Глава 3, Фенвик и ФоулиДжоил Кэмпбелл, сотрудник Департамента по связям с общественностью, славился работоспособностью. С юности он приучил себя заниматься ночами, и легко обходился четырьмя часами сна. Это, впрочем, не мешало ему на зависть коллегам всегда выглядеть свежим. На вопросы об эликсире бодрости второй секретарь Департамента по связям отшучивался, утверждая, что зарядка и горячая ванна помогают лучше любых эликсиров. Кто-то верил, кто-то считал, что Джоил просто скрывает своей секрет. Но это не мешало Джоилу Кэмпбеллу каждое утро приходить в министерство в идеально наглаженной белой рубашке и с неизменной улыбкой на плотном лице.
— Доброе утро, мистер Крауч, — поприветствовал он вошедшего начальника. Джоил, как никто другой, понимал любовь мистера Крауча одеваться «с иголочки» и делать все с точностью до секунды. Черные ботинки обоих — начальника и помощника — сияли глянцем, словно были куплены только накануне.
— Доброе утро, Джоил, — кивнул Бартемиус. — Надеюсь, у вас все хорошо? — С подчиненными глава Департамента магического правопорядка был безупречно вежлив. Повесив плащ и поставив зонтик возле тумбочки, он, словно обычный клерк, проследовал вглубь кабинета.
— Вчера погуляли с…
— Будущей невестой? — тихо переспросил Крауч. Джоил слегка покраснел: как обычно, Бартемиус Крауч знал о жизни сотрудников абсолютно все. — Я еще успею выпить кофе и подготовить бумаги, — механически бросил он, поставив черный кожаный портфель на стул.
— Пресс-конференция начнется в половине десятого, сэр, — скулы Джоила немного покраснели, словно ему было ужасно неудобно за случившее.
— Время пресс-конференции перенесли? — удивленно поднял брови Крауч.
— Да, сэр. Я распорядился сделать это, — отчеканил молодой человек. Теперь в его голосе звучали стальные ноты, словно он, юный лейтенант, докладывал командиру боевую задачу.
— Что-то случилось? — Крауч, не споря, подошел к стулу и быстрым движением расстегнул портфель.
— В половине одиннадцатого запланирована пресс-конференция миссис Мелифлуа. Я решил, что вы должны быть… — замялся Кэмпбелл… — первым, сэр,
— Араминта? Она обычно нежится в постели до полудня, — фыркнул Крауч. — Любопытно… — постучал он костяшками пальцев по шлифованной желтой крышке стола. — Впрочем, вы правы. Вперед! — указал он на дверь.
Они вышли в длинный коридор c паркетным полом, который казался отлакированным до зеркального блеска. Шаги обоих звучали гулко — настолько, что паркет словно звенел, как китайский гонг. Ближе к лестнице замелькали сотрудники министерства, несущие шаткие стопки пергаментов или потертые портфели. Крауч молчал, пытаясь сосредоточиться на какой-то важной мысли. Только когда миновали вход в Аврорат он тихо спросил:
— Вопросы правильные?
— Все роздано заранее. Разве что бульварщики… — пожал плечами Джоил.
Крауч кивнул, словно говоря: «Ну, тут уж мы бессильны». Кэмпбелл едва поспевал за его убыстрявшимися шагами. Они повернули за угол, прошли через массивную дубовую дверь и очутились в большом зале. На переливчато-синем потолке сияли меняющиеся золотые символы. В стенах, обшитых гладкими панелями из темного дерева, было встроено множество позолоченных каминов. Каждую минуту в одном из них с мягким свистом появлялся либо волшебница, либо волшебник. Посреди зала высился фонтан из фигур, окруженный круглым бассейном, выложенным плиткой из розового туфа. К фонтану подходили десятки волшебников и волшебниц, выходивших из каминов. Одна из них — молодая девушка в очках — на ходу струхнула с плеча сухую пыль.
— Представители прессы, прошу, становитесь полукругом, — Кэмпбелл махал длинными руками. Он намеренно говорил «представители прессы», а не «журналисты», рассчитывая, видимо, подчеркнуть всю значимость момента.
— Давайте режим пятиминутной готовности… — шепнул Крауч.
Оглянувшись, он понял, что Главный Волшебный Фонтан был отличной декорацией. Самая высокая фигура изображала благородного чародея, взметнувшего в воздух волшебную палочку. Вокруг него стояли красивая волшебница, кентавр, гоблин и эльф-домовик. Последние трое смотрели на волшебницу и чародея снизу вверх, с обожанием. Из концов волшебных палочек, из наконечника стрелы кентавра, из острия гоблинской шляпы и из ушей эльфа били сверкающие струи. Впрочем, Кэмпбелл уже махал руками, а на потолке появилась сияющая надпись: «Внимание, идет пресс-конференция!»
— Мистер Крауч, как вы оцениваете вчерашнее нападение на «Дырявый котел»? — звонкий голос Джулии Крейтор из «Ежедневного пророка» было невозможно с кем-либо спутать.
— По-видимому перед нами вылазка террористической секты под названием Пожиратели Смерти, — Бартемиус внимательно посмотрел на круглые очки Джулии. — Эта секта объединяет маньяков, помешанных на чистокровности. Полагаю, что они хотели символически закрыть перед маглорожденными дверь в Косой переулок.
— «Утренние известия», Арчибальд Визер, — закивал плотный мужчина в темно-коричневой мантии. — Не могли бы вы, мистер Крауч, подробнее рассказать об этой таинственной секте?
— Сведений у нас, к сожалению, не много, — вздохнул Бартемиус. — Секта «Пожирателей смерти» появилась вроде бы в пятьдесят шестом году…
— Так давно? — Джулия, не выдержав, нарушила порядок вопросов. Бартемиус снисходительно посмотрел в ее синие глаза, косящие при волнении в разные стороны. Неужели Джулия была, как поговаривали, любовницей Вэнса?
— Именно, — кивнул Бартемиус. — Тогда ее вождь, именующий себя Лордом Волдемортом или Неназываемым, начал вербовать сторонников. Первые десять лет секта ограничивалась нападками на маглорожденных в печати. Однако, — по лицу выступавшего пробежала тень, — примерно пять лет назад численность секты увеличилась из-за притока выпускников Хогвартса. Не исключаю, что они могу перейти от слов к делу.
— Это опасно, мистер Крауч? — подал голос Джоил Кэмпбелл. Никто из журналистов, однако, не возмутился: перья продолжали жадно скрипеть, фиксируя каждое слово.
Бартемиус Крауч выждал паузу. Он давно привык к тому, что любое слово надо тщательно подбирать. Для официального лица даже фразы «доброе утро» или «добрый вечер» — неотъемлемая часть политической жизни.
— Пока непосредственной опасности нет, — спокойно произнес он. — Однако министерство, — чуть повысил он голос, — усилит контроль за своими сотрудниками, преподавательским составом Хогвартса и некоторыми чистокровными семьями.
