Глава 4С момента получения последнего письма прошло две недели. На следующий же день после заманчивого предложения в письме Гермиона прямо перед завтраком поблагодарила профессора Снейпа за предложение и, конечно же, приняла его. И он с таким лицом, будто она предложила ему в помощники Невилла (в общем, со своим обычным лицом) дал ей понять, что ожидает от неё для начала проработанных ею книг через два дня. Разговор продолжался примерно десять секунд, и содержание письма, естественно, не было упомянуто.
-----------------------------------------------------------
Рон и Гарри в полной растерянности от решения Гермионы и начинают сомневаться, в своём ли она уме. Гермиона довольно таки нервничает – помимо всего она должна ещё как-то организовывать продолжение учёбы. На третий день она после урока вызвана в лабораторию и с этого момента проводит там по два часа каждый день...
Нерешительные попытки Гермионы заговорить о содержании письма убиваются на корню. Он смотрит на неё дружелюбно, улыбаясь: „Может, я принесу нам по кусочку пирога и по чашечке сладкого кофе с молоком?“ – долгая пауза, абсолютная смена выражения – взгляд становится убийственным... Затем он продолжает: „Вы здесь, чтобы работать, а не болтать!“ О чём бы они в течение этих двух недель ни говорили – всё носило сугубо научный характер.
В воскресенье утром Гермиона неожиданно получает следующее письмо...
-----------------------------------------------------------
«Уважаемая мисс Грейнджер,
Буду краток – я не могу так работать! Так как то, что я под этим подразумеваю, не имеет отношения к Вашей научной работе, я снова предпочёл этот путь, чтобы поставить Вас в известность относительно необходимых изменений.
1) Вы больше не будете приносить в лабораторию инжирную выпечку. Ни эти круглые тонкие трубочки, ни какие бы то ни было плоские печенья! Я думаю, Вы сможете два часа обойтись без приёма пищи. Вы, наверное, заметили, что во время Ваших лабораторных часов я воздерживался от снятия баллов с Гриффиндора. Но если я ещё хоть раз обнаружу в моей лаборатории хоть крошку от инжирного печенья, я поменяю своё решение!
2) Вы больше не будете отпускать пренебрежительных замечаний относительно моих привычек в еде. Это касается также Вашего неодобрительного выражения лица по отношению к моему кофе! Я больше не потерплю и Ваши высоко поднятые брови или Ваши типичные звуки касательно этого вопроса! И если я ещё раз поймаю в моей лаборатории домашнего эльфа, который по Вашему приказанию попытается накрыть для меня „подходящий“ обед, я подам на Вас жалобу за непозволительное обращение с домашними эльфами, так как Вы знаете, что с ним произойдёт, если он попадется мне!
3) Вы в ярких красках распишете мистеру Поттеру, мистеру Уизли и профессору МакГонагалл, в каком восторге Вы от этого проекта – всё равно, соответствует ли это правде или нет – чтобы они прекратили нервировать меня своими угрожающими взглядами и наполняющими мои вечера докладами о учебной перегрузке гриффиндорцев.
4) Вы больше не будете являться в мою лабораторию с распущенными волосами (одно то, что волос может попасть в котёл, достаточная причина!). Кроме того, Вы больше не будете мыть Ваши волосы средством с ароматом ванили, которое Вы обычно используете, а чем-нибудь с совершенно нейтральным запахом. Я в курсе, что Вы используете эту эссенцию с пятого класса, и пока Вы сидели с этим запахом во время урока над своим школьным котлом, мне было совершенно всё равно и не касалось меня лично. Но если Вы работаете рядом со мной над моим котлом, я требую, чтобы Вы не распространяли этот запах, так как это делает невозможным воспринимать запах зелья, что является неотъемлемым в процессе зельеварения! Вы должны были и сами давно догадаться, что при таком виде работы это в высшей степени раздражает, когда Ваши волосы распространяют аромат ванили. И это немыслимо, что я должен обращать на это Ваше внимание!
5) Вечером Вы в положенное время будете ложиться спать, так как иначе я прерву Ваше участие в проекте, если ещё раз найду Вас спящей за моим письменным столом! Мне безразлично, как Вы сможете распределить время между проектом и подготовкой к экзаменам. Если Вы не справляетесь, сообщите мне об этом, и я тут же освобожу Вас от исследовательской работы.
