Глава 4. ОбстоятельстваЧто чувствует человек, когда на Жатве выпадает имя кого-то близкого? Сначала шок. Мир перестаёт казаться реальным, он становится таким же призрачным, таким же мягким и облачным как сон. Затем осознание, преследуемое ужасом. Кончики пальцев начинает покалывать, вибрация быстро распространяется с кровью по всему телу, в грудной клетке образовывается разрывающая пустота, ноги слабеют, губы сохнут, из горла вырывается животный, первобытный крик. После смирение. Усталость волной накрывает несовершенное тело, глаза сами закрываются, слёзы сохнут на щеках, исчезают все мысли, а в голове появляется раздражающий звон. Мир в такой момент даже не похож на сон, он словно неуверенная выдумка — как будто и вовсе не существует. Всё перестаёт иметь значение. Боли здесь нет. Возможно, смирение — это просто защитная функция организма. Следующей посетительницей становится вторая волна ужаса. Там уже меньше агрессии. И именно в ней, под слоем всякой гадости образуется надежда. Её выуживает память, которой сердце, горящее от любви, посылает сигнал sos.
Эль познакомилась с этой надеждой на следующий день после того, как Мейсили Доннер села в капитолийский поезд и отправилась на Голодные игры. Она проснулась утром после ужасной, изматывающей ночи и ощутила, пусть неуверенный, но всё же прилив сил.
Сначала всё показалось глупым и безнадёжным. Но любящее, чувствующее сердце не хотело быстро сдаваться, а память умело подкидывала новые образы.
Эль вдруг вспомнила, что Мейсили бегала на уроках физкультуры быстрее всех. Она вспомнила, какая Мейсили очень обаятельная и уверенная в себе. Вспомнила, что Мейсили находчивая и дружелюбная и что Мейсили самая выносливая из всех городских девчонок. И эти воспоминания заставили Эль верить в свою подругу.
Она вдруг осознала, какой глупой была вчера и как прав был Трой. Эль должна верить в Мейсили, просто обязана. Ведь вера — это самая главная валюта на Голодных играх. Да и кто, как не лучшая подруга должна хранить надежду в своём сердце? До самого конца!
Голодные игры начинаются с любви и заканчиваются любовью. Без неё они совершенно бессмысленны. Если нет любви, нет и потери. Если нет потери, никто усвоит урок. Так просто и так гениально. Но если нет любви, нет и в стремления. А если нет стремления — это уже поражение. И пока есть хоть какие-то шансы, нужно любить и надеяться.
Воодушевись этими мыслями, Эль легко и быстро вспорхнула с кровати. Ей предстоял долгий день, который должен был закончиться открытием пятидесятых Голодных игр. Мейсили должна была на своей колеснице показаться вечером на экранах. И Эль ждала этого момента. Как знать, вдруг в этом году стилисты придумают что-нибудь особенное? Всё-таки Квартальная бойня! А с красотой Мейсили много стараний и не нужно. Совсем чуть-чуть блеска и удачи — и кто знает, вдруг спонсоры клюнут?
Улыбнувшись, Эль попыталась отогнать все сомнения и страхи — не время для них. Трой пусть и противный парень из Шлака, но его слова очень правильны и точны. Опустить руки можно всегда, а вот сохранить такую важную веру — вот это достойный поступок. И именно этот поступок Мейсили и заслужила. Все должны в неё верить. И Эль собиралась добиться этого. Сегодня вечером не только она будет уверена, все близкие Мейсили найдут в себе надежду.
Стремительно выйдя из комнаты, Эль спустилась на первый этаж, где помимо помещения аптеки также находилась и маленькая кухня. Оттуда исходил невероятно вкусный и приятных запах, который Эль знала слишком хорошо — запах свежего и горячего хлеба. Он так манил её.
Желудок заурчал в предвкушение, и Эль ускорила шаг, перепрыгнув две нижние ступеньки. Она быстро оказалась около двери, ведущей на кухню, но неожиданно остановилась и замялась на месте. Запах хлеба мог означать только одно — Генри был в доме. Он пришёл суда к ней.
Дрожь волнения пробежала по телу Эль. Вчера она поступила с Мелларком крайне плохо: наговорила незаслуженных гадостей и убежала. Генри вероятно злился на неё. Вечером, когда она вернулась домой, он не стал ничего говорить, просто радовался, что с Эль всё относительно в порядке. Но сегодня он вряд ли промолчит. А Эль не выносила, когда Генри злился на неё. Он всегда был таким милым и понимающим, и обиды, отчужденность причиняли реальную боль. Она не представляла, как могла бы потерять его поддержку... Это было бы ужасно!
Вздохнув, девушка толкнула тяжёлую дверь. Ей хотелось прошмыгнуть на кухню тихонько, как можно менее заметно, но раздражающий скрип половиц разрушил все её планы.
Генри стоял за столом, склонив голову и мастерски разрезая буханку хлеба. Его руки работали столь уверено, что Эль невольно залюбовалась. Он не поднял взгляда, хотя совершенно точно слышал, что на кухню кто-то зашёл. Это было заметно по тому, как напряглась его спина.
— Генри, — тихонько позвала Эль.
Он обернулся. На его губах заиграла легкая, снисходительная улыбка. Увидев её, Эль почувствовала прилив нежности к Мелларку. Он так заботился о ней! Приготовил вкусный хлеб, несмотря на все затраты пришёл к ней в такую рань, вчера целый вечер искал её по всему Двенадцатому. И это после того, как Эль наговорила ему всяких гадостей и убежала, абсолютно не беспокоясь о его чувствах.
Сердце Эль сжалось. Ей захотелось вдруг подойти к Генри и потрепать его русые волосы, затем положить руки на широкие плечи и долго смотреть в голубые глаза. А потом приподняться на цыпочки и шутливо поцеловать в нос.
От этих мыслей она смутилась, прикусила нижнюю губу и стыдливо опустила взгляд. Она не видела, но чувствовала, что Генри нахмурился. Ну вот, она снова умудрилась его расстроить!
— Ты снова здесь, — спокойно заметила она, присаживаясь за стол.
Генри протянул ей тёплую корочку хлеба, на которую было намазано масло и положен тоненький кусочек сыра, и сел напротив.
Он долго и внимательно смотрел на Эль, которая чувствовала себя очень неловко под этим взглядом. Вкусный завтрак вдруг оказался непреодолимым. Кусок застревал в горле. Мысль о том, что Генри все ещё злится на неё за те грубые слова, была невыносимой и горькой.
Эль понимала, что поступила глупо. Да, она любила и переживала за Мейсили, но она не должна была забывать про других близких людей, которые волновались за неё. И, как оказалось, не зря.
Ну что за ребёнок? Забрела в Шлак, подошла слишком быстро к ограде, свалилась в обморок, причинив неудобства чужой семьей. Наверное, она даже слишком хорошо заслужила те презрительные взгляды Троя, вспоминая которые хотелось провалиться сквозь землю. В такой непростой день она только добавила хлопот разным людям. Миссис Эвердин, её сыну, своим родителям и Генри.
Щёки Эль горели от стыда.
— Прости, — тихонько пискнула она, разглядывая свои ногти. — Я вчера наговорила и наделала кучу глупостей.
Генри промолчал. Он потянулся к горячему чайнику, который стоял на столе, и налил чая в одну из кружек, пролив несколько капель. А затем протянул чашку Эль. Она с грустью взяла её.
— Как ты себя чувствуешь?
Эль неуверенно пожала плечами. Надежда укрепила её силы, но внутри все ещё властвовала пугающая пустота.
— Нормально.
Она открыла рот, собираясь вновь попросить прощения, но слова вдруг застряли в горле. Мысли о Мейсили с новой силой захватили сознание. Если бы подруга была сейчас здесь... Слёзы подкатили к глазам Эль, и она всхлипнула против воли.
