~ Глава 3 ~За всё время существования школы волшебства и чародейства Хогвартс на факультете Слизерин учились лишь чистокровные волшебники; с двумя исключениями. Впрочем, об этих самых исключениях мало кому было известно и для широкой общественности слово «слизеринец» всегда означало «чистокровный волшебник», более того, для многих слово «слизеринец» являлось синонимом «благородных кровей».
Высшие слои магического сообщества Великобритании, подобно королевским династиям, ревностно оберегали свой замкнутый мирок и заключали браки лишь среди своих. Это почти шизофреническое стремление к обособленности и закрытости привело к тому, что, уже начиная с семнадцатого века, фактически все чистокровные волшебники Англии были кровными родственниками и, чтобы избежать вырождения, опять же подобно членам королевских семей, вынуждены были искать себе пару в заграничных родах, сравнимых по происхождению. После притока свежей иностранной крови, который длился почти два столетия, магический высший свет Англии породнился со всеми рыцарскими династиями магов материковой Европы и смог вновь замкнуться на себе, начиная новый цикл на пути к неизбежному вырождению.
Но, несмотря на родственные связи между всеми без исключения слизеринцами, особо дружественной атмосферы на факультете не наблюдалось никогда. Ученики неизменно делились на фракции, время от времени возникали коалиции за или против кого-либо, да и сама жизнь факультета напоминала вечные парламентские трения, будто бы специально подготавливая юных слизеринцев к будущей работе в министерстве магии.
Отпрыски древних магических родов, они уже были привилегированны от рождения, но всё равно ощущали постоянную потребность в борьбе. Пока еще не в борьбе «за», ведь они ни в чем не испытывали нужды и настоящая конкурентная борьба за ограниченные ресурсы начнется лишь во взрослом мире, а в борьбе «против». И эта воинственность, стремление победить и превзойти, которую они, казалось, впитали с молоком матерей, делала жизнь слизеринцев постоянным полем брани. С первых лет ученики обучались никогда и никому не давать поблажек, использовать слабые места противника, даже если тот являлся твоим соседом по комнате.
– Блэк, ты слишком много о себе возомнил.
Температура в гостиной будто бы упала на несколько градусов. Тишина звенела в воздухе, как натянутая струна, было слышно, как кто-то шумно втянул воздух, а в камине пламя с треском поедало дрова. Слизеринцы молча следили за происходящим.
– У тебя завышенная самооценка и искаженное видение себя, – продолжил Клеменс Уоррингтон, явно наслаждаясь всеобщим вниманием к своей персоне. Он был одним из тех долговязых и нескладных подростков, которые чаще отличались своей неуклюжестью, чем ловкостью, и скорее выделялся проявлением недалекости, чем ума. Сейчас же, стоя посреди гостиной, насмешливо и высокомерно – старательно и неумело копируя мимику и жесты Люциуса Малфоя – глядя на Блэка, тринадцатилетний Уоррингтон чувствовал себя героем. Героем, спонтанно выдвинутым толпой, выражающим мнение всех присутствующих и посему всесильным.
Сириус Блэк, несмотря на свое типичное для Блэков поведение, а может, как раз из-за него, не снискал симпатии слизеринцев. Он был заносчивым, гордым, безразличным и читал маггловские книжки, наплевав тем самым на все негласные правила.
На каждом курсе находились отщепенцы, чаще всего, слабые дети, которые, полностью следуя теории естественного отбора, становились козлами отпущения и мишенями шуток и издевательств остальной школьной стаи. Так совершенно логично, что болезненный и застенчивый Северус Снейп сделался изгоем. Однако с Блэком дело обстояло несколько иначе.
Сириус Блэк не был слабым, он не был жертвой. Более того, при желании и небольшой толики старания он легко мог стать не только полноправным участником, но и вожаком.
Малфой прекрасно видел этот потенциал, и, по правде говоря, именно поэтому Блэк ему не нравился. Люциус не спешил сдавать свои позиции. Он чувствовал в Сириусе соперника, и, несмотря на то, что этот год являлся его последним в Хогвартсе, он не желал отдавать хоть какое-то влияние этому мальчишке. На самом деле, Блэк был бы идеальным кандидатом – наследник древнейшего чистокровного рода и явно неглупый парень. Стоило Люциусу только показать свое расположение к нему, и все бы поняли и приняли, что именно Блэку предстояло стать главным на факультете.
Преемственность власти никто не отменял, а демократии в аристократических кругах всегда была бранным словом.
Тот факт, что мальчишка был первокурсником, не являлся бы препятствием, всегда нашлись бы старшие товарищи из окружения Малфоя, которые поддержали новичка. Как говорится, «короля делает свита», а лишь потом уже наоборот.