Я ожидаю, что Вы с этого момента настроитесь на эти изменения!
Профессор С. Снейп»
-----------------------------------------------------------
Надо признать – очень короткое... Но радуйтесь ответу Гермионы... из которого Вы узнаете, что в эти две недели ДЕЙСТВИТЕЛЬНО произошло... + широкая ухмылка + если Вы ещё не прочитали это между строк.
Следующее письмо Снейп получил сразу после обеда. К письму прикреплена маленькая коробочка...
-----------------------------------------------------------
«Уважаемый профессор Снейп,
Ну, хорошо, тогда вновь письменным путём, раз Вы находите невозможным даже одну секунду драгоценного времени в лаборатории „потратить“ на разговоры. Или это так, или Вы просто избегаете разговора со мной. Как бы ни было... Ввиду тех удач, которых мы достигли во время работы, эта причина должна мне быть безразлична. То, что Вы не можете так работать стало в последнюю неделю действительно очевидным – этого Вы могли бы мне и не писать – я никогда и не думала, что Вы можете быть таким неуклюжим, но если бы Вы назвали мне причины, которые Вас так раздражают, я давно бы от всего отказалась. Итак, обсудим ещё раз по пунктам все Ваши новые постановления.
1) Я не должна больше приносить инжирную выпечку...
Профессор Снейп, если Вы думаете, что я не заметила, как Вы в первый же день попробовали печенье, пока я по Вашему указанию ходила в подвал за ингридиентами, тогда Вы ошиблись... И однажды мне пришло в голову выяснить, какую выпечку Вы предпочитаете. С этого момента я стала замечать, какое печенье и какой рулет где лежит. Если это были не хогвартские привидения, которые не могли сказать „нет“ инжиру, тогда это Вы раз за разом таскали по печеньке с тарелки... И я ничего не имела против, в конце концов, я для того и приносила их, чтобы угостить Вас. Но делать вид, что Вы находите их ужасными, а потом брать их – это не в Вашем стиле. Поэтому я предполагаю, что из-за этого Вы в последние два дня больше ничего не брали и хотите мне запретить приносить что-либо. Вы не хотите, чтобы я вводила Вас в искушение!
2) В лаборатории я больше не буду высказываться относительно Ваших привычек в еде и подвергать домашнего эльфа опасности почувствовать на себе Ваш гнев. Но так как наша переписка, по-видимому, служит тому, чтобы открыто высказываться, я напомню Вам ещё один единственный раз, что Ваш ковбойский кофе (другого названия для Вашего чёрного пойла я подобрать не могу) не приносит Вашему организму ничего хорошего. Такой крепкий кофе просто ДОЛЖЕН рано или поздно навредить внутренним органам. Меня не удивит, если у Вас обнаружится застарелая язва желудка. Но тогда Вы, конечно, спишете это на нас, учеников... Я знаю... И взрослый человек, который должен напряжённо работать, особенно с такой концентрацией, с какой работаете Вы, просто не может так питаться. Для Вашего тела и духа Вам необходима пара калорий! И даже мои печенья, которые я приношу Вам от всего сердца, не самый лучший источник энергии для Вас! Не удивительно, что Вы постоянно переутомлены и раздражительны! Если бы я так обращалась со своим телом, у меня всегда было бы плохое настроение!
3) Рона и Гарри я уже отчитала, а с профессором МакГонагалл я поговорю завтра. Сегодня она отсутствует. Считайте этот вопрос решённым!
4) Откуда Вы знаете, с какого именно времени я мою голову именно этим средством? Я бы и сама не смогла с такой точностью вспомнить... Но если аромат Вам мешает, тогда я, конечно, сменю его на более нейтральный. Я приложила Вам пробник, который Вы даже можете использовать сами, тогда Вы точно будете знать, соответствует ли оно Вашим требованиям. Если Вам понравится, я могу Вас снабжать им, если у Вас у самого нет времени заниматься чем-то подобным.
Что касается распущенных волос: с этого момента я уже только потому буду собирать волосы, чтобы они – как в последние дни это постоянно происходило – не цеплялись за пуговицы Вашего жилета, когда Вы (по чисто научным причинам, конечно...) так близко стоите позади меня! Насколько глупой Вы меня считаете, господин профессор? Но Вы ведёте проект, Вы устанавливаете правила, и я, естественно, подчиняюсь.
