Колесница - Чарли УизлиИ дракон прочел, наклоняя
Взоры к смертному в первый раз:
— Есть, владыка, нить золотая,
Что связует тебя и нас.
(…)
Человечья теснила сила
Нестерпимую ей судьбу,
Синей кровью большая жила
Налилась на открытом лбу…
Н. Гумилев
Чертовы иллюзионисты. Только и занимаются тем, что мастерят иллюзии, и не замечают за собой этого. Потому что привыкли намертво. Привыкли быть придатками своих палок и ничего не делать собственными руками. Зачем готовить угощение к чаю? Проще творить иллюзию, и для фигуры полезно. Зачем тратить время на то, чтобы завоевать даму сердца, писать письма, дарить цветы, признаваться, стоя на коленях? Проще подлить ей Амортенции и – вуаля. Иллюзия любви – равноценный заменитель, идентичный натуральному. Зачем таскать стулья и раскладушки? Проще, лениво переминаясь с ноги на ногу, махнуть рукой и вытащить из воздуха иллюзию, на которой задница вполне нормально отдохнет. И, главное, чем старше становятся, тем большим количеством способов творить иллюзии овладевают. И какой умница изобрел квиддич? Наверное, кто-то, кто озаботился грядущим атрофированием мышц магов. Не иначе. Или тот, кто, как и он, ценил Настоящую Силу и ее возможности.
Терпеть не могу все это ненастоящее, несуществующее и вытащенное из воздуха! Ненавижу лень!
Глупости, Чарли, глупости, прекрати молоть чушь, сказал он себе в следующую минуту, потирая прокушенное забинтованное предплечье, которое все еще болело. Ты рассуждаешь, как магл.
А все Хагрид виноват. Разозлил. Теперь вот лежи и думай обо всякой дряни, к Хагриду отношения не имеющей, но... Но ведь Хагрид виноват! Ведь это он вытащил из Чарли недовольство собой, потому что Чарли не сумел, не смог, на секунду испугался мощи зверя… Никогда! Никогда больше он себе этого не позволит! Он не иллюзионист! Он не желает заниматься фокусами! Он должен суметь, должен, должен!
- Держи, поводья держи, гврю!
- Хагрид!!!! Я не могу держать… Ааа, черт! Не могу держать то, что не вижу!
Хагрид подбросил директору свеженькое решение – использовать фестралов в качестве ломовых лошадей. Славно, ничего не скажешь. И Чарли, не будь дурак, вызвался помогать с дрессировкой. Или скорее – будь дурак, потому что теперь он себя чувствовал настоящим идиотом. И Хагрид, конечно, хорош, ничего не скажешь. Купил у какого-то приезжего торговца пару жеребят много лет назад, развел тайком целый табун плотоядных копытных (оказалось, что если кормить фестралов чуть подтухшей драконьей печенью с тыквенным пюре – они размножаются, как кролики), а потом, когда прятать их уже стало трудно, несмотря на то, что они невидимые, поставил директора перед фактом и смело предложил использовать весь табун. А Дамблдор! Тут же согласился!
Нет, Чарли тоже любил животных. Он их очень любил. Он готов был поднять весь замок на уши, когда чей-то котик ломал хвост, или чья-то жабка хворала, он готов был скрутить Снейпу шею, когда тот экспериментировал с зельями на лягушечках, все однокурсники советовались с ним, где покупать сов, как ухаживать, куда пихать лекарство в случае болезни. Все лазили, которых преподаватель принес для практического занятия, окружили Чарли и наперебой норовили лизнуть его ботинок, потереться об его ноги, вскарабкаться по мантии на руки, или оставить на нем скромную метку когтем, означающую – вооот, этот мне нравится. Чтобы раздать лазилей остальным ученикам и нормально провести урок, Чарли пришлось выводить вон из кабинета. А потом он ночью тайком прокрался в учительскую и тискал, и гладил лазилей, чесал им животы и заботливо искал блох, пока и им, и ему, плохо не стало.
Перед каждым занятием по уходу за магическими существами Чарли возбужденно скакал на одной ноге, наплевав на крутящих пальцем у виска товарищей, и потел от нетерпения – кто будет сегодня? А много ли он прочел об этом звере? Преподаватель бесился и краснел, когда Чарли, вежливо подняв руку, но, не озаботившись тем, когда замолкнут и вызовут, поправлял профессора и безо всякого стеснения указывал на то, что, дескать, неправда ваша, сэр, барабашки с чердаков не вылезают, а сидят там себе спокойно, жрут моль, а хотите – приходите к нам домой, я докажу. К примеру.