Рука Генри накрыла её ладошку. В этот раз он не стал ей ничего говорить. Он просто поглаживал кончики её пальцев и успокаивал своим присутствием.
Какая же Эль была дура, когда наорала на него! Злость на себя заставила её резко вздёрнуть подбородок.
— Генри...
— Тсс, всё в порядке, Эль!
Генри подошёл к ней, присел рядом на корточки и положил руки на девичьи коленки. Он исполнил её желание долго смотреть друг другу в глаза. И это немного успокоило Эль. Пусть слова не были сказаны, но она знала, что Генри простил ей все её глупые поступки, что он тоже верит в Мейсили и что они могут пройти через всё это.
— Спасибо, — сорвалось с её губ. Не осознавая, что она делает, Эль потянулась к его губам в неожиданно смелом поцелуе, который Генри вернул ей. Они никогда раньше не целовались так. Нежно, но страстно. Осторожно, но так волнительно. Эль зарылась руками в его волосы, сжимая их в своих ладошках и ближе притягивая Генри к себе. А он с удовольствием отвечал на все её действия.
И в этом момент всё казалось таким правильным.
***
В школьной столовой стоял почти небывалый шум и гам. Выпускники образовали настоящее столпотворение, бегали туда-сюда, громко смеялись и толкали друг друга в очереди за дешевым, но абсолютно несъедобными обедами. Свободных мест практически не было.
Ещё бы! Сегодняшняя трапеза была для них одной последний в школе. Они пережили двенадцать лет полнейшей и бессмысленной скукотищи, а днём ранее в их жизнях прошла последняя Жатва. Всё было просто прекрасно! Никаких волнений и только новые горизонты. Даже самые забитые и голодные ребята из Шлака позволяли себе улыбаться и даже немножко радоваться.
Трой и Уорен тоже были в приподнятом настроение. Их не очень привлекала перспектива работы в удушающих Шахтах, но это было всё же лучше, чем ежегодный риск и тессеры. Тем более, они оба любили опасность и возможность исследовать какие-то новые участники. А под землёй и того и другого навалом.
— Ты опять здесь? — возмутился Трой, когда к ним за стол неожиданно присела его младшая сестра. — Словосочетание "присутствие на уроках" тебе о чём-нибудь говорит?
Во время обедов выпускников у младших классов во всю шли уроки.
Кэл не спешила ответить брату. Она нежно поцеловала Уорена, легонько царапая ногтями щетину последнего и будто специально растягивая время, раздражая тем самым брата.
Трой успел отвести взгляд, внимательно рассмотреть свои ботинки, несколько раз откусить от черствой лепешки, хлебнуть воды, громко стукнуть кружкой по столу и прочистить горло, когда Кэл наконец оторвалась от Уорена и презрительно посмотрела на братца.
— А тебе словосочетание "запрещённая охота"? — язвительно бросила она, прижимаясь к груди своего парня. — За каждым свои грешки. А я, в отличие от некоторых, ненавижу уроки пения.
Девочка сладко улыбнулась, дразня Троя.
— Может пойдёшь заменишь меня? — ласково промурлыкала она.
Трой недовольно сжал губы, Кэл часто проходилась на эту тему. А ему было немножко стыдно за свой талант перед Уореном. Не слишком-то это мужское дело. Хотя в Капитолии мужчины пели с большим удовольствием. Нелепо раскрашенные, ещё более нелепо одетые. Голос у многих отсутствовал, а от песен либо хотелось упасть в истерическом припадке хохота, либо кинуть чем-нибудь в телевизор.
У Кэл вообще-то тоже был прекрасный голос — наследство матери. Но она совсем не пользовалась им. А уж уроки пения... Трой и сам их терпеть не мог. Классические патриотические песни Капитолия, и всем всё равно, попадают они или лажают. Использовать свой талант так — просто кощунство.
— Какой ужас! — Кэл выхватила из рук брата лепешку и откусила. — Её можно есть либо свежей, либо никак.
— Вот и не ешь! Это вообще-то мой обед, а ты свой уже съела! — возмущённо произнёс Трой, откинувшись на спинку стула и сложив руки на груди. Но попыток отобрать лепешку не предпринял.
Кэл морщась жевала лепешку, утверждая, что на вкус она хуже резины. К сожалению, не было никакой возможности для них с утра печь свежие. Их мать как-то пыталась, но на это уходит слишком много времени, а первый урок начинался рано. Вот и приходилось таскать с собой на обед в школу вчерашние лепешки, и то это если повезёт. Но ведь лучше есть что-то, чем нечего.
Другое дело школьники из городских. У них с собой бутерброды из нормального хлеба, который не черствеет, стоит ему только остыть, и сыра. А у кого-то и с маслом. Не говоря уже о возможности покупать еду в школьной столовой — еда не слишком вкусная, но сытная.
Трой бросил недовольный взгляд на столы городских. Желудок ныл требуя нормально еды. Благо, уроков оставалось немного, и уже очень скоро можно было вылезти в заветный лес. Уорен понимающе кивнул другу.
— Оооох!
Уорен напряжённо посмотрел куда-то в центр столовой и резко вскочил, Трой и Кэл непонимающе переглянулись. Хоторн быстро пересёк расстояние и оказался рядом с двумя темноволосыми девушками, указывая им в сторону стола.
— Элиза, — некоторые в столовой оторвались от еды и разговоров, услышав это имя, — Хейзел, пойдемте к нам, пожалуйста.
Элиза и Хейзел переглянулись. Одна девушка неуверенно улыбнулась и сделала осторожный шаг в сторону стола, за которым сидели Трой и Кэл, но вторая остановила её, хватая за руку. На её лице читалось явно неудовольствие, она хмуро переводила взгляд с подруги на Уорена. Она что-то спросила у другой девушки, а потом пожала плечами. Спустя меньше минуты обе девушки уже садились за стол.
— Вот и прекрасно, — улыбнулся Уорен, плюхаясь назад, на своё место рядом с Кэл. — Это Элиза и её подруга Хейзел.
Он по очереди показал сначала на тихую бледную девушку, которая крепко держала вторую девочку за локоть, а затем на её недовольную подругу. Их причастность к Шлаку была очевидна: излишняя худоба и поношенная одежда вдобавок к смуглой коже и тёмным волосам. Только у одной они вились, а у второй были абсолютно прямыми.
— А это мой друг Трой и его сестра Кэл.
Неловко улыбнувшись, Элиза обняла себя руками, растирая плечи. Хейзел проявила ещё меньше дружелюбия, она лишь кивнула в знак знакомства, а затем принялась за свою еду, потеряв всякий интерес к кому-либо кроме себя и своей подруге. Уорен незаметно состроил гриммасу. Трой в этот момент ему не завидовал. Но, что ж, обещание есть обещание!
Но Элизу действительно было очень жаль. Хоть девочка и старалась изо всех сил держать себя в руках, её состояние было видно невооруженным взглядом. Тихая и спокойная красавица, на которую заглядывались многие парни и не только из Шлака, в одно мгновение прекратилась в напуганную и забитую девочку с чересчур бледной кожей и болезненным взглядом, которая опасливо жмётся к своей подруге.
За столом воцарило молчание, заставляющее Троя зевать от скуки. Все чувствовали себя очень неловко. Не смотря на то, что и Элиза и Хейзел были из Шлака, ни Трой, ни Уорен особо не общались ни с одной. Про Элизу ещё говорили в школе, что немудрено: она настоящая красавица и единственная, кто смогла покорить всегда такого неприступного "короля" Хеймитча, — а вот про Хейзел и слышать не приходилось. Очевидно, последняя была не слишком милой, не слишком дружелюбной и не слишком красивой.
