Глава 35Пробуждение напоминало мне предыдущий день. Тихое дыхание Китнисс, ее голова на моем плече, волосы, разметавшиеся по моей груди. Ни одного кошмара у нас обоих. Чужеродным был только стук в дверь. И дверь сразу же распахивается. На пороге стоит команда подготовки Китнисс. Они замирают в изголовье кровати, пока мы пытаемся, спросонья, сообразить, что где и как происходит. Кто-то из неразлучной троицы начинает рыдать при виде нас, так сладко спящих в объятиях друг друга. Я быстро встаю, киваю на ходу команде подготовки, подхватываю свои вещи с кресла и спешу к себе в номер. Правда, успеваю остановиться на пороге, чтобы подмигнуть растерявшейся Китнисс. Думаю, что моя команда подготовки уже обыскалась меня. Они, чуть ли не подпрыгивая, ждут меня в моей комнате. Извиняюще улыбаюсь им. Они, молча, принимаются за работу. В номере так тихо, что слышно как в коридоре звенит колокольчик лифта. Моя команда, что обиделась на меня за мое опоздание?
Работа продолжается до вечера. Пока меня бреют, полируют, трут какими-то скрабами, мой мозг усиленно работает. Я обдумываю, что и какими словами скажу на интервью. И хватит ли мне решимости сказать то, что я задумал. Это может помочь Китнисс выжить, но боюсь, что после моего интервью она попытается убить меня сама, не дожидаясь игр. Я не могу обсудить это даже с Хеймитчем. Все должно быть естественно, реально, жизненно. И то, что нас сегодня застали в одной постели, да и не только сегодня, должно сыграть подтверждением к моим словам. Дорого бы я отдал за то, что мое заявление оказалось правдой. Чтобы все было иначе. Чтобы была свадьба, настоящая, не для Капитолия, а для нас двоих, чтобы мы поджарили хлебец, съели его вместе. Эта та традиция нашего Дистрикта, которая означала, что мы стали мужем и женой. И никто не смог бы оспорить законности этого обычая. Но у меня ничего этого нет! Никогда даже не будет возможности на то, что это все сбудется! Мне так хотелось бы стать ее героем, чтобы ее глаза сияли каждый день, чтобы смех звенел нежными переливами. Чтобы улыбка чаще оживляла ее такое строгое лицо. Я очень хотел стать тем, кто сделает ее счастливым. И вчера, пускай на один день, но я сделал это. Есть повод гордиться собой. От размышлений меня оторвала Порция. Она принесла мне мой вечерний костюм. Это оказалась ослепительно белая рубашка, с черными брюками и черным смокингом. В комплекте шли даже белые перчатки. Я ошарашено смотрел на это все, пока она раскладывала вещи на кровати.
- Порция, но это же…
- Свадебный костюм? Да, Пит, он самый… Не думала я, что тебе придется одеть в таких обстоятельствах, - Порция тщательно разглаживала какую-то невидимую складочку на смокинге.
- Зачем? Это жестоко…
- Это личный приказ президента Сноу, Пит. И, боюсь, наше мнение здесь не играло никакой роли.
Порция наконец-то решилась посмотреть на меня. В ее глазах стояли слезы.
- Пит, я очень сожалею. Ты для меня не просто трибут, которого нужно красиво одевать. Ты для меня друг, брат, я не представляю, что мне придется потерять тебя. Это немыслимо.
Я крепко обнял Порцию.
- Не переживай так. Я ценю все, что ты для меня сделала. У меня никогда не было сестры. В тебе я ее обрел. И не важно, что меня не будет рядом, я всегда буду жить в твоем сердце, в твоей памяти. А это значит, что я буду с тобой всегда.
- Пока я жива, Пит.
- Пока ты жива…
Улыбаясь дрожащими губами, Порция помогла мне застегивать рубашку. Одевшись, я подошел к зеркалу. Я выглядел как жених. Порция и Цинна как всегда создали шедевр. По-другому у них, по-моему, и быть не может. Я такой…элегантный, серьезный, мне кажется, что я даже ростом выше стал. Торжественный костюм, на свадьбу, которой никогда не будет. Поймав в зеркале взгляд Порцию, я спрашиваю:
- Значит, Китнисс будет в свадебном платье?
