Глава 4
Снейп нервничал до того момента, пока самолёт не оторвался от земли. Постепенно набирая высоту, он поднимался над просыпающимся Лондоном, пока город не скрылся за плотной завесой облаков.
Только тогда профессор расслабленно откинулся в кресле и прикрыл уставшие глаза. Напротив него сидел ёрзающий Гарри, ни на мгновение не отрывающий жадный взгляд от иллюминатора, хоть за ним больше ничего не было видно. Он никогда раньше не летал, и теперь с восторгом и трепетом впитывал новые ощущения. Это походило на опасную невесомость. На заплыв на глубину, когда до дна много метров и достать его ногами невозможно.
Он хотел поделиться своим восторгом со Снейпом, но не решился будить задремавшего мужчину. Сейчас, пока профессор спал, разгладилась тревожная складка между бровей, и он казался не таким и старым. Вчера, когда Гарри впервые смог рассмотреть его лицо, профессор показался ему очень старым и болезненным, а теперь перед ним сидел обыкновенный тридцатилетний мужчина, который вполне мог быть ровесником его отца.
Возможно, они даже были знакомы, когда учились в школе? Или дружили?! Мальчик невольно вздрогнул от смелости своего предположения. Да нет, быть того не может. Познакомившись с мрачным зельеваром, сложно было представить, что у того вообще могут найтись друзья. А кто бы добровольно согласился терпеть медленную иссушающую пытку его нездоровым сарказмом?
Гарри подумал, что именно ему выпала роль такого несчастного. Но вместо страха или неудовольствия в груди было тепло. Он, как бы странно это ни прозвучало, чувствовал себя уверенно около этого человека. Мальчик испытывал благодарность за спасение от Дурслей, был восхищен снейповым мужественным самообладанием и скрытой за грубостью заботой.
«Наверное, ему тоже тяжело пришлось в жизни, поэтому он и притворяется таким страшным, - подумал Гарри. – А ведь он никакой не злой на самом деле! Просто старается отпугнуть всех от себя. Интересно, зачем? Может быть, он боится к кому-нибудь привязаться?»
И в этот момент десятилетний мальчик принял твёрдое решение заботиться о своём взрослом профессоре.
«Я хочу, чтобы он всегда был таким, как сейчас. Спокойным. Чтобы с ним всё было хорошо!»
Если бы Гарри мог до конца осознавать, какая опасность нависает над ним и его невольным спутником, он бы испугался. Но в десять лет любому человеку, даже самому слабому, самому боязливому – море по колено. И никакие Тёмные Лорды не могут остановить благородный порыв. А Гарри Поттер никогда не был трусом – это просто оказалось невозможно в компании Дадли, постоянно норовившего втянуть кузена в роль боксёрской груши. А ведь были ещё дядя с тётей, любящие выместить на племяннике свою злость – бывало, дело не обходилось одними только криками и руганью…
Таким образом маленький Поттер был готов к ответственной миссии по спасению мира. И боялся Волдеморта намного меньше, чем школьную компанию Дадли Дурсля или гнева дядюшки Вернона.
Что за ребёнок в своих играх не мечтал спасти мир? Кто не видел себя героем в смелых фантазиях? Вряд ли такие мечты могли обойти стороной мальчишку, которого через полтора месяца старая шляпа должна будет отправить в Гриффиндор, факультет Хогвартских смельчаков.
И Гарри, то ли во сне, то ли наяву, видел картины кровавых битв, осаждённых замков, боевых драконов, могущественных волшебников, себя на белом коне и в сверкающих доспехах, со срывающимися с пальцев колючими молниями… Видел, как гибнут от ударов волшебного меча враги, как умоляют о пощаде, как кричат боевой клич его воины, и реют на ветру флаги… Наверное, он всё-таки заснул, потому что во сне Волдеморт выглядел не змееподобным чудовищем, каким описал его профессор Снейп вчера вечером, а прекрасным черноволосым юношей в развивающейся мантии, с хищной улыбкой, и с его палочки готово было сорваться заклятие, способное уничтожить мир… И оно сорвалось – с зелёной вспышкой, с криком: «Гарри!», который он слишком часто слышал в своих кошмарах. Так кричала его мать в тот хэллоуинский вечер…
Тётя и дядя утверждали, что его родители попали в автокатастрофу, и он считал эти сны бредом, но разговор с Дамблдором убедил его в обратном. Он, будучи младенцем, сумел запомнить день, в который погибли его родители.