Обеденное время шло, а атмосфера за столом и не думала становится легче. Элиза вырисовывала круги в своей тарелке, Кэл и Уорен упрямо жевали свои лепешки, последнего Хейзел периодически одарила убийственными и язвительными взглядами, которые явно спрашивали: ну что, доволен? Трой подумал о том, как хорошо, что школа закончится всего лишь через неделю — а то, мало ли, пришлось бы месяцами так сказочно проводить трапезы.
Он вдруг впервые по-настоящему задумался о том, что случится, если Хеймитч победит. Шансов всё-таки было мало, но... взгляд Хеймитча на Жатве никак не выходил из головы. Такой уверенный и такой опасный.
Запах хлеба невольно отвлёк Троя. Непроизвольно повернувшись, он заметил, как к их столу направлялся сын пекаря с целой (вкусной и свежей!) буханкой в руках. Брови взлетел к верху. Эвердин переглянулся с Уореном, тот ответил ему тем же недоуменным взглядом. Между тем, Генри Мелларк уже оказался рядом с ними. От вида хлеба пустой желудок Троя скрутило.
— Что тебе? — лениво кинул Уорен, но его суженые глаза выдавали лёгкую неприязнь.
Сын пекаря его проигнорировал.
Обстановка немного разрядилась, все подняли глаза, с интересом наблюдая за происходящим. Даже Хейзел перестала излучать энергию подземного тролля.
— Ты?.. — неуверенно начал Генри Мелларк, глядя прямо на Троя.
Тогда он вспомнил. Сын пекаря — никто иной, как парень, с которым прошлым вечером обнималась девочка-несчастье. Трой нахмурился и сделал глубокий вздох. Ну что ещё?
— Трой, — с сожалением представился он.
О том, что случилось, не хотелось ни разговаривать, ни вспоминать. Глупая девчонка "неожиданно" глупо себе повела, доставив Трою массу неудобств и раздражения. Подумаешь, великое дело! Их таких среди городских — каждая. Просто очередная наряжаная кукла, которая только и умеет, что реветь и жалеть себе.
И всё же... кинув быстрый взгляд на Генри, Трой почувствовал беспокойство — а вдруг с этой Эль что-то ещё случилось? Как никак, он сам взял ответственность за бедовую девочку и продолжал её нести.
— Я хотел просто поблагодарить тебе, — Генри уверенно опустил хлеб на стол. — Ты знаешь, Эль вчера не контролировала себя, спасибо, что помог ей.
Парню, наверняка, тяжело дались эти слова. Шлак и городские редко хорошо относятся друг к другу, ещё реже общаются и почти никогда не оказывают друг другу услуги, чтобы потом можно было говорить "спасибо".
Обреченно вздохнув, Трой поднялся, поравнявшись с Генри Мелларком. Сын пекаря, явно преодолевая себя, попытался улыбнуться, но его кулаки были крепко сжаты. Он, вероятно, чувствовал себя так, словно был выкинут на вражескую территорию. Возможно, Генри был одним из тех правильных парней, которые первыми бегут докладывать, если узнают о том, что кто-то занимается запрещенной охотой. Он создавал впечатление именно такого парня.
— Следи лучше за своей девчонкой, — грубо бросил Трой, усмехаясь. Вообще-то он не хотел быть таким злым.
Лицо Генри вытянулось, глаза сузились, а губы сжались в тонкую полоску.
— Обязательно, — таким же тоном произёс он. — И всё же, спасибо. Надеюсь, хлеб тебе понравится.
Ну конечно, городской мальчик не обошёлся без едкого намёка на своё превосходство. Они все такие. Почему-то считают себя лучше. Будто, печь булочки — это королевское занятие.
Гордость Троя в первый момент потребовала дать Генри по башке этой буханкой, ну или хотя бы немедленно выкинуть последнюю в мусорку. Но Эвердин не был безумцем и понимал, что это просто глупо. Хлеб, тем более из пекарни, на вес золота. Его стоило сохранить хотя бы для матери и Кэл.
— Уверен, что понравится. Тебе спасибо.
Мелларк слегка расслабился и кивнул в ответ. От отвернулся и пошёл назад к своим друзьям, когда Трой вновь обратился к нему.
— Надо будет почаще спасать твою подружку.
Плечи парня напряглись, он замедлился на секунду, словно раздумывая, как поступить дальше, но в итоге решил проигнорировать эти слова Троя.
Эвердин потёр ладони, довольный результатом. Он плюхнулся назад на свой стул. Удивлённые и недовольные взгляды преследовали его, но Трой их игнорировал. Он взял хлеб и с улыбкой кинул его через стол Кэл, та со смехом поймала буханку и покрутила в своих руках, оценивая. Затем довольно ухмыльнулась и подняла большой палец к верху.
Трой видел в его глазах хитрую похвалу: "молодец, братец, так держать".
Устав глупо и недоумённо смотреть на них, Уорен не выдержал.
— Какого хрена здесь происходит?
Кэл удивлёно подняла бровь, глядя на Троя.
— Так ты не рассказал ему? — насмешливо поинтересовалась она. — О, Уори, ты такое пропустил! Вчера Трою на руки в буквальном смысле упала безумная принцесска, а Трой и рад был. Домой её притащил, поухаживал, даже до дома проводил. А сегодня вот, видимо, принц этой принцесски решил отблагодарить благородного рыцаря. Ну я то не против! Смотри, какая буханка! Вы даже в лучшие дни не могли и бы мечтать обменять свою добычу на такую прелесть.
— Что?? — Уорен рассмеялся.
Трой махнул на него рукой.
— Что за девчонка? — не отставал друг.
— Дочка аптекарей.
— Вау!
Окинув Троя насмешливым взглядом, Уорен засмеялся, подхватывая настроение Кэл. Учитывая, какие они оба были невыносимые, не было ничего удивительного в том, что они сошлись.
Трой недовольно кинул в них салфеткой. Тут он заметил рассерженный, осуждающий взгляд Хейзел. Если до этого она была просто недружелюбной, то сейчас весь её вид выдавал враждебность. Напряжённые горящие глаза заставили Троя почувствовать себя неловко.
Элиза в этот момент резко вскочила из-за стола, роняя на пол остатки своей еды. Уорен и Кэл замолчали. Хейзел испуганно приоткрыла рот.
— Простите, — истерично всхлипнула Элиза, — но я лучше пойду.
И прежде чем кто-то успел возразить, она стремительно вылетела из столовой. Пару мгновений все провожали её пораженным взглядом. На лице Уорена появилось мучительное выражение, Кэл виновато опустила глаза. Хейзел, уставившись куда-то в одну точку, постукивала ногтями по ободранной поверхности стола. Наконец, она медленно поднялась, подобрала свою сумку и сумку Элизы, и тяжело вздохнула.
— Знаешь, — Хейзел говорила на удивление спокойно, без привычной яростной враждебности, — что бы там Хеймитч не попросил тебя сделать, просто забудь об этом, ладно?
Её карие, практически чёрные глаза излучали холод.
— Ты нам ничего не должен, Хоторн, — она слегка наклонила голову на бок, рассматривая Уорена. Тот молчал. Наконец, Хейзел последний раз кивнула всем сидящим за столом и направилась за своей подругой.
Обед получился действительно сказочным.
***
А вечером того же дня начались Игры. Каждый человек в каждом доме уселся перед телевизором, чтобы посмотреть прямую трансляцию шикарной Церемонии Открытия. Для тех, у кого телевизор не работал или его просто не было, были включены плазмы на главных улицах. Обязанность смотреть Голодные игры никогда не звучала вслух, но вряд ли кто-то был настолько глуп, чтобы завалиться спать или заниматься другими делами в такие дни.
