Глава 3.- Нет, нет и нет! – твердо произнес Рон Уизли и для внушительности поцокал языком.
Отвлеченный этим новым для него звуком, упитанный кровавощекий младенец удивленно разинул рот и отпустил порванный в клочья Ронов галстук.
- Умничка, - несмотря на похвалу, голос Рона звучал расстроено: галстук был новым, а клочья – на удивление мелкими. – И запомни на будущее – это нельзя есть, это несъедобно, не-съе-доб-но!
- Ну, если уж Рон Уизли признает что-то несъедобным, это точно стоит запомнить.
В голосе Гермионы, наблюдавшей Роновы педагогические потуги, напротив прослеживались искреннее злорадство и неприкрытое торжество.
- Ты не даешь ему шанса, - встрял Гарри, появляясь из кухни с двумя подносами. – Проба номер пятнадцать, держу пари, уж в этот-то раз ему что-нибудь да понравится.
- Кетчуп? – скептически осведомилась Гермиона. – Целые яйца? Сыр с плесенью? Ценю фантазию, по-прежнему настаиваю на гвоздях.
- Не мешай, - синхронно отмахнулись Гарри и Рон, и Гермиона, фыркнув, отошла в сторону.
Неделя, как они торчали в фамильном гнезде Блэков и пытались выходить выходца с того света. Лично она считала, что предпринимать попытки стоит ровно в обратном направлении – умирать младенец явно не собирался, несмотря на то, что никакая человеческая еда его не прельщала, и эта живучесть крайне – крайне – ее настораживала...
- За дядю Рона...
...как и настораживал внешний вид – комок мяса основательно подрос и теперь уже напоминал плохо прожаренного трехмесячного младенца....
- За дедушку Дамблдора…
...склонность тянуть в рот все, что угодно, начиная с чугунной кочерги и заканчивая Роновым Свинристелем, а главное – это «всечтоугодно» переваривать...
- За магическую Британию…
...всполохи магии, которые иногда окружали это нечто и портили с таким трудом установленные в доме маггловские приборы...
- За дядю Гарри…
...и тот факт, что портрет миссис Блэк, впервые узрев этот сорняк жизни, с восторгом всплеснул нарисованными ладонями и перестал истерически орать, дабы не портить крепкий младенческий сон...
- За тетю Гермиону…
...ну и, собственно, то, что сна – ни крепкого, ни какого-либо другого – по сути своей не было. Лупоглазые налитые кровью глаза злобно обозревали мир двадцать четыре часа в сутки.
- Он жует, Гермиона, он жует! – ворвались в ее мысли радостные крики лучших друзей. – Смотри, ему понравился сырой горох!
Она даже не посмотрела в ту сторону
- Он жует ложку.
Крики стихли, и Гермиона поняла, что оказалась права. Как всегда. Как во всем, что касалось этого недоделанного ошметка плоти.
- А чья сегодня очередь читать ему сказку на ночь? – между делом осведомился Гарри, любовно щекоча младенца за ушком. Дитя шипело и пыталось доплюнуть до входной двери.
Гермиона поморщилась. Эти двое, по недоразумению именующиеся гомо сапиенсами и, по недосмотру магического сообщества, владеющие волшебными палочками, завели манеру воспитывать в ребенке духовность. Возможно, вознамерись они вложить это качество в дементора, попытки увенчались бы успехом, но та особь, на которую были направлены их усилия, оказалась крайне невосприимчива. На “Сказках Барда Биддля” существо ломало прутья кроватки. На “Джека и бобовый росток” Оно ответило желудочным несварением. “Дети короля Эйлпа” вызвали у малыша негасимый никаким Силенцио отклик. “Историю Хогвартса” он натуральным образом прожег взглядом. Других причин для появления на обложке горелых дырок Гермиона не видела. Впрочем, главу о разделке мяса в кулинарной книге миссис Блэк ребенок выслушал с видимым удовольствием и тут же попытался воплотить полученную духовную пищу в жизнь. По счастью, Гарри успел отобрать у него ножницы прежде, чем спящий Рон лишился самых наваристых частей тела.
И она не понимала, не понимала, почему ее друзей это умиляет. Лично Гермиона готова была спасать гиппогрифов, эльфов, Малфоев и прочих заблудших и запутавшихся существ, но это создание, если где и плутало, если в чем и запуталось, то только в собственных простынях и коридорах дома, когда ползло на очередной киллер-рейд.
«Он же ребенок!», – говорил Гарри, залечивая крайне болезненный укус на руке.
«Несмышленыш...», – трепетно вздыхал Рон, отнимая у младенца переломанную в трех местах палочку.
«Лишь бы он понравился Джинни», - морщил Гарри густые брови и почему-то более чем всегда яркий шрам.
«Гермиона, ты вообще не любишь детей?», - хмуро спрашивал Рон, и ей чудился в его вопросах некий не свидетельствующий в ее пользу подтекст.
За столь массированной атакой собственная подозрительность уже начала казаться ей подозрительной. Может быть, она просто бездушна, параноидальна и не женственна?
- Я почитаю ему на ночь, - вздохнула Гермиона и вытащила из сумки порядком истрепанный за неделю экземпляр «Волшебных тварей и ареала их обитания”. Вечер обещал быть крайне и крайне отвратительным.
И приход профессора Снейпа вполне в него вписывался.