Однако Сириус Блэк с первого дня пребывания в Хогвартсе настроил Люциуса против себя. Щенок явно не понимал, что делал. Он не выказывал ни капли почтения к старшим, он игнорировал общие собрания, не принимал никакого участия в жизни факультета и нагло на виду у всех читал непотребные маггловские книжки. Он огрызался в ответ на вопросы, бесцеремонно разговаривал со старостой на глазах у всех и не дорожил факультетскими баллами.
– Типичный Блэк, – презрительно морщился Эвен Розье. – Самодовольный ублюдок.
– Он чистокровный, – встряла Нарцисса, смерив Розье холодным взглядом. – Блэк, по определению, не поможет быть ублюдком.
Розье притих. На следующее утро он нашел в своей обуви двух гадюк, окончательно уразумев, что о семействе Блэк не стоит неуважительно отзываться. По крайней мере, в присутствие ведьм, носящих эту фамилию.
– Ты так много о себе мнишь, Блэк, – бросил Уоррингтон Сириусу.
В кресле у камина спиной к этой сцене сидел Люциус, делая вид, что ему нет никакого дела до разборок младших учеников и он тут совершенно ни при чем. Слизеринец лениво листал какой-то журнал, брошенный кем-то на газетном столике, что-то не шибко интересное о квиддиче и гонках на метлах. Но как только послышался ответ Сириуса, его рука замерла на странице. Голос первокурсника звенел от злости:
– По-моему, это не твое собачье дело, Уоррингтон.
Малфой обернулся. Блэк, явно уверенный в своих силах, глядел на третьеклассника без малейшего испуга, хоть тот и был на голову выше него. Будь Клеменс более сообразительным, он бы насторожился. Но он слишком упивался своей ролью и не заметил, как застыли черты Блэка, как потемнели серые глаза. Он будто бы не почувствовал злость и угрозу, волнами исходившими от мальчишки, сжавшим в кармане волшебную палочку.
Люциус усмехнулся. Блэк и правда сильный маг, а вот Уоррингтон явно дурак.
– Почему же, Блэк, это мое дело, – беззаботно отозвался Клеменс. – Мы слизеринцы ведь все братья…
– Ты бы лучше заткнулся, – оборвал его Сириус. – У меня только один брат. А тебя я вообще не знаю. И знать не желаю.
Уоррингтон слегка опешил, скосил глаза на Малфоя и, заметив его ухмылку, неверно истолковал ее.
– Не желаешь, значит, сопляк неблагодарный? – визгливо прокричал Клеменс. – Тебе надо попочтительней относиться к своему факультету!
– Я сейчас итак до смерти почтительный, – вновь перебил его Сириус яростно. – Будь я менее почтительным, ты бы давно подавился своими словами.
Люциус изумленно приподнял одну бровь. Ситуация становилось всё более занятной. Он заметил, что Уоррингтон вновь растерялся. Этот идиот даже не додумался еще достать палочку, всё стоял посреди комнаты как надутый индюк, в то время как Блэк уже почти вытащил свою. Зная повадки Блэков, можно было не сомневаться, что у него была парочка не очень приятных заклятий наготове. Сестры Блэк тоже появились в Хогвартсе уже с небольшим арсеналом черно-магических фокусов. Но Уоррингтон всё не врубался. Люциус со своего места у камина чувствовал нарастающее магическое напряжение около Блэка, сгущение потоков черной магии. Остальные зрители-слизеринцы тоже это ощутили и благоразумно отодвинулись. Несколько учеников тихонько ускользнули из комнаты. А вот Клеменс всё ничего не замечал.
«Этот долго не протянет», – подумал Малфой и вновь переключил свое внимание на Сириуса. Ему было любопытно, каким проклятием малек сейчас сделает Уоррингтона. Блэк застыл, волком глядя на противника. «Уж не Непростительное ли?», – удивился Малфой. Но тут в дело вмешался слепой случай в образе Андромеды Блэк.
Девушка зашла в гостиную, о чем-то беседуя с Флинтом, и запнулась на полуслове. Она оглядела собравшихся и гневно сверкнула глазами в сторону Малфоя, который в ответ с невинным видом развел руками.
– Да как вам не стыдно?! – Андромеда в миг оказалась между Сириусом и Клеменсом, возмущенно тыча последнего пальцем в грудь. – Ты что накинулся на ребенка?! Твоя дурная башка совсем тебя подвела, Клеменс Сэмюель Уоррингтон? Или ты до такой степени боишься своих ровесников, что только на первоклашек тебя и хватает, а?
