Глава 4К определению свободы стремились многие выдающиеся умы - куда более выдающиеся, чем Сириус Блэк. Но обратиться к результатам их измышлений и плодам их трудов он не мог. Поэтому, путем длительных, мучительных раздумий, он выработал единственно верное определение, идеально подходящее для его случая.
Свобода - это возможность выбрать место своего пребывания, продукт своего питания, место оправления нужды и выражение лица. Каждая из этих составляющих свободы ограничена - не только для него - но и для всех остальных. Так, например, пребывать можно не где угодно - за пределами солнечной системы не сможет находиться даже самый свободный человек на свете. Питаться тоже можно не всем, а смена выражения лица ограничена физическими возможностями лицевых мышц и даже самый свободный не сможет заглянуть себе в ухо без помощи посторонних предметов.
Исходя из этих соображений, получалось, что Сириус в определенной степени свободен. Он может выбирать место своего положения внутри камеры, может выбирать из тюремной баланды то, что считает наиболее вкусным, а морды может корчить какие пожелает - жаль, оценить некому.
Или все-таки есть ценители?
______
- Бартоломью, нельзя ли побыстрее с этим покончить? - тихонько сказал невысокий человек в котелке своему долговязому спутнику. Бартоломью Перкинс числился начальником Азкабана, хотя видели его в тюрьме не чаще раза в месяц, а также во время министерских инспекций, подобных этой. Однако эта от всех прочих отличалась. Вот Сириус Блэк не далее как сегодня утром недоумевал, с чего бы это он проснулся в таком славном расположении духа, а ответ, между прочим, лежал на поверхности. Всех дементоров выгнали из замка и поставили на улице по периметру крепости, чтобы они своим видом и запахом не портили пищеварение высокому начальству, прибывшему нынче в Азкабан. Сегодняшнюю инспекцию производил лично министр Фадж. "Это вызвано…необходимостью" - так он объяснил Перкинсу, пребывавшему в растерянности по такому случаю, свое личное участие в проверке. На самом же деле, полторы недели назад в Министерство поступила жалоба от Патрика Гойла, которого задержали за незаконное хранение темномагических артефактов и препроводили на первый этаж Азкабана до выяснения обстоятельств. Он жаловался на нечеловеческие условия содержания, на нарушение презумпции невиновности, отвратительную еду, при приготовлении которой не учли особенностей его желудка и на многое другое. Огромное письмо с полным перечнем претензий мистера Гойла легло в понедельник утром на стол министра Фаджа, и не просто легло, а стараниями Люциуса Малфоя, который, судя по красивому почерку и высокопарному стилю изложения, его и составил. Даже не потрудился дать Гойлу его переписать - Фадж сам слышал, как, выйдя из его кабинета в коридор, мистер Малфой заявил Патрику, что ни за что не позволил бы ему испортить такой прекрасный, грамотный текст своими каракулями. Но что поделать? Жалоба поступила, ходатайство Люциуса Малфоя тоже поступило, скандал возник и грозил разгореться в полную силу, и поэтому министру Фаджу пришлось срочно инспектировать Азкабан.
- Как скажете, министр. - учтиво склонив на бок продолговатую, яйцеообразную голову, произнес Перкинс, - одну камеру верхних башен осмотрим и все. Какую предпочтете?
- Ах, Барти… - тяжело вздохнул министр, снимая котелок и вытирая платком вспотевшим лоб, - моя бы воля - никакую. А так - на твой выбор. Только давай кого-нибудь поразумнее, а то не хочу опять слушать про слепых мышек….
Перкинс кивнул, свернул направо и жестом пригласил министра следовать за ним. Они дошли до узенькой винтовой лестницы, и Фадж, окинув ее взглядом, страдальчески охнул.
- Опять карабкаться…. Я уже слишком стар для всего этого. - Перкинс изобразил на лице несогласие и недоумение, - Да-да, Барти. Я неплохо сохранился, но вот колени…и ничего не помогает. Мучаюсь от ревматизма, как обыкновенный магл. - кряхтя и охая, министр поднимался вслед за Перкинсом по лестнице, ведущей в верхние башни тюрьмы.
Поднявшись, они несколько минут стояли на лестничной площадке, и Перкинс терпеливо ждал, пока высокое начальство справится с одышкой. Министр же снова утер лоб платком, надел на голову котелок и кивнул.
- Ну пошли, Барти. Кого ты мне покажешь?
- Сириуса Блэка, сэр. Он находится в камере номер 579.
Фадж остановился, как вкопанный. Он с изумлением воззрился на Перкинса, что-то соображая, и брови его поползли вверх.
- Сириус Блэк? Барти, я же просил кого-нибудь понормальней! - надрывно воскликнул Фадж, в отчаянии всплеснув руками, - Блэк сидит уже где-то…13 лет! Я думал, что его уже давно нет в живых!
- Жив, - кивнул Перкинс, - и прекрасно себя чувствует. Сидит 12 лет, с вашего позволения, и пока что он - самый нормальный из наших пассажиров, обитающих на верхних этажах.
- Правда?
- Блэк - своего рода феномен. Он…Да, впрочем, что это я? Следуйте за мной, господин министр, сейчас вы и сами все увидите.
Перкинс быстро зашагал по короткому коридору Северной башни, остановился перед массивной, кованой дверью и вынул ключи. Фадж не разглядел в темноте, что он сделал, но узкое, зарешеченное окошко на двери расширилось и находилось теперь как раз на уровне лица министра.
- Блэк! К тебе пришли! - рявкнул Перкинс и отошел в сторону, - Прошу, министр, общайтесь, сколько пожелаете. - ироничная, нехорошая улыбка тронула узкие губы Перкинса, но Фадж этого в темноте не заметил. Он подошел к окошку и заглянул внутрь.
