Pure-blood

Глава 4

1969, Шотландия
Осень


- Руди, Руди... Вроде взрослый человек, а ведешь себя как ребенок. Скажи еще, что влюбился в нее, и я прямо сейчас поперхнусь коньяком! Будет обидно – он довольно хорош...
Рабастан хохочет, Родольфус же вяло усмехается, развалившись в старом кресле и вытянув ноги.
Неровный свет пляшет по стенам комнаты, еще немного разгоняя сумрак. Скоро закат.
- Брось, Баст. Ты что, первый день меня знаешь? Я женился на ней только потому, что так было угодно нашим семьям.
- А точнее – нашему отцу.
Рабастан Лестранж опрокидывает стакан за стаканом, время от времени отпуская пару реплик, а затем вновь надолго замолкая. В полумраке его лицо кажется старше, чем есть на самом деле. Словно нелепая маска стягивает его, превращая широко распахнутые, просторные голубые глаза в лихорадочно мерцающие щели.
- А тебе не кажется, что пора бы завязывать пить?
- Кажется... – задумчиво бормочет Рабастан, что-то рассматривая в полупустом квадратном стакане. - Все время кажется, особенно наутро... когда голова трещит, Мерлин знает как.
- Ты не умеешь пить, - констатирует Родольфус, закрывая глаза и проваливаясь в дремоту.
- Засыпать не смей, - холодный, совершенно трезвый голос. - Я тут один куковать всю ночь не собираюсь.
- Какую там ночь? Через час прибудут отец с Розье.
- Меньше, - равнодушно замечает младший Лестранж.
- Даже меньше... Я так устал. Дай передохнуть.
- Интересно, а Лорд когда-нибудь отдыхает?
Родольфусу кажется, что он нащупал нить. Деланно лениво приоткрывает один глаз, не выдавая своей догадки.
- А ты как думаешь? Думаешь, он не человек, и не нуждается в отдыхе?
- Он – больше, чем человек. Он наш Пророк.
Багряный отблеск слепого поклонения в глазах. Великая иллюзия, последняя надежда чистокровных. Темный Лорд – Темный Пророк. Баст, как же тебе запудрили мозги...
- Послушай меня. Ты видишь все несколько не так, как оно есть на самом деле.
- Да неужели? А как оно есть на самом деле?
Рабастан смеется отрывистым, глухим смехом, уронив руку со стаканом на подлокотник. Он часто напоминает Руди волчонка – дикого, еще не осознающего своей силы, порой пугающей его самого.
Во младшем Лестранже вовсю кипит обида, изрядно приправленная завистью. По его мнению, с тех пор, как Родольфус обзавелся женой и собственным домом, он перестал быть верным слугой своего Господина. Белла... Эта чертова Белла теперь для него много важнее, чем Долг, семья, брат. И что бы там Руди не говорил, как бы не отмахивался, спорить бесполезно, лгать тоже – Беллатрикс ему дорога. Дороже всего, что было прежде.
Приоритеты так резко меняются, когда между братьями встает женщина.
- Руди, ты л-гун!... – пьяно хохотнув, Рабастан откидывает голову назад, на мягкую спинку кресла.
- С чего это такое открытие?
- Сперва ты говорил Господину, что тебе нужен месяц. Месяц – и Беллатрикс примет Метку. Потом уже полгода... Теперь – год. А дальше? Уговоришь Темного Лорда оставить ее в покое и забыть о том, под каким предлогом тебя женили?
- Меня не женили. Я сам выбрал ее.
- С подачки отца, ослушаться которого для тебя смерти подобно...
- Баст!
- Да ладно! Можно подумать – неправда...
Рабастан делает безуспешную попытку встать, но валится обратно, свесив руки, словно тряпичная кукла. Родольфус отрешенно смотрит в сторону, стоя у окна.
Не зря тебя называют Бастом*, брат! Только откуда в тебе столько кошачьей злобы? С чего ты стал таким вредным и когтистым? За полгода изменился до неузнаваемости... Лорд тебя изменил или коньяк, с которым ты не расстаешься с того самого дня, как встал под знамена Пророка?
- Скоро они там? – ни к кому не обращаясь, вдруг недовольно замечает в пространство Рабастан. - Осточертело ждать... Надо было и мне идти.
- Ты и палочку-то сейчас держать не в состоянии, - парирует Родольфус, чуть отодвигая изорванные портьеры. Над Эдинбургом еще висит пыльное закатное солнце.
- А тебе и в радость! Тебе бы вообще сейчас быть не здесь, а в своем поместье, в постели с красавицей-женой, да?
Проницателен, несмотря на то, что безобразно пьян.
- Ты пьян, как свинья, Рабастан. Иди, проспись.
- И рад бы... да некогда. Вот-вот прибудут наши дорогие соратнички, может прояснят, наконец, ситуацию. Долго ли нам еще тут торчать...
Мутное пьяное бормотание становится все тише и тише.
Да как же для тебя важно его мнение, брат! Наверное, только я понимаю, что сейчас ты страдаешь типичным «синдромом новичка» - в рот готов смотреть нашему Лорду, боясь упустить лишнее слово. Знал бы ты, как это раздражает.
- Поспи. Я разбужу тебя, как только они вернутся... – но, обернувшись, Руди видит, что Баст уже и так крепко спит, склонив голову на плечо.
У тебя апогей душевной ломки, но ты, наверное, выдержишь. Ты открыл себя всего, без остатка, и если в скором времени не закроешься – тебя сожрут. Он заберет твою душу, выпьет ее. Это плата за величие.
...Родольфус опускает тяжелую штору. Укрывает пледом спящего брата, глядя на него и думая о Белле.

