Глава 4Что мог бы рассказать Годрик Гриффиндор
В то время пока я собирался поразить дракона, сидя на метле (то еще развлечение, если честно – метла не конь, на ней без рук не удержаться, а одна рука у меня мечом была занята), это коварное животное начало то наклоняться, то, наоборот, подпрыгивать. Нет, надо ставить вопрос об усовершенствовании метел, в первую очередь – о маневренности. Из-за этого проклятого дракона я два раза чуть в скалу не врезался!
Когда я увидел, что Салазар неосторожно вышел из пещеры, и этот зверь устремился к нему, у меня сердце замерло. Ну куда его понесло? Я все равно поделился бы с ним своим подвигом, ему вовсе не нужно было рисковать… Тем более, что ему ведь не хотелось этого делать.
Я уже бросился спасать своего помешавшегося друга, когда он вдруг сам позвал меня. Позвал подозрительно спокойным голосом и так, будто хотел переброситься парой слов в Хогвартсе – и это взамен куда более уместного «Годрик, помоги!!!»
Хотя, может, при драконах не стоит кричать – я же не знаю. Я приземлился, стараясь держать странно притихшую зверюгу в поле зрения, и тут Салазар меня буквально огорошил:
- Годрик, мы не будем убивать дракона.
Наверное, вид у меня в этот момент был весьма обескураженный, потому что мой друг тяжело вздохнул и повторил то же самое, только медленно и с ударением на каждом слове. А потом продолжил:
- Мы его заберем с собой в Хогвартс.
Эта фраза, которая другого бы окончательно сбила с ног, внезапно привела меня в чувство. Дракона? В школу?!
Салазар говорил, что ингредиенты можно брать и с живого дракона… Ну, кроме внутренних органов, но они не так часто требуются. Плевать мне на его ингредиенты!
Салазар говорил, что дракон разумен и даже говорящий. Ха, для него и змеи говорящие!
Салазар говорил, что было немало убитых драконов, но ни одного – плененного. Что убить дракона вполне возможно, но взять в плен – гораздо сложнее. Ничего не знаю, мне приятнее победить до конца.
Салазар говорил, что дракон уже побежден мною – мне осталось только нанести последний удар. И тем благороднее с моей стороны будет его помиловать. Мы шли не мстить, дракон ничем не навредил людям – и потому благородство не будет омрачено неисполненной клятвой мести.
И вот на этом пункте я сломался. Действительно, дракон в моей власти. Я посмотрел на его присмиревшую громаду. Дракон сидел в двух шагах от меня, похожий на гигантского, но на удивление тихого пса. Если бы только от этого «пса» не исходили волны вселяемого драконами ужаса… Но я уже как-то притерпелся.
Салазар, черт бы тебя побрал! Вот теперь я не могу его убить! Я никогда не воюю с теми, кто слабее меня, а теперь мы с этим драконом не на равных. Тем временем мой друг продолжал меня убеждать, описывая все выгоды от собственного дракона в школе. Во-первых, дети смогут изучить этот интереснейший экземпляр во всех подробностях, во-вторых, мы сами получим уникальную возможность узнать о драконах все из достоверного источника, в-третьих, это замечательная охрана для замка, в-четвертых, всегда под рукой будут ценные составляющие для зелий, в-пятых, наконец, это какой престиж для школы: все будут видеть живое доказательство тому, что Годрик Гриффиндор оказался настолько силен, что победил дракона, и настолько великодушен, что не убил его. Ну, последнее, конечно, несколько смущало, хотя и приятно грело душу.
Короче, Салазар меня уговорил. Особенно когда я представил себе триумфальное возвращение верхом на драконе в Хогвартс. А что, не самого же его отпускать лететь?
Я сказал об этом Салазару. Тот сразу как-то побледнел, смешался и предложил, чтобы я летел на драконе, а он к нам потом аппарирует. Нет, я, конечно, помню, что он боится… то есть недолюбливает высоту, но я же не смогу направлять дракона. Мало ли, что взбредет ему в голову? Вдруг он решит полить Хогвартс огнем? Замок-то выстоит, мы не зря на него столько заклятий наложили, но вот его обитатели перепугаются насмерть.
В общем, возражений со стороны Салазара я выслушивать не стал. В конце концов, со своими страхами надо бороться.
Что мог бы рассказать Салазар Слизерин
Когда-нибудь Годрик вгонит меня в гроб. Дракона уговорить проще, чем его! И почему этот жестокий человек никак не может понять, что умереть я хочу тихо, мирно, в своей постели – и желательно как можно позже? Мне же еще нет пятидесяти, я не хочу погибнуть во цвете волшебных лет!
