Глава 36- Ну, соберитесь! Давайте, еще круг! – громко кричит солдат Йорк, и я, скрипя зубами, заставляю себя продолжать бежать.
Тренировки по подготовке к захвату Капитолия, которые начались несколько дней назад, изнурительны. Из нас, неподготовленных подростков, пытаются сделать солдат, готовых убивать и сражаться до конца. Стоит ли говорить, что уже после первого дня мне хотелось лечь на голую землю и больше никогда с нее не вставать?
- Если нас заставят пробежать еще хотя бы полмили, я умру на месте, - сквозь сжатые зубы бормочет Финник, бегущий рядом со мной.
- Пожалуй, я присоединюсь к тебе.
Долгожданное «Все, хватит на сегодня!», и мы, тяжело дыша, садимся прямо на землю.
Бег – это только начало. Мы учимся собирать и разбирать автоматы, стрелять из них, изучаем теорию, нам рассказывают правила ведения рукопашного боя, объясняют, как правильно обезвреживать мины и все прочее в этом духе.
- По-моему в Играх и то легче победить, - после особенно тяжелого дня замечает Китнисс.
Но, тем не менее, физическая, строевая и огневая подготовка, лекции по тактике – это все, чем она живет. Каждое утро Китнисс поднимается первой; ни разу она еще не пропустила ни одного занятия, а теорию, которую нам нужно будет сдавать, знала наизусть уже через неделю после того, как нам выдали вопросы.
Через некоторое время меня, Китнисс, Финника и Джоанну переводят в специальное отделение, где уже тренируется Гейл. Дисциплину, которую мы осваиваем, все называют просто «Кварталом», хотя на нашем расписании она имеет более традиционное название: "Улично-учебный бой".
По сути это модель капитолийского квартала. Нас делят на команды и ставят перед задачами, будь то уничтожение объекта, захват позиции или обыск здания. Здесь все, как в настоящем бою. Один неверный шаг – и «подрываешься» на мине; плач ребенка может привести засаду, на крыше появляется снайпер, а у тебя не работает оружие. Правда, мы все здесь солдаты, а командира нам заменяет голосовая программа, которая тоже, кстати, может выйти из строя.
Конечно, по-настоящему погибнуть здесь нельзя, и мы все это понимаем, но реального здесь тоже много: и дымовые шашки, и бомбы с горючей (но не опасной) смесью, и солдаты в костюмах миротворцев.
Съемочная группа во главе с Крессидой снимает нас на тренировочном полигоне, где мы изо всех сил стараемся показать себя во всей красе. В перерывах между тренировками нам иногда удается увидеть подготовку к операции: грузят технику, формируют дивизии. Почти все говорят об одной из первых операций по захвату железнодорожных туннелей, ведущих в Капитолий.
Финник, которому становится все хуже и хуже, выпадает из общего процесса через три дня после начала тренировок в Квартале. Его приступы становятся неуправляемыми, и Китнисс день ото дня становится бледнее и худее. Кошмары вспыхивают с новой силой, и я вижу, что она очень переживает за своего друга.
Методы лечения пробуют самые разные, но Финник все равно срывается и с каждым разом он все агрессивней. Китнисс соглашается с моими доводами о том, что ей нельзя ходить одной, но меня удивляет другое: Финника все равно отпускают из больничного корпуса, хотя сейчас он довольно опасен, несмотря на все его попытки себя контролировать. Он чувствует себя виноватым и постоянно извиняется перед Китнисс, которая продолжает повторять, что он не виноват в том, что Сноу с ним сделал.
Со временем частота и продолжительность приступов снижается, но Финника все равно не допускают обратно к тренировкам. Никто не знает, как он поведет себя в стрессовой ситуации, и его врачи настаивают на том, чтобы он оставался в Тринадцатом.
Через несколько недель после начала тренировки в Квартале солдат Йорк говорит, что нас ожидает экзамен, который состоится прямо сейчас. Полосу препятствий, тест по тактике и огневую подготовку все проходят без проблем, но в Квартале у Джоанны возникают проблемы, поэтому в тот же 451 отряд, что и меня, Китнисс и Гейла, ее не зачисляют.
