Глава 4В тот вечер в кафе «Четыре ведуньи» было особенно многолюдно: одна из постоянных посетительниц заведения решила устроить там небольшой праздник по случаю Дня Рождения своего ребенка, который тут же обернулся настоящим пиром для малышей. Маленькие волшебники сновали туда-сюда по увешанному разноцветными гирляндами залу, пели песенки и читали стишки в честь именинника и, казалось, перепробовали все десерты, которые только предлагало меню.
Луна, в пятый раз начинавшая колдовать над цветом стен, который неугомонные детки постоянно меняли, бросаясь Радужными Роликами Умников Уизли, устало потерла виски. Несмотря на любовь ко всем живым существам на свете, юная волшебница уже успела устать от пронырливых малышей и их фокусов. В очередной раз поймав себя на мысли, что при встрече серьезно поговорит с Фредом и Джорджем, она вернулась к своей работе.
Джинни и Пэнси сидели в коморке, служившей офисом, и составляли смету на следующий месяц. Пока миссис Поттер разбирала кипу разного рода квитанций и счетов, Персефона под ее диктовку составляла список заказов, параллельно подсчитывая грядущие расходы.
- Похоже, что в следующем месяце нам понадобится намного больше какао, чем в этом, - задумчиво протянула последняя, листая толстую тетрадь расходов.
- Хм, - недовольно нахмурилась Джинни, - а мне казалось, что нужно будет меньше…
Она наклонилась к списку заказов. Девушки еще раз внимательно проверили расчеты, сгрудившись над толстой тетрадью.
- Мда, ты права, - вздохнула Джинни и вернулась на свое место. Устало потерев лоб тыльной стороной ладони, девушка заправила длинную прядь огненно-рыжих волос за ухо и погладила круглый живот.
Пэнси, замерев на месте, не сводила с подруги глаз; казалось, она даже дышать перестала. Все ее внимание было сконцентрировано на руках Джинни. Вот тонкие бледные пальцы коснулись черного кашемира свитера; вот девушка провела ладонью вдоль округлившегося за последние месяцы живота; вот она словно обняла его, своего еще не родившегося ребенка. Своего сына.
Хотя Джинни отказалась узнавать пол будущего ребенка, никто не сомневался, что первенцем у четы Поттеров обязательно будет мальчик.
Пэнси зачарованно следила за движением рук подруги; эти простые, казалось бы, жесты в последнее время приковывали к себе внимание мисс Паркинсон все чаще и чаще. Иногда девушка даже ловила себя на мысли, что ей интересно, каково это – быть матерью. Периодически, когда она засыпала в теплых и таких родных объятиях Рона, ей снились их дети. Почему-то они всегда были рыжими, как отец, но бледными, как сама Пэнси. В ее красочных снах малышей было двое, хотя внешне они были совершенно одинаковыми. Наверное, даже подсознательно Персефона понимала, что рождение близнецов весьма вероятно.
А утром она просыпалась с осознанием того, что ей опять приснился сон, такой живой и реальный, каким только может быть. Стараясь не разбудить любимого, она тихонько вылезала из-под теплого одеяла и бежала в ванную, где запиралась и включала воду, чтобы Рон не услышал ее плача.
Сидя на краю отделанной мрамором ванны, Пэнси рыдала навзрыд, отчетливо понимая, что в ближайшем будущем материнство ей не грозит. У нее работа, Рон вечно занят… Сколько раз она уже начинала разговор на эту тему! И что слышала в ответ? Они даже отношения свои официально оформить не могут, что уж говорить о ребенке!
И тем не менее, Пэнси продолжала мечтать о детях.
- Пэнс, с тобой все в порядке? – Джинни участливо коснулась плеча подруги, выводя ту из транса.
На бледном остреньком личике миссис Поттер читалось сомнение и переживание. Должно быть, Персефона позволила себе выпасть из реальности на несколько минут.
- Д-да, конечно, Джинни, - тут же нашлась Пэнси с ответом и, подарив подруге теплую улыбку, поинтересовалась, бросив быстрый взгляд на кипу бумаг на столе. – Мы закончили?
Джинни ответила улыбкой и коротким кивком. Девушки поднялись со своих мест и, предусмотрительно убрав все документы и письменные принадлежности со стола, оделись и, погасив свет, вышли на улицу.