— Рита Скитер, «Ведьмин досуг», — протянула руку молоденькая журналистка в очках. — Мистер Крауч, поговаривают, что Вы попытаетесь свести личные счеты с Араминтой Мелифлуа — самой красивой волшебницей?
Раздались смешки. Бартемиус смерил молодую нахалку взглядом и поморщился, заметив вульгарный малиновый лак на ее ногтях. Удивительно, но крашеные женские ногти вызывали у него брезгливое отвращение.
— Насколько мне известно, мадам Мелифлуа не делает тайны из своих политических взглядов. Мне не просто мерзок, но и удивителен ее радикальный расизм. Уверен, она не будет скрывать радости от произошедшего. Что впрочем, — снисходительно кивнул Круч, — не мешает красоте и очарованию мадам Мелифлуа.
Бартемиус намеренно называл Араминту Мелифлуа на французский манер. Среди журналистов послышался смешок: Крауч, как обычно, умел дать едкое прозвище.
— Гордон Сеймур, «Волшебный листок». — Бартемиус, прищурившись, осмотрел с головы до ног долговязого человека со светлыми усами. — Сэр, правда ли говорят, что вы… Лечите своего сына у маглов?
Странная Рита скорее схватила перо. Джулия тяжело вздохнула: все-таки «Листок» был и останется бульварной газетенкой, кто бы что ни говорил. Впрочем… Вздохнув, мистер Крауч кивнул и чуть заметно улыбнулся в усы.
— Да, верно. Мой сын сломал руку, и я отправил его в находящейся неподалеку магловский травмпункт. Волшебник, — подчеркнул он с легкой ноткой назидательности, — должен хорошо знать и понимать мир маглов. В том числе, как не просто им с такой простой и несовременной медициной.
Со стороны фонтана раздались аплодисменты. Мгновение спустя к ним присоединился и Кэмпбелл, а за ним и еще один подбежавший сотрудник с потным лицом. Крауч благодарно опустил веки и тут же нетерпеливо помахал рукой — мол, пора продолжать.
— Джеймс Хосли, «Придира». — Невысокий хлипкий юноша, почти мальчишка, говорил быстро, запинаясь. — Мистер Крауч, вы распорядились усилить охрану «Хогвартс-экспресса». Многие поговаривают о введении чрезвычайного положения…
— Прежде всего, решение об охране принял не я: соглашение подготовлено мистером Аластором Лонгботтом из Аврората, — снисходительно пояснил Крауч. — Кстати, в поезде едет и его сын, — Бартемиус показал рукой вниз, словно посадил невидимого собеседника. — Я, как руководитель Департамента правопорядка, только визировал их решение. Не вижу оснований для введения чрезвычайного положения из-за действий немногочисленной секты…
Бартемиус посмотрел в сторону коридору. Ему показалось… да и могло ли быть иначе… что он видит невысокую тонкую блондинку в темно-синей мантии, стучащую высокими каблуками. На ее шее была аккуратно повязана малиновая косынка. По случаю пресс-конференции Араминта Мелифлуа распустила золотистые локоны, придав им оттенок небрежной романтики. Остановившись, она с изумлением посмотрела на толпу журналистов, а затем на бассейн.
«Опоздала, голубушка», — ехидно улыбнулся про себя Бартемиус. Джоил сыграл великолепно. Теперь первая полоса обеспечена ему, а красотке Минни предстоит довольствоваться рубрикой «Комментарии» или «Особое мнение». Если бы Кэмпбелл не проявил сообразительности, передовицу украшал бы портрет главной маглоненавистницы, а он, Бартемиус Крауч, шел бы под титром «Министерство отвечает на вопросы миссис Мелифлуа».
«Надо поручить Джоилу проверить преподавателей Хогвартса», — подумал Бартемиус, глядя на множество магниевых вспышек. Долговязый помощник руководил камерами, подзывая эльфов, но стрелки его брюк оставались по-прежнему острыми. Да, этот будет рыть землю…
«Вот и хорошо. Будет, чем торговаться с Дамблдором», — решил Крауч и прикрыл глаза: очередная вспышка закрыла световым облаком контуры фонтана.
* * *
Барти проходил в гипсе до середины января. В последние дни рука стала невыносимо зудеть, и Лаванде пришлось использовать заклинания, чтобы помочь сыну. Барти со страхом смотрел на громадные черные ножницы, которыми доктор Хэнслоп разрезал бинт, но, оказалось, что это не страшно. Через пару минут пухлый врач бросил снятую лангету в корзину, и мальчик, не веря своему счастью, осмотрел неестественно худую руку.
Впрочем, Барти не долго радовался свободе. В конце месяца он слег с ангиной, и матери пришлось вызывать колдомедика из Мунго. Хотя он выписал необходимые зелья, мальчик провалялся несколько дней в постели. Мама почти неотступно сидела в его комнате и что-то писала за столом: она продолжала работать внештатным сотрудником в каком-то журнале. Барти благословлял небо, что отец уехал в Амстердам, и некому будет возмущается его здоровьем. От нечего делать, мальчик достал «Самоучитель болгарского языка» и начал разучивать славянский алфавит.
Ближе к Пасхе отец стал раздражительнее. Домой он приходил к получи, после чего они, запираясь с мамой, часами говорили в кабинете. Барти пару раз пытался прислушаться к их разговорам и время от времени мог даже различать два слова: «Фенвик» и «Хогвартс». Видимо, в школе, куда собирался осенью поехать младший Крауч, произошло что-то важное, связанное с этим Фенвиком. Судя по взволнованному взгляду матери, произошло что-то серьезное.
В пасхальное утро Барти рано спустился к завтраку. Отец и мать уже сидели за столом. Мальчик ожидал замечания за легкое опоздание, но родителям, похоже, было не до него. День обещал быть пасмурным, и серое небо тянулось за окном бесконечной пеленой. Поежившись, Барти тихонько сел и подвинул прибор. Отец был в темно-синем рабочем костюме — похоже, он собирался куда-то отъехать; мать, напротив, в светло-зеленом домашнем платье.Подбежавший эльф Дройл быстро положил ребенку яичницу с ветчиной и грибами.
— Я не поеду к Фоули, — Бартемус бросил тяжелый взгляд на кувшин со сливками. — Если хочешь, поезжай сама.
— Но, Барт… — Лаванда пошевелила рукой, и кувшин сам налил сыну стакан сливки. — Элинор… Твоя сестра… — замялась она.
Барти настороженно смотрел, как сливки, вращаясь в чашке, образовали пенку. Когда-то в детстве мама по его просьбе вылавливала ее ложечкой, а потом подкладывала в блюдце. Впрочем, сейчас следовало проявить осторожность: ссора родителей могла ударить и по нему.
— Какое мне дело до сестры, которая открыто говорит про меня гадости? — нахмурился Крауч.