Под ее напором Уоррингтон попятился, пока не уперся в спинку дивана. От его самодовольства не осталось и следа, он растерянно моргал и стремительно краснел от стыда и смущения. Напористой Андромеде мало кто мог противостоять.
Поняв, что веселья больше не предвидится, Люциус разочарованно кинул журнал на столик, но вдруг с удивлением понял, что, несмотря на вмешательство семиклассницы, напряжение не исчезло. В воздухе все еще висела давящая черно-магическая энергия, окутавшая Блэка. Малфой поднял голову. В отличие от сдувшегося, красного как рак Клеменса, Сириус был смертельно бледен и натянут как струна.
– Какого черта, Андромеда?! – взорвался он, сделав шаг в сторону сестры. – Я не ребенок и могу сам постоять за себя!
Черноволосая девушка тут же позабыла третьеклассника и обернулась. Она с минуту смотрела на Блэка, сдвинув брови к переносице.
– Мог бы и просто сказать спасибо, – хмыкнула она и, еще раз со злостью глянув на Люциуса, вышла из комнаты. Флинт поспешил за ней.
Сириус же, глядя на жалкое зрелище, которое представлял собой Клеменс, презрительно усмехнулся, прорычал «Потом договорим» и умчался в спальню, по пути зачем-то подпалив диван и взорвав бюст Салазара Слизерина.
«Нервный малый» – фыркнул Люциус, глядя как стройная слизеринка спешно тушила тлеющую мебель.
Бюст Слизерина был зачарован и тут же восстановился, но весь вечер ворчал о падении нравов, ужасной молодежи, которой не помешало бы познакомиться со старой доброй дыбой, и сокрушался о том, что у него нет рук, чтобы держать волшебную палочку, иначе бы он «обучил молодняк хорошим манерам».
Уоррингтон после этого происшествия еще пару недель краснел, сталкиваясь с Андромедой. Люциус узнал, что с Блэком они «договорили» на следующий день перед кабинетом трансфигурации. По словам Эйвери, обошлось без Непростительных заклятий, но Малфой почему-то был уверен, что именно МакГонагалл спасла Уоррингтону жизнь. Однако Люциус и после этого всё равно не мог терпеть Блэка.
~*~
На рождественские каникулы Сириус вернулся в Лондон. В Сочельник в доме на площади Гриммо состоялся ежегодный семейный ужин. Традиционно было заведено, что на Пасху семья собиралась у Кигнуса и Друэллы Блэк, а на Рождество у Ориона и Вальбурги Блэк.
Дом украшался зелеными хвойными ветками и омелой, в столовой и в гостиной ставились пышные рождественские ели, украшенные серебряными гирляндами, блестящими зелеными стеклянными шарами и шишками, крохотными волшебными свечами и бенгальскими огнями. Верхушки елей всегда венчали сверкающие изумрудные шпили, почти достигавшие высоких потолков.
Из чуланов и сундуков на чердаке доставались безвкусные подарки прошлых лет, которые раз в год ставились на каминные полки, чтобы убедить даривших их в том, что их дары ценились. Большего и не требовалось, а, к примеру, о том, что на следующий же день мерзкая бронзовая собачка с бессмысленным взглядом и непонятного пола керамическая фигурка в остроконечной шляпе опять будет изгнана в кладовку, тете Лукреции знать было не обязательно.
С раннего детства Сириус и Регулус очень любили зимние праздники с этой непременной оживленной суматохой, которая ощущалась в обычно тихом доме. Мальчикам нравился запах выпечки, который за день до праздника неизменно просачивался из кухни наверх. Они пробирались в подвальную кухню, где эльфы шумно готовили рождественский ужин, и таскали прямо с противня только испеченные пряники, еще даже не покрытые сахарной глазурью.
Сам семейный ужин не вызывал таких положительных эмоций, как приготовления к нему. Днем двадцать четвертого декабря съезжались родственники. Мальчишек переодевали в белые рубашки с воротником-стойкой, черные брюки с остро выглаженными стрелками и вычурные парадные мантии, причесывали и выпускали к гостям, с которыми надлежало быть вежливыми и приветливыми.
Помимо мерзкой парадной мантии, в которой Сириус чувствовал себя как вырядившийся цирковой фокусник из маггловского романа, и неудобного воротника рубашки, норовившего задушить его при каждом движении головы, Сириус не любил обязательную процедуру приветствия, светские беседы ни о чем и необходимость «держать лицо».