**
Пэнси в нерешительности замерла в дверях своей же гостиной. Вся та решительность, которой девушка была преисполнена еще несколько минут назад, странным образом испарилась в одночасье. Остановившись в дверях и прислонившись плечом к дверному косяку, Персефона пыталась набраться храбрости для серьезного разговора с любимым. Для очередного серьезного разговора.
Неужели она не знала, что он скажет? Неужели за все то время, что пара вела эти бессмысленные переговоры, девушка так и выучила реплики своего молодого человека? Неужели она все еще верит, что сможет образумить его?
Клочок бумаги, плотно зажатый в тонких музыкальных пальчиках, уже успел пропитаться потом. Мокрый и изрядно помятый, он скорее напоминал кашицу, нежели чек из магазина, коим он и являлся.
Глубоко вздохнув, девушка шагнула в комнату. Пускай она уже не в первый раз поднимет столь важный для нее вопрос; пускай он, тот, кого она любит больше всех на свете, вновь ответит отказом на ее предложение; пускай он даже закричит или обидится на нее. Просто больше ждать она не могла. Ее терпение тоже имело границы.
Выпрямив спину, Пэнси грациозно приблизилась к письменному столу, стоявшему посреди гостиной. Рон сидел и что-то убористо писал в свитке, лежавшем перед ним. Судя по сосредоточенному выражению лица, документ, над которым сейчас работал мистер Уизли, представлял собой нечто очень важное. Самопишущее перо ловко скакало из стороны в сторону, фиксируя каждое слово, надиктованное заместителем главы Аврората.
Окруженный стопками книг и кипами бумаг и свитков, в своем любимом коричневом кардигане и потертых темных джинсах, Рон выглядел домашним и официальным одновременно. Небесно-голубые глаза уставились в потолок, а руки, сцепленные за спиной, поддерживали голову. Казалось бы, как такое сосредоточенное выражение лица может сочетаться со столь вальяжной позой? Рональд всегда был полон противоречий…
- «… в связи с поручением министра Магии», точка, - спокойно произнес молодой человек, и Самопишущее перо ловко записало за ним.
- Привет, - негромко произнесла Пэнси, приблизившись к Рону и нежно опустив руки ему на плечи. – Не отрываю?
Она кивнула в сторону пера и кипы документов на столе.
- Привет, - радостно протянул юноша, расплывшись в улыбке.
Он развернулся в кресле и, поднявшись в полный рост, заключил девушку в крепкие объятия.
- Как прошел твой день? – нежно промурлыкала Пэнси, по обыкновению чмокнув любимого в губы.
- До твоего прихода – весьма уныло, - усмехнувшись, ответил Рон.
Он не лукавил: все утро и полдня он потратил на составление нового приказа, соответствовавшего всем нововведениям, проведенным в министерстве за последние полгода. Гарри, занимавший пост главы Аврората, уже неделю бился над текстом, когда на помощь ему пришел его лучший друг и, по совместительству, заместитель, у которого составление официальных документов затруднений не вызывало.
- Надеюсь, мое появление и правда тебя обрадовало, - кокетливо улыбнулась Пэнси, подарив любимому еще один нежный поцелуй.
-Ты даже представить себе не можешь, насколько, - игриво промурлыкал Рон и крепко прижал к себе девушку. Улыбнувшись, он наклонился и поцеловал Персефону, напоследок слегка прикусив ее нижнюю губу.
Нервозность испарилась. После теплых объятий и нежных поцелуев Пэнси внезапно снова почувствовала ту уверенность в себе, которая, казалось, покинула ее на подступах к гостиной. Улыбнувшись любимому, она почувствовала его руки на своей пояснице. Женщина она, в конце концов, или нет?!
Конечно, она отдавала себе отчет в том, что разговор, начатый сейчас, явно испортит настроение им обоим, но другого выхода у нее просто не было. «Пан или пропал», мысленно заметила про себя девушка и, поддавшись порыву, страстно поцеловала молодого человека.
Должно быть, Рон разделял ее настрой; как только ее губы коснулись его, он тут же ответил на поцелуй. Его руки тем временем блуждали по спине девушки, словно за те пять лет, что они прожили вместе, он не успел изучить ее.
«Сейчас», подумала Персефона и, когда ей все-таки удалось разорвать поцелуй, она внимательно посмотрела на своего избранника. Девушка заглянула в его бездонные небесно-голубые глаза; когда она в последний раз смотрела на него так? Когда в последний раз дарила ему такие пронзительные взгляды?
Решимости теперь было достаточно – Пэнси чувствовала это каждой клеточкой своего тела.