По случаю Квартальной бойни, церемония в этом году приходила ещё более роскошно, чем обычно. Огромные вместительные колесницы разъезжали по широким капитолийским улицам под крики и овации толпы, которые не могла заглушить даже громкая тематическая музыка. В небе Капитолия сверкал салют, всё вокруг светилось и переливалось. Создавалось обманчивое впечатление, что происходит какой-то счастливый и долгожданный фестиваль. Впрочем, для некоторых это действительно было так.
Дикторы бодро и радостно комментировали происходящее, искренне восхищались тем, какое потрясающее зрелище в этом году приготовил президент Сноу, рассказывали сколько труда и средств было потрачено на эту Квартальную бойню и с удовольствием предвкушали, какие замечательные будут в этом году Голодные игры — с таким-то количеством участников. У каждого диктора уже появились свои любимчики. Про некоторых трибутов они рассказывали достаточно подробно, вспоминая лучшие моменты Жатвы, других упоминали вскользь, но про большую часть и словом не обмолвились. Шутили, спорили, не стеснялись делать ставки. Самый неугомонный мужской голос, буквально излучающий тонны позитива, пытался смешить публику своими предложениями по поводу того, кого и как на арене стоит убивать. Никто и не пытался думать о находящихся по ту сторону экрана близких.
Эль и Генри; Элиза и Хейзел; брат Хеймитча и его мать; Мари и её семья; Уорен, Трой и Кэл — они смотрели трансляцию в разных местах, но всё равно что вместе. В такой момент, когда вся жизнь, весь её смысл сосредоточен на Круглой площади Капитолия, все находятся рядом, слишком близко друг к другу. Расстояния перестают иметь смысл для тех, кто верит, ждёт и боится.
Крепко сжав руку Генри, Эль сидела на диване у себя дома, укутавшись в плед и держа в руках успокаивающий чай, который так заботливо приготовила её мать. Элиза находилась в гостях у Хейзел, она полностью погрузилась в себя и сидела на стуле, прямо положив руки себе на колени, и не отрывалась от экрана, её подруга стояла позади, облокотившись об косяк двери. Семья Эбернети, крепко прижавшись друг к другу, стояла на заполненной улице и с надеждой смотрела на огромную плазму. Доннеры проявляли меньше нежностей, располагаясь каждый в своём кресле, но также крепко были связаны общей болью. Уорен и Кэл присели на старенький ковёр, проявляя необычную серьёзность, а Трой напряжённо сплетя пальцы расположился на скрипучей софе. Насколько шумен сейчас был Капитолий, настолько молчалив был Двенадцатый дистрикт. Всё, что столице — праздник, для её провинций — настоящий ужас.
Звук горна обрушился на Капитолий, заставив зрителей вздрогнуть от неожиданности, музыка усилилась, почти заглушив рев толпы. Комментатор-мужчина торжествующе произнёс: "Дамы и Господа, поприветствуйте трибутов второй Квартальной бойни!". Улицы столицы взорвались от криков. После небольшой паузы раздался счастливый женский голос, дикторша объявила колесницу Первого дистрикта, которая уже помпезно выезжала на широкую улицу. Четыре трибута в роскошной одежде, расшитой дорогими камнями, улыбались камерам и словно упивались вниманием, которое оказывали им.
За ними выехал Второй дистрикт с его яростными трибутами, одетыми в какие-то первобытные костюмы, благодаря которым они выглядели ещё более устрашающими. Этот дистрикт побеждал последние три года и внушал огромный страх всем своим конкурентам. Затем довольно тихий дистрикт номер Три, почти голый Четвёртый дистрикт и Пятый, на колеснице которого двое трибутов, ровно половина, не скрывали своих слёз. Шестой, седьмой, восьмой, девятый — над каждым из них дикторы умудрились весьма обидно пошутить. Затем десятый, разодетый в шкуры животных, который в этом год поразил некоторых комментаторов весьма внушительными представителями. Одиннадцатый — в момент его выезда трибуты Второго дистрикта хором издали животный возглас, привлекая к себе внимание. И вот наконец...
Зрители в Двенадцатом затаили дыхание. Эль до боли вцепилась ногтями в ладонь Генри; Элиза не сдержала стона; брат Хеймитча уткнулся лицом в пальто матери; Мари слегка подвинулась вперёд, к телевизору; спина Уорена напряглась. На улицы Капитолия выехала колесница с их близкими, и в первое мгновение каждый растерялся, выискивая на экране родного человека. Яркий свет сафитов слепил глаза, не позволяя что-либо рассмотреть.
Но вот колесница проехала немного вперёд, камера взяла крупный план, и Эль испуганно вздохнула, вскочив с дивана. Лицо смущённо улыбающейся Мейсили вспыхнуло на экране. Она не казалась испуганной, наоборот достаточно уверенной в себе и в меру дружелюбной. Миленькой. Её красоту не испортили даже дурацкие шахтёрские костюмы, обмотанные проводом с горящими лампочками. В них трибуты двенадцатого напоминали безвкусные новогодние ёлки.
— Она хорошо выглядит, — Генри обнял Эль сзади за плечи.
— Да, — легкая улыбка появилась на девичьем лице, а по щекам бежали слёзы.
Но Мейсили уже не была в кадре. Теперь камера снимала уверенного в себе Хеймитча. Он стоял, глядя прямо перед собой, всем своим видом показывая, что ему нет никакого дела до ликующей толпы. На сухих губах изредка появлялась ухмылка. Дикторы с интересом отмечали поведение этого юного трибута, кто-то заявил, что в этом году Двенадцатый наконец смог представить достойного кандидата, но другие комментаторы отмахивались: наглое поведение ещё не залог успеха. Эбернети заставил многих на секунду опешить, но пока не представлял никакого фактического интереса для спонсоров.
Элиза не сдержала улыбку, когда одна комментаторша заявила, что Хеймитч похож на маленького, обиженного, но очень горячего мальчишку. Всхлипнув, девушка повернулась к Хейзел, схватив ладошками спинку стула. Подруга подмигнула ей.
"Хеймитч уверен, будь и ты такой", — твердили карие, тёмные глаза. И Элизе так хотелось верить им. Её парень вёл себя так, словно уже победил.
В другом доме в Двенадцатом ребята уже давно восхищались такой выдержкой приятеля. Кэл неожиданно растрогалась, смущённо растирая слёзы по щекам, явно беспокоясь, что брат теперь будет издеваться над ней. Уорен пару раз очень крепко высказался в адрес дуры-комментаторши, а Трой с радостью подхватывал и добавлял своих "комплиментов".
Колесницы поехали по Круглой площади, камеры то и дело возвращались к Первому, Второму и Четвёртому Дистриктам. Обычное дело. Но в этом году к ним присоединился ещё и Десятый. Трое его трибутов, два рослых парня и одна девушка с внушительными формами, вели себя довольно развязно и вовсю заигрывали с толпой, отчего та буквально ревела. Иногда камера брала крупным планом лицо Хеймитча.
Наконец, музыка заглохла и толпа мгновенно успокоилась. Колесницы прибыли выслушать хвалёную речь президента Сноу и прослушать патриотический гимп Панема. В это время на экранах то и дело вновь показывали трибутов каждого Дистрикта.
— Я бы и то лучшие костюмы придумала, — хмурилась Кэл, шмыгая носом, когда камера вновь захватила Мейсили.
Двое других трибутов из Двенадцатого стояли позади Доннер и Эбернети, и выглядели довольно-таки жалко в своих шахтёрских костюмах, да ещё и с "художественно" испачканным лицом. Мейсили спасала красота, блеск в глазах и скромная улыбка. Хеймитч с таким взглядом в любой одежде был бы хорош.
Элиза не могла не отметить, насколько он красив. Её Хеймитч. Парень, который совершал самые безумные поступки, лишь бы только добиться её расположения. Если бы Элиза тогда знала... она бы ценила каждую секунду, проведенную с ним.