Камера 579, как, впрочем, и подавляющее большинство камер в Азкабане, была плохо освещена. Единственными источниками света была узкая, зарешеченная щель под потолком, оставленная, видимо, для проветривания да это самое пресловутое окошко на двери, через которое в помещение проникал тусклый свет факелов, висящих в коридоре.
В этом тусклом свете Фадж увидел худого человека, сидящего на нарах по-турецки. Лица его не было видно, но вот узник заправил за ухо длинные, спутанные патлы и в темноте сверкнули его глаза. Жутковатое зрелище - только по этому лихорадочному, нездоровому блеску и можно было догадаться, что в камере сидит живой человек.
- Сириус Блэк? - осторожно спросил Фадж. Узник не отреагировал - он продолжал внимательно рассматривать лицо министра. - Я - ми-ни-стр Ма-гии, - отчаянно артикулируя, громко и по слогам принялся объяснять несчастный инспектор, - КОР-НЕ-ЛИ-УС Ф-А-Д-Ж, - еще громче и медленней произнес он. - А ВЫ - СИ-РИ-УС Б-Л-Э-К! - Фадж услышал, как Перкинс подавил смешок. А что смешного? Он министр, а не психиатр и не обязан знать, как правильно общаться с сумасшедшими.
Сириус Блэк насмешливо склонил голову на бок и развернулся к двери в анфас. Министр смог разглядеть его лицо - бледное, невероятно худое, с впавшими щеками и горящими глазами. Лицо казалось совершенно неподвижным - тонкая кожа так туго обтягивала кости, что, казалось, улыбнись Блэк, и она лопнет. Будто в гладкий, мертвый череп вставили два живых, блестящих глаза.
- ВЫ - С-И-Р-И-У-С Б-Л-Э-К, - повторил министр, стараясь не концентрироваться на лице заключенного.
- О-па, - вдруг хрипло гаркнул Блэк, - Первая хорошая новость за 12 лет! - Фадж от неожиданности подпрыгнул. Голос был похож на воронье карканье, только ниже…хриплое, низкое воронье карканье, будто Блэк всю свою жизнь пил горькую и курил крепчайший табак.
- Эм… - министр замялся. О чем говорить с Сириусом Блэком он не знал. - КАК. ВАШЕ. СА-МО-ЧУВ-СТВИЕ?! - еще громче, не переставая артикулировать и помогать себе руками, спросил Фадж. Блэк поморщился.
- Сэр, не надрывайтесь, а то лопните. - как ни в чем ни бывало, произнес Блэк, - Я ведь спятил, а не оглох.
Перкинс, стоявший сбоку от Фаджа у стены, деликатно кашлянул, стараясь скрыть таким образом смешок. Министр растерялся, но Блэк избавил его от необходимости задавать следующий вопрос.
- Рад, что вы спросили про самочувствие. Тут слишком темно - от этого портится зрение, - Блэк принялся загибать пальцы, - слишком сыро - от этого болят суставы, слишком много сквозняков - от этого случается туберкулез, слишком плохо кормят - от этого случается язва и портится желудок… .- он резко замолчал и уставился на Фаджа, - А почему вы, собственно, не записываете? Я ДЛЯ КОГО ТУТ РАСПИНАЮСЬ?! - яростно рявкнул он. Фадж вздрогнул и на шаг отступил от двери.
- Не сметь грубить Министру Магии! - гаркнул Перкинс, выходя из тени и заглядывая в окошко. Блэк взглянул ему в глаза и деланно писклявым голосом проговорил:
- А то что? Поцелуешь? - Блэк сложил губы бантиком и закрыл глаза. В общем-то, он был прав - дальше того, куда он уже залез, бывает только Поцелуй дементора, и никаких других наказаний для него не предусмотрено.
- Чертов псих. - буркнул Перкинс и отошел от окошка. Блэк хрипло рассмеялся.
- Пойдемте отсюда, Барти. - чуть дрожащим голосом сказал Фадж. Перкинс кивнул.
- Подождите. - произнес Блэк, - У вас тут еще читальни нет. Министр, у вас случайно не завалялся где-нибудь в кармане дамский роман?
- Нет, Блэк. - резко ответил министр, - У меня только номер "Пророка".
- Сойдет. Я надеюсь, там все еще печатают кроссворды? Сто лет их не разгадывал. Кидайте его сюда! - Фадж вопросительно взглянул на Перкинса и тот утвердительно кивнул, разрешая отдать узнику газету. Фадж подошел к окошку и уже собирался просунуть между прутьями номер "Пророка", но Блэк его остановил:
- Кидайте. А руку сюда не просовывайте - отгрызу. - без тени улыбки произнес он.
Газета упала на пол около двери, а министр развернулся на каблуках и поспешил прочь. Перкинс кинулся за ним.
Уже после инспекции, прощаясь на пристани, Фадж сказал Перкинсу, горестно качая головой:
- Я ведь помню его мальчишкой, когда он учился в школе. Неприятный был ребенок… - министр замолчал, подыскивая подходящих эпитет, - Распущенный такой, несдержанный, капризный. А как подрос, так и вовсе превратился в сущий кошмар - заносчивый и жестокий был мальчик. Ох, Мерлин… - тяжело вздохнул Фадж, залезая на борт лодки, - Могли бы и сразу догадаться, да кто же знал….
Перкинс стоял на пристани еще около пяти минут, учтиво кивая головой и махая рукой вслед лодке. Затем он сплюнул в серый песок, развернулся и быстро зашагал в сторону крепости.