В Штабе, куда нас отправили после прохождения Квартала, Плутарх рассказывает про особенности нашего задания. Он показывает интерактивную карту Капитолия и объясняет, что мерцающие значки – это капсулы.
- В них может скрываться все, что угодно, от мин до переродков, но цель у любой из них - либо захватить в заложники, либо уничтожить. Когда мы сбежали из Капитолия, то прихватили с собой самую последнюю версию подобной программы, но за несколько месяцев в ней вполне могли произойти изменения.
Я слушаю рассказ Плутарха, но все, что я, трибут двух Игр, вижу перед собой – это Арену, напичканную ловушками, которые контролируют распорядители.
- Леди и джентльмены… - тихо бормочу я.
- … семьдесят седьмые Голодные игры объявляются открытыми! – продолжает Китнисс, и смотрит на меня.
Кажется, наши слова слышит только Гейл, потому что он один внимательно смотрит на нас, но потом снова переключается на карту. Плутарх продолжает говорить, но единственное, что я улавливаю – это то, что мы особый, "Звездный" отряд, потому что стрелковых отделений, в которое мы зачислены, у них и так хватает, зато мало телевизионных. Нам не нужно делать военную стрижку, потому что нас будут снимать, и люди должны узнавать в Китнисс Огненную девушку, а во мне - одного из несчастных влюбленных из Дистрикта-12.
- Что мне сказать маме с Прим? – тихо спрашивает Китнисс, когда собрание заканчивается, и мы идем на ужин.
- Ничего. Я своим ничего не скажу, - отвечаю я. – Не нужно им знать, что мы едем на некое подобие арены.
- В этот раз все будет по-другому. Никто не обязан
умирать, - добавляет она. – И Сноу тоже будет игроком.
Оставшиеся дни пролетают быстро. Практически все время занимают тренировки на стрельбище, и хотя стрелок из меня не очень, с винтовками за время предыдущих недель я научился мастерски работать. Китнисс, несмотря ни на что, все равно учит меня стрелять из лука, и я вижу, с какой ревностью смотрит на наши тренировки Гейл. Стреляю я из рук вон плохо, но девушку это не останавливает, и в конце концов я все таки умудряюсь попадать в мишени, затрачивая при этом минимальное количество стрел.
Стоит ли говорить о том, что манекен миротворца, на котором тренировалась Китнисс, истыкан стрелами с ног до головы?
Впрочем, меткость у всех убийственная (даже у меня, если никто не дает мне в руки лук). Кроме нас с Китнисс и Гейлом в отделении еще пять солдат из Тринадцатого. Заместительница Боггса, который назначен нашим командиром, Джексон, попадает в мишени, которые все остальные без оптического прицела даже разглядеть не могут. Две сестры, которым чуть больше двадцати, по фамилии Лиг – все называют их Лиг Первая и Лиг Вторая, чтобы не путаться. Правда, единственное отличие, которое я у них увидел – это глаза. А также Митчелл и Хоумс, совсем взрослые мужчины, рослые и крепкие.
Как мы успели заметить, остальные отделения от нас не отстают, и вся наша особенность заключается в том, что мы станем лицом наступления Тринадцатого. Когда нам об этом объявляют, прокатывается волна разочарования, сменяющегося злостью:
- Вы хотите сказать, что мы не будем участвовать в реальных сражениях? – грубо интересуется Гейл.
- Вы будете участвовать реальных сражениях, только, возможно, не всегда на передовой.
- Но мы не хотим! – вмешивается Лиг Первая. – Мы будем сражаться!
- Вы будете делать то, что принесет пользу. Решено, что сейчас вы наиболее нужны на экранах телевизора. Посмотрите, какой эффект произвела Китнисс. Полностью перевернула всю ситуацию. И заметьте – она не жалуется! Потому что понимает силу экрана.
Вообще-то, судя по лицу Китнисс, она явно что-то задумала, и это явно не показуха на камеру. Она все же встревает в спор после таких слов:
- Мы ведь не только притворяться будем? Иначе зачем столько тренировались?
- Не переживай. У вас будет достаточно реальных мишеней. Главное – не подставьтесь, искать вам замену будет некогда!