— У нее другие политические взгляды, — пожала плечами Лаванда. — Ты знаешь, что Фоули — бывшие министры и не могут без политики…
— Министры…— хмыкнул Бартемиус, поправив белоснежную салфетку. — Как звучит — министры… — словно передразнил он невидимого собеседника. — Гектору Фоули позорно дали пинка под мягкое место, едва началась война. Им бы голову в песок со стыда прятать, а не высовываться с такими предками.
— Но…— Барти больше не мог сдержать любопытство. — Фоули сохранили влияние…
— Сохранили, — неожиданно охотно ответил отец. — Сохранили, прожигая золото предков. Знаешь, — вдруг подмигнул он сыну, — когда я был, как ты, Мэри-покойница читала вслух французский фельетон. Их полудурки полицейские так встретили американского гостя, что министр добавил один звук в связку. Получилось вместо «я поздравляю всех героев дня«…
— Я поздравляю всех нулей дня! — весело сказал Барти. Отец кивнул.
— Барт, перестань! У тебя и Гринграссы нули, — недовольно кивнула Лаванда мужу.
— А разве нет? — густые брови Бартемиуса поползли вверх. — Уинстон — кичливый индюк и садист. Твоя подруга Ариэлла, — отодвинул он допитую чашку, — умеет разве что позировать для «Ведьминого досуга», демонстрируя им платья и сапоги, да скакать верхом. Без золота прадедушек все они — кучка ничтожеств, — подбежавшая эльфийка схватила на лету брошенную хозяином салфетку.
— Барт… Ребенок… — прошептала Лаванда, прикусив губу.
— Вот и прекрасно, — кивнул Крауч. — Пусть знает, к каким гигантам мысли вы идете. Я исчезаю до послезавтра, — насмешливо бросил он, поднявшись из-за стола. Подбежавшая Смулли протянула хозяину тонкий австрийский плащ «чернильного цвета», как говорил сам мистер Крауч. От волнения Барти уронил на пол кусочек овсяного печения.
— Но, не поваляешь — не поешь, — брезгливо поморщилась мать. Затем, взяв сына за плечо, указала на дверь со встроенным витражом. — Собирайся!
Барти, нахмурившись, встал из-за стола. На душе было неприятно от слов матери, но, видимо, что-то в самом деле случилось. Довольный, что все обошлось без больших придирок, мальчик пошел в свою комнату, где висели подготовленные Винки парадная темно-синяя мантия, выглаженные черные брюки, темно-коричневый замшевый пиджак, белая рубашка с розоватым отливом и темный галстук бабочка. Впрочем, поездка к Фоули была лучше, чем ежегодные пасхальные походы на могилу к кому-то из родственников. Едва Барти переоделся, как Винки, вбежав, попросила его зайти к хозяйке. К удивлению мальчика мама, обычно собиравшаяся часа полтора, уже надела выходное бежевое платье и стояла у зеркала.
— Мама… — Барти посмотрел на ее легкую кофейную шаль. — Фоули наши родственники?
— Отца, — Лаванда поправила плечи и, не отрываясь от зеркала, левитировала маленькие бусы. — Его старшая сестра Элинор — жена Брайана Фоули.
— Он родственник того министра? — Барти также заглянул в зеркало, и, поправив воротник, придирчиво осмотрел свое неестественно бледное лицо.
— Брат, — охотно ответила миссис Крауч. — Побываешь, посмотришь, как живет родня министров.
По лицу матери пробежала тень. Барти так и ее понял, нравятся ли маме эти Фоули или она, скорее, испытывает к ним скрытую неприязнь. Задумавшись, он посмотрел на позолоченную оправу круглого зеркала.
Потоки зеленого пламени закрывали мелькавшие каминные решетки. Чувствуя, что струи воздуха становятся все сильнее, мальчик прикрыл глаза. Наконец, раздался неприятный звук и хлопок. Открыв глаза, Барти понял, что сидит на темно-зеленом паласе. Мама стояла рядом, осматривая небольшую комнатку с круглым черным столиком и стоящими вокруг него грубоватыми стульями.
— Миссис Крауч… — пожилая эльфийка принялась хлопотать вокруг гостей. — Хозяйка велела открыть решетку не в гостиной, а в малом кабинете хозяина.
— Право, не страшно, Клуни, — кивнула Лаванда. — Здесь мило, — улыбнулась она именно там, где положено.
— Хозяйка ожидает в Малом кабинете, — открыла эльфийка дверь.
— Барт, идем, — махнула рукой Лаванда. Барти все еще удивленный тем, что мама хорошо знает эльфов в доме Фоули, осторожно пошел за ней.
Длинный коридор, казалось, терялся в потоке сиявших зеркал и свечей. Некоторые подсвечники были покрыты бронзой; иные — позолотой. Цоканье каблуков матери тревожно отдавало в груди: Барти всегда испытывал легкий страх, входя в незнакомое место.
— Мама… — пошептал он, дождавшись, когда эльфийка скроется за углом. — А какой у Фоули праздник?
— Маленькая встреча в честь Пасхи, — тихо ответила мать. — Элинор хотела видеть и нас, — поджала она губы, словно что-то пошло не так, как хотелось.
Пройдя по коридору, Барти с матерью вышли в парадную комнату. Громадные итальянские окна выходили во внутренний дворик, а их граненные стекла отражали сверкавшие в витражах солнечные лучи. В конце комнаты виднелся выход в зимний сад. Неподалеку от двери стояла мраморная статуя лысого волшебника с тяжелым взглядом, в котором Барти признал Салазара Слизерина.
Наконец, со стороны громадной чаши послышались шаги. Барти повернулся, с интересом заметив невысокого человека в очках и старомодном красном жилете. Черные волосы казались пегими из-за изрядно побившей их седины. В маленьких карих глазах застыло выражение внимания и лукавства, словно он замышлял проказу. Остановившись возле колонны, мужчина помахал гостям:
— Мистер Фоули… — смущенно прошептала Лаванда. — Я право…
— Милости прошу, миссис Крауч, — охотно ответил хозяин, прислонившись к ее руке с легким оттенком покровительства. — Сын, если я понимаю…
— Мое творение, — ласково прикрыла глаза Лаванда. Барти поклонился, стараясь не допустить какой-нибудь ошибки в общении с незнакомым человеком.
— Сразу видно, чья копия, — весело сказал мистер Фоули. Мальчик зарделся от радости, как и всегда, когда его сравнивали с матерью. — Идите-ка в кабинет.
— Надеюсь, вы с нами? — с тревогой спросила гостья, рассматривая, скорее, белую дверь в Зимний сад, чем собеседника.
— Ой, нет. Бегу встречать Эйвери, — помахал рукой хозяин. — Идите, вас ждут, — подмигнул он Барти и помчался вниз, словно ему было двадцать лет.
— Барт, посмотри, — миссис Крауч указала на белую ткань обоев с золотистыми движущимися листьями. — У них «Прованс«…
— Это такие обои, да? — спросил с интересом Барти. Мимо промчалась незнакомая эльфийка с подносом для кофе.