Гарри болезненно сморщился, но в этот раз впервые не проснулся со слезами. Он, герой света, взмахнул зачарованным клинком, и вонзил его в грудь Тёмного Лорда. И тот превратился в горсть пепла, унесённую ветром.
Поттер не знал, почему не проснулся и увидел сон до конца, досмотрев до победы, а не проиграв в схватке. Потому что узкая, прохладная ладонь профессора Снейпа легла на его лоб.
Тот уже давно не спал, и сразу заметил, как меняется выражение лица заснувшего мальчика. Он не смог объяснить, зачем делал то, что делал. Зачем водил рукой по спутанным волосам, утешая. Что это, жалость?
А пока Гарри досматривал свои волшебные сны, самолёт стремительно мчался на восток.
***
Я мечтал, чтобы Поттер проспал до конца полёта, но как можно заставить ребёнка спать целых четыре часа?! Стоило бы подлить ему сонного зелья в чай, но я не решился.
Мне и так повезло – он спал около трёх часов, и я наконец смог насладиться тишиной. Но, проснувшись, мальчишка тут же принялся задавать такое количество вопросов, будто пытался компенсировать длительное молчание.
- Мистер Смит, - я поморщился. Фамилия «Поттер» нравилась мне намного больше, как ни странно. А уж придумать что-то более банальное, чем Смит, надо уметь... Альбус плохо старался. – Нужно ли напоминать вам о некоторой секретности, создаваемой вокруг нашего… быта? Не думаете же вы, что я прямо здесь буду отвечать на ваши провокационные вопросы?
- Но вы обещали… сэр!
- Да. Но я и не отказываюсь от своих слов. Если бы вы оказались немного внимательнее, то услышали бы, как я сказал «не здесь». То есть всему своё место и время. А пока можете или поговорить о чём-нибудь нейтральном, или помолчать, что предпочтительнее.
Поттер улыбнулся, и я заметил, что его совсем не пугает мой строгий тон. И фирменный взгляд, способный довести до слёз не только хаффлпаффских первокурсниц, тоже. Либо мальчишка героический гриффиндорец до мозга кости, как и его дорогой папочка, либо у него просто-напросто отсутствует всяческий инстинкт самосохранения! Тогда Тёмному Лорду сказочно повезло – возможно, однажды этот смельчак безмозглый бросится на него и попытается задушить голыми руками!
Сказать по правде, эта мысль заставила меня впервые по-настоящему испугаться за мальчишку. Я не хочу… Я боюсь, что с ним что-то может случиться! О Мерлин, где твои глаза! Если ты там, на небесах, не рассказывай об этом Лили, она меня убьёт. Я, Пожиратель смерти и вечная жертва Мародёрского нрава, забочусь о её сыне… Какой поворот сюжета!
- А вы случайно не знали моего отца, сэр? – спросил мальчик, и я дёрнулся. Почему? Почему, чёрт возьми, он спросил?!
- Ну…
Я не знал, что ответить. Если я расскажу правду, он начнёт ненавидеть меня прямо сейчас. Но если я совру, он всё равно со временем всё узнает, и тоже будет ненавидеть меня, только чуть позже. Я не мог решить, какой путь выбрать и почему меня вдруг волнует отношение какого-то ребёнка?
Он всё равно начнёт презирать меня, как только попадёт в школу и узнает обо мне правду: что на самом деле я мерзкий, всеми ненавидимый учитель, срывающий злость на учениках, снимающий баллы за каждый чих и назначающий бесконечные отработки… Почему-то рядом с этим мальчишкой моё привычное поведение казалось чем-то тошнотворным и непростительным. Почти как непростительное проклятие: каждое его применение навсегда меняет твою личность, и это же произошло со мной.