Во время национального гимна колесницы вновь начинают своё движение, медленно объезжая Круглую площадь в последний раз. Двенадцатый появляется на экранах всего лишь пару раз и то мельком, отчего сердца тех, кто следит за ними из родного дома, сжимаются от боли и разочарования.
Когда трибуты скрываются за воротами Тренировочного центра, толпа в Капитолии в очередной раз взрывается, а вот в Двенадцатом дистрикте все замирают, не смея дышать. Тишина такая, что удары секундной стрелки кажутся раскатами грома. Каждый осознаёт увиденное. Люди на улице, наблюдавшие за всем через плазмы, переглядываются.
Наконец, многие тяжёло вздыхают.
— У неё есть надежда, — уверенно срывается с губ Эль.
— Да, — кивает Генри, аккуратно сцеловывая мелкие слёзы с её щек.
***
После просмотра Церемонии Открытия, Двенадцатый дистрикт погрузился в напряжённое молчание. Так бывало каждый год. Сначала родные лица возникают на экране, а потом приходит оцепление. Редко кто оставался спокойным в такие моменты. А ведь это было только начало, праздник без крови и убийств. Всё самое страшное будет происходить позже.
Уорен Хоторн, стоя этим вечером на крыльце старого дома в Шлаке, испытывал сильное волнение по поводу того, что будет дальше. Хеймитч Эбернети не был его другом, но между ними пролегала прочная связь. Они оба были чем-то неуловимо похожи друг на друга, и не смотря на некую отстраненность в общении, всегда хорошо понимали друг друга. Именно поэтому Уорен не мог не посетить своего приятеля в день Жатвы, именно поэтому Хеймитч доверил ему Элизу.
Вероятно, Эбернети считал, что Уорен справится, но тот все больше убеждался, что терпит в этом фиаско. И это напрягало его. Он не знал даже, что нужно делать, но чувствовал, что всё делает не так. Как можно успокоить девушку, чей любимый будет на Арене убивать и подвергаться атакам других участников? И нужно ли успокаивать вообще? Хоторн ни в чём не был уверен, и лишь обещание тяготило его душу.
А может, это было просто предчувствие?
Нежные ручки Кэл гладили плечи Уорена, пытаясь успокоить его. Он неуверенно улыбнулся своей девушке.
— Я знаю, это непросто, — Кэл прижалась к его спине.
Уорен повернулся к ней, улыбаясь, и потрепал каштановые волосы.
— Мышка.
Кэл обиженно поморщила носик. Её глаза всё ещё были красными от слёз, и Уорен знал, что она тоже волнуется. Всегда такая агрессивная и смелая, она очень глубоко переживала каждую Жатву. Под уверенным выражением лица, так мастерски был спрятан парализующий страх. Уорен замечал это в маленьких деталях: в том, как она прижимается к нему, невольно ища поддержку, в том, как отчаянно бьётся сердце в её груди, в том, как на мгновение прикрываются её глаза и задерживается её дыхание.
И Уорен благодарил небеса за то, что Цирри Адамс до сих пор не вытянула имя Каллы Эвердин. Она была такой маленькой и беззащитной, но с острыми зубками, словно настоящий мышонок. Она бы не выдержала Голодные игры, не смотря на всю свою напыщенную смелость.
Уорен знал Кэл с самого детства, с тех самых пор, как Трой Эвердин стал его другом. Это случилось в первом классе, когда молоденькая, но сварливая учительница оставила их обоих после уроков, посадив рядом и, кажется, на всю жизнь сделав неразлучными. С Каллой Уорен познакомился чуть позже: маленькая, но активная и бойкая девчонка, не дающая мальчикам спокойно хулиганить наедине, сразу произвела впечатление. Она лезла во все их дела, заставляя принимать в свою компанию.
Кэл всегда была "своей", даже в те времена, когда другие девчонки раздражали. А после того, как умер мистер Эвердин, Уорен разделил с Троем заботу о его сестре. Он привык её защищать и опекать. И как так получилось, что в конце концов это переросло в другие чувства?
— Холодно, — пожаловалась она, покрепче кутаясь в объятья Уорена. — Ужасное время, да?
Взяв её лицо в свои ладони, Уорен пристально посмотрел в яркие зелёные глаза. Это была особенность Кэл, предающая ей особую красоту. И Уорен любит это в ней. У неё был потрясающий и очень красивый взгляд.
— Ужасное, — согласился он, не имея ни причин, ни желаний врать ей. — Но мы сможем это пережить.
Он слегка опустил голову, почти касаясь своими губами её губ.
— Вместе, — прошептал он и поцеловал Кэл.
Она потянулась к нему, крепко обхватив его шею и зарывшись руками в тёмные волосы. В её движениях совсем не было неловкости или скованности. Уорен чувствовал, что Кэл готова раствориться в нём. Но ему пришлось преодолеть себя и против воли оторваться от её губ.
Протестующе застонав, Кэл открыла свои удивленные зелёные глаза.
— Трой, — с улыбкой напомнил ей Уорен.
На крыльце дома Эвердинов его друг мог появиться в любой момент. Если он уже не подглядывает за ними через окно или не спрятался в темноте за ближайшим деревом. Трой старался не показывать свои чувства, но Уорен видел, что ему не слишком нравится сложившая ситуация. Он очень опекал Кэл и всегда враждебно относился к её романтическим похождениям. Как старший брат, он ревновал и считал, что все парни сволочи и хотят только одного. И у него было прекрасное тому доказательство — собственное отражение в зеркале.
Кэл высунула язык, показывая, будто её тошнит. Уорен нарочито строго покачал головой.
— Не забывай, что он мой лучший друг!
— Ты любишь его больше, чем меня, — возмущённо заметила Кэл, играясь руками с рубашкой Уорена.
Хоторн рассмеялся.
— Ага, и буду с ним до тех пор, пока смерть не разлучит нас!
Брови Кэл взлетели кверху.
— Иногда именно так мне и кажется, — насмешливо произнесла она, тыкнув пальцем в нос Уорену.
— Ау, — он потёр свой бедный нос. — Ну, спасибо!
Впрочем, в чём-то Кэл очень даже права. Дружба с Троем была слишком важна для Уорена, и он старался как можно меньше злить друга. Хоторн не хотел выбирать между ним и своей девушкой — это был бы невозможный и разрывающий выбор. И Уорен не мог допустить его.
Кэл такое положение дел немного обижало. Она, похоже, решила на вестись на все эти разговоры, и вновь сама потянулась, чтобы поцеловать Уорена. Он не смог не ответить, положив руки ей на талию.
— Ух ты, — произнёс Уори, когда Кэл разорвала поцелуй.
Она самодовольно ухмыльнулась и хитро прикусила губу. Уорен рассмеялся.
— Как это ни печально, но я думаю, что мне пора.
— Боишься, что Трой выскочит из-за кустов? — Кэл закатила глаза.
— Именно этого, — согласно кивнул он в ответ и потрепал девушку за ухо.
В конце концов, ему всё же пришлось уйти, несмотря на все недовольства Кэл. Он чмокнул её в висок, напоследок крепко прижав к груди, и направился домой. Мать с отцом, наверняка, волновались. Они, конечно, привыкли к самостоятельности сына и тому, что почти всё своё время он проводит с другой семьёй, но всё же... В дни Голодных игр никто не мог чувствовать себя спокойно.
Хоть и казалось — главное пережить Жатву, на самом деле всё было намного сложнее. Не зря Голодные игры — наказание для мятежных Дистриктов. Капитолий никогда не был намерен обходиться только трибутами, ужас и страх должны властвовать над всем поселением. Так оно и было. По крайней мере, в Двенадцатом.