— Стиль, — пошептала с восхищением Лаванда. — Он пришел с юга Франции. Его очень трудно создать в северных странах…
Малый кабинет оказался круглой комнатной с овальным коричневым столиком и плюшевым диваном. Над ним висела движущаяся картина с крылатыми тварями, пытавшимися утащить человека с призрачного моста. Под картиной сидела крупная полная женщина с пронзительными черными глазами и темно-русыми волосами, уложенными в прическу наподобие высокой короны. Глядя на ее бордовую мантию, Барти почему-то захотелось как бежать без оглядки.
— Здравствуйте… — Лаванда наклонила голову, но женщина властно осадила ее взмахом сухой руки.
— Можно без церемоний, дорогая моя. Ты знаешь, я их не люблю, — пробасила хозяйка. Барти посмотрел на маленький черный пух, закрывавший подобно небольшим усикам, ее верхнюю губу, и поежился. Дама казалась ему неприятным призраком, сошедшим с висевший напротив картины.
— Миссис Фоули, позвольте представить вам моего сына Бартемиуса. Барти, это твоя тётя Элинор, — назидательно сказала миссис Крауч.
— Да вижу, вижу, что племянник, — пробасила дама, едва мальчик успел кивнуть. — Садитесь, выпьете чаю.
Чувствуя неприятную робость, Барти присел за столик. Из воздуха тотчас появилась эльфийка, заботливо расставившая керамический чайный сервиз с настоящей позолотой. Миссис Фоули что-то пробормотала, и служанка, щелкнув пальцами, перенесла на стол стальную вазочку с конфетами и металлическую корзинку с печеньем. Накрывая стол, эльфийка время от времени с тревогой поглядывала на стоявшую в углу клюку.
— Хорошо, Ранни, свободна, — холодно похвалила ее хозяйка. — Барт не соизволил приехать? — спросила женщина, дав знак эльфийке. Служанка послушно выдавила лимон в чашку и переместила на стол керамический кувшинчик со сливками.
— У него срочные дела то ли в Брюгге, то ли в Амстердаме, — Лаванда говорила спокойно, словно они расстались с неприятной дамой лишь накануне.
— Везде, где много воды, — грустно умехнулась дама. — Впрочем, матушка, царство ей небесное, не раз называла отца свиньей и не забывала добавить: «И сын весь в тебя — свиненок». Я, дорогая, могу говорить что хочу: недолго мне осталось, — поправила хозяйка лежавший у нее на коленях полосатый плед.
— Но доктор Флипрот… — всплеснула руками миссис Крауч.
— Ни маги, ни маглы не лечат мою болезнь, — каркнула она. — Пусть Барт не делает вид, что не знает.
— Барт, поверьте, чувствует себя неудобно, — Лаванда осторожно подвинула чашку. Затем положила ребенку шоколадный боб и взяла печенье из корзинки.
— Весь в отца. От него он взял манеру объявлять бойкот больной женщине, — прикупила губу Элинор. — Не удивлюсь, что он перед смертью не пожелал видеть сестру, устроившую его счастье.
Глядя на сверкавшее блюдце, Барти почувствовал дрожь в коленках. Перед глазами поплыла счастливая картина, как отец и «тетя Элинор» сцепились в ссоре. Наверное, отцу с его «лучами славы» (Барти до сих пор дрожал от ярости, вспоминая те слова) придется туго. Впрочем, при одном взгляде на миссис Фоули, ему хотелось, чтобы она растворилась в воздухе вслед за эльфийкой. Мама, между тем, направила взглядом чайник к его чашке. Мальчик благодарно кивнул, но, поймав пристальный взгляд миссис Фоули, прикусил губу.
— Я всегда говорила, что Бартемиус занимается ерундой, — поморщилась Элинор. — Кучку преступников переловят легко. Зато маглорожденные опасны тем, что выдают наш мир… Вот с чем, дорогая, Бартемиусу надо бороться, а не арестовывать учителей, — дама бросила хмурый взгляд на синюю напольную вазу.
— По счастью немцы больше не опасны, — Лаванда попыталась придать лицу улыбку. — Их школу Туле закрыли после войны.
— Зато у нас полно любителей делиться секретами магии с маглокровками, — поморщилась хозяйка… Много надо было ума — открыть маглам, что сэр Булвер Литтон был волшебником. Нет! — легонько стукнула она сухой ладонью по дивану. — Секреты волшебства всегда хранились в чистокровных семьях: пусть каждый делает вывод сам!
Барти посмотрел на противоположную стенку от окна. Только сейчас он заметил, что на ней были особые обои, изображавшие озеро с видевшейся вдали китайской пагодой. Возле воды прогуливались венценосные журавли, время от времени пытаясь поймать лягушек или распушить перья. Эти удивительные птицы имели разноцветную окраску из серых, сизых, белых и даже пегих перьев.
— Но… Дамблдор? — спросила миссис Крауч. — Подожди, — тихонько сказала она, поправив сыну воротник. Барти поморщился: ему ужасно не хотелось, чтобы чванливая миссис Фоули считала его малышом.
— Дорогая моя, — засмеялась с горечью Элинор. — Вы не хуже меня знаете, что директор может только важно ходить по залам и рассуждать о силе любви. Как тетерев на току, который красуется и изрекает претенциозные фразы. — При этих словах дама опустила морщинистую руку на диванную подушку.
Несколько мгновений обе дамы пристально смотрели друг на друга. Барти не шевелится, изучая журавлей. Сейчас они не клокотали, а важно прогуливалась, словно желая послушать разговор. Мальчику показалось, что одна птица даже наклонила хохолок, словно обдумывая услышанное.
— Все же он великий волшебник, — выдавила из себя Лаванда. Судя по промелькнувшей под глазами тени, Барти понял, что маме не хочется развивать эту тему.
— Вы были слишком юны и не помните, сколько раз нападали на Хогвартс во время войны с Гриндевальдом, — кашлянула Элинор. — Ладно, разговор не для детских ушей, — указала она на Барти. — Ранни, позови Эрнестину! — крикнула дама и сразу взялась за спину, словно ее согнула боль.
* * *
Вошедшая оказалась невысокой белокурой девушкой в старомодном бежевом платье и белых туфлях. Карие глаза — редкость для блондинки — настороженно смотрели вокруг, словно ожидая подвоха. Вокруг них блестели круглые стекляшки очков, отражая неяркие блики свечей. Вздернутый нос вкупе со странной манерой шмыгать им время от времени придавал ее лицу презрительность. Но через левую щеку девочки тянулся длинный шрам, напоминавший неосторожный порез. Густой слой пудры старался скрыть его, но тот предательски выглядывал из-под него, доходя чуть ли не до верхней губы.
— Моя Эрнестина, — кивнула Элинор.
— Очаровательна, — нежно улыбнулась миссис Крауч. Девочка, увидев ее улыбку, сделала приветственный книксен.