* * *
Сквозь сон Рабастан слышит, как Руди уходит в соседнюю комнату и неплотно прикрывает за собой дверь. Свернувшись клубком в кресле, младший Лестранж натягивает плед до самого подбородка, кутаясь и дрожа так, что зуб на зуб не попадает.
Он вовсе не пьян. Раньше, еще полгода назад, может, и опьянел бы после такого количества коньяка, но теперь привычка уже работает и, несмотря на то, что слегка заплетается язык, разум остается ясным.
Итак, что мы имеем?
Судя по всему, Руди уже ищет обходные пути, чтобы избежать вступления жены в ряды Упивающихся. Сбежит? Нет. Уж он-то – Родольфус Лестранж, сын Тибериуса Лестранжа – ни за что постыдно не сбежит...
Рабастан встает, запахивается в плед и бродит по комнате, пытаясь хоть немного согреться. От коньяка и огневиски уже тошнит – глотку опаляет, но не греет. А в душе такой жгучий мороз, что нутро горит. На полу остаются дорожки шагов, пыльные половицы скрипят, а Рабастан все ходит взад-вперед по гостиной, словно не найдет покоя, если остановится.
Руди... Ну и кот. А еще говорит, что это у меня кошачье имя! Баст... И кто выдумал-то? Носить имя египетского божества – покровителя кошек! Что за безвкусица...
Долохов там, конечно, внимательно приглядывается к Белле. Незаметно, день за днем собирает о ней сведения, выявляет слабости. Нет человека без слабостей – это Рабастан уже давно и прочно уяснил.
...А если Белла родит ребенка?
Он резко останавливается посреди гостиной.
Тогда она уже точно не станет верной слугой Господина. Продолжение славного чистокровного рода – разве это не достойный предлог?
Эх, Руди, уж если ты чем-то завладел, то делиться не намерен, это я точно знаю. Ты даже в детстве никогда и ничем не делился...
Рабастан смотрит на часы и, отмечая, что с минуты на минуту явится отец, а с ним и Розье, и оба наверняка с новостями, он вновь поспешно садится в кресло.
Изображать пьяного – милое дело. В таком обществе никто не постесняется сболтнуть лишнее, а зачастую и довольно значимое лишнее.
Притворись, что пьян. Притворись, чтобы тебя не воспринимали всерьез. Притворись, что кроме золотисто-янтарной жидкости на дне бутылки тебя больше ни черта не волнует в этом мире. И услышишь много интересного...
Закрыв глаза, Рабастан вяло улыбается. В сознании почему-то вспыхивает образ Беллатрикс Блэк. С чего бы?
«Красивая...» – думает Баст, уплывая в чуткий, неглубокий сон.

* * *
«Жил в Древнем Риме жестокий император, суровый любитель пыток и зрелищных убийств. Звали его Тиберий Клавдий Нерон...»

Тибериус Лестранж неспеша идет по вымощенной булыжником узкой улочке Эдинбурга. По обе стороны тротуара поднимается невысокий, стройный квартал: дома из светлого камня, ажурные кованые заборы вокруг чистеньких палисадников. Глаз радуется.
Еще бы не дождь третий день кряду...
Мерлин побери, а магглы неплохо устроились.
Тибериус останавливается около одного из двухэтажных домов, вглядывается в окна, едва прикрытые белоснежным кружевом занавесок. Красивая маггла ставит на стол блюдо с пирожками. У нее черные вьющиеся волосы, падающие на плечи.
Совсем как у...
Розье, дементор тебя дери, куда ты запропастился?!
Тибериус садится на лавку, спиной к злополучному окну, и раскрывает газету, как самый обычный шотландец средних лет, решивший перед ужином прогуляться по городу.