Уорену было сложно представить, что чувствовали жители, скажем, Второго Дистрикта. Они каждый год снабжали арену добровольцами, которые, как правило, побеждали. Возможно, в их краях Голодные игры действительно были желанным шоу. Таким же, как и в Капитолии. Понятное дело, что ко всему относишься проще, если почти ничем не рискуешь. Хоторн не помнил, чтобы трибут Второго дистрикта хоть раз был младше четырнадцати лет. Может таких и вызывали на Жатве, но их место тут же занимали другие, более старшие и рослые участники.
Да, их мир совсем отличался от мира Двенадцатого дистрикта. Если у них там существовали тессеры, то их можно было брать без всякого риска...
Оказавшись, рядом со своим домом, Уорен притормозил. Остановился на секунду и втянул носом свежий воздух. Шлак к этому времени уже полностью погрузился в темноту (электричество отключили сразу после трансляции) и тишину. Сейчас здесь было почти также, как и в лесу. Спокойно. Свободно. Но Хоторн знал, что это обманчивое впечатление, и усмехнулся внутри себя.
Он повернул голову, когда заметил следящую за ним Хейзел. Девушка молча сидела на ступеньках одного из домов, скрестив ноги. Она не отвернулась, продолжая пристально смотреть на Уорена. Он кивнул ей и она сделала тоже самое в ответ, а затем прикрыла глаза и слегка откинула голову назад, когда легкий ветерок принялся трепать её волосы.
Уорен не стал подходить к Хейзел, осознавая, что она, как и он сам, в этот момент наслаждается одиночеством и ложной свободой. Отдыхает от Голодных игр и давления Капитолия.
Может быть, эта девчонка была не так уж и плоха...
***
Церемония открытия вселила всё больше уверенности в Эль. Теперь, когда она увидела Мейсили, смущённую, но с уверенным блеском в глазах, ей начало казаться, что всё ещё может получиться. Конечно, у её подруги было множество сильных и опасных соперников, но в играх не всегда побеждают профи. Были случаи, когда победа оказывалась в руках самых неожиданных участников. Тут уж чью сторону удача выберет. Тем более что сейчас шёл год Квартальной Бойни. В такое время распорядители могут устроить всё, что угодно, перевернуть всё с ног на голову. Никому не будет интересно, если это будет ещё один обычный год со стандартным победителем.
На следующий день после церемонии Эль возвращалась из школы специально в одиночестве, желая остаться наедине со своими мыслями и надеждами. Друзья отпустили её неохотно — все ведь беспокоились, спасибо Генри, и так и норовили навязаться в компанию. Но Эль сбежала и теперь с удовольствием прогуливалась по городу, вдыхая прохладный воздух и кутаясь в кофту. Страшные мысли всё ещё посещали её, а печаль по Мейсили была невыносима. Но если такова судьба, то нужно верить в удачу.
Теперь слова старенького победителя приобрели для неё особый смысл.
"И помните, удача всегда на вашей стороне". В это так хотелось верить!
Почти дойдя до своего дома, Эль резко остановилась, вдруг заметив Троя Эвердина. Парень стоял на другой стороне дороги, в одной руке он держал связку трав, очевидно, предназначенных для аптеки, а другой рукой придерживаясь за бок, и о чём-то спорил с миротворцем. Мужчина со злобной усмешкой выслушивал его, покачивая головой.
Дрожь волнения пробежала по телу Эль. Она облизнула губы, с беспокойством наблюдая за явной перепалкой. Взгляд миротворца был слишком довольным. Легко понять — сегодня у него хороший улов.
Неловко переступив с ноги на ногу, Эль уверенно развернулась, посчитав, что происходящее не имеет к ней никакого отношения. Если мальчик из Шлака попал в беду, то это только его проблемы. Эль ведь предупреждала его и об охоте и об остальном, а он делал вид, будто всё знает. Теперь пускай сам и расхлёбывает, нечего втягивать в свои проблемы невинных людей. Эль в очередной раз обернулась и искоса глянула на связку с травами. Если бы Трой донёс её до аптеки, то родители Эль могли бы пострадать... Или нет?
Противное чувство долга засосало под ложечкой. Эль, конечно, терпеть не могла нарушения правил, но Трой позавчера самоотверженно таскал её тело на руках. Он, может быть, и заслужил наказания, но такого наказания, какое применяют миротворцы, не заслуживает никто. Разве что убийцы какие-нибудь. Двадцать или больше ударов плёткой — это уж слишком!
Крепко сжав кулаки, Эль уверенно пошла в сторону Троя и миротворца, при этом отчаянно ругая себя.
"Дура, ну дура", — твердило сознание. Эль не была уверена, что поступает разумно и что хочет так поступать. Но она поймала себя на мысли, что Трой, вероятно, чувствовал тоже самое, когда тащил Эль к себе домой. Это немного развеселило её.
Подойдя на достаточно близкое расстояние, Эль услышала, как миротворец насмешливо подвергает сомнению версию Троя. Тот (идиот!) додумался сказать, что травы он несёт из аптеки, где их и купил. Как будто кто-то может в это поверить! Чтобы парень из Шлака потратил столько денег на такую ерунду вместо того, чтобы пойти купить себе еды. Конечно, такая охапка трав в руках не могла не вызвать вопросов.
Охота в Двенадцатом Дистрикте была категорически запрещена. Сама мысль, что кто-то может выйти через забор, являлась для большинства законопослушных жителей абсурдной. Многие свято верили, что по забору постоянно протекает ток — коснёшься и тут же сжаришься. Но, конечно, чёрный рынок существовал и даже не был особенно засекречен. Любой, у кого находилась маломальская доля дерзости, мог воспользоваться его услугами. Вот даже родители Эль предпочитали скупать травы у Троя, а не ждать капитолийских поставок. Тут и экономия и отсутствие дефицита. И миротворцы, конечно же, знали обо всём, но часто просто закрывали глаза — им шёл свой процент. Главное, чтобы все вели себя тихо и не высовывались, тогда каждый делает вид, что ничего не замечает. Правда, иногда, по настроению, они устраивали показные наказания, чтобы никто не забывал своё место.
Хмыкнув от недовольства, Эль нацепила на лицо сияющую улыбочку и подошла к Трою.
— И снова привет, — она дружелюбно помахала ручкой, хотя на самом деле они виделись первый раз за день.
Трой нахмурился, его брови взлетели вверх от удивления.
— Какие-то проблемы?
Эль чувствовала себя глупо, произнося эти слова. Она не была уверена в том, что достаточно хорошая актриса, да и опыта во вранье у неё было немного.
Миротворец, сложив руки на груди, смотрела на неё почти враждебно. Его взгляд прожигал: шла бы ты отсюда, девочка. И Эль едва подавила в себе желание так и сделать. Закусив губу, она смущённо перевела взгляд на охапку трав в руках Троя. Щёки горели, и она боялась, что слишком сильно покраснела.
— Не забудь отобрать и промыть травы, когда придёшь домой, — Эль бегло окинула Троя презрительным взглядом. Этот парень всё ещё был вопиющие неаккуратен. — Я знаю, что этим обычно занимается твоя мать и всё такое, но у меня сердце кровь обливается, когда я подумаю о том, что ты просто кинешь мои травы в таком состояние. Если они испортятся или что-то в этом тебе придется снова покупать их, а у нас в аптеке уже почти закончились запасы. Так что... просто сделай, как я говорю. Это будет замечательно!
На одном дыхание выпалила Эль. Она понимала, что тараторит и несёт полную ерунду, которая едва согласуется с логикой, но ничего не могла с этим сделать. Других идей в голове всё равно не было.
Закончив свою речь, Эль наконец вздохнула и подняла взгляд на двух мужчин, которые смотрели на неё. У Троя был очень странный взгляд, в котором читалась смесь удивления и смеха. Миротворец скептически цокал язычком.
— Так это травы из аптеки?
Замерев на секунду, Эль резко кивнула головой.
— Ну разумеется, — кажется, она ответила слишком быстро.