— Племянница, — хмуро отозвалась миссис Фоули. — Родители мертвы, так что живет у нас.
— Я знала, что у вас доброе сердце, — вздохнула Лаванда.
— Думаю, дети охотно пообщаются между собой, — каркнула миссис Фоули. — Эрни, отведите юного Бартемиуса к себе… — приказала она.
Барти показалось, будто последнее слово «черная дама», как он назвал тетку про себя, сказала с едва скрытой неприязнью. Глядя на картину, он с ужасом подумал, что после смерти она наверняка станет каким-нибудь призраком или вампиром. Ему показалось, что он отчетливо видеть, как эта распухшая Элинор встает ночью из гроба и с пожелтевшим лицом направляется к… При одной мысли Барти почувствовал дрожь и поскорее пошел к двери.
— Идем… — На личике Эрнестины мелькнула легкая тень, словно она выполняла не самое приятное поручение. — Мы наверху.
Барти прикрыл глаза, но пошел за ней. Сама Эрнестина ему не слишком импонировала, но выбирать не приходилось. К тому же, мама весьма болезненна к правилам… Посмотрев на высокую дверь, он заметил, что давно послушно следует за девочкой, которая спокойно указывает ему путь.
— Красиво… — пробормотал Барти, рассматривая мраморную лестницу. На искрящихся ступеньках убегал вниз темно-зеленый палас, лихо доходя до нижней террасы, украшенной статуями Нептуна и Плутона.
— Парадная… — сухо ответила Эрнестина. Она словно не знала с чего начать разговор, хотя иногда в ее взгляде мелькал интерес. Барти подумал, что эта мисс Фоули напоминала колючую щепку, от которой трудно не получить занозу.
— Значит, ты живешь с дядей и тетей? — спросил Барти с напускным интересом, хотя голову охватывала странная сонливость.
— С тетей Адель, — важно вскинула головку его спутница. — К дяде Брайану и тете Элинор приезжаю погостить. Тетушка нездорова, — вздохнула она.
— Забавно, что она и моя тетя, — несмело улыбнулся мальчик.
— Да… Правда… — Эрнестина, казалось, была сама удивлена открытию. Затем, нахмурившись, замолчала, словно не зная, о чем ей дальше говорить.
Осматриваясь по сторонам, Барти ловил себя на мысли, что дом был небогат. Внушительная роскошь осталась, видимо, в давно минувших временах. Колонны с лепниной казались пошарпанными и местами сбитыми; коридоры пустыми; кое-где виднелась облезлая мебель; стропила наверху и вовсе обвешали. Мальчик едва не хихикнул, глядя, как важно Эрнестина указала на зеркало в бронзовой оправе, изрядно попорченной временем: эльфы, похоже, не спешили чистить дом. На мгновение Барти стало жаль этих Фоули, которые кичились далеким прошлым, не понимая, что их время прошло.
— Лэйва… Поднимайся! — его спутница, сделав точный книксен, помахала стоящим ниже мужчине ви белокурой девочке. Барти, чувствуя неловкость, также кивнул им. Мужчина с чуть побитыми сединой висками внимательно осмотрел его и, видимо, сделав про себя какой-то вывод, пошел прочь.
Барти почувствовал, как в душе нарастает отвратительное чувство робости. Это ощущение затаенного страха он ненавидел в себе едва ли не с двух или трех лет — с тех пор, как впервые понял, что он — это он, водя по воздуху руками и ощупывая себя возле зеркала. В такие минуты он обычно ощущал себя ужасно плохим. Перед глазами поплыло лицо мамы, когда она недовольно говорила ему: «В твоем возрасте мог бы сказать поумнее». Эрнестина холодно смотрела вокруг, словно ожидая чего-то. Барти неприязненно посмотрел на паркетный пол с узорами в виде ветвей доисторического папоротника, а затем вздрогнул: на самом верху переплетения лестниц показалась большая неясыть. Описав благополучно круг, она бросила газету в руки девочки.
— «Обвинения в адрес Стюарта Фенвика подтверждаются. Мистер Бартемиус Крауч подтверждает их справедливость», — прочитал мальчик, глядя через кружевное плечо платья.
Бартемиус Крауч… Он… Барти ущипнул себя, с ужасом подумав, что скоро в деле этого ужасного Фенвика обвинят и его… Впрочем… На приведенной ниже колдографии расхаживал его отец — в том самом чернильном костюме, в каком поднялся из-за стола после завтрака. Эрнестина с неприязнью посмотрела на портрет и захлопнула газету.
— Идем, — холодно скривилась девочка, нетерпеливо пристукнув каблуком.
— Можно… Мне? — неожиданно спросил Барти, указав на газету. Наконец-то он сможет посмотреть номер «Пророка» после того, как мама прятала от него газеты всю минувшую неделю.
— Да, пожалуйста, — Эрнестина смерила его удивленным взглядом, в котором, однако, чувствовалась хорошо скрываемая неприязнь. Мальчик был, однако, слишком взволнован, чтобы обидеться. Не глядя на мелькавшие своды коридора и чуть косившую набок фигуру Эрнестины, он принялся читать:
Мистера Стюарта Фенвика обвиняют в том, что якобы он зимой проклял дверь в «Дырявом котле». В аврорат поступило анонимное донесение, а при обыске у профессора нашли артефакты со следами тех же проклятий, что были применены при совершении преступления. Мистер Крауч подтверждает: представитель Аврората Аластор Лонгботтом санкционировал открытие дела.
— Кто такой Фенвик? — Спросил Барти, взявшись за белый карниз. Отец на колдографии, казалось, усмехался в усы, словно было доволен происходящим.
— Наш учитель, — холодно ответила спутница. — Впрочем, теперь бывший.
Комната Эрнестины (если, конечно, это была ее комната) оказалась небольшим помещением с темно-синим диваном и светло-желтым секретером. Как и вся мебель в доме, он был сделан из не полированного, а шлифованного дерева. Барти еле сдержал улыбку, видя, как важно «мисс Фоули» осматривала комнату: шлифованная мебель принадлежала к разряду весьма дешевых интерьеров. Зато в светло-коричневом плюшевом кресле восседала та самая блондинка, которую они видели на лестнице. Сейчас она была в коротком платье цвета морской волны — возможно, чуть более коротком, чем того требовал этикет, но, несомненно, купленном в дорогом магазине.
— Oh, ma chere Ernie… — улыбнулась блондинка, немного нахально откинувшись в кресле. — Je tu ai tellement manque![1]
— Je viens de lire ta lettre hier, — лицо Эрнестины озарила непривычная для нее улыбка. — Je suis desole, mais je n'ai pas vraiment eu le temps de repondre[2]. — Опустив веки, она подошла к секретеру и положила на него ручку в длинной белой перчатке. Присмотревшись, Барти заметил, что на крышке шлифованной тумбы стоял букет сухих красных физалисов: точной такой, какой обожала делать мама.
