?
- Нет, но я взял кое-что получше.
- Например?
Я сосредоточенно копаюсь в корзинке, пытаясь найти то самое, нужное.
- Например, яблоко!
- Мы будем играть в яблоко?
- Да. Ты же помнишь, что здесь на крыше вокруг силовое поле, чтобы трибуты не пытались покончить с собой. Вот давай поиграем с ним.
- Ты будешь кидать в него яблоко, а я ловить?
- Ага, а потом наоборот.
Она уже бежит к краю крыши. Встав, я с размаху кидаю яблоко с крыши. Игра началась. Наигравшись вдоволь, мы падаем на одеяла. Я устало вытягиваю ноги. Китнисс кладет свою голову мне на колене. Ее волосы рассыпались шелковистым покровом. От них пахнет солнцем, свежестью и…яблоком. Что поделать, она не всегда успевала поймать его. Раз она больше не шугается меня, медленно погружаю пальцы в ее волосы. Глажу их, тереблю, перебираю. Мысли вялые, ленивые. Хотя одна из них заставляет меня замереть.
- В чем дело? – Китнисс внимательно вглядывается в мое лицо.
- Вот бы растянуть этот день навечно – так, чтобы никогда не кончался.
Сказал, а сам думаю – вот сейчас она опять закроется в себе. Ведь она жутко не любит все эти разговоры про любовь. А за последние сутки я вообще исчерпал лимит на эту тему. Каково же мое удивление, когда я слышу ее тихий ответ:
- Да…
Против моей воли улыбка растягивает губы.
- Разрешаешь?
- Разрешаю.
Я продолжаю играть с ее волосами. Разморенная, усталая, счастливая она засыпает. Сколько ночей она провела в кошмарах? Сколько раз, засыпая без меня, просыпалась еще более разбитой? Пусть спит, моя родная, любимая, единственная. Я сделаю все, что бы ты жила. Надеюсь, когда-нибудь ты преодолеешь свой страх, и все-таки родишь детей. И пускай меня уже не будет рядом, но я так хочу, чтобы сына ты назвала в честь меня. Чтобы хотя бы так, но я был рядом. Золотой медальон холодит кожу на груди. Я носил его, не снимая, с момента покупки. Вчера ночью, правда пришлось все-таки снять – чтобы Китнисс не заметила раньше времени. Еще один кусочек меня, ей на память. Ее лицо такое спокойное, умиротворенное. Видно ей снится что-то хорошее, улыбка не сходит с ее лица, даже во сне. Я нежно проводу ладонью по ее щеке, она поворачивает голову, прижимаясь щекой к ладони. Еле слышно выдыхает:
- Пит…
Я боюсь шевельнуться, чтобы не разбудить ее. Китнисс снюсь я. И она счастлива во сне.
Солнце начинает заходить, становясь того самого, обожаемого мной оттенка. Я осторожно вытаскиваю свою руку из-под щеки Китнисс. Она открывает глаза.
- Я подумал, тебе захочется на это взглянуть.
- Спасибо.
Мы заворожено наблюдаем за закатом. Солнце, такое величественное, медленно опускается за горизонт. Как только гаснет последний луч, мы понимаем, что наш замечательный день окончен. И никто нас не потревожил. Нас даже никто на ужин не позвал.
- Я даже рад. Устал видеть вокруг несчастные лица. Все то и дело плачут. А Хеймитч…
Китнисс закрывает мне рот рукой, не давая договорить. Она понимает меня, как никто другой. Наши мысли, чувства – они едины. Как будто одна душа живет в двух телах. Счастье. Мы остаемся на крыше до первых звезд. Потом становится слишком холодно.
Я уговариваю Китнисс пойти вниз, в комнату. Мы немного спорим, потому что я хочу сначала зайти к себе, но она ни в какую не хочет отпускать меня даже на 15 минут. Поэтому опять идем к ней. И ритуал вчерашней ночи повторяется. Полумрак комнаты. Она роется в одном из ящиков комода. Идет в ванну. Я торопливо стаскиваю майку, скидываю ботинки и носки. Остаюсь в спортивных штанах. Хорошо, что утром она все же отпустила меня в душ. Спать вторую ночь подряд в брюках мне совсем не улыбалось. Я едва успеваю спрятать медальон, когда Китнисс зовет меня из-за двери ванной.
- Пит.
- Что?
- Я пока приму душ, но ты не вздумай никуда уходить!
Я счастливо смеюсь в ответ.
- А ты разрешишь мне тоже, потом принять душ, о моя повелительница?
- Только в моей комнате, полотенце я тебе дам. Пойдет?
- Хорошо. Я жду.
Ожидание не затягивается. Она выходит из душа в какой-то другой пижаме. Цвета закатного солнца. Улыбаясь, я иду в душ. В спину мне летит полотенце. Резко обернувшись, я ловлю его. Китнисс, хихикая, быстро захлопывает дверь ванны за мной. Хулиганка. После душа настроение становится еще лучше. Китнисс уже лежит в кровати, свернувшись в клубочек. Если днем на крыше, она похожа была на опасную дикую кошку, то сейчас больше на котенка. Я ложусь рядом, она тут же прижимается ко мне.
- Спокойной ночи, Пит. Спасибо за этот день.
- Спокойной ночи, милая. Это ты сделала его счастливым.
Но Китнисс уже спит. Последняя мысль, мелькнувшая перед тем, как я провалился в сон была: «Я счастлив…».