Алиса в стране сновидений

Глава 4

Маленький Невилл не понимал, за что его всё время ругали. Он был неловким, но послушным, почти что и не шалил, а взрослым отчего-то этого было мало. Порой казалось, что дядя с тётей бранят его именно за то, что мальчик не устраивает никаких особенных выходок. Невилла пугало неясное, злое «Вырастет сквибом!», которое в сердцах бросал дядюшка, раздосадовано глядя, как малыш неуклюж и беспомощен. Очевидно было, что слово плохое, – по интонации, по испуганным глазам тётушки Энид, но мальчик не знал, как перестать «быть-как-вот-он-говорит».

Невиллу часто снилась мама. Не та странная женщина из больничной палаты, бесчувственная и бездвижная, - а юная волшебница с колдографий, смешливая, решительная, счастливая. Во сне она кружилась в танце, удивлённо глядела по сторонам, но никогда не замечала самого Невилла, словно не знала, что он тоже был там. А малыш, который сам себе казался и старше, и сильнее, стоял и смотрел, как мама легко, почти вприпрыжку, летит по петляющей тропинке всё дальше и дальше от него. И Невилл ничего не мог поделать, просто стоял и глотал беззвучные слёзы, не в силах пошевелиться, и просыпался в холодной спальне на влажных простынях.

Когда мама рядом – так легко быть большим и сильным! Когда-то Алиса гордилась малышом, который в неполных пятнадцать месяцев уверенно говорил «я», «мама», «папа» и ещё добрую дюжину слов. И Фрэнк, приходя с работы вымотанным и хмурым, подхватывал сына на руки - и расцветал, снова превращался из безупречного Аврора в простого душевного парня. «Папа!» Папа... Так радостно было скакать, оседлав его сильную ногу, под весёлую считалочку: «Вниз! Вверх! Вниз! Вверх! Я! Лечу! Быстрее! Всех!» Невилл задорно смеялся, и мама улыбалась рядом – ласково и нежно.

Во сне мы часто помним то, что ускользает от наших дневных мыслей. Во сне мы видим дальше и уходим глубже за грань понятного и привычного. Во сне мы всегда можем вернуться в такие времена, куда обратной дороги в реальности больше нет...

* * *
Алиса очнулась на куче опрелых листьев. Сладковатый терпкий запах и влажные их прикосновения казались волшебнице смутно знакомыми. Алиса прислушалась: вокруг было тихо. Тогда она вдохнула поглубже пряный аромат и нерешительно поднялась. Горизонт был размытым, утопал в буром тумане, таком же, что нависал в нескольких футах над головой. Сверху просачивался рассеянный, мягкий свет, обволакивающий силуэты огромных корявых деревьев по обе стороны от широкой тропы. «Когда-то... Я была здесь... Когда-то...», - услышала она собственный шёпот. Ни одной знакомой приметы не удавалось выхватить в коричневой пелене. Алиса протянула руку к ближайшему стволу; отдёрнула, испугавшись, и сама удивилась такому испугу; сделала ещё один шаг и коснулась влажной, шершавой коры дрожащими пальцами. «Знакомо... Знакомо... Знакомо...»

Ствол был огромным, руками не охватить, в нём чувствовалась тугая, гудящая в глубине сила, недоступная под жёстким корявым панцирем загрубевшей коры. «Дерево-дерево...», - прошептала Алиса одними губами, - «Здравствуй»...
Дерево равнодушно гудело изнутри, не обращая внимания на Алису. Она прижалась щекой к толстым, рельефным чешуйкам, ощущая, как по лицу размазывается грязь. Дерево жило своей, посторонней жизнью, не пытаясь пустить Алису внутрь. Её непослушные пальцы скользили по причудливым горбатым наростам ствола, смутно нащупывая знакомые узоры... Не открыть загадку. Не связать ни с чем – просто не с чем связывать ощущения: пусто за спиной. «Пусто за спиной... Пусто...»

Алиса резко обернулась – обратный путь пропал в густой, непроницаемой бурой дымке. Ещё один резкий поворот головы – снова к спасительному дереву... Оно стоит, наполненное жизнью иной и чуждой. Алиса вдруг заметила, что по стволу вверх и вниз в глубоких бороздках коры снуют насекомые: гусеницы, жучки, муравьи с огромными жвалами и шевелящимися усами... Алиса отпрянула, задрожав, и понеслась прочь, куда угодно подальше, не глядя и не разбирая дороги.

* * *
В палате номер сорок девять ночью тихо. Дежурная сестричка Эмма Джонс задумчиво раскладывает пасьянс, пристроив палочку с зажжённым на кончике огоньком «люмоса» в стакане для воды. Странный пасьянс выходит... Вот пациентка: добрая миссис Лонгботтом, бедняжка, лежит, и только вздрагивает едва заметно, - а карты говорят, будто она в дальней, дальней дороге... Ищет потерю. Найдёт – и вернётся. «А это что за валет?! Юноша-помощник или посыльный... Интересно. А если вот так?»
Карта ложится за картой. Прорицания – не последний предмет для колдомедика, как бы странно это ни казалось. Конечно, мадам Гериссон не одобрила бы занятий Эммы. Но ведь она неофициально гадает, для себя: ну а вдруг найдётся подсказка?
Конечно же, юноша – Алисин муж, славный мистер Лонгботтом, такой же Аврор. Но ведь и он – беспомощно лежит в той же палате, и нет ни намёка на улучшения... Эмма вздыхает и тасует колоду, собираясь раскинуть пасьянс теперь на Фрэнка. Но не успевает она открыть и первой карты, как в коридоре раздаются тяжёлые шаги дежурного врача. Мисс Джонс поспешно прячет карты в карман и разворачивает лежащий на столе фолиант о древних ментальных проклятиях...