Почему-то стоило ему пойти в Хогвартс, как все прибывавшие родственники стали считать своей обязанностью лично пожать ему руку и спросить, как ему нравилось на Слизерине. Каждый второй просил передать привет декану, профессору Слизнорту, а каждый третий спрашивал, будет ли Сириус играть в квиддич. Чеканя стандартные «Прекрасно, спасибо. Непременно передам. Возможно, позже» и пожимая различные родственные руки, Сириус обнаружил, что быть вежливым и приветливым в этом году стало на порядок труднее, чем в прошлом. Он с завистью поглядел на Регулуса, беспечно подпиравшего стенку в другом конце гостиной. Младший брат, никем не замеченный, разглядывал елку и складываемые под ней подарки в разноцветных упаковках.
– Ну, и как же тебе живется в Слизерине?
– Прекрасно, спасибо, – привычно отрапортовал Сириус, не глядя сжимая протянутую ему руку.
– Парень, ты в порядке? – спросил волшебник, не выпуская ладонь мальчика из своей.
Сириус оторвался от завистливого созерцания Регулуса и перевел взгляд на стоявшего перед ним мага. Мужчине в старомодном темно-синем сюртуке было около тридцати пяти лет, черные волнистые волосы обрамляли тонкое блэковское лицо. Тонкие губы под черными усами улыбались также как и синие глаза, смотревшие на Сириуса хоть и весело, но чуть-чуть обеспокоено.
– Дядя Альфард! – радостно встрепенулся Сириус и еще раз с куда большим энтузиазмом пожал руку волшебника. Дядя Альфард был его любимым родственником. Он был братом его матери и, по ее словам, «вечным ребенком». После окончания Хогвартса Альфард, как нередко принято в аристократических кругах, отправился в путешествие, чтобы посмотреть мир и набраться житейского опыта. Однако его странствие затянулось на почти семь лет и, когда он наконец вернулся в отчий дом, изрядно потрепанный жизнью и уж точно с немалым багажом различного опыта и занятных дорожных историй, выяснилось, что по своей природе Альфард кочевник. «Бродяга», презрительно отзывалась о младшем брате Вальбурга, «Тунеядец, не желающий жить как полагается благопристойному волшебнику».
Тунеядец же этот каким-то образом умудрялся отлично прожить свою жизнь так, как ему того хотелось, не считаясь с приличиями и нормами магического света. Будучи младшим из трех детей, Альфард был любимцем своей покойной матушки, Ирмы Блэк, урожденной Крэбб. От любящей матери ему досталось значительное состояние, которое он при всем желании не смог бы промотать на своем веку. И как бы ревнивая Вальбурга, недолюбливавшая брата и завидовавшего его независимости, не желала, чтобы он обанкротился в своих бесконечных вояжах, это вряд ли случится. Альфард Блэк был хоть и бродягой в душе, но он никогда не был глупцом.
Сириус обожал своего дядю с раннего детства за множество любопытнейших историй и баек, которые тот в изобилии рассказывал, когда гостил на площади Гриммо. За бесчисленные пестрые открытки, которые он посылал племяннику со всех уголков планеты, за сувениры, которые ему привозил, и просто за дружеское участие и легкость общения. Дядя Альфард был так же и любимым дядей Андромеды. И временами Сириусу казалось, что эти двое были очень и очень похожи. Наверное, именно поэтому он сразу же нашел с ними общий язык.
– Ну вот, теперь я тебя узнаю, – кивнул Альфард Блэк. – А то стоял тут с лицом южноафриканского зомби и даже не узнал меня. Я уж решил, что на моего племянника в Хогвартсе порчу навели, или что он научился там делать двойников, – Дядя озорно подмигнул, потрепав Сириуса по плечу. – И теперь он вместо себя двойника на ужин отправил, а сам где-нибудь с новыми друзьями гуляет.
– А что можно делать таких двойников? – оживился Сириус. – А чем южноафриканские зомби отличаются от других? А североафриканские тоже есть?
Дядя Альфард рассмеялся и растрепал чинно прилизанную прическу Сириуса.
– Сколько вопросов, молодой человек! – добродушно отозвался он. – Дай я сначала с твоими родителями поздороваюсь, а потом уж обо всем поговорим.
Дядя отошел к родителям, а перед Сириусом уже оказался очередной гость – бабушка Мелания. Старушка не ограничилась рукопожатием, но со словами «какой ты уже большой мальчик» прижала Блэка своими костлявыми старческими руками к своей дряблой груди и слюняво поцеловала в щеку. От бабушки явственно пахло нафталином. Стараясь не показать своего отвращения, Сириус вытянул губы в улыбку, но тут бабушку уже увели заботливые внуки-наследники Пруэтт.