Когда? Не знаю, наверное, когда я понял, что хочу от жизни большего. Именно тогда я сделал первый шаг в сторону тьмы, даже не догадываясь о её существовании.
А рядом с маленьким Поттером мне хотелось быть светлым. Я не собирался становиться ему ни отцом, ни добрым дядюшкой, но после своих кошмарных Дурслей он заслужил чего-то большего, чем я! Чем тот я, который постоянно сердится, кричит, злится… С него хватит несчастливого детства, но разве я тот человек, который сможет сделать мальчишку счастливее? Я и по имени-то его ни разу не назвал!
И это холодное, обезличенное «сэр» вдруг резануло слух. Не нужно было заставлять его называть себя так. Это отнимает всякую надежду на доверительные отношения… Мерлин, о чём речь? Доверительные отношения с маленьким Поттером?
«Меня зовут Северус», - подумал я, но озвучить не осмелился.
Мальчишка продолжал выжидательно на меня смотреть, и я решил говорить правду и только правду. Ну, в приемлемой форме, разумеется.
- Я знал Джеймса Поттера, вашего отца. Мы учились на одном курсе, но на разных факультетах. Я из Слизерина, он из Гриффиндора. Это враждующие дома, но с вашим отцом и его товарищами у меня сложились особенно неприязненные отношения.
- Почему, сэр?
Ну вот как произнести фразу: «Потому что они меня обижали» так, чтобы не сдохнуть на месте от стыда?!
- Он был плохим? – тихо спросил мальчик.
Всё моё существо закричало громкое, яростное «да». Но вместо этого я ответил:
- Мы друг друга стоили. Их было четверо, они называли себя Мародёрами – это очень подходящее название, поверьте! – и обожали дурацкие шуточки, одна из которых едва не стоила мне жизни. В тот раз именно ваш отец спас меня, и в этот день я возненавидел его бесповоротно.
- Вы хотели умереть? – изумился Поттер.
- Да нет же! – рявкнул я. Что за вечные суицидальные мысли в его кудрявой голове? Неужели я так похож на человека, стремящегося к смерти? Ну, если хорошо разобраться… - Я не собирался умирать, это была инициатива вашего сумасшедшего крёстного! Он заманил меня в Визжащую хижину, где их приятель-оборотень едва не разорвал меня на кусочки, а ваш отец, рискуя собой, уволок меня оттуда.
Поттер непонимающе глядел мне в лицо, пытаясь прочитать на нём хоть что-то. Но я по привычке надёжно маскировался.
- Так в чём же его вина тогда?
- В том, что это унизительно! – не выдержали мои нервы.
Маленький наглый глупец! Как он не понимает?! Хотя откуда ему понять? Он же сын Джеймса, гриффиндорец до кончиков волос… И если он попадёт на какой-нибудь другой факультет, я торжественно клянусь отгрызть себе левое ухо! Мальчишка же явно готов вскочить среди ночи и побежать спасать своего врага, не задумываясь, что и сам может попасть под угрозу. О, он даже готов мужественно погибнуть, отдавая свою жизнь за…
Я вздрогнул. А если он и правда погибнет, защищая волшебный мир от Волдеморта? Ведь это… Мерлин, это ведь более чем вероятно!
В горле появился неприятный комок. Что я смогу для него сделать? Стоять позади, чтобы успеть вмешаться, прикрыть спину, а если ему не удастся – попытаться закончить начатое? Нет, о господи, он не должен умереть! Никто не должен умирать! Я ненавижу войну…
Самолёт пошел на посадку.
***
Я встречала их в аэропорту.
Приехала в столицу ещё несколько часов назад, чтобы вспомнить, как выглядят её улицы… Не была в городе с конца мая, но показалось, что он изменился до невероятности.
Я отвыкла от людей и от толпы. Никогда не чувствовала себя уютно в скоплении народа. Тем более моя любимая паранойя твердит, что это опасно. Знаю, знаю, но я тоже не новорожденный котёнок!
