Прятки.Пейринг: Тедди Люпин/ Виктория Уизли
Рейтинг: Все тот же.
Предупреждения: О! один раз употреблено крайне нелитературное слово.
Становится холодно – пришел ноябрь с его вечной слякотью, затяжными дождями и туманами по утрам. Вик не любит такую погоду: она, прямо как тетя Флер, «летняя девочка» - стоит только появиться малейшей сырости, так все – из дома ее не вытянешь. А жаль, я ведь как раз хотел показать ей сегодня, какие чудесные котята у наших соседей. Но придется опять весь день играть в прятки – остальные игры, по мнению бабушки, «слишком шумные». Мне не особо нравится такое времяпровождение, но зато его любит Виктория – а мы видимся не так уж часто, чтобы я позволил себе капризничать. Я же не девчонка.
А еще бабушка говорит, что эту игру очень любила мамочка – так ловко пряталась, что они с дедушкой часами не могли ее найти. Наверное, если бы мама была жива, мы с ней тоже часто играли бы в прятки. С ней и папой.
Иногда мне кажется, что бабушка становится хрупкой, как тонкая веточка, и тает буквально на глазах. Я не всегда понимаю, о чем она говорит. Например, когда она вспоминает о мамочке и прятках, она часто добавляет: « И Белла, Белла и Сириус тоже любили в это играть» - и усмехается. По спине от этой усмешке пробегает дрожь, и становится немножко, самую капельку страшно – но никогда и никому в этом не признаюсь. Особенно Вик.
Ну, кто такой Сириус – это ясно. Мой двоюродный дедушка, настоящий герой, погибший во время войны. Но вот кто эта Белла, я не знаю. Не может же бабушка, моя милая бабушка Андромеда, говорить об этой жуткой женщине, пособнице Темного Лорда, убившей мою мать?
Ладно, все, Вик, я не отвлекаюсь. Я считаю, честно.
Раз.
Мы играем в прятки. Hide-and-seek.
Стараемся забыть лица и чувства. Рвем на кусочки старые фотографии, а то, что остается, быстро сжигаем в жадном пламени камина. Выжигаем имена на семейных древах, перечеркиваем историю рода одной жирной линией. Отказываемся от всего ради одного человека.
И, когда возмездие настигает нас – стараемся не замечать этого, не придавать значения. Убеждаем себя, что не нас это наказывают. Нас – не за что. Мы же всегда были честны с собой и другими.
От воспоминаний не убежать, как бы ты не старался – рано или поздно это понимают все.
Не стоит играть с памятью.
На этих каникулах я совсем не видел Викторию. Она все лето провела у родственников во Франции, и даже писала редко; зато каждое письмо сквозило искренним восторгом и восхищением «страной ее предков».
Я совсем не обиделся, что вы. Да, Вик, конечно, была и остается моим самым лучшим другом – но ведь у меня есть еще множество приятелей, и с ними я провожу время ничуть не хуже, чем с ней.
По крайней мере, они принимают меня всего таким, какой я есть, и не говорят, по какому конкретно моему качеству они соскучились.
Уж точно не по моему упрямству и дотошности. Честно говоря, для меня это лето было не особенно веселым – чуть ли не все я провел, копаясь в семейном архиве. Изредка играл в квиддич с крестным, выспрашивая у него, каким человеком был Сириус – о нем он рассказывал много и с увлечением. О том, кем была Беллатрикс Блэк, мне приходилось узнавать из официальных источников – и ее личность, мягко говоря, пугала.
Не знаю, что привело меня к этим поискам – может, хотелось узнать, что объединяло с моей матерью таких разных людей. Почему-то в личности Нимфадоры Тонкс мне всегда чудилась некая тайна – возможно, из-за того, что после смерти мамочка стала неким канонизированным героем, лишенным всяческих недостатков. Таких людей, какой мне ее живописали, просто не бывает – а я хотел, страстно желал хоть немного, но сблизится с ней.