– Ты выглядишь жутко усталым, – усмехнулась остановившаяся перед ним Андромеда Блэк в красивом платье из темно-красного бархата и в длинных серьгах с агатами, напоминавшими капли крови. Она никогда не отличалась злопамятностью и давно уже простила кузену его ор в ответ на ее заступничество в гостиной Слизерина.
Девушка озорно покачала черноволосой головой, отчего серьги с драгоценными камнями раскачивались, сверкая на свету, и подмигнула: – Почувствуешь всю прелесть взрослой жизни?
Сириус скривился в ответ.
– О, вижу, почувствовал! – рассмеялась Андромеда и, заметив приближавшихся сестер с родителями, добавила: – Эх, черт, Белла идет. Если она увидит, что я надела ее серьги, она меня убьет. Удачи, Сирь!
Сам ужин казался куда меньшей нервотрепкой. Сириуса вместе с Регулусом и прочей малышней посадили за детский стол, чему он был только рад. Андромеде и Нарциссе повезло куда меньше, им приходилось сидеть за столом взрослых и придерживаться куда более строгих правил застольного этикета, чем детям, на которых просто никто не обращал особого внимания.
Когда подали третье и взрослые занялись обсуждением политики, Сириус попытался ослабить воротник рубашки, но у него ничего не вышло. Недолго думая, он вытащил из кармана волшебную палочку и, ткнув ею в ворот, раскрыл рот, чтобы произнести заклинание, но замер, увидев пораженные лица малышей вокруг себя.
– Сириус, ты что? – прошептал Регулус. – Тебе же нельзя вне школы!
– Ну и что? – прошептал Сириус в ответ. – Не впервые.
– Не при свидетелях же, – взволновано сглотнул Регулус.
– Что ж, свидетелей придется убить, – Сириус кровожадно оглядел малышей. Один лишь Регулус понял его шутку, остальные дети тут же испуганно разревелись, подняв такой крик, что у Сириуса волосы дыбом встали. Блюдца с черничным тортом были опрокинуты, безвозвратно испортив скатерть. Малышня отчаянно ревела, размазывая сопли по пухлым личикам.
– Сириус? – спокойный тон Вальбурги Блэк заставил Сириуса побледнеть. Регулус побелел из братской солидарности. – Что здесь произошло?
– Он… – Маленькая Камелия Пруэтт указала тоненьким пальчиком на белого, как мел, Сириуса, молча благодарившего судьбу за то, что он успел убрать палочку обратно в карман. – Он… хочет… нас… убить!
В столовой стало тихо, родители успокоили своих детей, которые теперь лишь хныкали. Все пораженно глядели на Сириуса. Только бабушка Мелания, видимо, не поняла о чем речь. Она с гордой беззубой ухмылкой поглядела на внука и доверительно сообщила молодому Пруэтту: – Вылитый мой свекор Сириус! Видный колдун!
– Ха-ха-ха? – неуверенно проговорил Сириус, избегая взгляда матери. Было совершенно ясно, что он только что испортил семейный ужин. Причем совершенно непреднамеренно. Но испортил, опозорив родителей перед родней и напугав ни в чем неповинных детишек. Мать уже наверняка приближалась к точке кипения. И в данный момент его это даже ни капли не радовало.
Первой рассмеялась Андромеда. Всё взгляды тут же обратились на нее. Некоторые дяди и тети тоже усмехнулись. Атмосфера начала немного разряжаться.
– Думаю, стоит вернуться к великолепному черничному торту, – бросил дядя Альфард, присаживаясь обратно за стол.
– Кто говорил, что чревоугодие – грех, – поддержал его Кигнус, усаживаясь рядом.
Но тут, нарушив все приличия, невозможным голосом, больше напоминавшим взбешенного дикобраза, чем светскую, недавно помолвленную девушку, взревела Беллатрикс: – На тебе мои серьги!
Кигнус Блэк вздрогнул, как от зубной боли. Успокоившиеся малыши вновь ударились в рев.
– Полагаю, тяжко, когда у тебя полный дом женщин, – сочувственно обратился к нему Орион.
Страдальчески вздохнув, Кигнус молча кивнул и потянулся за куском торта.
Андромеда ойкнула и выбежала из комнаты, преследуемая совсем не женственно бежавшей за ней и опрокидывавшей стулья старшей сестрой. Друэлла с криками «Девочки, успокойтесь!» кинулась вслед за дочками. Нарцисса, раздраженно плюхнувшись на стул, картинно надулась.
Регулус ошеломленно переглянулся с Сириусом. Тот пожал плечами. Чинный ужин был окончательно испорчен. И, очевидно, виновник всего этого найдется очень быстро. То есть, он уже найден.