— J'ai longtemps pense que pour tu donner un cadeau d'anniversaire… Papa dit qu'au lieu de lunettes, ma cousine devrait porter la lorgnette![3] — застрекотала гостья, словно пытаясь подражать кому-то. Затем схватила лежащую рядом розовую промокашку и стала нетерпеливо крутить ее в руках. Барти внимательно посмотрел на ее удлиненные ногти и почему-то улыбнулся.
— Au contraire, elle est plus approprie notre ane pompeux Bertram, — притворно-напыщенно ответила Эрнестина. — Mais je veux juste dire: Je ne ai pas besoin d'un troisieme carnet de croquis. Je ne ai pas Gester et Je ne peux pas bien dessiner[4]. Блондинка нетерпеливо заерзала в кресле и, дунула на цветы. Один из оранжевых плодов тотчас упал с ветки и полетел прямо ей в руки, что сразу привело девочку в восторг.
— Tu n'a pas dit que tu accompagnerez ton page, — мелодично рассмеялась гостья. — Je pense qu'il en quelque sorte abasourdi. N'es-tu pas peur qu'il emporta moi?[5] — жеманно облизнула она губки.
Барти поморщился. На мгновение его охватило невиданное желание наслать на такую нахалку щекотку. Однако, немного подумав, он усмехнулся и, подойдя к соседнему креслу, спокойно произнес:
— Cependant, Mademoiselle, je suis un invite de Mademoiselle Foley [6].
Поскольку изумленные девочки не могли вымолвить ни слова, Барти, усевшись в кресло, спокойно продолжал:
— Est-ce que ce physalis a precedemment fleuri dans votre parc, Mademoiselle Foley? Je pense que votre ami ne doit pas detruire ce bouquet merveilleux[7].
Возможно, это звучало грубовато, но сейчас Барти был счастлив, что ему удалось хоть немного сбить спесь с Эрнестины. Ее подруга, отчаянно хлопая зелеными глазками, смотрела на Барти, словно он был каким-то чудом.
— Лэйв… — пролепетала, наконец, Эрнестина. — Забыла представить тебе моего гостя — мистера Крауча.
— Est-qu'l est un fils du celebre amateur de Mugglsblood?[8] — пролепетала ее собеседница.
— Да, я сын Бартемиуса Крауча — главы департамента магического правопорядка, — сухо сказал Барти.
Несмотря на все старания матери, Барти не любил французский язык. Каждый день ему приходилась по два-три часа делать письменную работу и говорить по-французски. Обиднее всего было то, что мама сердилась и кричала едва ли не за каждую его ошибку. Барти недоумевал, почему его ляпы во французском мама переносит болезненнее всего, и чувствовал странную горечь после занятий. Иногда ему удавалось сделать все хорошо, и тогда мама вела его пить чай. Иногда он допускал много ошибок и миссис Крауч, вздыхая, говорила сыну, что из него вряд ли будет толк. Однако в последнее время Барти сделал изрядный прогресс в языке, выучивая каждый день по неправильному глаголу.
— Может, вы все-таки расскажете, кто такой Фенвик? — спросил он, глядя на Эрнестину. Общаться с блондинкой ему не хотелось после слов о паже.
— Забавно: я думала, что ты все знаешь от отца, — Эрнестина пристально осмотрела мальчика с головы до ног. Затем перевела взор на большую напольную вазу, напоминавшую индийские сосуды для благовоний.
— Нет, он не говорит о таких вещах дома, — пожал плечами Барти. На душе было необыкновенно хорошо от того, что «щепка» перешла на родной язык.
— Фенвик был нашим преподавателям по защите от темных искусств, — полепетала блондинка. — Его арестовали прямо перед всей школой за подготовку того теракта зимой.
— Против маглокровок? — переспросил Барти.
Девочки быстро переглянулись. Эрнестина, поджав губы, стала теребить сухой оранжевый цветок. Лавиния бросила на Барти внимательный взгляд.
— Разве твой отец разрешает говорить такие слова? — удивилась она.
— Почему нет? — холодно спросил Барти, не отводя от нее пристального взгляда. — Кстати, меня зовут Бартемиус, — сказал он. Можно просто «Барт«…
— Лавиния, — заерзала девочка по креслу. Эрнестина наблюдала за ними, словно выжидая чего-то важного.
— Значит, вы обе в Слизерине? — Барти старался говорить небрежно, хотя в душе сильно волновался.
— Разумеется, — хмыкнула Лавиния. Она, похоже, немного успокоилась развитием беседы и принялась изучать собеседника. — Ты, случайно, не хочешь к нам? — смерила она мальчика чуть насмешливым взглядом.
Если бы Барти посмотрел в сторону Эрнестины, он безусловно, заметил бы тронувшую ее губы презрительную улыбку. Однако сейчас мальчик внимательно смотрел на ее подругу.
— Не знаю… — Прищурился Барти. — В Слизерине хорошо, но мой отец учился в Райвенкло. Как и почти все Краучи, — добавил он, расправив плечи.
Что-то мелькнуло в карих глазах Эрнестины: неужели уважение? Лавиния, покачав ногой, также с интересом посмотрела на мальчика.
— Я думала, мистер Крауч хочет видеть сына гриффиндорцем, — произнесла она с ноткой удивления. Затем, чуть отведя дерзкий взгляд, осторожно протянула ручку к маленькой конфетной вазе, стоящей на маленьком столике.
— Моя мама училась в Слизерине, — спокойно сказал Барти. Сейчас он был уверен, что покачивавшая синей туфлей Лавиния и рассматривавшая «осенний букет» Эрнестина пытаются кому-то отчаянно подражать. Только вот кому именно, он не мог понять.
— Вот почему твоя мама такая воспитанная дама, — торжественно изрекла Эрнестина. — Тетушка всегда говорила о ней с восторгом. — Ее подруга, улыбнувшись, достала из сумочки белый веер с синими бабочками и, подавив смешок, стала с удовольствием обмахивается им.
— Спасибо за высокую оценку, мисс Фоули. — фыркнул Барти, изо всех сил пытаясь подражать ехидному взгляду отцу. — А гриффиндорцы… Отец считает их туповатыми, — остановился он взглядом на чайной розе.
— Правильно считает, — рассмеялась Лавиния. — Взять хотя бы хотя бы ненормальную дубину Макдональд… Или, — вдруг механически перешла она на французский, — компанию Джеймса Поттера. Ты можешь иметь с ними проблемы.
— Главное, чтобы они не имели их со мной, — ответил Барти. Он почувствовал приступ ярости от того, что какие-то недотепы могут угрожать ему еще до того, как он получил письмо в школу. Щеки раскраснелись и мальчик, видя, что Лавиния подвинула вазочку, быстро взял из нее конфету.
— Ernie, c'est ton garde du corps l'avenir[8], — рассмеялась Селвин. Эрнестина хотела что-то возразить, но не успела. Появившаяся из воздуха молодая эльфийка жалобным голосом сообщила, что пора выдвигаться к столу.
