4.
Впереди темно и страшно,
Я сильней своей тревоги,
Я могу, я выну сердце,
Чтобы осветить дороги.
Ты не знаешь, что будет впереди. Лишь одному из вас есть место в этом мире. Ты или Волдеморт. И кому оно достанется – неизвестно. Ты часто мучался из-за этого, ведь так хочется жить и быть счастливым. По идее, счастье – это всего лишь увеличение в нашем организме эндорфина, но оно дарит наслаждение каждым моментом и стимул стремиться вперед и просто дышать. Вот и ты совсем недавно жил так, будто каждый твой день последний. Ты острее чувствовал все.
Разве до встречи с Волдемортом тебе дарили удовольствие солнечные лучи? Может, они были приятны, но ты не так явно чувствовал их кожей. Ты не так глубоко вдыхал воздух, не так пристально смотрел на окружающих тебя людей, не так сильно интересовался своими и чужими чувствами. Раньше ты так много не понимал…
Волдеморту не близки простые человеческие чувства, но слава и величие – это его наркотик. И он маниакально любит символику, символику величия. Его хоркруксами становились только особенные вещи, предметы с глубоким смыслом.
Его дневник – сущность его молодости, законсервированная в магической книге.
Кольцо Марволо – самая дорогая вещь его деда.
Медальон Слизерина – единственное сокровище его матери, заложенное за жалкие гроши.
Чаша Хафлпафф и песочные часы Ровены Рэйвенкло – магические предметы, принадлежавшие двум другим основателям.
Змея Нагайна – верная слуга, которая всегда рядом.
Надгробная плита отца, из-за которого чистая кровь Салазара Слизерина смешалась с «грязью» - сделав ее хоркруксом, он показал свое величие перед маггловским происхождением.
Волдеморт почувствовал, что его хоркрукс был уничтожен. Хорошо, что ты никогда не узнаешь, каково ему было в эту минуту. В области сердца будто полоснули раскаленным железом и медленно вытянули нить, связывающую с его частью души. Темный маг упал на пол, перед глазами все побелело, лоб покрылся испариной, легкие сжались, сердце отчаянно запульсировало. Когда ты уничтожил могильную плиту, ты испытал одну тысячную часть той боли. Это было страшнее Круциатуса, потому что болело не только тело, но и душа. Но Волдеморт понял, что был уничтожен его хоркрукс, и вскоре один из его слуг переступил через каминную решетку дома Риддлов и зашептал сложное манящее заклятье, которое призывает человека на недавно покинутое им место.
И ты пришел.
Оставшаяся на дне горшка горстка летучего пороха привела ко многим событиям.
- Ты... - вырвалось из твоего горла.
- Глупец, неужели ты ничему не научился? Или ты решил еще раз полюбоваться плодами своего геройства? - бледные ноздри говорившего раздувались, волшебная палочка была направлена в твою грудь.
Ты просто окаменел, никак не ожидая такого поворота судьбы.
- С призывающим заклятьем пришлось потрудиться, мальчишка. Никчемный дурак! Я бы назвал это волей, если бы это не было твоей очередной глупостью. Я, великий Гарри Поттер, не слушаю никого и ничего, с издевкой выплюнул сидящий в кресле Снейп.
Тебе стало жарко, в скованное шоком сознание постепенно проникало понимание того, кто сидит перед тобой.
- Тебе что-то стрельнуло в голову, какое-то беспокойство, да? И ты снова ринулся доказывать себе, что ты герой - мальчишка-который-пока-жив, – бледный мужчина рассмеялся, коротко, с торжеством.
«Убийца…убийца… убийца», - пульсом стучало в твоей голове.
- Ты просто вылитый отец, такой же самовлюбленный, напыщенный, считающий себя…
- Мерзавец, - тихо, зло, но отчетливо прошептал ты.
Снейп замолчал, лицо окаменело, скрывая эмоции, но ты заметил, как дернулась его щека.
- Неблагодарная тварь, - ты не остановился, не дрогнул, - тебе дали шанс начать новую жизнь, а ты как был, так и остался слизнем, ползающим у ног Волдеморта.
- Мальчишка, да как ты смеешь, - с холодной яростью прошептал мужчина.
- Трус, - ты помнил, как привел Снейпа в бешенство всего одним словом.
Снейп вскочил, это дало тебе секундное преимущество. Но ты даже не вспомнил о волшебной палочке, лежащей в кармане мантии, которую ты надел перед полетом в дом Реддлов. Ты просто набросился на бледного мужчину с сальными черными волосами. Слепая ярость, а потом боль. Снейп оказался быстрее. Ты почувствовал вкус крови во рту, потерял равновесие.
Мужчина толкнул тебя на пол.
- Круцио!
Каждая клеточка вспыхнула адской болью, тело заломило, по нему прошла судорога.