...Родольфус что-то явно темнит.
Тибериусу совершенно не хочется думать сейчас о старшем сыне, но мысли так и роятся. Тяжелый разговор накануне женитьбы и после... Руди, исполненный спокойствия, достоинства и холодности – господин Лестранж только горько усмехается.
Совсем не похож на отца. Впрочем, и на мать тоже.
Временами что-то проскальзывает в лице, какая-то искра непокорности и беспутства. Нет. Непокорность и беспутство – удел Рабастана.
А этот тоже хорош – хитрый подлиза. Наверняка через год-два вырастет в первоклассного шпиона. Уже сейчас он много видит, много слышит и довольно хорошо анализирует, однако не вызывает симпатии, как Родольфус. Не ценит ни случай, ни удачу, и ничего пока что не просчитывает. Рубит сгоряча, немало не заботясь о последствиях... Да и цели мелковаты.
Пора бы восполнить брешь в воспитании, Тибериус. Давно пора.
- Пора.
Мимо проплывает серый силуэт. Слегка ссутулившийся Розье, не оборачиваясь, переходит улицу.
«Быстро управился», - автоматически отмечает Лестранж. Поднимаясь со скамейки, он складывает газету пополам и бросает ее в урну.
- Пришлось их убрать. Они не соглашались на наши условия, - цедит Ивэн сквозь зубы, ускоряя шаг.
Значит, МакКиннон отпадают. Жаль... Весьма неприятно будет сообщить это Господину, тогда как он возлагал на этих людей определенные надежды, связанные с контролем Министерства.
Розье хмур. Подняв воротник пальто, он шумно дышит в сторону, а усталое лицо с лихорадочно мерцающими глазами выражает крайнюю степень недовольства жизнью.
Еще одна промашка. А все происки старика Дамблдора, не иначе. Теперь все они готовы принять смерть, лишь бы не становиться на темную сторону. Глупцы.
- Знаешь, мне кажется, Avada Kedavra дарует слишком легкую смерть. Может, эти упрямцы десять раз подумали бы, прежде чем отказываться, если бы знали, что смерть их будет мучительной, долгой и страшной.
- А ты кровожадный, - лениво замечает Тибериус, насквозь промерзший в легком маггловском пальто.
- Кто бы говорил! – некое подобие улыбки искажает губы Розье. – О чем ты вообще думаешь?
- Я думаю о горячем чае.
- О чем?
- Чаю очень хочется.
Ивэн натягивает перчатки на закоченевшие пальцы, откидывает голову вбок и назад, отбрасывая с лица прядь черных волос.
Странно похожи они с Друэллой, хоть и двоюродные. Некстати...
Они идут в сторону Национальной портретной галереи. Оба весьма сосредоточены и крайне молчаливы.
Внезапно они слышат позади громкий хлопок аппарации. Резко оборачиваются, но Розье опережает Лестранжа на доли секунды, первым выхватив палочку.
- Статус секретности для членов Ордена – пустой звук, Долиш?
Усмешка, и вновь цедит слова сквозь зубы. Снова чем-то неуловимо напоминает Друэллу... Некстати, опять так некстати!
Долиш, довольно нелепо выглядевший в своей темно-серой мантии на будничных улицах маггловского Эдинбурга, еле заметным движением приближает палочку к лицу Ивэна.
- Опусти палочку, Розье. Только что в соседнем квартале было зафиксировано использование Непростительного. Вы оба обязаны немедленно аппарировать со мной в Министерство.
- Опустить палочку? В Министерство? Да ты, видно, совсем засиделся в уютном кабинете, Долиш.
Лестранж стоит чуть в стороне. Растянув губы в линию, он презрительно всматривается в министерского работника.
- Где санкция на арест? Просто так мы никуда не обязаны идти.
- Что ж, тогда я вынужден... Stup...
- Exspelliarmus!
Палочка вылетает из рук Долиша прямо в ладонь ухмыляющемуся Розье. Тибериус предостерегающе вытягивает руку, но поздно - безумец Фаэтон отпускает вожжи, и громыхающая колесница мчится с небесного обрыва...
- Crucio!
Авроров на такой случай долго и упорно учат преодолевать болевой шок. Уходить, не концентрироваться на боли, коверкающей мускулы. Долиш аврором не был...
- Спятил! Магглов полно! – Лестранж отталкивает Розье в сторону. - Finite Incantatem!
Ивэн смотрит на скорчившегося на земле Долиша безо всякого интереса, сузив светло-карие чайные глаза. Только зря время терять на эту министерскую падаль. Стоит даже, наверное, прикончить его – слишком много знает, может разболтать...
- Сотри ему память, - злобно бросает Лестранж.
Невероятно, но последнее время Нерон явно стал отличаться милосердием. Сотри память! Еще несколько лет назад ты безо всяких колебаний наградил бы аврора зеленым лучом.
- Obliviate.
Лестранж шагает прочь.
Ивэн несколько минут стоит неподвижно, словно размышляя. Но на самом деле он вовсе не размышляет. Просто стоит и смотрит в одну точку.
Небрежно оттолкнув носком туфель еще не пришедшего в сознание Долиша, он следует за Тибериусом. Останавливается на мгновение, судорожно проводит рукой по глазам – за сегодняшний вечер событий было больше, чем достаточно, кто угодно вымотался бы.