5) Я также организую мой сон, чтобы ничего подобного больше не повторилось. Мне самой было неприятно, как Вы заметили, и я сделаю всё, чтобы этого больше не случалось. Но... если Вам мешает то, что я засыпаю на Вашем письменном столе, когда записываю результаты проделанной работы, почему Вы тогда не будите меня? Смотря по записям, которые я успела сделать, я уснула в самом начале работы – а проснулась от того, что Вы через два часа „нечаянно“ уронили книгу...
Профессор Снейп, я не верю в Ваше недовольство, и резкость Ваших строчек мне странна, когда я вспоминаю, что проснувшись в холодной лаборатории, я не ощущала холода, потому что была укрыта...
С чем связано то, что Вы избегаете сказать мне лично хоть одно слово? Вы боитесь, что я разнесу среди учеников то, о чём мы говорим? Я могу только ещё раз заверить Вас, что ничего из того, что происходит в лаборатории в эти два часа, не выносится за её пределы. Ни из научной, ни из какой бы то ни было другой области.
Вероятно, Вам ещё не стало ясно, насколько важны мне эти ежедневные два часа. Хотя Вы и занижаете Ваши возможности, я нашла у Вас как раз то, что искала. Часы, проведённые с Вами в лаборатории, необычайно вдохновляют меня, будоражат (ну хорошо, за исключением того одного дня...), вызывают и одновременно как-то удивительно расслабляют. Мой дух чувствует себя после этого так, как тело после плавания – напряжённо, но в тоже время отдохнувшим.
Профессор, я не ожидаю от Вас, что Вы будете говорить со мной на личные темы или, что ещё лучше, делать перерывы, чтобы поболтать – я просто не знаю, имеет ли смысл о таких простых вещах, как мешающем аромате ванили, писать в письме. Почему не сказать об этом лично?
Я ещё раз хотела поблагодарить Вас за грандиозную возможность и посылаю Вам кое-что из моих запасов, которые мне присылает мама. Делайте с этим, что хотите, но не смейте присылать мне назад.
С наилучшими пожеланиями,
Гермиона Грейнджер»
-----------------------------------------------------------
Снейп несколько раз перечитывает письмо, и, вздыхая, кладёт его на стол. Затем он с сомнением пододвигает к себе коробочку, втягивает воздух, и на его лице появляется подобие улыбки, пока он распаковывает коробочку.
В маленькой жестяной баночке он находит великолепный набор душистого инжирного печенья... и маленькую бутылочку с пастой, которая, по-видимому, должна быть моющим средством.
После долгого выбора он берёт одно печенье, с удовольствием откусывает уголок, ещё раз берёт в руки письмо, откидывается в кресле, и с наслаждением жуя печенье, перечитывает его ещё раз... Когда печенье съедено, он откладывает письмо в сторону и снова берётся за перо и бумагу...
Утром Гермиона просыпается от того, что в окно стучит Хелена. Гермиона открывает форточку, берёт письмо, и пока Хелена жуёт своё вознаграждение, Гермиона возвращается в ещё тёплую постель и читает...
-----------------------------------------------------------
«Уважаемая мисс Грейнджер,
Я вынужден объяснить Вам некоторые вещи более конкретно, чем я предполагал необходимым.
Я привык так близко стоять к моим зельям, как только возможно – но там в этот момент довольно часто теперь стоите Вы, а стоять вдвоём рядом, как Вы понимаете, невозможно вследствие размеров моей лаборатории. Всё, что мы можем сделать – это переставить пару столов, чего я бы хотел избежать.
В принципе, для меня не составляет проблемы в прямом смысле слова „выглядывать“ из-за Вашего плеча. Моё смущение относится, само собой, не к Вам конкретно, но к тому обстоятельству, что кто-то вообще стоит там.
Мисс Грейнджер, во время урока я могу разом концентрироваться на десятках процессов, и нет ничего, что вывело бы меня при этом из себя. Но в моих исследованиях я настолько углубляюсь в работу, что даже малейшие отклонения от обычного мне окружения сводят на нет весь автоматизм моих действий, который я нарабатывал здесь в течении почти шестнадцати лет.