- Да. В том, которое победило в зрительском голосовании.
Я закрываю глаза, пытаясь вспомнить какое же платье выиграло.
- С жемчугом, да?
- Да. Оно потрясающее. И Китнисс, я уверена, в нем будет неотразимой.
Жених и невеста, за день до смерти, в костюмах с той свадьбы, которой никогда не будет. Я гордо распрямляю плечи, вскидываю подбородок. Может быть, если бы не существовало Голодных игр, собрались с Китнисс пожениться, то на нас не было бы таких шикарных нарядов, зато мы были бы счастливы.
Поворачиваюсь к Порции:
-Я готов.
- А к интервью ты готов? Ты уже знаешь, что ты будешь говорить?
- Не волнуйся, я уже все решил. И сделаю так, как надо.
- Ты меня пугаешь, Пит. После показательных выступлений, не натвори еще больше глупостей, вам с Китнисс это только навредит.
Я ободряюще улыбаюсь Порции:
- Не переживай, все будет хорошо.
Мы идем с ней к лифту. Еще издалека я вижу Китнисс, в шикарном белом платье, расшитым жемчугом. Она самая красивая невеста в мире! Команда подготовки превратила ее в сказочную принцессу, одетую в подвенечный наряд. Мое сердце делает кульбит, будто ему не хватает места в груди. Я улыбаюсь ей, пока она так же зачарованно рассматривает меня. Интересно, а я ей понравился так же, как она мне?
Мы спускаемся вниз. Хеймитч, Эффи, Цинна и Порция идут сразу в зал. Только мы с Китнисс остаемся за кулисами. Тут уже собрались все трибуты. Наше появление производит фурор. Все ошарашено смотрят на платье Китнисс. Приятно, что не у меня одного такая реакция на ее красоту.
- Только не говори, что это была идея Цинны! – Кажется, Финник высказывается за всех.
Китнисс гордо вскидывает подбородок. Моя девочка!
- Ему не оставили выбора. Так решил президент.
Кашмира, явно ревнуя, к нашему успеху пренебрежительно фыркает:
- Ну и видок у тебя!
А почему они все обращаются только к Китнисс, как будто меня здесь вообще нет? Я что пустое место? Или не выгляжу достаточно впечатлительно?
Нам велят строиться в очередь. Джоанна Мейсон зачем-то подходит к Китнисс, что-то шепчет ей. Китнисс кивает ей в ответ. Надеюсь, они не сговаривались о том, как будут делить между собой. Хотя зная, характер Джоанны и Китнисс, могу предположить, что делили бы они меня, скорее всего с помощью ножа или топора. По справедливости, чтобы каждой досталось по кусочку.
Все трибуты выходят на сцену, где нас ждут уже поставленные в ряд кресла и Цезарь Фликерман. Я занимаю свое место рядом с Китнисс. Мои нервы на пределе, мое интервью будет самым последним. Полностью отключаюсь от происходящего. Мне так хочется взять Китнисс за руку. Но сейчас для этого времени. Думаю, что после того, что я заявлю, она вообще перестанет со мной разговаривать. Моя рука уже тянется к ее креслу, но она встает. Оказывается, все остальные трибуты выступили. Остались только мы с ней. Китнисс выходит на середину. Толпа зрителей восторженно ревет при виде свадебного платья. Цезарь пытается успокоить толпу, но ему это удается не сразу. Я смотрю на Китнисс взглядом со стороны. Какой ее видят зрители? Хрупкая, юная девушка, с красивыми грустными глазами, с нежной улыбкой. Она похожа на несчастную невесты. Хотя почему похожа? Она и есть несчастная невеста! Ее насильно разлучают с возлюбленным. Фликерман улыбается ей.
- Что же, Китнисс, сегодня выдался очень волнительный вечер для всех. Может, ты хочешь сказать нам несколько слов?