Мы прощаемся с семьями утром в день отъезда. Отец и братья обнимают меня, мать выдавливает улыбку, зато миссис Эвердин и Прим расцеловывают в обе щеки и просят позаботиться о Китнисс. Она сама стирает слезы сестры и просит ее не волноваться, говорит, что она даже не настоящий солдат. Прим просит ее быть осторожной.
Китнисс уходит попрощаться с Финником, а я направляюсь на взлетную полосу. К моему удивлению, девушка прибегает туда буквально через десять минут, и я вижу, что она еле сдерживает рыдания. Нарочно обнимаю ее, спиной становясь к заинтересовавшимся солдатам, и чувствую, как она сильно сжимает мои плечи.
- Ему плохо. Очень плохо, Пит, - шепчет она. – Я не смогла с ним даже поговорить, потому что все, что я увидела – это прикованного к постели, бьющегося в конвульсиях мужчину, который видит во мне только мишень.
Ее голос дрожит, я мягко поглаживаю ее по голове, хотя у самого холодок пробежал по телу от ее слов.
- Когда мы вернемся, ему полегчает, - неуверенно бормочу я, чтобы ее приободрить.
- Я отомщу
ему за это, - отвечает Китнисс.
Планолет доставляет нас до сборного пункта в Двенадцатом, откуда мы двое суток на товарняке, до предела набитом солдатами, едем до одного из горных туннелей, ведущих в Капитолий. После мы еще шесть часов идем до военного лагеря повстанцев, тянущегося на десять кварталов вглубь от вокзала, на который мы приезжали в Капитолий перед Играми.
Пока мы ставим палатки, Боггс рассказывает, что повстанцы отбили этот район с неделю назад, потеряв при этом сотни жизней. Миротворцы заняли позиции ближе к центру Капитолия, и нас разделяют пустые улицы, сплошь усыпанные ловушками. Прежде чем наступать, их нужно обезвредить.
Спустя три дня большая часть отделения 451 готова дезертировать от скуки. Мы стреляем для Крессиды и ее команды, которые приехали вместе с нами, но в основном по всякой ерунде, чтобы отвести подозрение. Время от времени требуются добровольцы для реальных боевых заданий, и всякий раз все восемь рук взмывают вверх, но меня, Китнисс и Гейла никогда не выбирают.
Видимо, чтобы мы себе внешность не испортили.
У каждого из нас есть бумажная карта Капитолия, которую Китнисс, как мне кажется, чересчур внимательно изучает. На все мои вопросы о ее интересе она лишь отшучивается, но в мою голову закрадывается серьезное подозрение, что она хочет сбежать отсюда при первой возможности. И прекрасно понятно, в каком направлении.
Но настоящая находка – это карта командиров. Это так называем голограф, который воспроизводит точно такую же голограмму, которую мы видели в Штабе перед отъездом. По сути, это всего лишь улучшенная версия карты, но это просто подарок по сравнению с нашими бумажными версиями.
Голограф может включить только командир, но в рабочем состоянии контролировать его могут и члены отряда. Если кто-то в отделении три раза подряд повторит слово «морник», голограф взрывается, уничтожая все в радиусе пяти ярдов. Это мера предосторожности на случай попадания в плен.
На четвертый день мы, слегка расслабившись, попадаем в неприятности. Лиг Вторая нарывается на неправильно маркированную капсулу, которая выстреливает металлическими дротиками, а не отравляющим газом, как мы думали. Один из дротиков попадает Лиг в голову, и она умирает прежде, чем приходит помощь.
Нам обещают быструю замену.
На следующий день прибывает новый член нашего отделения. Взъерошенные бронзовые волосы, слегка безумные глаза. Без охраны, с автоматом на плече. Все в шоке и не верят своим глазам. Китнисс не знает, радоваться ей или плакать, но она все же легко целует Финника Одейра в щеку, хотя тот опасливо отстраняется, бормоча что-то про нервные припадки.
Однако у него на руке свежий штамп. Номер 451. Звонки Боггса в Тринадцатый ничего не приносят. Койн считает, что это прибавит нашим роликам остроты.
Финник, который последние две недели был больше похож на психопата, который разговаривал сам с собой и пытался любыми способами навредить Китнисс, лишь грустно улыбается, а я, тревожно сжимая руку своей невесты, думаю лишь об одном.
Кажется, Койн считает, что от мертвой Китнисс Эвердин пользы будет куда больше.