- Круцио!!
Боль острее, сильнее, безжалостней. Еще немного и можно не выдержать. Когда невыносимо больно, хочется сдаться на милость этой боли. Нервные импульсы, бегущие по окончаниям, бьют по мозгу, будто вожжи по голой спине, проникая, разрушая все глубже.
Адская боль сводит с ума.
- Дамблдор – глупый старик! Ты понимаешь, что теперь ты совершенно беззащитен перед Волдемортом? Круцио!!!
«Убийца… Ненавижу!»
Что-то изменилось: боль больше не была такой пронзительно-острой. Ты, тяжело дыша, смог приподнять голову, в которой все плыло. Сердце, как бабочка в руках, билось в груди. Собрав последние силы, ты выплюнул:
- Ничтожество…
- Круци…!
Ты не слышал, как скрипнула дверь.
- Северус, – вошедший тронул Снейпа за руку, – ради Мерлина, оставьте мальчика, - залебезил знакомый голос. – Хозяин зовет вас.
Повисло молчание. Ты смог приподняться на локтях. Хвост с опаской смотрел в лицо Снейпа. Северус резко развернулся и, взмахнув черной мантией, вышел из комнаты. Этот жест напомнил тебе уроки зельеварения: те же движения рук, взмахи мантии, когда профессор шел по классу, та же ненависть, только сейчас все обнажилось, открылось и выплеснулось наружу.
Хвост бросил на тебя взгляд и позвал кого-то. В комнату зашли Упивающиеся. Питер призвал твою волшебную палочку, потом двое схватили тебя за плечи и трансгрессировали.
Тебя ведут по длинным коридорам, чадят факелы, по стенам скользят тени. Заломленные за спину руки ноют, тело болит, из разбитой губы капает кровь. Но физическая боль заглушается ужасом своей беспомощности перед Волдемортом. Ты трясешь головой, отгоняя мысли о грядущем, сжимаешь зубы и молча смотришь вперед.
Тебя заводят в полутемную комнату. Ты еще не видишь его, но чувствуешь огромную негативную энергию. Ты упрямо смотришь вперед, глаза привыкают к полумраку. В комнате несколько рядов Упивающихся Смертью, ты стоишь в середине этого полукруга. От противоположной стены медленно отделяется тень. Стражники отпускают тебя и присоединяются к остальным.
Волдеморт полностью закрыт бархатным темно-зеленым плащом. Из-за игры света его лицо выглядит как белая маска.
Темный Лорд медленно приближается к тебе.
Ты молча смотришь на него, твои ноздри раздуваются, руки сжимаются в кулаки, но ты не двигаешься. Ты понимаешь, что за складками плаща укрыта волшебная палочка. Это испытание. Волдеморт хочет поглумиться над твоей яростной попыткой броситься на него. Ты не совершишь ошибку во второй раз. Ты не доставишь ему этого удовольствия, но эмоции начинают предавать здравый смысл. Перед тобой убийца твоих родителей, Седрика, многих других людей и волшебников, отдавший приказ убить Сириуса и Дамблдора. В душе поднимается ярость, белая, клокочущая. Ненависть толкает вперед, заставляет сжать руки вокруг бледной шеи, сдавить, повалить в пыль и разбить мерзкое лицо, узнать какого цвета кровь в венах проклятого тысячами волшебников темного мага.
Стоп. Там твоя кровь. Перед глазами всплывает ночь на кладбище: могильные плиты, Упивающиеся Смертью в черных масках, Хвост, Волдеморт, мертвое тело Седрика, потом слияние палочек, и – тени родителей…
Гнев заполняет твой разум.
В голове мелькает проваливающийся в арку Сириус, это вязкое чувство ожидания, что он вот-вот появится с другой стороны, но лишь слабо качается завеса, навсегда отгородившая от тебя крестного.
Ты дышишь рвано, сильнее сжимаешь кулаки. Разум готов отключиться и дать волю звериным инстинктам – раздавить, убить, уничтожить.
Ты вновь видишь череп-метку, на секунду замершее в воздухе тело и неистовую погоню за двумя предателями.
А все из-за него, стоящего буквально в двух шагах, смотрящего на тебя с презрительной улыбкой. Но ты безоружен, беспомощен. Волдеморт убьет тебя, если ты бросишься на него, а Упивающиеся здесь специально, чтобы видеть его величие и твою жалкую слабость. Ты смог побороть свой гнев и ненависть, запереть их в рамки разума, и теперь
ты презрительно смотришь на Темного Лорда. Волдеморт будет выглядеть трусом, если просто убьет безоружного врага. Его усмешка слабеет, уступая место привычной ненависти.
- Вот мы снова встретились, Гарри Поттер. Все твои защитники мертвы: мамочка и папуля давно отдали Богу душу, Сириус покоится на дне арки, - его голос наполнен холодным презрением, - старик Дамблдор с помощью моего верного слуги, - Волдеморт указал рукой на Упивающегося справа от себя, - превратился в кусок белого камня.
