Глава 4Красивым людям прощают многое. Гораздо больше, чем людям с менее привлекательной внешностью.
Это было негласным законом всех балов. Рождественских, Весенних, и еще тысяч и тысяч других, когда блестящий внешний вид был куда предпочтительнее, чем безупречная репутация.
Коридоры Хогвартса. Обычно тихие и пустынные переходы, где раньше гулял разве что сквозняк, напоминали муравейник.
- Твои глаза как два осколка льда, я буду вспоминать о них всегда, - приложив правую руку к сердцу, а левой держа розовый пергамент, на ходу декламирует Люциус Малфой. Он откидывает голову назад и хохочет. Рудольфус уже давно не произносит ни слова, как и Нарцисса, которая вместе с Руди и Малфоем идет на ужин. Каменные стены замка, казалось, сотрясаются от хохота. Рудольфус делает глубокий вдох, пытаясь успокоиться, и вытаскивает из пачки пергаментов различной расцветки очередное послание. Приближался Рождественский бал, и приглашения приходят и Малфою, и Лестрейнджу в немыслимых количествах. Каждое утро теперь начинается с подсчета посланий – это очередное соревнование, в котором, как всегда, не предвиделось победителя.
Из всех троих одна Нарцисса в форменной черной мантии – а вот Люциус с Руди предпочитают носить мантию, накинув ее на руку. Рукава форменных рубашек закатаны, узлы галстуков ослаблены – и это притягивает к ним взгляды девушек, в преддверии бала толпящихся в коридорах и пытающихся прибрать к рукам самых завидных кавалеров Хогвартса. Разумеется, закадычные друзья Малфой и Лестрейндж занимают не последнюю строчку в этом списке. А то и вовсе одну из первых.
- Великий Салазар! - Рудольфус, изумленно подняв брови, пробежал глазами по строчкам. – Твои глаза совсем как мёд…
Внезапно Рудольфус останавливается и выдергивает из рук Малфоя письмо. Нарцисса, поднявшись на цыпочки, тоже заглядывает в пергаменты: почерк, несомненно, один и тот же.
- Не могу разобрать подпись… - Малфой с сожалением качает головой. – А девушка предприимчивая, я бы, пожалуй, сходил с ней куда-нибудь. Только вот имя не прочитать!
- А я знаю, кто это! – Девочка встряхивает светлыми хвостиками, торжествующе глядя на четверокурсников. Она указывает на неразборчивую подпись. Конечно, вряд ли Нарцисса знала бы автора писем, если бы не случайно выроненный конспект, который она нашла в коридоре на первом курсе. Благо, тогда владелица довольно разборчиво написала фамилию, курс и факультет. Зато все остальные записи были сделаны точно так же, как и приглашения на бал – мелким, непонятным и абсолютно нечитаемым почерком.
- Амели Меттерлин, – Нарцисса оглядывается на группу хихикающих пятикурсниц с Рейвенкло, которые тихо шептались о чем-то, поглядывая на Рудольфуса и Люциуса.
Вот когда все предрассудки забыты! И совершенно неважно, что на прошлой неделе Рудольфус Лестрейндж и Люциус Малфой заколдовали нескольких гриффиндорцев. И не имеет значения дуэль Лестрейнджа и четверокурсника из Рейвенкло Трея Патила, в которой с большим перевесом и минимальными потерями победил первый. И уж совсем неинтересна та деталь, что Люциус Малфой настолько напугал маленьких хаффлпаффцев заклятием иллюзии, которое почему-то (и Малфой никак не мог взять в толк, почему) было занесено в список заклинаний темной магии, что они теперь передвигались исключительно группами и вообще предпочитали лишний раз не выходить из своей гостиной.
- И откуда сия особа? – Малфой тоже оглядывается на рейвенкловок; мимолетная белозубая улыбка – и девушки уже млеют оттого, что сам Люциус Малфой обратил на них свой взор. Руди тихо смеется – ему уже надоедает это внимание, а Малфой, наоборот, не упускает случая покрасоваться. А тут – такая благодатная почва для самолюбований!
- Гриффиндорка, она гриффиндорка, - рассеянно произносит Нарцисса, обозревая коридор. Можно было решить, что здесь устроен парад невест! Всех возрастов и с любых факультетов. Пожалуй, только слизеринок не видно. Девочка тихонько вздыхает и тянет Рудольфуса за руку.
