По-ехали!Не такими уж жизнерадостными были их лица. Хмурый, черноволосый и бледный мальчик посередине смотрел прямо перед собой, не обращая внимания на остальных. Время было уже довольно позднее, поэтому, вероятно, и зевал пухлый мальчик, развалившийся на диване слева. Зевал, испуганно поглядывая на черноволосого. А тот даже не смотрел на него, но вид – на взгляд пухлого – у хмурого мальчика был самый устрашающий. Другой сосед черноволосого – опрятный, явно чистюля, задумчиво поигрывал палочкой, будто всё, что происходило в этой комнате, его совершенно не касалось.
– …и так мы его перевоспитаем! – ликующе закончил взъерошенный мальчик и принялся протирать запотевшие стёкла очков.
Если он ожидал бурных оваций, то горько разочаровался. Его слушатели по-прежнему сидели молча. «Ошеломлены», – понимающе кивнул Джеймс:
– Теперь вы можете высказать своё мнение, господа. По-моему, план гениален.
– План? – испуганно подскочил пухленький, мгновенно перестав зевать: бледный мальчик посередине наколдовал под ним большой кусок льда, а затем резко встал со своего места.
– Вот бред! – заявил он, хмурясь еще больше. Пухленький и взъерошенный испуганно посмотрели на него. Опрятный замер, затем быстро и тихо сказал, обращаясь к черноволосому:
– Нет, это план. И цели у него хорошие.
– Я не собираюсь тратить время на эту ерунду! – крикнул черноволосый, скрестив руки на груди, и с отвращением посмотрел на пухленького: – Тебя как зовут?
– Питер Петтигрю, – пискнул тот.
– Никогда больше не смей рядом сидеть, Питер Петтигрю! От тебя пахнет старым сыром!
– Сириус! – вдруг заорал взъерошенный. – Ты прав! Трижды прав!
Радостный вопль подействовал на всех: черноволосый ошарашено замер, отступил на полшага и неожиданно присел на диван; пухленький начал икать, а чистюля уронил палочку, правда, тут же подобрал её и сдул пылинки.
– А? – только и нашёлся, что сказать, черноволосый.
– Я говорю, ты прав! – снова завопил взъерошенный псих.
– Ты не говоришь, – резонно заметил чистюля, – ты орёшь. А уже глубокая ночь.
Пухленький зевнул, чистюля чуточку сгорбился и прикрыл глаза, только на взъерошенного и черноволосого, казалось, не действовала усталость. Черноволосый во все глаза смотрел на взъерошенного, и на лице его застыло изумление.
– Да! – забегал по комнате псих-очкарик. – Как же ты прав! Надо в первую очередь заставить его, – он замер и торжественно произнёс, подняв указательный палец, – вымыться!
– Меня? – с невыразимым ужасом прошептал пухленький. – Но я моюсь!
– И главное, – не обращая внимания на панику пухленького, продолжил Джеймс, – заставить его… или лучше убедить? …. Нет, заставить – вымыть голову! Питер!
– Ч-что? – икнул тот и на всякий случай отсел подальше от черноволосого.
– Питер, – лохматый маньяк в одно мгновение оказался совсем близко – он присел рядом и проникновенно спросил, – скажи, ты носишь за пазухой кусочки сыра?
– Ч-ч-что? – слабо возразил Питер и заикал сильнее. Где-то за их спинами истерически засмеялся Сириус.
– Джеймс, ради святой Софии, – даже серьёзный опрятный мальчик улыбнулся, – оставь Питера в покое.
– Ну, это же важно, Ремус! – обиженно и запальчиво одновременно ответил Джеймс, повернувшись к чистюле. И вдруг кинулся к нему: – А ты! Ты согласен мне помочь?!
– Только не тряси меня, – продолжая улыбаться выдавил из себя Ремус (очень уж сильно его трясли), – я п-п-помогу-у!
Питер, осознав, что опасности он избежал (означенная опасность снова бегала из угла в угол, не обращая на Питера внимания), перестал икать и даже придремал. Сириус всё ещё нервно похихикивал, Ремус приводил в порядок мантию, разглаживая складки.
– Отлично! А когда Снейп помоет голову и перестанет так мерзко выглядеть, мы его окружим! И подружимся с ним!
– Правда?! – Сириус вдруг стал даже подвывать от смеха и скорчился на кровати, – как же… как же…
– Ты впечатлён! – восхитился Джеймс и подошёл к черноволосому: – Сириус, я всегда знал, что мы будем друзьями!
– Ааах! – держался за живот Сириус. – Д-д-даа!
– Питер! – воскликнул Джеймс, поворачиваясь к испуганному спросонья Питеру: – А ты? Ты с нами?
– Куда? – пробормотал Питер, а потом кивнул, снова засыпая: – Ага… с вами… п-пойду.
– Как же хорошо, друзья мои! – Джеймс раскинул руки, глубоко вздохнул и зевнул: – Но я так хочу спать!
– Давно пора, – тихо сказал Ремус, с улыбкой глядя на лохматого психа, и встал с кровати.
Питер уже давно спал, а Сириус отдыхал от смеховой истерики, сидя на полу и недоверчиво поглядывая на счастливого очкастого и взъерошенного идиота, которого зовут Джеймс.