Голос Китнисс дрожит, когда она отвечает ему. Что она задумала?
- Только одно: мне жаль, что ты так и не попадешь на мою свадьбу… Хорошо, хоть успею покрасоваться в белом платье. Правда ведь…правда, оно красивое?
И, как и в прошлом году, она, подняв руки, начинает кружиться. Сначала, я заворожено наблюдаю за блеском сотни жемчужин. Потом понимаю, что что-то не так. Китнисс горит! Ее платье окутано дымом! Я привстаю, что бы кинуться к ней на помощь. В толпе кто-то вскрикивает от ужаса, другие трибуты тоже пугаются. Но я ловлю взгляд Цинны, который ободряюще кивает мне. То есть все нормально? И то, что свадебное платье моей невесты загорелось – это в порядке вещей? Или было так задумано? Столько вопросов вертится в моей голове, почему нет в мире никого, кто мог бы ответить хоть на один из них?
В бесконечном кружении мелькает бледное лицо Китнисс. Судя по ее испуганному взгляду, она тоже не ожидала подобного. Очередной сюрприз от Цинны. Китнисс замирает на месте. В зале тишина. Она медленно поднимает руки вверх. Ее платье преобразилось. Оно теперь не белое и не в жемчуге. На Китнисс точно такое же черное платье, украшенное перьями. Она похожа на птицу. На рукавах мелькают белые обрывки. Что сделал Цинна с ее платьем?
И только когда на большом экране появляется изображение Китнисс, я вспоминаю, где уже видел подобный образ. На медальоне, который висит сейчас на моей шее, на золотой броши Китнисс. Цинна сделал из нее птицу, сойку-пересмешницу.
Фликерман протягивает руку к ставшей черной вуали Китнисс.
- Ты похожа на птицу.
Китнисс победно улыбается.
- Да, это сойка-пересмешница. Как на моем талисмане, на брошке.
Фликерман хороший ведущий, как ни в чем не бывало, он поддерживает светский разговор:
- Да уж, снимаю шляпу перед твоим стилистом. Вряд ли кто-то поспорит: подобного мы не видели ни на одном интервью. Думаю, Цинна тебе лучше выйти на поклон!
Зрители аплодирует Цинне, который привстает со своего места, центре и с достоинством кивает. Зрители снова бушуют. Звучит сигнал, оповещающий об окончании интервью Китнисс, ее три минуты истекли. Теперь моя очередь. Я стараюсь спокойно встать с места, Китнисс проходя мимо, пытается поймать мой взгляд. Приходится отвернуться, чтобы не лишиться остатков решимости. Фликерман радостно приветствует меня.
- Пит Мелларк, Двенадцатый дистрикт!
- Здравствуй, Цезарь! Давно не виделись!
- Это в точку. Чем ты хочешь удивить меня и наших зрителей? Надеюсь никакого больше огня, а то наша противопожарная сигнализация не выдержит такой нагрузки за один день!
Я смеюсь, зал вторит мне.
- Что ты, Цезарь! Я не любитель перьев и жареной дичи.
- То есть тебе не понравилось выступление Китнисс?
- Что ты, Китнисс мне нравится в любом виде! Даже пригоревшая и пахнущая дымом.
Зал хохочет. Время истекает, а я так и не перешел к самому важному. Цезарь решает мне помочь.
- Скажи нам, что ты почувствовал, когда после таких испытаний узнал о Квартальной бойне?
Под «испытаниями» Цезарь подразумевает то, что я лишился ноги, а взамен обзавелся протезом. Он же не знает, что самым страшным испытанием было узнать о не любви Китнисс.
- Я был потрясен. Представляете, минуту назад на экране показывали Китнисс в очаровательном платье, и вдруг… - Я специально не заканчиваю фразу, что каждый зритель додумал сам.
- Ты понял, что свадьбы уже никогда не будет?
Вот мы и подошли к самому главному, теперь нужно решиться. Я делаю глубокий вдох, смотрю пристально на публику, в пол, на Цезаря. Не решаюсь только оглянуться на Китнисс. Все, пора.