- Руди, пойдем быстрее!
- Что такое? Ревнуешь, Нарцисса? – мгновенно отзывается Малфой.
- Чтоб тебя пикси покусали, Люциус! – девочка хмурится еще больше, увидев улыбку на лице Руди. Ох уж этот Малфой с его шуточками… Внезапно она замечает в толпе смеющихся девушек из Гриффиндора, которые время от времени поглядывают на Люциуса и Рудольфуса, знакомое лицо. Единственное знакомое, пожалуй.
- Ах, этот Гриффиндор, пристанище болванов и поэтов! – с издевкой протягивает Малфой, а поняв, что Нарцисса указывает Рудольфусу на ту самую девушку, которая прислала им приглашения на бал, начинает веселиться еще больше.
Назвать Амели красавицей язык не поворачивался – она довольно полная, приземистая и круглолицая. Но было видно, что она занимает не последнее место в иерархии Гриффиндора, если таковая существует.
- О, смотри-ка, Люц, вот и наша поклонница! – Рудольфус тоже ухмыляется, глядя на гриффиндорку. Рядом с ней – Нарцисса только-только заметила и не смогла сдержать улыбку – стояла, вцепившись в руку Амели, маленькая девочка со значком Хаффлпаффа на груди. Явно первокурсница, только вот припомнить ее распределение Нарцисса не могла – скорее всего, фамилия девочки была зачитана после фамилий на «Б».
- Руди, пойдем! Все съедят без нас! – Девочка нетерпеливо оглядывается на двух друзей, которые, не утруждая себя понизить голоса хотя бы до полушепота, обсуждали достоинства и недостатки мисс Меттерлин. Стоило понаблюдать за метаморфозами, происходившими с ней! Амели краснела, бледнела, даже слегка зеленела – по мере того как Рудольфус и Люциус в своих лучших традициях и любимейших выражениях, приправленных изрядной долей язвительности, обсуждали ее внешность. Нарцисса продолжает упрямо тянуть Рудольфуса в сторону Большого зала; ей категорически не нравилось такое отношение старшего брата и его друга к девушкам, но не защищать же, в само деле, глупую гриффиндорку, набравшуюся наглости послать приглашения сразу обоим! Да еще со стихами собственного сочинения – вот уж что совершенно не лезет в рамки приличий!
- Смотри, Ами, этого мальчика зовут Руди, совсем как главного оленя у Санты! – раздается радостно-изумленный громкий голосок маленькой хаффлпаффки, вцепившийся в руку Амели Меттерлин. Нарцисса не поняла из сказанного ровным счетом ничего, впрочем, как и Люциус с Рудольфусом. Некоторые ученики, услышав эту реплику, заулыбались, но большинство застыло с непонимающими лицами, ожидая какой-никакой, но развязки.
- Кого там зовут моим именем? – первым выходит из оцепенения Рудольфус, в два шага преодолевая расстояние, разделявшее их и гриффиндорок. – Что ты сказала?
- Ру…Ру…Рудольф, - девочка с ужасом смотрит на высоченного четверокурсника. – Олень Санты...У него такой нос…- она указывает на свой чуть вздернутый носик, - красный, и он светит Санте в те…те…темноте…
Девочка зажмуривается и пытается спрятаться за спины гриффиндорок.
- Мерлин Великий, что за грязнокровки пошли! – вполголоса бурчит Лестрейндж, когда они подходят к дверям Большого Зала. Зато Люциус и Нарцисса на протяжении всего ужина живо обсуждали Руди, главного оленя Санта-Клауса, произведшего на них неизгладимое впечатление и впервые подкинувшего этим двоим общую тему для разговоров.
Я не представляла себе, каково это – дружить с однокурсниками. На то было сразу несколько причин. И главной, разумеется, был Руди, мой любимый старший брат. Рядом с ним я даже не задумывалась, что это вообще возможно – гулять с однокурсниками, шушукаться в библиотеке, ругать учителей, которые стали задавать на порядок больше.… Вместо этого мы играли в квиддич, летали над территорией замка, вечно что-то искали или в чем-то разбирались. Когда у Руди и Люциуса появлялись свои планы, у меня непременно появлялись неотложные дела – и эти часы проходили незамеченными.