И знаете, что я вам скажу – история семьи Блэк крайне мрачная. Чуть ли не с каждой страницы на меня взирал призрак моего предка, жизнь которого была одна сплошная боль и страдание. Невольным уважением проникаешься к бабушке, которая сумела вовремя вырваться из этого змеиного гнезда – и чувством жалости к остальным Блэкам, какими бы ужасными людьми они не были.
Сириус, замечательный человек, по словам крестного, в свое время тоже сбежал из дома. Может быть, это его и спасло – в отличие от двух его кузин, Нарциссы и Беллатрикс.
Викки, растрепанный белобрысый подросток, подбегает со спины и крепко обнимает меня. Голос так и сквозит искренней радостью:
- Тедди, я так счастлива тебя видеть!
Но я, вообще-то, слишком обижен для того, чтобы ответить ей спокойно. Обернувшись, смотрю холодно в лукавую девичью мордашку и столь же размеренно произношу:
- Здравствуйте, мисс Уизли.
Обида и непонимание, отразившееся на ее лице, становятся мне наградой. Но – секунда, и она, сдержав рвущиеся с языка слова, улыбается. И отходит к своим подругам.
А мне почему-то кажется, что я, как в детстве, при игре в прятки, считаю – еще пара цифр, и пойду ее искать.
Два.
Мы играем в прятки. Hide-and-seek.
Прячем самое дорогое, что у нас есть, от близких людей. Скрываем свои чувства, не подозревая, что разбиваем тем самым сердце другому человеку. Отгораживаемся друг от друга стеной ледяного молчания, не желая сделать первый шаг. С радостью принимаем кандалы из родовой гордости и чести, делая это оправданием любому поступку.
И последствия бьют прямо в грудь, рикошетом. Только сделать что-то, исправить прошлое уже нельзя.
История не прощает подобных шуток.
Странно, но после смерти бабушки я не чувствую такой уж сильной боли. В этом мире стало на одного человека, любящего меня, меньше – но я готов это пережить.
Ведь многим сейчас гораздо, гораздо хуже. Я остаюсь, чтобы помочь пережить это деду – ему сейчас действительно тяжело. А меня готова поддержать уйма замечательных людей – крестный и мои друзья, и вся семья Уизли - кроме, наверное, одного человека.
Виктория Уизли не явилась на похороны бабушки – из-за своей трижды клятой французской гордости, вероятно.
А я сейчас, сидя у могилы Андромеды, отстраненно думаю – остался всего лишь один Блэк по крови, пусть и носящий сейчас другую фамилию.
Наверное, мне стоит поговорить с Нарциссой Малфой. Почему-то мне кажется, что она не откажет мне – хотя бы в память о своей сестре.
Нет, не так. О двух своих сестрах.
Поднимаясь, я слышу приближающиеся шаги – кто-то, легкий и маленький, идет ко мне по дорожке. Оборачиваюсь, торопливо заправив за ухо непослушную прядь – и вижу Викки, с заплаканным личиком, в траурной одежде, но все равно прекрасную. Наверное, это единственная вещь, которая в ней неизменна.
- Тэд, - говорит она растерянно, и в голосе ее тоже слышатся слезы, - Тэдди, прости меня, пожалуйста! Я… Я… Мне, правда, так жаль!
Но я не даю ей договорить, быстро приближаясь и прижимая ее к себе.
И сейчас я готов спросить себя – может ли быть, что все Блэки прятались от смерти?
И мне кажется, что разгадка как никогда близка.
И, как в детстве – только в этот раз Викки рядом, и ее не надо больше искать – считаю про себя.
Три.
Мы играем в прятки. Hide-and-seek.
Короткими перебежками – до ближайшего дерева. Затаиться, пока не пройдет мимо «вода» - слепая белобрысая девчушка с длинной косой наперевес. Посмотреть восторженно на смельчака, показавшего ей - в спину – язык, и испуганно отпрянуть, зажмуриться, боясь взглянуть на кровь, забрызгавшую зеленую летнюю траву.
Плата за ошибки всегда кажется слишком высокой, так?
Отворачиваешься. Слишком страшными выглядят пустые бельма глаз, по которым ползают глянцево-зеленые мухи.