Я даже зашла в несколько полупустых магазинов, но ничего, естественно, не купила. Потом вернулась к автомобилю.
Дорога до Шереметьево заняла немало времени – я слабо ориентировалась на местности. Вообще, аэропорт – далеко не самое популярное место в Союзе, откуда до недавнего времени почти никого и не выпускали...
Мне, например, пришлось повозиться, чтобы в своё время получить заветный билет… Не иначе как из-за примелькавшегося ненужным структурам лица…
Не думала, что самолёты могут вызвать у меня такую необъяснимую тоску. Сразу же отчаянно захотелось бросить всё и улететь. Но я одёрнула себя: не маленькая! Мой возраст и положение в обществе не оставляют возможности для ребячества.
Но всё-таки это прекрасно… Ощутить себя свободной. Парящей в небесах… Если бы я смогла превратиться в птицу, если бы меня унёс в когтях дракон, если бы сейчас у меня в кармане лежал билет на любой из этих проклятых самолётов!..
Я едва не опоздала.
Пассажиры с рейса Лондон – Москва буквально выплеснулись мне навстречу, и теперь плавно обтекали с обеих сторон, потому что я была скалой, а они – водой. И я осталась стоять там, где стояла.
Я узнала их сразу. Худой, бледный мужчина, похожий на мечту Брема Стокера, вцепившийся в руку маленького растрёпанного мальчика в круглых очках. Цепкий чёрный взгляд мужчины сразу зацепился за меня, и я помахала ему рукой.
Они приблизились и остановились, чувствуя некоторое смущение.
- Меня зовут Алиса, - сказала я. – Но вы можете называть меня Эллис, думаю, так вам будет привычнее.
- Северус Снейп, - представился мужчина и пожал протянутую руку. – Или Смит, если вам угодно.
- А я – Гарри! - заявил мальчик, и я зачем-то взлохматила его волосы. Он сначала довольно сощурился, но потом вспомнил, что уже взрослый, и в зелёных глазищах вспыхнуло недовольство.
- Очень приятно и всё такое. А теперь поехали. Боюсь, наши фэйсы и так уже всем запомнились.
Разбивая толпу бессистемно снующих туда-сюда пассажиров, своеобразное броуновское движение человеческих особей с чемоданами, я пробилась к выходу и уже минут через пять добралась до своего автомобиля.
Северус – кошмарное имя! – Сева уставился на него с таким недоверием, будто я предлагала путешествие на диких гусях. А Гарри уже уверенно забирался внутрь, слава Богу, не на переднее сидение.
- У вас руль неправильный, - сказал он.
- Это у вас в стране руль неправильный. А у меня – как надо!
Когда мы вырулили на шоссе, оба моих пассажира вцепились в сидения с такими лицами, будто это их последняя поездка. О небо! Могущественный волшебник Дамблдор, с кем ты связался? Это точно спасители мира, или ты что-то перепутал? Неужели маразм добрался и до твоей седой головы?!
Дорога до дома заняла около полутора часов, если учесть, что со скоростью ниже ста я теперь принципиально не езжу – пытаюсь выяснить, не уготована ли мне судьба жертвы дорожно-транспортного происшествия – это было бы смешно со стороны судьбы. Хорошо хоть в субботний день трафик был не очень оживлённый, и не приходилось каждые двадцать метров выписывать любимые манёвры с постоянными попытками перестроиться из ряда в ряд.
Странно, я уехала отсюда только сегодня утром, а уже соскучилась по природе. Город меня убивает, давит, заставляет бояться. А дача – я предпочитаю говорить о ней «дом» - место, в котором всегда можно ощутить уют и спокойствие.
Надеюсь, этому мои гости не помешают. Иначе придётся закрыть их в подвале… Да, это отличная мысль! Утешает.