Гнев снова охватил разум, налил тело силой, но ум приказал держать себя в руках, иначе у Волдеморта будет повод просто убить тебя на глазах у своих слуг, на глазах Снейпа.
Ты холодно посмотрел на Темного Мага, ничем не выдавая клокочущей внутри ненависти. Лишь перед глазами все плыло, а тело ныло от невыполнимого желания порвать бледное лицо в клочья.
- Грустно, да? Мамочку, наверное, уже съели черви…
Со всех сторон раздался хохот Упивающихся, который оборвался, когда взорвались лампы на стенах.
Ты и в детстве мог под действием сильных эмоций колдовать без волшебной палочки, а сейчас гнев просто переполнил тебя. Пламя, оставшееся без защиты стекла, дрогнув, погасло. Ты успел заметить замешательство и испуг Упивающихся и то, как Волдеморт резким движением выхватил из складок темно-зеленой мантии палочку:
- Люмос максимо!
Лампы загорелись магическим огнем. Вокруг зашептали, зашелестели мантиями Упивающиеся Смертью, все затихло, когда Волдеморт прошипел:
- Мальчишка… Ты уничтожил два моих хоркрукса, совсем недавно авроры убили мою змею, даже не зная ценности ее жизни. Плоды моих многолетних трудов сведены на нет. Следующей ночью ты умрешь. Убив тебя, я обращу меч Гриффиндора в свой хоркрукс. Теперь, когда Дамблдор почил с миром, - с издевкой произнес он, - похитить эту реликвию не составило труда. Ты станешь первой жертвой на моем новом пути к бессмертию. Признай мою силу, поклонись мне, и ты отдашь мне душу без пыток.
Ты молчишь, и, не моргая, смотришь на него, показывая, что не боишься.
- На колени, щенок!
Ты холодно улыбаешься.
- Мальчишка, ты сдохнешь, как все твои близкие…
Тебя снова охватывает всепоглощающая ненависть. Магическое пламя начинает шипеть, по комнате разносится странный гул.
- Империо!
Твоя воля окрепла, будто закаленное железо, под действием ненависти. Ты даже не шелохнулся, хотя заклятье Волдеморта было невообразимо сильно. Ты презрительно улыбаешься и выше поднимаешь голову. Тебе нечего терять: ни жизни, ни веры, ни надежды, ни силы – ничего нет в твоих руках. Только воля.
Лицо Волдеморта искажает ненависть, рот мерзко кривится:
- Круцио!
Несколько спазмов сводят тело. Боль пронзает каждую клетку, каждый сустав, орган, кость. Перед глазами одно сплошное белое пятно. Кажется, будто тебя вывернули наизнанку. Но ты стоишь. Удивительно, но даже твои колени не подкосились. В тебе слишком много такой же ненависти. Она, будто слизь, будто кокон, защищает тебя от разрушительности направляемых в тебя заклятий, ослабляет их действие, не позволяет сломаться.
Когда сердце возвращается из горла в грудную клетку, ты глубоко вдыхаешь и просто испепеляешь Волдеморта полным ненависти взглядом. Тебе показалось или Темный Маг отшатнулся?
Бледные, узкие ноздри на его лице раздуваются:
- КРУЦИО!
Он лучше умеет ненавидеть. Как бы искренен в своем чувстве ты ни был, он ненавидит лучше, он живет этим, а ты нет. И ты, согнувшись, лежишь на полу. Боль перекрывает кислород, неистово стучит в висках, ломит в каждой мышце, темными пятнами плывет в глазах, заставляет до скрежета сжимать зубы.
- Завтра ночью ты превратишься в мой хоркрукс. А теперь бросьте его в камеру. Все – вон!
Ненависть разрушает тело, превращает разум в белый лист, стирая с него любые другие краски, будь то серые, темные, мрачные или ясные, яркие, светлые, не важно, они стираются.
Ненависть белого цвета.
Тебя бросили на холодный пол камеры. Тело еще ноет от пережитой боли, безумно хочется заплакать, завыть от безысходности, но ты не позволишь себе этого. Ты не шевелясь лежишь и смотришь в потолок. Вокруг непроглядная темнота и пустота в мыслях.
Но постепенно мозг заполнился хаотичным мельканием образов, воспоминаний и чувств. Ты будто проживаешь всю свою жизнь заново. Ты улыбаешься каждому светлому воспоминанию, сердце щемит, и теплые слезы текут по щекам, когда в памяти всплывают образы двух самых лучших друзей.
Ты лежишь так всю ночь.
Боль затихла, в зарешеченное окно проникли первые лучи солнца. Тело затекло, плечи ноют. Ты, сжав зубы, поднимаешься и встаешь посередине камеры, по которой проходит слабая дорожка света.