- Рон, - тихо начала она, не отрывая глаз от россыпи карамельных веснушек на его носу, - нам с тобой нужно поговорить.
Конечно, она старалась сказать это как можно мягче; в глубине души она даже надеялась, что ее слова прозвучали немного кокетливо. Однако удивление, мигом отразившееся на лице Уизли, и та пара глубоких складок, что пролегли между бровями, явно говорили об обратном. Вскинув вверх левую бровь, молодой человек изобразил подобие улыбки и, указав в сторону письменного стола и двух стульев, стоявших друг напротив друга, произнес:
- Конечно, давай, - он галантно отодвинул ей стул, а сам расположился напротив.
Пэнси, все еще сжимавшая в руках липкий мокрый комочек бумаги, начала нервно теребить в руках перо, попавшее ей под руку.
- Милый, я знаю, что ты не очень любишь разговаривать, - издалека начала девушка, подняв глаза на молодого человека. – Но то, о чем я сейчас хочу поговорить с тобой, очень важно как для каждого из нас лично, так и для нас и наших отношений в общем.
Девушка сделала небольшую паузу, чтобы дать Рону возможность выразить свое отношение к происходящему. Но он лишь кивнул, предлагая ей продолжить.
- Любимый, мы уже не раз говорили с тобой о том, что нашим отношениям стоит развиться… во что-то, - она нахмурилась, стараясь подобрать нужные слова.
- … новое, так? – закончил за нее Рон, заглянув ей в глаза. Сейчас, пытаясь угадать ее мысли, он выглядел особенно забавно.
- Да, - улыбнулась Пэнси, надеясь, что сегодня вечером разговор наконец-то приведет к чему-то хорошему. – Рон, мне кажется… Эмм, тебе не кажется, что существует кое-что, что могло бы немного изменить сложившуюся ситуацию?
Ей было страшно. Страшно признаться в своих желаниях и в очередной раз услышать в ответ, что он еще не готов к этому. Мысленно скрестив пальцы, Пэнси продолжила:
- Эмм, это «что-то» могло бы сделать меня по-настоящему счастливой…
- А сейчас ты несчастлива? – вот она, мужская логика; бессмысленная и беспощадная. Девушка понимала, что Рон явно тянет, но неужели он еще не догадался, к чему она клонит?
Судя по всему, молодой человек либо не понимал, о чем речь, либо мастерски придуривался, потому что выражение лица мистера Уизли осталось таким же подозрительно-удивленным, что и пять минут назад, когда Пэнси только начала этот разговор. То есть, совершенно «нечитаемым».
Набрав побольше воздуха, девушка напряглась и на одном дыхании произнесла:
- Рон, я хочу ребенка!
Зажмурив глаза, Пэнси была готова ко всему: к крикам, возмущенным воплям, тихому уходу от темы… Но прошло, должно быть, секунд тридцать, а Рон молчал. Открыв глаза, Пэнси посмотрела прямо перед собой: молодой человек все так же сидел на своем месте и смотрел на нее. Только вот выражение его лица изменилось: он больше не выглядел удивленным или обеспокоенным; теперь на его лице читалось, скорее, непонимание и обида. Бросив на девушку взгляд исподлобья, он тихо встал из-за стола и, остановившись около окна, спиной к девушке, заговорил. Его голос показался Пэнси чужим; настолько бесцветным и глухим он был.
- Знаешь, Пэнси, я не могу понять… Ты говоришь, что хочешь ребенка, но ты себе и представить не можешь, что это такое, - он повернулся к ней лицом. – Ты была единственным ребенком в семье, а у меня одних только старших братьев пять штук. Ты можешь себе представить, насколько изменится наша жизнь с появлением ребенка?! Никаких больше твоих вечеринок, никакого шопинга раз в неделю! Никаких посиделок с девочками допоздна! – он уже практически кричал, перечисляя те лишения, которые ожидали беременную девушку.
А потом, словно обессилев, он махнул рукой и вышел из комнаты. В дверях он остановился и тихо сказал, взявшись за дверной косяк:
- Ты же сама к этому еще не готова, Пэнс, - и он вышел из комнаты, оставив девушку одну.
Плакать? Смеяться? Соглашаться? Не соглашаться?
Глубоко в душе Пэнси понимала, что в чем-то Рон прав – их жизнь и правда изменится, если они решатся завести ребенка. Но разве он не понимает, как это важно для нее?
Опустив голову на сложенные руки, Персефона заплакала.