* * *
На людей с расшатанной психикой тиканье часов действует раздражающе. Родольфус Лестранж отнюдь не страдает проблемами с психикой, однако старинные часы в углу комнаты успели ему порядком надоесть.
Он лежит на кровати, растянувшись во весь рост, закинув руки за голову, и следит взглядом за медленно вытягивающейся на стене тенью уличного фонаря. Из неплотно закрытой оконной рамы тянет холодом, но Руди лень встать и закрыть ее.
В Нормандии сейчас период гроз и дождей. Темно-свинцовые тучи висят, кажется, над самой землей. Должно быть, довольно экстравагантно смотрится его усадьба – белый дом с романтическими колоннами, и угрожающе нависшие, грохочущие шапки над ним. Дикий парк с длинной аллей сейчас особенно хорош – одет в парадный золотой наряд. Интересно, Белла любуется всем этим великолепием? Она, обожающая живопись, должна по достоинству оценить подобную цветовую гамму...
Родольфус чувствует, что где-то в груди шевельнулась тоска. Он так давно не видел Беллу... И что с того, что в доме она не одна и никакой опасности ей не грозит? Он обещал ей вернуться через месяц, но на исходе уже третий, и пока что у него нет ни возможности, ни повода уехать домой. Может, он всерьез подумает над этим, когда МакКинноны все же согласятся перейти на сторону Лорда.
Повернувшись на бок, Руди закрывает глаза, желая вздремнуть, но сон не идет. Ужасная вещь бессонница - хочешь спать, но не можешь, словно мешает что-то или грызет. Когда у тебя бессонница, ты и не спишь толком, и не бодрствуешь по уму.
...Внизу слышится какой-то приглушенный грохот. Руди встает с постели и нехотя бредет на площадку лестницы второго этажа.
Розье сбрасывает пальто прямо на пол, с какой-то даже брезгливостью глядя на этот маггловский предмет гардероба.
Новоиспеченный родственник что-то явно не в духе.
Тибериус останавливается в самом низу лестничного марша, положив руку на облезлое дерево перил.
- Признаться, я мог бы ожидать подобной глупости от Рабастана, да и что с него взять – он еще мальчишка. Но ты...
- Хватит. Нечего меня отчитывать.
Розье остервенело отшвыривает ногой многострадальный плащ, скидывает мокрые ботинки и шествует по пылище босиком прямо в сторону развалившегося кресла.
- А характер не стоит демонстрировать. Все мы осведомлены о твоей, страшно сказать, «вспыльчивости».
- Не надо сваливать на меня ответственность за провал! – Ивэн очень не любит такие скользкие намеки. – Они все равно не согласились бы...
- Несомненно. И в данном случае их не убедило бы даже твое ораторское искусство и завидная терпеливость.
Розье рывком поднимается с кресла, в три тяжелых шага оказывается возле усмехающегося соратника, выхватывает палочку.
- Думаешь, ты очень остроумен, Лестранж? Не надо со мной играть, и подставлять под удар тоже. Это дело Господин поручил нам всем. Так что и отвечать будем соответственно.
Острие палочки в дюйме от горла Тибериуса, но он поразительно спокоен. На губах даже бродит некое подобие улыбки.
- Что ж ты тогда так нервничаешь, а, друг?
Обстановку разряжают несколько вялых хлопков с верхней площадки лестницы.
- Браво, господа... В драматизме вам обоим не откажешь. Закатить такое представление, и главное – так кстати... Браво!
Родольфус иронизирует, тяжело облокотившись о перила, но в душе уже знает, что ни скандалы, ни заклятия, ни ирония не спасут их от вполне заслуженного наказания. А как верно подметил Розье, отвечать придется всем.
- Где Рабастан? – грубовато спрашивает Тибериус, пристально следя взглядом за старшим сыном.
- В гостиной, наверху. Спит.
- Буди! Спит он... Или опять надрался?
Руди, без лишних комментариев, уходит с площадки лестницы в комнату.
...Рабастан все так же спит в кресле. Плед сполз, а черно-красно-зеленые кисточки подметают пол. Надо будить его, но так не хочется. Мог бы еще спать...
- Баст.
Молчание в ответ. Руди легонько сжимает плечо брата.
- Отец и Розье прибыли...
Рабастан мигом просыпается, наклоняется вперед, сжимая виски пальцами. Фокусирует взгляд, но все предательски плывет. Все-таки стоит признать, что в этот раз он слегка перепил...
- Уже? И какие новости?
- Отвратительные.
Родольфус выходит, быстрым шагом направляясь в занимаемую им комнату.
- Что у них там? Провал? – допытывается Рабастан, идя следом и на ходу опираясь рукой о стену.
- Провал. МакКинноны, как я понял, мертвы.
- Вот же... И что мы теперь? В Лондон? – внезапно заметив странные манипуляции брата, Рабастан удивленно замирает в дверях. – А ты куда это?
- Домой.
Руди бросает на кровать чемодан, неспеша укладывая вещи. На этот раз – никакой дикой спешки и судорожной магии. В этот раз он едет домой, и едет домой по-человечески.
- То есть, как домой? В Нормандию?
- А у меня еще где-то дом есть?
К ней! Опять к ней! И пусть еще попробует врать, что женился по расчету!
- А нам как предлагаешь объяснить твое отсутствие Господину?
- Я сам за себя объяснюсь.
Скрипнув от злости зубами, Рабастан спускается вниз, едва не сталкиваясь с отцом.
- Опять пил?