Драконы не приспособлены для полетов. В смысле, для полетов на них людей – сидеть на таких зверюгах крайне неудобно. Держаться не за что вообще. Правда, гребни на спине расставлены достаточно широко, чтобы между ними кое-как смог втиснуться человек – и здесь я поблагодарил свою худобу, ибо Годрику было еще неудобнее, чем мне. Я слышал, как он вслух проектировал седло для полетов на драконе… И, собственно, это было последняя информация, которую успел обработать мой мозг – потом он просто отключился.
Очнулся я уже во дворе Хогвартса. Годрик, сидевший позади меня во время полета (и при этом почти неприлично меня стискивающий – потом он оправдывался, что держал меня, ибо боялся, что я навернусь!), уже успел соскочить вниз и что-то увлеченно втолковывал Ровене и Хельге, стоящим перед драконом с палочками наизготовку. Из окон торчали детские головы. Ровена предлагала заниматься и летом, но я ей возразил, что при той нагрузке, что у нас присутствует, круглый год мы не выдержим. Именно мы – дети-то выдержат все. Поэтому летом часть учеников (в основном мои, у родственников которых была возможность забрать их) разъезжалась по домам, а часть продолжала носиться по замку. Мерлин, какие только мысли не приходят в голову, когда стараешься оттянуть момент объяснения… Ибо Ровена – не Годрик, ее так просто не убедишь, что школе нужен
живой дракон.
Уберите кто-нибудь детей, я отказываюсь спускаться, пока они смотрят… Мой авторитет сильно упадет, если я не встану твердо на ноги, а что не встану – в этом я почти не сомневаюсь.
Никто из моих коллег, разумеется, тактичность проявить и не подумал. Хельга смотрит осуждающе, Ровена – не лучше. Ничего, Хельга любит зверушек… Правда, больше пушистых, но мы с драконом найдем путь к ее сердцу. А Ровена наверняка не устоит перед интереснейшими сведениями об этом ценном в магическом плане животном. Только уберите детей и дайте мне, наконец, слезть с этого чудовища! Желательно, до того трагического момента, когда Годрику придет мысль снять меня отсюда вручную – такого позора я точно не переживу.
Наконец Ровена соизволила разогнать любопытствующих. Но не потому, что желала оказать мне любезность, а потому, что собиралась устроить нам с Гриффиндором головомойку. При учениках же мы не выясняли отношений принципиально.
Я старательно строил из себя умирающего лебедя – несмотря на то, что, оказавшись на твердой земле, сразу почувствовал себя лучше. Драконье влияние, как ни странно, тоже отпускало – возможно, найдя с ним общий язык, я к нему приноровился. Но актер из меня хороший, поэтому Хельга очень скоро надо мною сжалилась и перестала поддерживать Ровену, которая, как обычно, не верила мне ни на грош.
Не поверила Ровена и в нашу душещипательную историю про то, как мы ловили дракона на чучело принцессы (я пообещал Годрику, что больше никогда в жизни не буду с ним разговаривать, если он проговорится, что принцессой был я), но тот нас раскусил (на этом месте Ровена особо скептически хмыкнула) и похитил меня, а Годрик героически…
И дальше почти по тексту. Я сознательно не стал претендовать на сомнительную славу в этом деле, ибо выглядело оно, если честно, довольно глупо. Максимальная роль, на которую я согласился (и то только потому, что замять мое присутствие вообще не представлялось возможным) – это роль драконоведа-консультанта, замешанного во все остальное против своей воли. Годрик сперва не хотел соглашаться – ему казалось несправедливым, что я лишаю себя своей части почестей в победе над драконом, но мне удалось его убедить, что так все же будет лучше.
За платье я тоже извинился сразу – пусть наши дамы выговорятся за все вместе и не будут иметь возможности припоминать нам события по мелочам. Платье пришлось бросить там, около пещеры – после всего, что я в нем пережил, оно окончательно потеряло приличный вид, и даже Годрик не решился его восстанавливать. Я клятвенно пообещал Ровене приобрести ей другой наряд. Та лишь пожала плечами – она, как я понял, вообще не заметила пропажи. Ну конечно, а вот если бы мы хоть тронули одну из ее любимых книг – об этом она узнала бы моментально! Но платья, разумеется, не стоят внимания Ровены Рейвенкло…
Разговор шел с переменным успехом, но я уже понял, что никто наше добытое чудище не выгонит. Хельга, правда, беспокоилась, что дракон будет внушать ужас ученикам, но я предложил поселить его на некотором отдалении от школы – там имелась хорошая широкая поляна. Можно ее окончательно расчистить и построить жилище для дракона. Я даже был готов заказать для него лепреконского золота – стоит оно для знающих людей всего ничего, а дракону будет приятно.
И когда мы начали обсуждать, чем будем кормить нашего нового питомца, я окончательно уверился: дракон у нас останется.