Он любил их во сто крат больше людей, и сколько ни говорил ему лучший друг, что это свидетельствует о том, что у Чарли в голове тараканы, ах, ах, прости за каламбур, и что ему надо разобраться в себе и научиться нормально общаться с людьми, а не с членистоногими, парнокопытными, трехрогими и пятихвостыми, он плевал с Северной Башни Хогвартса. Он любил животных, просто любил, но вот у Хагрида на почве зверья натурально улетела крыша. Именно поэтому Чарли никогда не слушал друга с его советами – он знал, что пока не дойдет до Хагридовой кондиции, беспокоиться не стоит.
- Чарли, ты что-нибудь еще любишь, кроме животных?
На этот вопрос ответ у него был готов всегда.
- Квиддич.
И ответ вопрошающего всегда удовлетворял. Но ответ не был правдой – не в полной мере. Он никогда не давил на свою команду, никогда не бесился и не рвал на себе волосы, когда они проигрывали, никогда не слушал чужих насмешек. Квиддич - дело второе. Как же доставал его малютка вратарь Оливер, на каждой перемене пытавшийся разъяснить новую тактику своего собственного изобретения и после каждого неудачного матча рыдавший навзрыд – это просто не описать словами. Не тактика важна, Оливер, важен напор. И зачем же ты плачешь, Оливер, ну зачем ты плачешь?
Поражение. Страшное слово для любого гриффиндорца. Недопустимое, противоречащее законам гриффиндорской логики, понятие.
Но для него поражение в квиддиче не было трагедией. Есть вещи, куда похуже этой. Например – осознавать свое бессилие и невозможность управлять ситуацией, в которой кто-то страдает. Но плачущего Оливера ему не было жалко. Плачущий Оливер сам хотел плакать, у него был выбор. Или вот – просто понимать, что однажды ты не победишь себя, не перешагнешь через свой страх. Хотя это тоже боязнь поражения… Разве нет? Поэтому и лез Чарли в такие дебри, поэтому и соглашался на то, чего не умел – достать потолок. Достать потолок. Удариться об него темечком. Никогда в жизни не проявлять слабости, никогда не давать себе думать, что он что-то не умеет или не может….
Судя по тому, что утверждал Хагрид, фестралов сейчас рядом с ним стояло трое. Чарли ежился и посекундно глядел по сторонам, чтобы различить, где примята трава, куда ступили копыта. Задача первичной важности – запрячь каждого в карету, и заставить тянуть ее по прямой. Кареты по такому случаю даже выкатили из круглогодичного «гаража».
Таки запрягли, да. Ну конечно. Дело ограничилось тем, что Хагрид, который фестралов видел (Чарли не задавал лишних вопросов, но у него были свои догадки) надел на двух из них уздечку. И понеслось…
Невдалеке расхаживали студенты, дышали весенним воздухом, который засорял страшный мат-перемат, стоявший возле Хагридовой хижины.
- Держииии!!!! – вопил Хагрид, неестественно перекосячившись, потому что второй фестрал, которого он придерживал левой рукой, занервничал и встал на дыбы…
Господи, сколько раз ему еще придется услышать это слово, сколько раз он будет выть от натуги, корчиться, лихорадочно думая – много ли времени пройдет, прежде чем обе руки оторвутся, или прежде чем цепь протрет ладони до живого мяса, несмотря на перчатки? Сколько раз он будет держать изо всех сил – не таких «всех сил», которые знают другие, потому что такое мало кто испытывал. На пределе возможностей, побеждая себя, саму природу человека, совершая невозможное… И улыбаясь. Потолок достигнут – выше некуда. Поводья держать крепче – невозможно.
На следующий день рука уже не болела. Ни в том месте, где потянул, ни в том месте, где укусили.
- Чарли, ты что-нибудь еще любишь, кроме животных и квиддича?
- Кви... Что?!!
- Что слышал.
Ого, что-то новенькое.
- Я люблю… люблю… хммм…
- Вот-вот. Зато у тебя не будет проблем с выбором профессии.
- Уже сегодня? – он закатил глаза и откинулся на спинку стула.
- Прямо сейчас. Подойди к МакГонагалл.