– Сириус Блэк, – ровным голосом проговорила Вальбурга. – Наверх. Сейчас же.
~*~
– Скучно, наверное, все каникулы в своей комнате просидеть, – заметила Андромеда, развалившись в кресле в слизеринской гостиной.
– Есть немного, – отозвался Сириус с дивана. – Зато я избежал многочасовой сцены прощания. Да и дядя Альфард пообещал взять меня летом с собой в Африку. Так что уже совсем не обидно.
Андромеда была достаточно великодушна, чтобы не развивать тему с поездкой в Африку, уточняя, отпустят ли Сириуса в такую даль, да еще и с таким ненадежным в глазах родителей магом, как дядя Альфард.
– И к тому же ты теперь знаменитость, – усмехнулась Андромеда, накручивая на указательный палец черную прядь. – Весь факультет уже в курсе твоего злокозненного покушения на малышню за детским столиком. Некоторые утверждают, что ты пытался убить их, потому что они громко чавкали. Другие уверены, что из обиды за то, что тебя не посадили за стол взрослых. Но все считают тебя маньяком-убийцей.
Кузина беззаботно рассмеялась, болтая стройными ногами, свесившимися с подлокотника кресла.
– Ты ведь шутишь, да? – мрачно спросил Сириус.
– Почти, – игриво подмигнула Андромеда. Она не стала рассказывать брату, что у него теперь появилось издевательское прозвище «гроза малявок». Он итак скоро это выяснит и – в этом она была полностью уверена – не испытает по этому поводу большой радости. – Но бабушка Мелания от тебя в полном восторге. Она доконала Пруэтта рассказами о твоем тезке, отце твоего покойного деда. Он, оказывается, был жутким чернокнижником и чуть ли не заживо варил маленьких детей. И старушка, похоже, в молодости была в него влюблена. – Андромеда вновь рассмеялась. Настроение после зимних каникул у нее было отличное.
– А как дела с Беллой? – ехидно поинтересовался Сириус.
Андромеда фыркнула. – Она мне серьги чуть с ушами не оторвала. Но отец обещал мне точно такие же агатовые. Быть может, даже красивее Беллиных. Так что уже совсем не обидно, – в тон ему закончила девушка. Она задумчиво теребила свои темные волосы, заплетая их в косу. Сириус наблюдал за тем, как белые тонкие пальцы быстро и ловко перебирали пряди.
– О, совсем забыла! – вдруг вспомнила Андромеда и выпустила из рук неоконченную косу. – Я же тебе подарок подготовила! Я была на каникулах в маггловском магазинчике и нашла там кое-что как раз для тебя. – Она порылась в карманах своей школьной мантии и достала палочку. – Акцио подарок Сириусу! – подмигнув брату, кликнула девушка. – Тебе точно понравится! – заверила она.
Сириус был заинтригован. Он привык к тому, что подарки Андромеды, особенно после ее вылазок в маггловский мир, поражали его воображение. И когда в руках кузины оказался некий довольно большой, квадратный и очень плоский предмет, мальчик с нетерпением протянул руки.
– Держи, брат, – Андромеда вручила ему предмет. Он оказался разноцветной картонкой, но тяжелее, чем выглядел. – Это пластинка. Группа называется The Animals. Это маггловская музыка.
– О, – сказал Сириус, разглядывая маггловский предмет со всех сторон. – И как услышать музыку?
Усмехнувшись, Андромеда вылезла из кресла, подошла и взяла у него пластинку.
– Вынимаешь из упаковки, – она вытащила из картонки черный диск. – Ставишь ее на проигрыватель и слушаешь.
– У меня нет проигрывателя, – хмыкнул Сириус.
– Ничего, я тебе свой одолжу, – Андромеда позволила круглой черной пластинке соскользнуть обратно в упаковку. – А в конце года вообще его тебе подарю.
Временами мальчику казалось, что для Андромеды Блэк правила не были писаны. Любую другую слизеринку давно бы уже заклеймили за куда меньший проступок, чем увлечение маггловской музыкой. Но Андромеда спокойно слушала маггловские пластинки прямо в слизеринской спальне девочек. Конечно, соседки по комнате поглядывали на нее косо, но девушке было откровенно наплевать на это. Сириус улыбнулся, разглядывая пластинку The Animals. Он тоже так мог.