Все доступные мне чувства восприятия я использую в работе как измерительные инструменты. В процессе приготовления зелья я вижу, чувствую, щупаю, нюхаю, пробую и слушаю. Может, это и выглядит так, что при этом просто стоишь у котла, но на самом деле требуется всё тело. Глаза видят консистенцию, цвет, дым, вздувающиеся пузыри, пену и другое. Пальцы ощущают натуральность зелья, или правильное приготовление ингредиентов чувствуется при перемешивании и сопротивлении зелья - его тягучести или жидкости. Кожа, в частности, лица, тыльные стороны ладоней и чувствительные внутренние части запястьей ощущают, как меняется воздух вокруг котла. Сырость, жара, горение, сухость – всё это может возникать и требует моего внимания и корректировки.
Важное значение запаха просто очевидно. Когда-то достигается такое состояние, что можно даже почувствовать, стало ли зелье ядом или нет. Попробовать зелье можно, не только взяв его ложкой в рот – от чего в большинстве случаев лучше вообще воздержаться – но и если стоишь вплотную к котлу и чувствуешь поднимающийся от него пар.
Даже слух имеет более важную функцию, чем на первый взгляд может показаться. Если этим измеряющим инструментам мешают „лишние“ показания, это выводит меня из равновесия.
И если Вы стоите между мной и котлом, то я вижу Вас, так как Вы просто попадаете в поле зрения, я чувствую Вас, так как, чтобы заглянуть в котёл, я вынужден встать к Вам вплотную, я вдыхаю Ваш запах вместо запаха зелья по уже названным причинам, и, наконец, когда зелье находится в превосходном состоянии и испускает пары, я ощущаю Вас, а не его. И то, что я, вместо того, чтобы слушать развитие зелья, слышу Ваше дыхание и Ваше постоянное тихое, почти неслышное и, очевидно, неосознанное напевание, уже не стоит и упоминать!
Теперь Вы понимаете, мисс Грейнджер, почему я не могу говорить с Вами так просто об этом? КАЖДЫЙ из этих пунктов можно расценить как двоякий, предосудительный, подозрительный и даже бесчестный, что мне было бы в высшей степени неприятно, так как за этим не стоит ничего аморального! Желать говорить об этом, означало бы необходимость объяснять ситуации, в которых, собственно, нечего объяснять, кроме как, возможно «Минерва-я-слежу-за-моральной-стороной-отношений-с-твоими-львятами».
Но я с ужасом нахожу в Вашем письме, что даже Вы приписываете мне какие-то странные намерения!
Над моими исследованиями я в течение шестнадцати лет работал один, и я делаю это со всем своим разумом и чувствами.
Наконец, - и я говорю это, естественно, НЕ в ракурсе межчеловеческих отношений, но с чисто профессиональной точки зрения – наполненный Вами, когда Вы стоите передо мной с распущенными волосами и от Вас исходит запах ванили, так, что эти странные намерения можно приписать именно ВАМ (!), или мой желудок даёт о себе знать, так как в трёх метрах позади меня стоит чашка с инжирным печеньем, которое также наполняет всё помещение своим ароматом, в таких условиях я определённо не могу сосредоточиться на работе. Ниже я назову Вам ещё одну причину, почему я не хочу видеть выпечку в лаборатории. Просто представьте себе, Вам нужно написать сочинение, в то время как перед Вашим носом, не прекращая, поет и крутится домашний эльф, и при этом ещё и каждые пять минут рисует Вам на носу жёлтую точку.
Всё моё внимание, которое должно принадлежать работе, неизбежно направлено на Вас, потому что Вы являетесь „новым элементом“ в моей работе. Поэтому неудивительно, что я кажусь нервным.
Я могу Вас заверить, что моему восприятию в той же степени мешало бы, если бы Вы были страшной как ночь, воняли бы как дохлый бобёр и вместо печенья принесли бы мне в лабораторию прокисший гороховый суп.
Только в этом случае я бы ещё и чувствовал себя в высшей степени нехорошо.
Мисс Грейнджер, в принципе, Вы – вопреки моим первым размышлениям и, несмотря на то, что мне просто нужно привыкнуть к Вашему присутствию в моих одиноких владениях – большой плюс для моей работы, kак я и надеялся. Так как Ваши способности, а также и то обстоятельство, что Вы часто выходите за пределы привычного мне в многолетней работе образа мышления, привносят новые идеи и выводы в этот проект, которые бы я один, возможно, вообще никогда – или только по истечении длительного периода – не обнаружил. Обмен мыслями с Вами во время работы напоминает мне научную переброску мячами, наполненными логикой.