Ты, жмурясь, смотришь на огненный диск.
Ты скоро умрешь, а солнце еще не одну тысячу лет будет дарить жизнь этой планете. Ты – песчинка во Вселенной, крошечная часть всего сущего, на тебе не зиждется мироздание, но ты не просто безликая пыль, ты особенный. Ты увидел свой цвет. Ты не только зеленый – цвета надежды, веры, стремления, ты стал еще и синим – окрепшим, сильным, решительным, а в самой-самой глубине твоей души – брусничная сердцевина.
Ты удивленно поднимаешь брови.
Да, внутри тебя живет не оранжевый, а брусничный.
От удивления ты перестал жмуриться, и солнце ослепило тебя. Перед глазами поплыли белые и темные пятна, а через несколько секунд за плотно закрытыми веками ты увидел вьющиеся каштановые волосы, вздернутый нос с крошечными веснушками и большие карие глаза. Этот образ вспышкой заполнил твое сознание.
Ты не смог подобрать слов, чтобы описать твое состояние, но это озарение.
Ты сел на пол и взъерошил свои волосы.
А ведь побывав на могиле родителей, ты первой подумал именно о Гермионе. Почему?
«Мерлин, я…»
На четвертом курсе ты влюбился в Чжоу. Красивая экзотичная девушка, тебя тянуло к ней: все время хотелось снова увидеть ее лицо, прикоснуться к волосам. Ты безумно смущался и терялся в ее присутствии. Твой первый поцелуй был с ней. Как потом ты описал его Гермионе? «Влажный».
Странно, да?
Твое подростковое увлечение быстро прошло. Так часто бывает: несозревшие душой люди тянутся к красивым людям, несмотря на то, что их внутренняя сущность им совершенно не подходит. Это прошло, как легкая простуда, как насморк после того, как промочишь ноги.
Этим увлечением судьба преподнесла тебе испытание, ты прошел его, выучил урок – смотреть на душу людей, а не только на их внешность.
На шестом курсе в твоем животе зарычал зверь. Тебе исполнилось шестнадцать, ничего удивительного в том, что твое тело проснулось, ты почувствовал влечение к Джинни. Нет, это чувство не было только прихотью гормонов, но ты больше хотел, чем любил ее. Вы почти не говорили по душам, ты чаще целовал и обнимал ее. Джинни, конечно, замечательная: храбрая, умная, страстная, смелая; но в глубине твоей души не засветился оранжевый огонек, огонек ее цвета. Судьба научила тебя еще одной важной вещи: больше любить душой, чем телом. Ведь тело всегда может измениться, с годами постареть, а душа – она и есть сущность человека, она постоянна, она вечна.
Кем была для тебя Гермиона? Самой близкой подругой, верным товарищем. Но самое главное, что она была единственным человеком, всегда понимающим тебя.
Что нам нужнее всего в этой жизни?
Кто-то скажет – богатство, кто-то назовет славу, другой – любовь, талант, дружбу, успех, удачу. Но зачем все это, если вас не поймут люди? У человека есть талант, но его не понимают, он отвергнут другими. Есть богатство, слава, успех, удача, но нет рядом того, кто бы понял и разделил счастье от этих вещей. Тогда зачем они? А дружба и любовь разве возможны без понимания? Без понимания человек одинок.
Смелая, решительная, гордая, самоотверженная, умная и внутренне неуверенная в себе, такая хрупкая Гермиона понимала тебя.
Лучи стали мягче, оранжевый свет прощально вспыхнул и уступил место мягким желтым и чуть розовато-брусничным тонам. Пыль кружилась в воздухе. В камере стояла полная тишина, а из зарешеченного окна доносились звуки пробуждающейся жизни: где-то вдалеке пели птицы, шумели кронами деревья.
Интересно, мир был так же счастлив, как ты? Тебе не узнать ответа.
Ты сидел и улыбался. Лучи восходящего солнца согрели твое тело, а рожденные чувства – душу. Хотя любовь к Гермионе всегда жила в тебе, просто раньше ты не был готов принять ее.
Это преображение души было похоже на эволюцию, на осторожный, но решительный выход древних земноводных на сушу, они, видевшие до этого только один мир – мир холодный воды, вдруг узнали, что такое солнце, увидели новые цвета, незнакомые их не влившимся в ход эволюции сородичам, смогли расправить легкие кислородом, научились дышать.
Ты, сидя на холодном полу камеры, изменился. Ты стал одним целым с Гермионой, растворился в ней, тебя больше нет без этой девушки, ты нашел в ней нечто постоянное – ее сущность, ее душу, и через нее полюбил весь мир.
Ты улыбаешься. Ты счастлив.
«…люблю тебя, Гермиона».
Кто ты без любви?