Второй причиной было то, что я была так называемой элитой нашего курса. Единственным человеком со знаменитой фамилией – остальные семеро, хотя и были чистокровными, но происходили не из столь знатных семей. С Беллатрикс учились еще двое наследников знаменитых чистокровных родов – Люциус и Рудольфус, конечно. С Андромедой учился Теодор Нотт (сейчас следует говорить "Теодор Нотт-старший").
Нет, конечно, никаких интриг против меня не было, более того, на протяжении семи лет учебы однокурсники пытались подружиться с наследницей Блэков, но у меня никак не получалось выстроить отношения со своими одногодками.
Нельзя сказать, чтобы я сильно расстраивалась по этому поводу, но всё же, всё же…
Рождественский бал… Весь замок украшен теплым и не тающим снегом, доспехи поют рождественские гимны, новый профессор по уходу за магическими существами раздобыл где-то настоящих фей, из Большого зала доносятся веселые голоса и красивая музыка… А в гостиной Слизерина сидят все младшие курсы в полном составе – ведь на бал пускают только начиная с четвертого курса. Третьекурсники вслух мечтают о следующем курсе, когда им будет позволено пойти на праздник; первокурсники играют в плюй-камни, а самый практичный второй курс столпился у камина, где, сидя в своем любимом кресле и тихо злясь на надоедливых однокурсников, делает работу по зельям Нарцисса Блэк.
- Цисс, ты уже доделала? – Эйкон Булстроуд заглядывает ей через плечо, пытаясь разобрать мелкий почерк. Девочка встряхивает светлыми хвостиками, склоняясь над пергаментом и попутно доходчиво объясняя однокурсникам, почему она не собирается давать им свою работу.
- Да мне всего-то и нужно тринадцать сантиметров. Ты ведь знаешь Слизнорта – ему надо, чтобы сочинение было ровно метр в длину! – поспешно оправдывает себя Булстроуд. Остальные согласно кивают: должно быть, каждому не хватает мыслей на несколько сантиметров чистого текста.
- Только ради того, чтобы вы оставили меня в покое, Эйкон! - Нарцисса отбрасывает перо и легонько касается пергамента волшебной палочкой, тихо прошептав заклинание трансформации текста. Рудольфус и Люциус не зря убили час в библиотеке – буквы начали медленно расползаться и складываться в другие слова; толпа страждущих слишком увлечена процессом создания комплиментов в адрес Нарциссы, поэтому маленький фокус с трансформацией остается незамеченным. Свернув свиток так, чтобы не засохшие чернила хоть немного смазались, девочка передает его Булстроуду. На лице Эйкона расползается довольная улыбка; он подмигивает однокурсникам и перекочевывает за другой столик, где уже лежат его книги.
- Цисси, ты - самый лучший человек на свете! – щебечет Элоиза Герман, черноволосая второкурсница, лицом напоминавшая недовольного жизнью мопса. Нарцисса с вежливой улыбкой желает им приятного вечера и про себя – приятных оценок от Слизнорта. Что-нибудь вроде «Т», или хотя бы «О». Сколько можно списывать, надо ведь и самим учиться… Девочка бросает взгляд на стену, в которой открывался проход в гостиную. Нет, Руди на балу пробудет еще как минимум три часа… Нарцисса, вздохнув, берет в руки любимую «Историю квиддича» - чем еще себя занять в отсутствие старшего брата? Она открывает книгу на середине и просто смотрит на живые картинки – почему-то уже не хочется заниматься какой бы то ни было деятельностью. Просто смотреть, может, удастся вздремнуть на часок, чтобы дождаться Руди. Нарцисса чуть поворачивает голову, чтобы в поле зрения попали однокурсники. Так и есть, только перья скрипят… Девочка довольно хмыкает и возвращается к книге. Нет, они ни за что не догадаются… Неожиданно Булстроуд поднимает голову от сочинения, неуверенно глядя на Нарциссу и словно собираясь с силами для какого-то вопроса. С одной стороны, слишком странная составляющая для простого зелья, но с другой – это же Нарцисса Блэк, любимица профессора Слизнорта.… Наконец раздается тихий голос Эйкона:
- Нарцисса, а ты уверена, что зелье от кашля варят именно из золотых когтей нюхлера?
Девочка со светлыми хвостиками только кивает, старательно скрывая улыбку.