- Как, по-твоему, наши друзья, собравшиеся здесь, умеют хранить секреты?
- Абсолютно уверен, - Фликерман успешно притворяется серьезным.
Я полностью завладел вниманием зала, смог создать интригу.
- Мы уже поженились, - я стараюсь сказать это максимально тихо.
- Но…как же так? – Фликерман впервые на моей памяти не находит нужных слов.
- Ну, это был не официальный брак. Мы не ходили в Дом правосудия, ничего такого. Видите ли, не знаю, как в других дистриктах, а у нас в Двенадцатом есть собственный свадебный обряд. Его мы и провели. Влюбленная пара должна одеться во все чистое и новое. Там у нас не было таких шикарных нарядов. Придти домой, разжечь вместе печь, замесить тесто и зажарить хлебец. А потом, разломив пополам, съесть его. После этого они начинаются считаться супругами.
- Ваши родные, конечно, присутствовали?
Я понимаю, что не стоит подставлять близких.
- Нет, мы никому не сказали. Даже Хеймитчу. Мама Китнисс бы нас не одобрила. Понимаете, в Капитолии свадьба прошла бы без общего хлебца. И потом, дожидаться было невмоготу, - я смущенно улыбаюсь. – Поэтому как-то раз мы взяли и сделали это. И знаете, никакая бумага с печатью, никакой пир на весь мир не свяжет нас более крепкими узами, чем сейчас.
- Но это произошло до объявления о Квартальной бойне?
Даже, если бы я подговорил или подкупил Цезаря заранее он не смог бы задавать более нужных и точных вопросов. Он здорово облегчал мне работу, подводя разговор к самому главному. Я принимаю грустный и расстроенный вид, показывая, что нахожусь на грани отчаянья.
- Разумеется, да. Позже мы бы так и не поступили. Но кто же мог знать? Ни одна душа в целом свете. Мы прошли через Игры, мы победили, все умилялись, видя нас вместе, и тут, словно снег на голову…Ну, то есть как можно было такое предвидеть?
Надеюсь, что я убедителен. Фликерман обнимает меня за плечи.
- Понимаю, Пит. Целиком согласен с тобой. Но я искренне рад, что вы двое хотя бы несколько месяцев наслаждались семейным счастьем.
- А я – нет. Лучше бы мы подождали, когда все решится официальным путем.
Все ошарашено смотрят на меня, Цезарь даже отступает, как будто пытаясь лучше разглядеть меня.
- Разве краткое счастье хуже, чем никакое?
- Пожалуй, Цезарь, я бы с тобой согласился, если бы не ребенок.
Все, я сделал это. Пускай не прямым текстом, но я обвинил Капитолий в жестокости и бесчеловечности. Они отправляют беременную девушку на верную смерть. Люди в зале вскакивают со своих мест, кричат, визжат. Если платье Китнисс заронило искру в сердца жителей Капитолия, то мое заявление заставило эту искру вспыхнуть. Поднялся бунт. Казалось, что никто зале, кроме меня, не услышал, что мое время вышло. Я сажусь на место. Больше нет сил, терпеть, я тяну руку к Китнисс. Она вкладывает свою влажную ладошку мне в руку. Гремит гимн, как будто распорядители пытаются им заглушить вопли разгневанной толпы. Китнисс крепко вцепившись в мою руку, не дает мне сесть. Она тянет свободную руку к Рубаке, тот, удивленно взглянув, принимает ее. Включается цепная реакция. Все победители берут друг друга за руки и встают под звуки гимна. Мы, жертвы Капитолия, чувствуем себя одним целым. Нас всех предали, один раз мы уже сыграли по жестоким правилам Капитолия и кое-как выжили. И нас заставляют еще раз пережить этот кошмар и убить даже тех, кто выжил. Телеэкраны гаснут, нас вырубают из прямого эфира, отключают свет в зале. Я крепко держу Китнисс за руку, помогая пройти мимо кресел и не споткнуться в своем длинном платье. Идем к лифту. Мне не по себе. Когда я сказал, что люблю ее она, швырнула вазу и порезала мне руки. Что она сделает со мной за то, что я заявил, будто мы женаты, и она ждет ребенка? Нож под сердце? Или она просто выкинет меня из окна? Задушит подушкой, когда я буду спать?