~*~
Зельеварение испокон веков считалось сугубо слизеринским предметом. Еще во времена Салазара Слизерина, большого знатока различных ядов и противоядий, сложилась традиция, по которой лаборатории располагались в подземельях, выбранных для своего факультета древним магом, всегда отличавшимся известной практичностью. Неудивительно, что расположение класса зельев, не в последнюю очередь, объяснялось благоприятной для хранения магических компонентов температурой и уровнем влажности, царивших под землей. Впрочем, никому за всё время существование школы не пришло в голову изменить местонахождение каких-либо аудиторий, заведенное еще Основателями. Так же как не нарушалась традиция, по которой преподавателем зельеварения непременно становился выпускник факультета Слизерин.
– Профессор Слизнорт?
Добротный Гораций Слизнорт, декан факультета Слизерин, подошел к столу гриффиндорцев. Русоволосый первокурсник с опаской заглядывал в свой котел.
– Профессор Слизнорт, оно должно быть такого цвета? – Он с сомнением поглядел на учителя. Тот осторожно посмотрел в котел и облегченно улыбнулся.
– Всё верно, мистер Люпин, – Слизнорт доброжелательно потрепал гриффиндорца по плечу. – Цвет правильный. Но если вы сейчас не прибавите огня, зелье у вас затвердеет и станет негодным.
Профессор отвернулся к столу слизеринцев, собираясь похвалить и кого-нибудь из своих ребят. На его глазах Блэк со скучающим видом сыпал в свое зелье порошок из когтей дракона. Порошок из толченных когтей дракона! Мерлин! От этого зрелища от румяных щек преподавателя моментально отхлынула кровь. Конечно, в преподавательской практике часто возникали весьма неприятные моменты. Особенно, когда все время иметь дело с опасными веществами и открытым огнем. Но что кто-то из первоклашек найдет единственный способ превратить безобидное зелье от кашля во взрывоопасную смесь, профессор не предполагал.
– Мистер Блэк! – взволновался Слизнорт и выхватил волшебную палочку. – Вам не кажется, что вы переусердствуете?
– А? – Сириус взглянул на учителя. – Нет.
– В инструкции ясно значится: одна щепотка! – напомнил Слизнорт, быстро поборов первый инстинктивный испуг. – Вы же высыпали чуть ли не четверть банки.
– Мне казалось, так будет лучше, – пожал плечами Сириус.
– Но… – Слизнорт недоуменно покачал головой, опасливо заглядывая в котел Блэка. Он ожидал взрыва в любой момент. Но как ни странно зелье вело себя вполне мирно, если не обращать внимания на подозрительный цвет. – Ваше зелье красное!
– Красивее же, – довольно усмехнулся Сириус.
Сидевший в некотором отдалении Северус Снейп презрительно фыркнул.
– Зелье должно быть бурого цвета, как у мистера Люпина! – Слизнорт вновь покачал головой, указывая на котел гриффиндорца. Сириус окинул беглым взглядом варево и скривился:
– По-моему, омерзительно. На вид как жидкое дерьмо.
Опешивший профессор Слизнорт поперхнулся.
– Мистер Блэк, следите за своей речью!
Класс зашумел. Кто-то захихикал.
– А если добавить больше толченных когтей дракона, то зелье становится красноватым, – заметил Сириус.
– Да, но как же с его побочными свойствами? – возразил Слизнорт, шевеля пышными усами. – Когти дракона делают зелье взрывоопасным.
– Ну, – ответил Сириус и ослепительно улыбнулся. – Пока же ничего не взорвалось.
Зельевар внимательно оглядел слизеринца. У Сириуса Блэка явно имелась склонность к зельям. Это доказывал даже данный эпизод. У любого другого ученика всё бы взлетело на воздух при малейшей передозировки когтей дракона, а у юного Блэка лишь изменился цвет.
– Если вы хотели изменить оттенок, почему вы просто не добавили безвредный краситель? – поинтересовался Слизнорт. Ему, правда, стало любопытно.
– Ага, и ждать часа два пока подействует, – Сириус пренебрежительно махнул рукой.
Слизнорт невольно усмехнулся. Склонность к зельям у юного Блэка хоть и имелась, но вот выдержки и терпения для этого занятия явно недоставало. Так что зельеделом ему быть не суждено. «И слава Мерлину», подумал учитель, еще раз с опасением заглядывая в котел слизеринца, где булькала жидкая взрывчатка. От греха подальше он взмахнул над котлом волшебной палочкой, испарив содержимое.
– Я засчитаю вам это зелье, но в следующий раз, пожалуйста, придерживайтесь рецептуры, мистер Блэк, – заметил он. Сириус равнодушно качнул головой. Очевидно, то, что он только что чуть не взорвал целый класс, его не тревожило. «Истинный Блэк», хмыкнул про себя Слизнорт и, заранее улыбаясь, поспешил к Северусу Снейпу. Уж этот ученик его не разочарует. Снейп был прирожденным зельеваром, и, в отличие от Блэка, ему хватало терпения, так необходимого для успешного приготовления качественного зелья.