А сердце бьется в груди испуганной птицей, и начинаешь паниковать, метаться по полянке загнанным зверьком, пока и тебя она не почует, пока не подойдет близко-близко - и уж тогда понимаешь, что это - конец. Не выигрывают в такой игре, не справиться нам, простым смертным. Боги – и те не все смогли.
И лениво чиркнет она острой косой – по бледной коже, и последним, что увидят затухающие глаза будут алые сгустки на бледно-зеленом стебельке одуванчика.
И все равно не сдаемся, играем, пытаясь урвать у Смерти минуту… секунду…мгновение.
Все разрешается, наверное, в тот вечер, когда я помогаю тете Гермионе разобрать документы в доме на площади Гриммо. Она не раз мне уже жаловалась, что там столько работы, что хватит не на один десяток лет – а крестный, дескать, очень уж помочь ее с этим просил. Вот я и решил прикинуться милым и вежливым пареньком, который не бросит даму в беде.
То, что я свой корыстный интерес в этом имел, от нее, естественно, умалчивалось.
Оказывается, Сириус, пока находился в вынужденной изоляции, вел активную переписку с множеством членов Ордена. И все письма сохранял. Я так подозреваю, что он, хитрец, еще и перечитывал их на досуге.
Только одно письмо отличалось от остальных по своей тематике. Оно, наверное, было написано в то время, когда мой двоюродный дедушка еще не сбежал из дома; и, при наличии мозгов, автора определить тоже не трудно.
« Дорогой кузен!
Должна тебе сказать, что твое поведение является просто аморальным. Большинство юношей нашего рода в твоем возрасте уже были помолвлены и хранили верность своей невесте. Ты же не только еще не сообщил родственникам о своей избраннице, но, видимо, и вовсе решил не обзаводится наследником ( по крайней мере, прижитым в законном браке).
Серьезно советую тебе немедленно прекратить подобное положение вещей.
Сириус, надеюсь, ты не особенно вдумывался в ту чушь, что была написана выше! Ты же понимаешь, что тетя Вальбурга на меня надавила. Причем, радуйся, что именно на меня – сначала она хотела обратиться к Трикс, но потом вспомнила, в каких вы находитесь отношениях.
К слову о Трикс – ты уж реши, пожалуйста, хотя бы для себя, чего тебе хочется больше – убить ее или трахнуть. Ваши отношения нервируют, честное слово. Причем в большей степени мою несчастную мать, чем кого-либо из нас.
Так, ну, если что – я тебе все сказала, ага?
Всегда твоя, Н.Б.»
И я, нервно покусывая губы, улыбаюсь – мне кажется, что я понял, с кем в прятки играли все трое.
У этого противника просто невозможно выиграть – но они хотя бы пытались.
И, думаю, все трое достойны уважения хотя бы за то, что они старались победить.
Четыре, да, Викки?
Мы играем в прятки. Hide-and-seek.
Всю свою жизнь, с самого рождения. Пытаемся скрыться от судьбы, не понимая, что попытки эти заранее обречены на провал. Она ведь, судьба эта, умнее и хитрее нас в тысячу раз. Что бы ты не делал, как бы не пытался сойти со своей дороги – ничего не получится.
Потому что выбор всегда делаем не мы, но – за нас. Потому что иллюзия этого выбора дает нам шанс жить спокойно и счастливо, не задумываясь о завтрашнем дне.
Потому что мы сами не замечаем того, что проиграли.
Сегодня мы с Викки объявим родственникам о своей помолвке.
Она улыбается, и кажется еще красивее, чем обычно – если это, конечно, возможно.
И я знаю, что буду счастлив с ней. Что когда-нибудь мы, смеясь, будем рассказывать детям о своих ссорах и недомолвках.
И я думаю – а что, если мы уже когда-то жили на этой земле, в этом мире, и сейчас переродились? Были ли мы тогда вместе? Были ли счастливы – так, как сейчас?
И я улыбаюсь, отгоняя непрошеные мысли и целуя в макушку девушку, которую мне придется любить.
- Дети, только не шумите, хорошо? У меня так болит голова…
- Конечно, миссис Тонкс. Тедди, поиграем в прятки?
Пять.
