Глава 4День четвертый.
Двадцать восьмое декабря, 2014 год.
До нового года осталось всего ничего, и столько всего произошло, что я просто не могла не сесть за свой дневник и не чиркануть пару строк.
Начну с того, что я уже не та я, которая с накрашенными глазами уезжала из родной Беларуси в далекую тропическую страну на войну.
Сопли и слезы закончились, когда я сошла с трапа самолета в долине Поусат под огнеметным дождем вперемежку с настоящим. Вспоминать тот день страшно даже сейчас. Но почему-то мне кажется, если я сейчас опишу его, кошмары пройдут…
До сих пор перед глазами стоит грузно оседающее тело майора Маслова. Кровь на руках. Мой отчаянный крик. Я тогда так испугалась, что мужики подумали, что я спятила. Но мне хватило суток, чтобы собраться и решить для себя – кто я и для чего меня сюда отправили.
Я выкинула всю косметику, оставив все необходимое. Вместо того, чтобы щеголять перед бойцами голыми коленками, как медсестры из расположения, я надежно затянулась в черный миротворческий костюм их плотного хлопка, похожего на деним. Уже через неделю были только две вещи, которые выдавали во мне женщину – грудь, которая своей красотой буквально сводила с ума всех окружающих, но с которой я не могла ничего сделать, кроме как обтянуть в черную майку без рукавов, иначе я бы просто сдохла от духоты, и волосы, которые я не остригла только потому, что это мое достояние – черные густые локоны, от которых я ни в жизнь не откажусь. Даже если меня будут пытать америкосы…
Кстати об америкосах. У этих ребят явно не все в порядке с головой. Они не гнушаются ни санитарными колоннами, ни мобильными госпиталями, я уже не говорю о миротворческих штабах – они бомбят все подряд, лишь бы им платили их американские «бабосы».
Я устала. Если честно, я устала от навязчивого внимания бравого полковника Кухнаева. Мужик он неплохой, но слишком уж любвеобильный. И это если не считать того факта, что дома его ждут жена и две дочери. Я фотографию видела. Еще я устала от нескончаемого рокота автоматов по ту сторону гор. Устала от непривычной камбоджийской пищи, которой я до сих пор не могу привыкнуть, потому что наша не доезжает до нас. Спасибо американским солдатам…
Но я не устала воевать. Это мое. Теперь я это поняла.
Мне нравилось давить вражеские войска своим интеллектом, – разрабатывая планы и стратегические построения, я брала тактические моменты боя в свои женские хрупкие руки. А так как майор Маслов погиб еще на пути в Поусат, то командовать «парадом» пришлось мне.
Дождь бил по брезентовой крыше моей палатки, когда в дверной разъем вальяжно вошел Кухнаев.
- Елена Евгеньевна, - его манера держаться со мной так, словно я уже ему отдалась, раздражала, - не хотите попить чайку?
- У меня есть чай, и я его уже попила.
Я кивком указала на дымящуюся алюминиевую кружку.
Полковник кашлянул.
- В таком случае, может, пройдемся?
Я отложила карандаш и линейку, которыми я делала разметку на карте наступления, и внимательно всмотрелась в лицо боевого начальника.
Он был симпатичен всем, кроме меня. Ну, не в моем, черт возьми, вкусе горячие брюнеты. Мне больше нравились блондины, шатены… Я помнила Сашу Илюшина, его глаза, ждала, когда все закончится, я его найду, и мы поговорим… Мысли опять потекли не в том направлении, поэтому я, чуть грубее, чем положено, ответила:
- Товарищ полковник, я не имею права не подчиниться приказу, но мне хватает сил и выдержки не поддаться на ваши провокации, понимаете, о чем я?
Кухнаев хмыкнул:
- И с чего это мы такие гордые? Больше полугода без мужика, а корчишь из себя…
- Кого, полковник Кухнаев?
- Ладно, забыли, - махнул рукой он и зашел в палатку. – Я вообще сказать пришел, тут новобранцы из Беларуси летят. Правда, они через Афган летят…
У меня перехватило дыхание. Единственным представителем моей страны в офицерском составе числилась я. А теперь сюда летели другие белорусы.
- Офицеры?
- Да.
Я даже рассмеялась.
- А когда они будут?
- Вертолет прибудет в расположение через час. Так что готовьтесь, Елена Евгеньевна.
Полковник кивнул и вышел.
Я сторонилась людей и почти все время проводила в своей палатке, работы было много, скучать не приходилось. Лишь по ночам я долго не могла уснуть под аккомпанемент войны «вприкуску» с воспоминаниями. Хотелось домой, к маме, попросить у нее прощения… А сейчас сюда летят ребята из Беларуси, и я понимаю, что мне очень хочется всех их увидеть. Тем более они, скорее всего, в курсе, что здесь есть земляк-офицер, пусть и женщина, но им все равно будет приятно. Я надеюсь…
- Капитан!