Сириус зевнул, прикрыв рот ладонью. Он взглянул на сидевшего в соседнем ряду гриффиндорца. Ремуса Люпина, чье тошнотворное варево ему только что привели в качестве примера. Русоволосый Люпин производил впечатление болезненного, тихого умника. Он казался стеснительным и нелюдимым. На уроках он старался не выделяться, но правильно отвечал на все вопросы, которые ему задавали учителя, хоть сам он никогда и не тянул руку.
Сириус наблюдал за тем, как, внимательно отсчитав необходимое количество, Люпин аккуратно добавлял ингредиенты в свой котел. Хоть Люпин и сидел рядом с рыжей плаксой из «Хогвартс-Экспресса», Лили Эванс, магглорожденной ведьмой, которая в зельях была лучше всех, он ни разу не спросил у нее помощи. В отличие от сидевшего перед ними Поттера, который то и дело оборачивался, требуя консультации Эванс, чем доводил девочку до белого каления. Сириус усмехнулся, когда Поттер обернулся в очередной раз.
– Эванс, помоги, – улыбнулся он рыжей. – Ты же свое уже сварила. А я все на месте топчусь!
– Топтался бы в другом месте! – прошипела Эванс. – Петтигрю тебе помочь не может?
– Ты ж знаешь, что не может, – Поттер сделал широкий жест рукой и задел банку с сушеными поганками, стоявшую на парте Эванс. Банка опрокинулась, и несколько грибов упало в котел Люпина.
– Дьявол! – зарычал пораженный Ремус, быстро снимая котел с огня и резко поворачиваясь к Сириусу. Тот с любопытством заглянул в его лицо и опешил. Обычно спокойные, чуть меланхоличные глаза тихого гриффиндорца горели неподдельной, почти звериной яростью. Или не яростью. Гневом. Или не гневом… Сириус не мог определить ту бурю чувств, которая пылала в этом взгляде. На короткий миг они встретились глазами: серые удивленные и неистовые желтовато-карие. Сириус изумленно улыбнулся гриффиндорцу. Тот же просто отвернулся обратно к Эванс, которая вовсю отчитывала Поттера. Было ясно, что так старательно приготовленное Люпиним зелье непоправимо испорчено.
– Люпин, ты же не сердишься? – беззаботно спросил Поттер. Сириус замер, прислушиваясь к ответу. Голос Люпина звучал спокойно и ровно, ни капли той бешеной ярости, которую только что увидел в нем Сириус:
– Нет, конечно. Ничего страшного.
Блэк пораженно ухмыльнулся. Это ж надо… Выдержки Люпину явно было не занимать. Он же собственными глазами видел, насколько взбешенным был гриффиндорец, когда понял, что вся его кропотливая работа пошла коту под хвост. Он видел его неистовый взгляд, от которого ему и самому стало не по себе. Увидь это Поттер, не стал бы задавать такие глупые вопросы. Но Поттер ничего не заметил. Похоже, никто не обратил внимания, лишь Сириус на краткий миг увидел, что за черти водились в тихом омуте, зовущимся Ремусом Люпиным. Блэк вновь усмехнулся. Это было очень любопытно.
После урока Сириус нагнал Люпина в коридоре. Рыжая плакса, недоверчиво глянула на него и ушла, прижав свои книги к груди. Ремус Люпин спокойно, но с легкой опаской посмотрел на слизеринца. Тот ответил на его взгляд полуулыбкой и представился:
– Меня зовут Сириус Блэк.
– Знаю, – отозвался гриффиндорец. – У нас вместе зелья, защита от темных искусств и трансфигурация. Я Ремус Люпин.
– Да, я в курсе, – усмехнулся Сириус, – на зельях ты блистал.
Люпин еле заметно напрягся. Блэк надеялся на более отчетливую реакцию. Но гриффиндорец хорошо владел собой. Он и глазом не моргнул.
– По-моему, в зельях ты намного лучше моего, – сухо отозвался Ремус.
– Скучный предмет, – пожал плечами Сириус. – Вот защита от темных искусств интересней.
Люпин молча кивнул, выражая то ли согласие, то ли безразличие. В конце коридора застыл Эйвери. Сириус вспомнил, что они собирались вместе пойти на обед.
– Ну, я пошел, – сказал он Люпину. – Увидимся.
Ремус Люпин неопределенно качнул головой.