* * *
«Известно, что у Тиберия Клавдия был сын, так же впоследствии оставшийся в истории как Нерон. Два Нерона – отец и сын. Но только один отличался непомерной жестокостью...»

Отца Рабастан всегда побаивался. Совершенно невероятно, как он, при всей своей непохожести на него, умудрялся временами вести себя так же. Так же чувствовать, да и что скрывать – совершать те же ошибки. Неуправляемый в отца, расчетливый в мать (а точнее в материнскую линию Малфоев), Рабастан Лестранж почему-то никогда не пользовался благосклонностью своего сурового родителя.

- Опять пил?
Сурово сжатые губы, морщинка меж бровей, пролегающая сегодня глубже, чем обычно. Ореховые глаза, несмотря на теплый, почти осенний оттенок, обдают стужей.
- Руди собирается домой.
- Мы все собираемся домой, к твоему сведению. Не уходи от темы...
- Он собирается домой в Нормандию.
Лестранж-старший удивленно смотрит на сына, но неожиданно улыбается, приводя Рабастана в еще большее бешенство.
Экий наглец! Однако же, его дерзость забавна...
- А тебе-то что с этого?
На лестнице появляется Родольфус. Совершенно готовый к дороге.
- Значит, и правда домой собрался. К жене, надо полагать.
Рабастан исходит желчью. Только присутствие Тибериуса удерживает его от необдуманной глупости сорваться в банальнейшую истерику. Как подросток желторотый, в самом деле...
Руди молчит, но не оттого, что ему нечего сказать. Он для себя все решил.
Перекрест взглядов: золотистые глаза Родольфуса, таящие на дне до черта секретов и недомолвок, шоколадные Тибериуса, уставшего что-то возражать и держать ситуацию под контролем, и кошачьи Рабастана. Нет, не Рабастана – Баста. Чуть суженые, с огромными, разве что не вертикальными, зрачками. Зол, как дикий египетский кот.
- Поезжай... И передай Беллатрикс привет от свекра.
Рабастан Лестранж презрительно кривится...
Тибериус наблюдает из-под полуопущенных ресниц.

Интересно будет столкнуть вас лбами, мальчики мои. Посмотреть, чей лоб окажется крепче.

________________________________________________
Баст* - египетское божество, изображается с головой кошки.