Что мог бы рассказать дракон
Я никогда в жизни не видел человеческих замков так близко. Зрение мне вернули еще у пещеры, когда я дал слово не нападать на людей, и потому ни что не мешало мне с любопытством озираться по сторонам. Правда, это еще кто на кого напал – но не будем поминать прошлого.
Мои… гхм… рыцари о чем-то спорили с вышедшими им навстречу дамами. Теперь-то я четко видел, что они отличаются друг от друга, и больше бы не совершил той глупой ошибки, но сделанного не воротишь. Не знаю, чего они там не поделили, но в результате мужчины победили. Мой собеседник – единственный из всех, кто разговаривал со мною на благородном языке – сообщил, что я теперь буду жить с ними.
Сперва мне даже нравилось. Мне построили вполне неплохое жилище неподалеку от замка: почти в точности воспроизвели мою пещеру, только сделали ее более удобной и красивой. Салазар – так звали моего нового друга – любезно учел все мои пожелания. А уж когда я обнаружил, что пол моего нового жилища выстлан толстым слоем золота, то был по-настоящему растроган.
Периодически за оградой мелькали маленькие человечки. Ограда, собственно, для них и была поставлена – так сказал Салазар, когда я удивился, зачем такая бесполезная вещь в отношении крылатого существа? Оказалось, что ее соорудили не для того, чтобы я не сбежал, а чтобы ко мне не лазили дети. Удивительно, сколько у них детей! Я слышал, что люди плодовиты, но чтобы несколько десятков на четверых?
Кормили меня бараниной – более мягкой и сочной, нежели горные козы. Салазар часто заходил в гости, и мы разговаривали по душам. Вообще-то драконы по натуре своей одиночки, мы даже семей как таковых не создаем, но иногда приятно поговорить с кем-нибудь. Особенно приятно, когда этот «кто-нибудь» не может стать твоим конкурентом, а значит, не надо беспокоиться, что он нападет. Салазар меня расспрашивал про драконов, и я не видел, почему бы не рассказать такую ерунду искренне интересующемуся существу. Я даже по-своему привязался к этому обходительному двуногому. Кстати, малыши были вовсе не их детьми – Салазар долго смеялся, когда я упомянул об этом. Он сказал, что они чужие, а здесь находятся временно, на обучении. Я не совсем его понял, но был рад, что мой друг в хорошем настроении.
Но в один прекрасный день – как раз начиналась осень – я вдруг узнал, что детей в замке живет куда больше, чем я видел раньше. Они нахлынули целой толпой, и их крики доносились даже до моей уединенной полянки. Салазар стал водить их ко мне группами – и, к сожалению, не для того, чтобы разнообразить мой рацион. Он что-то говорил им на своей людской тарабарщине, а маленькие человечки (еще меньше него) смотрели на меня круглыми глазами.
Детей приводили часто, едва ли не каждый день, и они постепенно привыкли ко мне. Правда, вплотную они не подходили, но кружились где-то поблизости.
Салазар коллекционировал мои чешуйки – говорил, что они очень красивые. Я очень гордился этим – а то, я весьма красив! Правда, когда он попросил немного моей крови, мне это не понравилось, но он обещал проделать все аккуратно и безболезненно. Неохотно я согласился, и моему другу действительно удалось меня не потревожить, хотя неприятный осадок все равно остался.
А потом я познакомился еще с одной принцессой.
Я обитал в замке почти год и дождался наступления очередного лета. Некоторые из надоедливых детей разъехались, занятия прекратились, и я наслаждался относительной тишиной. И вот тогда-то Салазар привел ко мне еще одного ребенка.
Это было самое маленькое человеческое создание, которое я только видел в своей жизни. Люди все на одно лицо, и все-таки из-за ее длинных черных волос и черных глаз на белом лице я решил, что она похожа на моего друга. И правда, он, улыбнувшись, сказал, что вот это как раз его настоящий ребенок. Действительно, от нее отходила знакомая приятная аура. Еще не очень широкая, ведь девочка была совсем маленькой, но все-таки это была принцесса!
Я вновь почувствовал себя счастливым. У меня теперь целых два талисмана! Ну… ладно, полтора. Но люди растут быстро, так что скоро будет два. Я благосклонно посмотрел на девочку.
Малышка тоже говорила на парселтанге – и если в присутствии отца обычно помалкивала, то позже, когда он стал оставлять нас и одних, болтала без умолку. В отличие от других детей, которым, как я уже знал, было запрещено приближаться ко мне, она спокойно подходила, гладила меня и даже залезала наверх.
Первый конфликт у нас возник, когда она попыталась отковырять от меня чешуйку. Это было жутко щекотно, и я попросил ее так не делать. Девочка упрямилась, а когда я стал настаивать, закатила скандал. Салазар ее тогда забрал, но она возвращалась вновь и вновь – даже когда опять началась занятия.