Минерва МакГонагалл очень любила между делом повторять, что его брат Билл – это утонченный ум. Иллюзионист, ага. Перси, конечно – сама рациональность. Ну а Чарли – живое воплощение настоящей силы и решимости. При этом у нее на лице не читалось «сила есть, ума не надо», и Чарли был очень благодарен ей за это.
- Надеюсь, Вы помните нашу беседу двухлетней давности, - слегка улыбнулась она, кивая на стул напротив.
- Да, мэм.
- И Вы не изменили решение?
- Изменил, мэм.
Строгая преподавательница не смогла скрыть удивления – брови вскинуты, рот слегка приоткрыт. Прокашлялась.
- Изменили?
- Я говорил, что хочу в профессиональный квиддич. Теперь уже не хочу. Это было ребячеством…
Он и сам порой не мог понять, зачем тогда ляпнул про Квиддич. МакГонагалл не улыбалась снисходительно, не смотрела со скептицизмом, судя по всему, даже поверила в искренность его желания, а может, решила, что таким образом он хочет искупить долгие годы неудач ее факультета на этом поприще, и стать профессионалом, чтобы отыграться… отыграться… на ком? Она просто попросила его не сбрасывать со счетов остальное – ведь у него такие хорошие оценки! Он и не стал. Исправно посещал все – и чары, и ее трансфигурацию, даже зелья. Ну и свой любимый предмет, конечно. Видимо потому, что где-то в глубине души понимал на самом деле – ну какой к черту квиддич? Квиддич – дело второе, разве нет?
- И что Вы решили?
- Мэм… а нет… ну вот что-то из разряда…
- Ухода за магическими животными. - Она не спрашивала, она утверждала.
«Если нет – уйду из мира магов и стану кинологом. Или пойду работать в дельфинарий. Или коров пасти буду. Точно пойду, вот хоть разобьюсь в лепешку»
- Вы знаете, вообще-то есть, - Очень серьезно сказала она, порывшись в рекламных проспектах и обзорах на столе. – Была вакансия в Министерстве, но, насколько я знаю, на данный момент вот именно что была. Но есть еще… Нет, Вам это не понравится. Слишком… тяжело, мистер Уизли, слишком. И с Вашим интеллектом… ну зачем Вам такое… да и Хагрид рассказал мне про вчерашнее…
- Что это? – нетерпеливо прервал он.
МакГонагалл недовольно покосилась на него но, видимо, наткнувшись взглядом на его лихорадочно горящие глаза, вздохнула, и предприняла последнюю попытку:
- Вам придется уехать в другую страну.
Он еле сдержал рвущийся наружу вопль «К черту это!», когда его взгляд остановился на обложке рекламки, которую комкала преподавательница. С обложки на него смотрел… впрочем нет, не смотрел…они ни на кого не смотрят… их взгляды устремлены в бесконечность… Господи, ну и чушь ты мелешь, Чарлей… они – воплощение СИЛЫ….о Великий Шотландец!
- Драконы, мистер Уизли. Это очень опасная и трудоемкая работа. И очень… неблагодарная… И Вам придется пройти специальное обучение…
- Иду! Бегу, еду! – Чарли вскочил и орал что есть мочи, размахивая руками, - Вы никому еще не предлагали?
МакГонагалл сделала кое-что неожиданное – сняла очки и протерла уставшие глаза. Покачала головой. И обратилась к нему по имени.
- Чарльз. Чарльз… Уймите пыл, прошу Вас. Вы – один из моих лучших учеников, и я не хочу, чтобы Вы…
Но у него уже не хватало терпения, чтобы проявить такт и дослушать.
- Я, я хочу!!
- Вы даже не спросили, какие условия, сколько платят.
- Вы сказали, что мне придется ехать в другую страну, - Чарли проявил рассудительность, удивительную для такого запала. - И я кажется, даже знаю, в какую. По крайней мере, ориентировочно – думаю, что это будет восточная Европа. Уверен, что жить мне придется в условиях не самых царских и есть не икру с шампанским. А сколько платят… а мне неважно.
- Немало, - величественно кивнула МакГонагалл. - Платят соразмерно риску и сложности работы – немало.
Это неважно.
Вот. Вот чего ему хотелось. Понимание навалилось на него со всей возможной мощью. Вот, что ему нужно, чтобы доказать себе и другим… вот, что удовлетворит его полностью. Никаких иллюзий, никаких маханий палкой, никакого разгильдяйства, никаких соплей. ВОТ где кроется возможность реализовать свою силу в полной мере.
- Это окончательный ответ?
- Окончательный, мэм.
fin