Ворота поползли в сторону, открывая вид на оформленную в старинном английском стиле аллею, окруженную низкорослыми дубами, и особняк в её глубине. Гарри восхищённо ахнул, на лице Севы ничего не отразилось. Он вообще не выглядит живым, так слабо проявляются его эмоции. Специально наблюдала за ним всю дорогу в зеркало заднего вида, ожидая увидеть страх, любопытство, интерес или просто нормальную человеческую улыбку. Я немало знаю таких людей: они давно сломлены жизнью, но делают вид, что всё в порядке. И нужно старательно присматриваться к их глазам, чтобы заметить хоть что-то настоящее. Не могу понять, сила это или слабость. Наверное, сила, если они могут с этим жить.
Я оставила машину возле парадного входа, чтобы гости могли попасть в дом через холл, а не через гараж. В этом жесте было немного гостеприимства и немного, естественно, позерства. Потому что особняк у меня и правда шикарен. Это я не хвастаюсь, а горжусь, ибо он целиком и полностью – моя идея. Начиная от цвета стен и черепицы и оканчивая резьбой на лестничных перилах.
- Вижу, Альбус позаботился о нашем комфорте, - съязвил Сева, входя в дом и лениво осматриваясь.
- Я провожу вас в ваши комнаты, приводите себя в порядок и спускайтесь в столовую, вон она, за теми дверьми справа. Будем завтракать. Или даже обедать.
Я подхватила сумку стоящего в нерешительности мальчика и, показывая гостям пример, ступила на лестницу. И только почти миновав первый пролёт, услышал за спиной торопливые шаги.
***
Трое мужчин, появившиеся прямо из воздуха около дома номер 4 по Тисовой улице в Литл-Уингинге, даже не пытались замаскировать своих преступных намерений. Впрочем, смысла в этом и не было – улица оказалась пуста.
Они подошли к светящимся окнам гостиной. Там собралась вся семья: отец, мать и ребёнок смотрели телевизор и не замечали пристального внимания к себе со стороны подозрительных личностей.
- Малфой – женщина. Питер – мужчина.
Тройное империо, наложенное через распахнутое в летний вечер окно, было выполнено с великолепной точностью.
«Их нельзя убивать в доме, - объяснял перед началом операции Сириус. – Мы должны их подчинить и вывести наружу, где чары не действуют. А с их смертью Поттер окажется таким же уязвимым, как любой другой ребёнок. Так что всё проще, чем кажется»
Под действием заклинания маглы послушно спустились с крыльца и очутились перед Пожирателями.
- Где Поттер? – спросил Малфой.
- Его забрали, - ровным голосом ответила Петунья.
- Что?! – выкрикнул Питер.
Сириус побледнел. Люциус дёрнулся.
- Кто?
- Мужчина в чёрном. Из Хогвартса.
- Носатый, с грязными волосами? – не без сумасшедшей улыбки поинтересовался Блэк. Рука, держащая палочку, чуть заметно дрожала.
Женщина послушно кивнула.
- Чёрт возьми, это конец! – всхлипнул Питер.
- Я убью этого урода! – пообещал Малфой.
- Теперь он не появится на собрании. Нас сдали.
- Что теперь делать, Блэк? Ты же у нас главный?
Сириус молчал довольно долго, потом чуть приглушенно сказал:
- Мы должны убить маглов.
Первая зелёная вспышка осветила двор, и дядя Вернон упал замертво. Чуть позже к нему присоединилась жена. Сириус стоял, не отрывая взгляда от Дадли. Теперь дрожала не только его палочка, а и он весь. Руки были сжаты в кулаки.
- Хочешь, я? – с неожиданным пониманием предложил Петтигрю. – Я знаю, как тяжело в первый раз…
- Я… Это ведь последний родственник Гарри… Но если мы оставим ему жизнь, Поттер сможет вернуться. Мы не должны…
- Давай я помогу, Сириус?
- Нет! – вдруг яростно закричал Блэк. – Это мой путь, и я его выбрал! Авада Кедавра!
Дадли рухнул на каменные плитки около родителей. Сириус, не оборачиваясь, выскочил на улицу. Через минуту в вечернем небе над покатой крышей опустевшего дома загорелся Знак мрака.