* * *
Гостиная дома Фоули начала тем временем наполняться. Мистер Брайан, как гостеприимный хозяин, лично встретил гостей в Главном холле. На пасхальный обед он пригласил своего родственника и протеже Альберта Эйвери, занимавшего видный пост в министерстве: по слухам, ему прочили должность председателя Попечительского совета Хогвартса. Приехал и Арнольд Селвин, главным образом ради сопровождения дочери Лавинии. Мистер Фоули не был против его визита: Арнольд, хотя и не занимал министерских постов, слыл богачом и после смерти отца занимал хорошее место в Визенгамоте. До ланча оставалось оставалось около полутора часов, и мистер Фоули проводил гостей в свой кабинет, где висела его коллекция курительных трубок.
Сам Брайан Фоули, достигнув шестидесяти пяти, вышел в отставку и поселился дома в Ланкастершире. Имея около тысячи акров земли и хороший годовой доход, он мог позволить себе безбедное, хотя и не слишком роскошное, сосуществование. Брат Гектор не мог ему простить в молодости брака с Ирэн Кастодер — девицей, которая при разводе отсудила треть земельных владений семьи Фоули. Болтали, впрочем, что это был только повод — министр Спенсер-Мун весьма ценил Брайана и до конца держал его в качестве советника. Именно Брайан возвысил молодого Эйвери, у которого тот, по собственным словам, выучился политическому ремеслу.
В кабинете, пропитанным табачным дымом, говорили об аресте Фенвика. Щеголеватый мистер Селвин, восседавший в красном бархатном кресле, утверждал, что виной всему стали амбиции Бартемиуса Крауча: ему-де срочно понадобился виновный «пожиратель», и он немедленно нашелся. Зато сухопарый и внимательный Альберт Эйвери доказывал, что Фенвик без сомнения был связан с темными волшебниками, и его арест лишь доказывает бессилие Дамблдора. Сам мистер Фоули, набив трубку табаком, удобно раскинулся на кожаном диване и подбрасывал каверзные вопросы обоим соседям.
— Так что же — Абраксас обручил сына с младшей дочерью Сайнуса? — Неожиданно сменил он тему, бросив рассеянный взгляд на барельеф в виде набора греческих амфор под водой.
— Весьма выгодный альянс, — кивнул остроносый Эйвери. — Ведь в сущности, кто такие Малфои? Старинный род, да, верно, — цокнул он языком. — Но Блэки, Блэки! Небо и земля… — развел он руками.
— Что верно, то верно, — желчно усмехнулся Селвин. — Женитьба на девице Блэк откроет этому отпрыску путь в лучшие дома! — На его лбу залегла глубокая складка.
— Впрочем, и Блэки сейчас не в той чести, что прежде, — кашлянул Брайан Фоули. — Помню, в двадцать втором году одно слово «Блэк«… — Бросил он взгляд на обои с рыбками, мерно проплывавших над подводным рифом.
— Нет, отчего же? — Бросил заинтересованный взгляд Арнольд Селвин. — Охотно верю. — Судя по блеску темных глаз, ему ужасно хотелось узнать, что именно совершили Блэки в двадцать втором году, но он не решался спросить. — Старый, индийский… — махнул он Эйвери, который как раз насыпал в опорожненную глиняную трубку табака.
— Вам будет трудно поверить, но мы с Элинор устроили личное счастье мистера Крауча, — улыбнулся Брайан. Солнечный лучик, прорвавшись сквозь окно, весело заиграл на бронзовом подсвечнике в виде двух играющих кентавров.
— Даже так? — Брови Селвина поползли вверх. Эйвери тонко улыбнулся, словно зная, о чем идет речь.
— Да. Вообразите, что Бэддоки тогда гостили у нас… Кажется это был… Да, пятьдесят третий год, — помассировал лоб хозяин.
— Мне как раз предложили, вашими стараниями, пост третьего советника отдела, — кивнул Эйвери. Опуская голову, он из-за острого носа становился похож на небольшого лиса, стерегущего добычу.
— Да, было дело. Помню ваш ужасный уступчивый характер, — шутливо погрозил пальцем Фоули. — Вечно предлагали сначала поесть собеседнику, а уж потом сами брали печенья. — Эйвери насупился, словно всем видом показывая: «мол, не стоит вспоминать дела давно минувшие». Его сосед хмыкнул, и, выпустив кольцо дыма, стал осматривать хозяина, словно ожидая от него решения.
— Так вот, точно так же на Пасху юная Лава вышла рисовать в сад, — продолжал Фоули. — В тот же миг к лебединому пруду аппарировал Крауч и залюбовался, как она, сдвинув шляпку, подбирает краску для медного купороса. Потом, как пришибленный, просил Элинор познакомить его с прекрасной художницей, — добродушно рассмеялся он, сложив руки на выпиравший вперед живот.
— Пруд лебединый, а никогда не видел там лебедей, — Эйвери поудобнее вжался в кожаное кресло и выпустил кольцо дыма.
— Был! — охотно подтвердил Брайн, высыпав табак из трубки на заранее заготовленное блюдце. — Лебедь помер еще лет сорок назад — австралиец, черный… Маленькая Лава все мечтала его нарисовать. Помню, как она ходила с альбомом к камню в таком милом розовом платье… — прищурился он.
— Зато скоро наша скромняшка станет, судя по всему, первой леди, — желчно вставил Селвин, пощупав, как заправский охотник, голенище сапога.
— Ах, если бы… — Улыбнувшись развел руками Брайан. — Моя благоверная твердит, что Лава хоть немного сдержит нашего Бонапарта. — Эйвери улыбнулся в такт милой шутке.
Мистер Фоули с легкой улыбкой осмотрел обоих гостей. Альберт Эйвери, недавно разменявший сорокапятилетний возраст, чем-то неумолимо напоминал строго чиновника и, одновременно, светского щеголя. Для встречи он оделся в темно-зеленый костюм и мантию, чуть более светлого оттенка. Его лицо казалось настороженным и каким-то невероятно острым, словно хорошо заточённое перо, которым фиксируют очередной рескрипт. Иногда на его губах мелькала, впрочем, мягкая улыбка, словно он был заранее готов угадать желание собеседника и оказать ему любую помощь. Холодный Арнольд Селвин, напротив, совершенно не напоминал сельского эсквайра, несмотря на жизнь в замке. Угольный фрак, безупречно сидящий на его тонких плечах, незримо отдавал офицерским духом, напоминая о казарменных парадах и дуэлях. Кожа была невероятно загорелой, словно у итальянца, однако ее желтизна казалась настолько яркой, что невольно возникал вопрос о его здоровье.
— Мне он больше напоминает русского тирана Сталина, чем Бонапарта, — хмыкнул Селвин. На его скуле был отчетливо виден небольшой расчес от застарелой подлеченной экземы.
— Не будем преувеличивать, — прищурился Брайан Фоули. — Крауч, прежде всего, аппаратчик высокого класса и, поверьте, отменно понимает суть игры.