Дети, дети – бесконечные дети. Осмелевшие старшие и младшие, которые видели меня впервые, а потому смотрели как на чудо какое-то.
Дочка Салазара, которая слушалась только его, а он далеко не всегда видел, что она вытворяет.
Сам Салазар, которому все чаще и чаще нужны были какие-то частички меня.
Рыцарь Годрик, который периодически заглядывал ко мне в жилище и, показывая меч, выманивал наружу.
Две зимы, проведенные без спячки – маги обогревали мою искусственную пещерку заклинаниями – и невероятная скука по долгим красивым снам.
Наконец, грусть по свободной тихой жизни и полетам – полетам без конца…
И однажды, когда занятия в очередной раз закончились, я понял, что больше так не могу.
Сперва я хотел попрощаться с Салазаром – это было бы вежливо, но в последний момент понял, что он не отпустит меня. Заговорит, оплетет сетью своих слов – о, говорить он умел! Нет, я должен бежать. Пусть бегство – это позорно, но я больше не мог жить среди людей. Их слишком много, они слишком шумные, им слишком многое от меня нужно.
И вот в одну из теплых летних ночей я вышел из своей пещеры, взмахнул крыльями и полетел. Я знал, что это никого не встревожит – мне никто не запрещал летать. Меня хватятся только утром, когда принесут завтрак, но тогда я уже буду далеко.
В качестве послесловия
Сердце Салазара было не на месте. Маленькая дочка, такая хрупкая и беззащитная, рыдала у него на коленях, уткнувшись носом в рубашку отца. Сквозь всхлипы доносилось только одно членораздельное слово:
- Дракон… мой дракон!..
Салазар гладил дочь по голове, перебирая гладкие черные пряди. Неблагодарная скотина! Чего ему еще было нужно? Версию Годрика, что дракон, мол, возможно соскучился по свободе, Салазар отмел как несостоятельную. Ну что ждало дракона на этой свободе? Полуголодное существование, холодные зимы, постоянная опасность нападения драконоборцев… Хороша свобода, нечего сказать!
Но на самом деле дракон не особо беспокоил Слизерина. Куда большую тревогу вселяло горе дочери, которая плакала, не переставая, уже несколько дней. Салазар пытался разогнать это горе как мог, но ни сладостям, ни нарядам, ни подаркам не удалось справиться с детскими слезами. Дочери Слизерина нужен был дракон – вынь да положь! А Салазар впервые за свою жизнь чувствовал себя беспомощным.
Но делать что-то было надо. Малышка, и без того худенькая и бледная, осунулась окончательно. Мысли Салазара стремительно метались, ища выход из этой ситуации.
Дракона, разумеется, уже не вернешь. Раз уж он улетел, то вряд ли будет прятаться где-то поблизости. Какого другого дракона тоже не поймать – никто не занимается такой глупостью, как ловля драконов. Только они с Годриком могли выкинуть такой номер, но второй раз не повезет даже им.
Согласится ли дочка на кого другого? Но на кого? Ей нравилось болтать с драконом на парселтанге, и он одобрял это, практика – дело хорошее. Но со змеями особо не пообщаешься – Салазар как никто понимал, что интеллект дракона на несколько порядков выше змеиного.
И внезапно решение пришло само собой.
У Слизерина было множество знакомых, через которых он доставал все, что ему требовалось. Спектр товаров был неимоверно широк – от тончайших тканей для рубашек до ценнейших ингредиентов для зелий. Салазар был достаточно состоятелен для того, чтобы выбирать и быть придирчивым.
Один из поставщиков не так давно намекнул ему на особо ценный и редкий товар: каким-то неимоверным способом ему удалось достать яйцо василиска. Слизерин вынужден был с сожалением отказаться от этого интересного предложения – все-таки школа и толпы сумасшедших детей…
Но что значит школа и чужие дети, когда речь идет о его собственной дочери?
Слегка покачивая на коленях безутешно всхлипывающее дитя, Салазар заговорил. А что его дочка думает о другом драконе? О совершенно другом драконе. Ее собственном. Бескрылом – таком, что не сможет улететь. Не любящем солнце – таком, что будет жить у них, в подземельях.
Малышка замерла. Конечно, ей хотелось прежнего дракона – но тот все-таки был школьным,
общим. А девочка была истинной дочерью Слизерина –
свой собственный дракон выглядел для нее куда более привлекательным. Да и то, что он будет жить совсем рядом – это же чудесно! Очень часто в холодные зимние дни отец не отпускал ее к драконьему загону, а тут и выходить никуда не надо.
Рыдания прекратились. Салазар задержал дыхание – его дочь принимала решение. Если бы у него были свободны руки, он скрестил бы пальцы на удачу.
И наконец дочка повисла у него на шее, воскликнув:
- Хочу! Хочу своего подземельного дракона!