Предложив Вам участие в этом проекте, я со всей очевидностью бросил рыбу по имени Гермиона Грейнджер в воду... Этот проект Ваш – бесспорно.
Так как Вы согласны (на что я, честно говоря, не рассчитывал – я ожидал бурных дискуссий, должных обрушиться на меня) нейтрализовать себя в плане запаха, я думаю, что в знак моих добрых намерений я также сделаю Вам шаг навстречу для организации спокойной совместной работы.
Если это принесёт утешение Вашей заботливой душе, я готов впредь отказаться от кофе во время лабораторных часов, и так как чёрный чай, какой я пью, также не пройдёт у Вас как „здоровый“ напиток, я разрешаю Вам выбрать травяной чай, который мы можем заваривать к этому времени. (Даже не думайте о том, чтобы подсунуть мне какой-нибудь фруктовый чай и найдите, Мерлина ради, что-нибудь без солодки, я ненавижу солодку!)
Позвольте мне в этом месте ещё раз упомянуть о моей еде. В связи с моей профессией у меня развилась сильная привязанность ко всему, что приятно возбуждает мои чувства. Поэтому я ем с удовольствием, даже если слухи говорят об обратном. С большим удовольствием... И если бы я поддавался всякому искушению, то давно уже с моим ростом имел бы вес Хагрида... Это вторая причина, по которой я не потерплю выпечки в моей лаборатории!
Касательно того, что Вы заснули за моим рабочим столом, Вы снова показали мне образцовый пример гриффиндорской заносчивости... Почему то обстоятельство, что я требую от Вас так организовать свой сон, чтобы Ваши глаза не закрывались от усталости во время работы, должно автоматически означать, что я должен Вас разбудить, если уж это один раз случилось? Мисс Грейнджер, я знаю Вас, как я полагаю, достаточно хорошо, чтобы понять, что Вы не по собственному желанию решили устроить себе послеобеденный сон, но из-за переутомления и нехватки сна. В таком состоянии я мог в лучшем случае отослать Вас, с таким переутомлением я всё равно не подпущу Вас к котлу! И так как мне самому в этот момент стол был не нужен, не было никакой необходимости будить Вас.
К тому же в это время я мог спокойно порыться в Вашей сумке...
Нет, конечно нет... но я полагаю, что Вы так и так подумали об этом... если уж Вы выставляете мне ловушки с печеньем, с целью потом доказать, что я их незаконно присваивал (не забывая при этом напомнить, что они для того и были принесены, чтобы их брать)... Что Вы ещё можете во мне предположить? Ах да, я забыл, Вы также считаете, что я мог с неуместными целями приблизиться к Вам... Мерлин! Эти исследования должны быть Вам чертовски дороги, если Вы при этом решаетесь быть наедине с таким профессором Снейпом, каковым Вы меня видите. Я знал, что пользуюсь плохой славой среди учеников – но это превосходит все мои самые мрачные предположения!
Как тогда понимать, что Вы одновременно недовольны моим отказом разговаривать с Вами на личные темы? Тогда Вы должны рассматривать это как нечто очень положительное. Но даже если бы моё отношение к теме „поболтать“ было бы другим.... Мисс Грейнджер, я учитель и всего немногим больше, но частного лица по имени Снейп для Вас не существует. Поэтому нет и того, о чём можно было бы „поболтать“.
Мне непонятно, как некоторые люди могут часами говорить о себе... Я часто это встречал, но понять никогда не мог.
Давайте в научном плане продолжим в том же духе, как и раньше, так как это удаётся нам, как мне кажется, хорошо. Но всё, что „сверх“ – это лишнее.
С наилучшими пожеланиями,
профессор Северус Снейп
PS: Я всё же благодарю Вас за инжирное печенье (которое, к сожаленью, действительно является моей тайной страстью и искушением, перед которым я не могу устоять – и я клянусь, что убью Вас, если об этом узнает наш директор или ещё хоть одна живая душа...), и я и не думал отсылать его назад.
И какой бы бесстыдной не была Ваша бутылочка, я: а) принимаю и соглашаюсь на этот запах; б) возможно, действительно разок испробую его на себе... Посмотрим, сколько ещё колонн мы сможем сломать, прежде чем обрушится крыша...»