Российский лейтенант залетел ко мне в палатку и, быстро отсалютовав, взахлеб начал:
- В общем, я все узнал: ребят будет восемь – три старлея по любому, остальных не знаю. Всех к вам в командование, похоже. Кухнаев, - Смирнов зашептал, - что-то недоговаривает…
- Смирнов! – Снаружи раздался бас полковника.
Парнишка съежился и виновато взглянул на меня.
- Свободен, боец, - разрешила я.
Что-то подсказывало мне, что самое интересное только начинается.
Дождь усиливался с каждой минутой ожидания. Природные катаклизмы реально задолбали – в Камбодже сезон дождей должен начаться только в конце мая. А тут зарядил, как в июньской Беларуси.
Вертолет приземлялся на расчищенную площадку уже в темноте – на часах десять вечера, не видно ничего.
Я стояла позади всех, прикрываясь от ливня плащ-палаткой из какого-то тонкого материала. Холодно не было, было очень душно и сыро.
Но я ждала…
Когда полозья вертолета только коснулись земли, из него начали выскакивать бойцы. Все как один сплошные терминаторы – высокие и мускулистые. Одинаковая одежда делала бойцов похожими до неузнаваемости, короткие стрижки усиливали этот эффект.
Вдруг трое из них отделились от группы и остановились возле кромки посадочной полосы.
Они явно кого-то искали.
Я пригляделась.
Когда я поняла, кого я пытаюсь найти, сердце бешено заколотилось, в ушах загудело, а ноги сами понесли меня в центр посадочного круга.
В мутном свете дождя я видела трех ребят, которые поверх голов явно кого-то искали. Вдруг один наткнулся на меня взглядом, широко улыбнулся и толкнул своих друзей.
Все трое направились мне навстречу.
Я остановилась как вкопанная, когда прямо передо мной нарисовался старший лейтенант Русаков собственной персоной. Я и не узнала бы в этом высоком красавце некогда розовощекого и круглолицего Игорька. А теперь…
- ЕЕ!!!
- Господи, Руса…
- Елена Евгеньевна!!! – И крепкие руки Жени Белова подхватили меня и закружили. – Как же мы рады вас видеть!
Женя поставил меня на землю, внимательно вглядываясь в лицо.
- Ох, и похудели же вы, товарищ капитан…
- Не то слово. Ты посиди полгода на паучках и личинках! – засмеялась я, выискивая в толпе еще одно лицо.
И вдруг прямо за моей спиной остановился он.
Саша медленно забрал меня из объятий Белова и крепко прижался ко мне, зарываясь лицом в волосы.
Я судорожно вздохнула, вспоминая, как мне его не хватало все это время.
- Вот и мы. Я же обещал!..
Я весь вечер провела с ребятами. Мы разговаривали, пили текилу и русскую водку, которую привезли в расположение. Мы же люди… Нам тоже надо отдыхать. Как-то странно мне это вспомнилось после восьми месяцев непрерывного труда.
Мы пели романсы. Мы танцевали.
Мы жили…
А сейчас я вот думаю, как они – трое друзей, которые были щуплыми мальчиками, - превратились в таких… мужчин? Неужели Афган заставил их повзрослеть настолько, что в глазах больше не было этой задоринки, не было того лучистого света, который меня так манил?
Саша меньше улыбался, все больше внимательно вглядывался в мое лицо и о чем-то молча размышлял. Женя под маской безразличия пытался скрыть ужас, который преследовал его со времен начала войны. А Игорь похудел так, что теперь он совсем перестал на себя походить…
Когда я встала, чтобы отправиться к себе в палатку, Илюшин поднялся вместе со мной.
- Можно… вас проводить? – неуверенно спросил он.
- О, конечно, - почти ласково улыбнулась я.
Мы шли молча.
А потом, возле самого входа, Саша сказал:
- Я заметил, как вы изменились.
Я смущенно осмотрела себя и подняла глаза на юношу:
- Что ты имеешь в виду?
Серо-голубые глаза едва заметно улыбались.
Конечно, он ожидал увидеть красивую цветущую женщину с формами, которыми я всегда гордилась. А вместо этого перед ним стояла высохшая большеглазая вояка, затянутая в камуфляж, да еще и в придачу мокрая от дождя.
- У вас глаза всегда печальные. И улыбка грустная. Радости мало, я знаю, но ведь вы всегда держались…
- Саш, война. Понимаешь?
Мне стало грустно. Не хотела я, чтобы он об этом говорил.
- Я здесь совсем одна. Я устала и хочу домой. Спокойной ночи…
Вот так нелогично и безрадостно закончился мой самый счастливый день. Удивительная штука – жизнь, правда? Вот и я о том же…
А когда я засыпала, я слышала, как возле моей палатки кто-то тихо зашелестел. Посмотрев на тень, я узнала старшего лейтенанта Илюшина, который уселся возле входа, чтобы и во сне охранять мой покой. Рыцарь без страха и упрека. Потрясающий человек.