В тёмных глазах миротворца читалось недоверие и насмешка. Эль испугалась, решив, что весь её фарс раскрыт, а за ним последует наказание. Во что этот Трой Эвердин втянул её?
Эль не любила нарушать правила. Выросшая в хорошем районе, она с детства следовала всем указанием, была прилежной дочерью и ученицей. Нет, она, конечно, хулиганила, даже пару раз прогуливала уроки и приукрашивала некоторые события перед родителями, но это было ничто по сравнению с побегом в Шлак и откровенной ложью в лицо миротворцу.
— Ну я же говорил вам! — засунув одну руку в карман брюк, Трой скучающее хмыкнул.
Его расслабленный, уверенный в себе вид поразил ей. Он был абсолютно спокоен и смотрел прямо в глаза гадкому миротворцу. И это его наглое поведение заставило последнего засомневаться. Он бегло перевёл взгляд с Эвердина на Эль, а потом на охапку трав. Поняв, своё проигрышное положение: у него не осталось никак доказательств — он хмыкнул.
— Хорошо, значит всё в порядке, — сладким голосом произнёс миротворец. — Но аккуратнее, Эвердин, я сложу за тобой и твоим дружком.
Странный блеск в глазах мужчины заставил Эль задуматься, что здесь скрыто нечто большее, чем просто скука на работе. Как будто у миротворца был зуб на Троя.
Мужчина развернулся и пошёл своей дорогой, оставляя Эль наедине с Эвердином. Внутри она всё ещё тряслась от волнения, к которому прибавилось явное смущение. Эль, конечно, сама хотела помочь Трою. Она должна была это сделать. Но она совершенно не подумала о том, что он на это скажет.
— Привет, — с неохотой вновь поздоровалась она, желая развеять молчание.
Трой раздражённо тряхнул головой. Он вытащил руку из кармана и вновь положил её себе на бок, его губы мучительно изогнулись.
— Ох, — простонал он, морщась. — Вероятно, я должен сказать тебе "спасибо".
В напряжённо голосе чувствовалась издёвка. Эль всё никак не могла унять своё волнение: теперь, когда ситуация разрешилась девушка всерьёз начала сожалеть о содеянном. А что если миротворец не успокоится? Что если он спросить её родителей? Что если их всех накажут?
Семья Эль продавала лекарства и помогала в основном именно чиновникам и миротворцам. Конечно, они обслуживали и обычные семьи, и даже Шлак иногда, но это было скорее дополнительной возможностью. Процветание и достойный образ жизни им обеспечивали основные клиенты. И родители Эль очень хорошо были знакомы со всем управлением Двенадцатого. Из-за чего послушание всегда было крайне важной вещью для них.
Нельзя злить миротворцев, они кормят их семью. Для Эль это всегда было главным правилом. Она не очень любила этих служителей порядка, но была вынуждена всегда быть милой и приветливой. Так сложно любить тех, кто хладнокровно избивает людей, пускает пулю в лоб или применяет другие жестокие наказания, но иначе было нельзя. Мать с самого детства учила её правильно вести себя, не смотря ни на какие ужасы. Даже если в аптеку со слезами на глазах приносили ребёнка в ужасном состоянии.
Такие случаи редкие, но периодически случаются. Какой-нибудь несмышлёный малыш из Шлака из-за ужасного голоса решался на кражу. Некоторые даже прямо в дома к миротворцам залезали. Оно и понятно, у них-то точно всего найдётся и с лихвой. Если ребёнок попадался ни на причины, ни на его возраст никто не смотрел. Наказание по протоколу не на много мягче, но оно, в любом случае, зависит от настроений самих миротворец. Иногда дети обходились выговорами, денежным возмещением, иногда какими-то общественными работами, иногда, как и положено, плёткой, иногда и тем и другим. Матери и сёстры нередко были вынуждены предлагать себя, чтобы как-то смягчить наказание. А иногда миротворцы заставляли их силой.
Работа в аптеке не так приятна, как кажется. Достаток достатком, но в свои восемнадцать лет Эль знала и видела своими глазами слишком много такого, чего предпочла бы забыть. И оказаться среди тех, кого миротворцы наказывают, ей совсем не хотелось. Но ещё меньше ей хотелось, чтобы миротворцы вообще кого-то наказывали.
"Не знаю, не знаю, не знаю", — покачала она головой. Эль действительно не могла выбрать, какой из этих поступков правильный. Но ведь она уже сделала свой выбор.
Она, видимо, слишком долго и задумчиво смотрела на Троя, и тот скептически сжал губы.
— Что это вообще было? — выплюнул он.
Эль на секунду обрадовалась тому, что смогла обескуражить его. После того, как этот парень спас её, она слишком много думала о том, какой он хам. Его слова все ещё были очень обидны. И обрести над Троём хотя бы такую власть было приятно. Всё-таки несмышлёная городская девочка смогла ему помочь.
Но это было противоречием. Нельзя радоваться и бояться одновременно. Однако именно так Эль себя и чувствовала, разрываясь. Трой ждал от неё ответа, а она лишь беззвучно открывала рот, подбирая слова. Не говорить же ему: "я вернула тебе долг". Он её на смех поднимет.
— Ладно, проехали, — он небрежно кивнул головой, а потом пихнул Эль охапку с травами. Она от неожиданности даже взяла её, хлопая глазами. — Держи свои травы. Подарок.
Эль хотела возмутиться, но кое-что отвлекло её: освободив вторую руку, Трой также приложил её к своему боку; его лицо скривилось от боли.
"Что с ним?" — пронеслось в голове. Брови девушки удивлённо изогнулись.
— Ты в порядке?
Трой бросил на неё презрительный взгляд.
— Всё прекрасно, — его голос был напряжен. Эвердин сделал несколько шагов в сторону Шлака, и Эль заметила, что он хромает.
После того, как с его губ в очередной раз сорвалось "оуу", Эль не выдержала, она с волнением подошла к нему, заглядывая прямо в глаза. В такой момент в ней не было никакой неуверенности — это годами отработанная выдержка. Место обычной девочки занял опытный человек, лечащий людей.
— Безопасные прогулки по лесу? — немного насмешливо поинтересовалась она.
Трой посмотрел на неё странным взглядом. Казалось, ещё секунда, и он просто пошлёт её куда-нибудь далеко-далеко.
— Что с тобой? — уже спокойнее поинтересовалась Эль.
— Неудачно падение, — Трой буркнул в ответ. — Не первый раз, бывало и хуже. Пройдёт.
Эль удивлённо выдохнула. В её жизни никогда не было такого "пройдёт". Родители с детства приучили её обрабатывать даже самые малейшие царапины.
— Дай посмотрю, — она, не задумываясь, протянула руку и схватила его за плечо, хмурясь. Трой дёрнулся, заставив её испугаться. Эль осеклась, осознав свою глупость, и перестала его касаться.
Закусив губу, девушка мучительно раздумывала, что ей делать.
— Ладно, — кивнула она, стараясь игнорировать недоумённый взгляд Троя. — Пойдём к нам в аптеку, я помогу.
Она развернулась, сделав пару шагов и понимая, что Эвердин ни за что за ней не пойдёт. В голове стучала мысль о том, как нелепо она себя ведёт, но при этом почему-то хотелось улыбаться. Будучи дочкой аптекарей, она просто не могла оставить всё как есть и отпустить Троя. Может быть, ещё пару дней ей было бы всё равно, но сегодня, после того, что он сделал, она должна была ему вернуть долг. Между прочим, не только в Шлаке придают этому значение. По крайней мере, Эль уж точно не хотела быть обязанной кому-то чем-то.
Сердце неожиданно сжалось, и девушка поёжилась. Мейсили... Даже сейчас она волновала её мысли.