Чувствую облегчение, когда вижу, что Финник и Джоанна собираются ехать с нами в лифте. Значит, моя казнь отложится на пару минут. Но миротворцы не пускают их. И в кабину лифта мы заходим вдвоем. Мне не по себе. Китнисс же внимательно разглядывает себя в зеркале. Я решаюсь заговорить только тогда, когда мы оказываемся на своем этаже. Китнисс быстро идет вперед, но я успеваю схватить ее за плечи.
- Времени не осталось, поэтому лучше сразу скажи: мне извиниться?
Она бросает на меня такой странный взгляд.
- Нет.
Мы опять заварили с ней кашу. Вместо того, чтобы сделать лучше, подняли бунт. Так же как и с нашими показательными выступлениями. Тренькает колокольчик, двери лифта разъезжаются. Выходит Хеймитч. Как странно, но он не выглядит сердитым на нас.
- Там сейчас просто бедлам. Всех отослали домой, и повтор интервью отменили.
Мы спешим к окну. На улицах толпы людей, они беснуются.
- Кажется, люди кричат? Требуют отменить Голодные игры?
- По-моему, они сами не знают, чего им требовать. Такого еще не случалось. Для местных жителей даже идея вмешаться в ход шоу – сама по себе крамола, - Хеймитч на редкость разговорчив. – Но мы-то понимаем, что президент ни в коем случае не отменит Игры.
Призрачный облик надежды гаснет во мне.
- А что остальные уже разошлись? – Китнисс слишком серьезна.
- Да, им велели. Не представляю, каково им сейчас пробираться через толпу.
- Значит, Эффи мы уже не увидим, - я помню, что в прошлом году, перед Игрой к нам пустили только стилистов. – Поблагодари ее от нас.
- Пусть это будет не просто «спасибо», - Китнисс в поиски поддержки оглядывается на меня. – Скажи что-нибудь особенное. Это же Эффи, в конце концов. Передай: она самая лучшая, и мы очень благодарны и … любим ее.
Повисает неловкая тишина. Что еще можно сказать на прощание? Хеймитч не дурак, он понимает, что это наша последняя встреча. Прокашлявшись, сиплым голосом он говорит:
- Думаю, нам с вами тоже пора попрощаться.
- Что-нибудь посоветуешь напоследок? – Я хочу узнать, какие у нас шансы.
- Постарайтесь выжить, - Хеймитч крепко обнимает нас двоих. – Идите спать. Вам нужен отдых.
Китнисс подавленно молчит, не в состоянии сказать хоть что-либо на прощание. Но они ведь еще встретятся! Из нас двоих только один я не увижу больше Хеймитча:
- Береги себя, ладно?
Это максимум того, что я могу выдавить из себя. Мы медленно идем по коридору.
- Китнисс, когда будешь на арене…
Хеймитч как будто боится закончить фразу. Китнисс нетерпеливо подталкивает его:
- Что?
- Помни, кто твой враг. Ну, все. Идите уж отсюда.
Растерянные мы идем к своим комнатам. Странное напутствие дал Хеймитч. И почему только Китнисс? Как будто во мне он уверен, в отличие от нее. Или он говорил о том, чтобы она была внимательнее, когда меня уже не будет рядом с ней?
Китнисс так крепко держится за мою руку. Я хочу пойти в свою комнату, снять этот смокинг, надеть пижаму, принять душ. Но Китнисс смотрит на меня такими отчаянными глазами, она просто не в состоянии разжать руки. И во мне горит та же острая потребность в ней. Дверь закрывается за нами. Тишина и полумрак комнаты. Мы быстро стаскиваем все с себя и забираемся в постель. Крепко обнявшись, мы желаем приятных снов друг другу. Зная, что не сможем уснуть.