— Ты идёшь? — Эль обернулась, отмечая, что Трой смотрит на неё дикими глазами. Она вздохнула, заставляя себя успокоиться. — Слушай, не надо этого, хорошо? Ты помог мне, ты притащил меня к себе в дом, к тому же ты сунул мне целую охапку трав бесплатно. Просто дай мне тебе помочь!
Трой покачал головой.
— Ну уж нет, — произнёс он, чётко выговаривая каждое слово. Весь его вид показывал, что он лучше будет целую неделю терпеть боль, чем куда-либо пойдёт с ней.
— Хорошо, — Эль задохнулась от возмущения. — Тогда я пойду и скажу миротворцу, что ты заставил меня соврать ему. Ладно, Эвердин, просто позволь мне вернуть долг.
Слова как-то сами слетели с языка, и Эль вздрогнула, когда произнесла их. Сложив руки на груди, Трой все ещё хмурился от боли и внимательно смотрел на неё, словно оценивая. Он явно не был доволен тем, что она сказала, но это как-то повлияло на него. Ох уж это хвалёное чувство долга и уверенность в том, что городским об этом ничего неизвестно. Эль закатила глаза, как всё смешно и просто.
Наконец, Трой неохотно кивнул и пошёл за ней.
Войдя в дом с задней двери, Эль неловко осмотрелась. Уверенность начала таять в ней. На самом деле, она начала уже раздражаться из-за собственных противоречий. Что ж, по крайней мере, она делает всё правильно. Наверное...
"Вперед, Элли", — так сказала бы Мейсили и пихнула бы Эль в бок.
— Иди в ванную, она прямо по коридору. Я схожу за аптечкой.
Трой неуверенно переступал с ноги на ногу, стоя в дверях. Он раздумывал пару секунд, но потом всё-таки пошёл вглубь коридора. Эль покачала головой. Не такой уж он сейчас и уверенный.
Старательно оттягивая момент, Эль медленно поднялась в маленькую комнатушку, где в их семьи хранились всякие важные для лечения вещи. Почти склад аптеки. Нет, не так. Почти кабинет врача. Она взяла тёмную коробку-аптечку, прихватила, на всякий случай иголку с ниткой — хотя зашивать Троя у неё не было никакого желания. Нахождение среди медикаментов успокаивало. Здесь Эль чувствовала себя в своей среде.
Доктор Эль Эренс. Она грустной улыбнулась, вспоминая детские забавы. К сожалению, в своей настоящей жизни у неё не было никаких шансов стать врачом. И с этим фактом пришлось смириться.
Зайдя в ванную, Эль заметила презрительный взгляд Троя.
— У вас есть вода двадцать четыре часа? — выплюнул он почти с отвращением.
Эль вздохнула.
— Это преступление? Я в этом виновата? — Трой нахмурился, явно собираясь ответить что-то, но она его перебила, скомандовав. — Раздевайся!
Выражение лица Эвердина заставило Эль почти рассмеяться. Но, право, так было с каждый вторым пациентом. Они просто не ожидают таких решительных действий со стороны юной девушки. Им-то неизвестно, что она уже столько раз на всё это насмотрелась, что тошнить уже может. Эль даже Генри уже раздевала. Не то что бы у них было что-то большее, чем поцелуи, но такова уж её обязанность. Никакой тут романтики.
В конце концов, Трой коротко рассмеялся и принялся стягивать с себя рубашку. Усмешка быстро слетела с губ Эль, когда она увидела его тело. Кровоточащие царапины, синяки, а под ними старые шрамы. Конечно, это не худшее из того, что она видела. По сути, это сущий пустяк. Но всё равно мало приятного.
Эль вспомнила гладкий торс Генри с его идеально кожей.
— Так что случилось?
— Ну, там было осиное гнездо, — пожал плечами Трой.
— Сильно бок болит? Надо проверить, целы ли ребра.
Мгновенно оказавшись рядом с ним, Эль нагнулась, ощупывая его грудь. Она не была слишком хороша в переломах, но не собиралась признаваться в этом Трою. Он же стоял с мученическим видом, жмурясь от боли. Возможно, девушке показалось, но Эвердин как будто был смущён. В принципе, тоже обычное дело, но ей вдруг стало очень весело. Уверенный в себе Трой Эвердин стоит перед ней без рубашки и почти краснеет.
— Думаю, тут сильный ушиб, — вынесла она свой вердикт. — Я дам тебе хорошую мазь. Надо продезинфицировать царапины. Повезло, что они не такие большие, а то истёк бы кровью прямо перед миротворцем. Вот тому потеха была бы.
Пальцы Эль скользили по мужской груди, обрабатывая то одну ссадину, то другую. Девушка не обращала внимания на Троя, сосредоточенно выполняю свою работу. На секунду, она задумалась, что чувствуют другие, нормальные девушки, когда перед ними стоит полуголый парень. Волнение? Желание? Кажется, Эль была в этом абсолютно безнадёжна. Максимум, она могла отметить, что у Троя стройное тело, не обделённое мышцами. Пожалуй, даже слишком стройное, довольно худое. Но и что тут такого?
Шрамов и прочих отметок у него было довольно много, как и родинок. У него было очень много родинок!
— Чистое зеркало, — задумчиво произнёс Трой и скривился, когда Эль принялась за следующую царапину.
— Что? — переспросила она. Прядка волос упала на один глаз, и Эль подула на неё.
— Хорошо вам, я по несколько раз в день протираю своё зеркало. Знаешь, угольная пыль покрывает у нас в Шлаке абсолютно всё. Терпеть её не могу.
Эль подняла удивлённый взгляд, пытаясь понять, чем вызвана такая откровенность. Видимо, Трой просто заскучал. Но ведь это не самая разумная идея — говорить с ней о Шлаке. Она же не создана для такого места и таких грустных разговоров! Эль никак не могла перестать ёрничать в мыслях. Она вдруг почему-то очень сильно разозлилась.
Натянуто улыбнувшись, Эль слишком сильно нажала на последний синяк, Трой резко выдохнул.
— Я закончила, — она, наконец, разогнулась. Трой был выше её сантиметров на двадцать, но в этом момент Эль умудрялась смотреть на него свысока. — Знаешь, Эвердин, насчёт того разговора, не думай, что ты всё знаешь. Ты никогда не терял своих близких в Жатву, так что перестань вести себя так надменно.
Она буквально выплюнула эти слова ему в лицо, не понимая, почему молчала до этого. Трой даже отшатнулся от неё, он обеспокоенно нахмурился и раскрыл рот, пытаясь что-то сказать. Но Эль уверенно покачала головой.
— Одевайся. И спасибо за травы, они нам очень пригодятся. Думаю, тебе пора, — она на секунду запнулась, раздумывая продолжать или нет. Но искушение было очень велико. — Петь не обязательно!
В следующую секунду в глазах Троя вспыхнул огонь ярости. Окинув девушку, почти разочарованным взглядом, Эвердин схватил свою рубашку и, не одеваясь, вылетел из ванной комнаты. Громкий хлопнув дверью, он быстро покинул дом Эль, оставляю ту очень довольной. Но ненадолго.
Спустя несколько минут, Эль тяжело вздохнула и села на пол. Её радовало, что она смогла высказать всё, что думала, но с другой стороны, чему тут радоваться? Ей вообще должно быть всё равно на мнение какого-то незнакомого парня из Шлака. И всё же мысль о том, что он считает её глупой, недостойной, богатенькой девочкой, очень обижала Эль. Пусть они были немного из разных миров, но в её жизни тоже было много всего неприятного. В конце концов, это Мейсили Доннер отправилась в Капитолий, а не дружок Троя Эвердина.
Но, по крайней мере, она вернула ему долг.
Эль нахмурилась, понимая, что мазь от ушибов она ему так и не отдала. Ну и чёрт с ней!
Конец четвёртой главы. 