— Хотите сказать, что арест учителя по одному лишь навету — это обычные интриги? — недовольно поморщился Селвин.
— Расходный материал, — махнул рукой Брайан. — Истина где-то посередине, — поправил он очки движением пухлого пальца. — Фенвик наверняка промышлял темной магией. За ним наблюдали, а потом, когда Краучу понадобилось, пустили в расход.
— Почему вы так уверены, что он ей промышлял? — покосился Селвин на громадную открытую этажерку, заставленную корешками позолоченных фолиантов.
— Зачем Краучу рисковать? Политики так не мыслят, поверьте, — обезоруживающе улыбнулся Фоули. — Находится какой-нибудь полудурок, за ним следят до поры до времени. А потом пускают в расход…
— Такими темпами Темный Лорд скоро прослывет борцом с тиранией, — перебил его Селвин. От волнения его скулы приобретали все более резкие черты.
— О, не беспокойтесь: шансов у него никаких, — развел руками Фоули, все еще весело смотря на гостей. — Вождь маленькой секты, находящийся вне политических раскладов. Он внесистемен и никогда не получит большинства!
— Вы всегда говорили, что нужно быть инсайдером в системе, — тонко вставил Эйвери, выпустив вверх новое кольцо дыма.
— Безусловно. — Победно посмотрел Фоули. — Не удивлюсь, если этого Лорда подкармливают Крауч и Дамблдор, — сложил он руки на животе. — Глупостей не наделает, а кое-кого можно убрать под шумок.
— Вроде Мелифлуа? — спросил Эйвери, поправив безупречную манжету пиджака.
— Вот это уже серьезнее, — кивнул его бывший начальник. — Араминта Мелифлуа, пожалуй, поопаснее Краучу любых лордов.
— Ну и гадюшник это министерство, — бросил Селвин и подвинул стоящее перед ним позолоченное блюдо. Он, видимо, искал на нем пепельницу, которую Эйвери, однако, уже пустил в расход.
— Вы не поверите, но более свободного места трудно себе представить, — охотно добавил Фоули. — Вообразите, что мы в былые времена оставляли очки и мантии в кабинете, а сами отлучались куда хотели!
— Разве такое невозможно определить? — опешил Арнольд.
— Определить что? — победно поднял седые брови Фоули. — Что мы отлучились? Да, отошли. По делам… — Многозначительно добавил он. — Вот, очки и мантия на месте. Возник рабочий вопрос!
При этих словах Эйвери не смог сдержать смех. Следом, недовольно отодвинув блюдо, фыркнул Селвин. Мгновение спустя все трое заливались смехом — настолько веселым, что, казалось, даже черный мраморный кентавр вот вот присоединится к ним.
— А Фенвик… — отошел, наконец, от смеха Эйвери.
— А Фенвик будет сидеть, — все также весело добавил мистер Фули. — Однако пора, — серьезно закончил он, посмотрев на большие напольные часы.
* * *
Обеденный зал удивил Барти декором. Родители никогда не праздновали Пасху, ограничиваясь букетами верб за неделю до торжества. Здесь все было иначе. В центре летала куча разноцветных пасхальных яиц, выкрашенных в красные и желтые цвета. Стены зала превратили в декорации в виде озер, по берегам которых распустились белые чашечки верб. Только задний простенок с черными часами миссис Фоули велела превратить в вид убегавшего вдаль погоста, напоминая, что Пасха была и останется «днем кладбищ». Барти поморщился, вспоминая свой последний визит на могилу Мэри Крауч. Тогда ему хотелось поскорее спрятаться от пронизывавшего до костей ветра, который неприятно бросал жухлую листву на ослепительно белое надгробье.
— C’est une caprice de tante malade[10], — прошептала ему на ухо Лавиния, когда они подходили к сверкавшей лестнице. Барти ничего не имел против похода с ней. Веселая глупышка, которая, казалось, не могла минуты посидеть спокойно, нравилась ему больше напыщенной Эрнестины. Последняя шла впереди, постукивая каблуками, словно стараясь впечатать их в паркет.
— Ей нравятся кладбища? — тихонько спросил Барти.
— У нее такая болезнь… Маглы зовут ее рак, — шепнула ему на ушко Лавиния, внимательно следя за тем, чтобы Эрнестина не услышала их разговор. — Эрни говорит, что она уже готовится отлетать в мир иной.
Барти нахмурился, не зная что ответить. Присутствие будущей покойной казалось ему неприятным. Еще противнее было осознавать, что кошмарная «дама в черном» приходилось ему родной теткой — куда больше, чем Эрнестине и Лавинии вместе взятым.
— Возьми меня за руку, — прошептала девочка. — Если возьмешь, открою тебе секрет, — добавила она. Барти, чувствуя странный холодок на сердце, протянул ей руку. Лавиния рассмеялась и стала махать веером, от чего синие бабочки стали отчаянно хлопать крыльями.
Когда троица спустилась в зал, взрослые уже подходили к столу. Мистер и миссис Фоули усаживались во главе стола. На этот раз «черная дама» надела темно-серую мантию, которую мама называла «цветом мокрый асфальт». Миссис Крауч хлопотала подле нее и бросила на сына неодобряющий взгляд. Барти поморщился: мама, похоже, ожидала, что он приведет Эрнестину. Остроносый Эйвери, стоя подле перевернутого фужера, рассматривал старую колдографию. Эрнестина пошла к тетке, а Лавиния, бросив Барти, быстро побежала к отцу.
— Папа… Ты знаешь, кто с нами? — зашептала она так, что мальчику было хорошо слышно. — Сам Крауч! Сын того самого Крауча… Он…
— Тише, Лэйв… — одернул ее холодно отец. — Здесь не только сын, но и супруга мистера Крауча.
— Elle a étudié à notre département. Et son fils dit qu'il ya seulement deux noble facultés[11], — застрекотала девочка.
— Лэйв… — одернул ее отец. — Извините, но она наполовину француженка, и ей удобнее говорить на родном языке, — кивнул он мистеру Фоули. Эрнестина холодно посмотрела на подругу. Барти ужасно не хотел садиться с ней и на всякий случай подошел к матери.
— Надеюсь, вы объясните дочери, что говорить в обществе на языке, который понимают не все, верх неприличия? — подняла густые брови миссис Фоули.
— О, не беспокойтесь, я беру все на себя, — Арнольд Селвин, казалось, слегка оробел от странной соседки.
— Прошу садиться, — взмахнул рукой мистер Фоули. Несколько эльфов тотчас вбежали в зал и заботливо подвинули стулья с темно-синими сиденьями и спинками, которые, впрочем, кое-где изрядно побила моль.
— Барт… — миссис Крауч чуть заметно поморщилась и поправила его «бабочку». Понимая, что у него не было выбора, мальчик сел рядом с Эрнестиной, которая, кивнув, подвинула салфетку.
«Интересно, откуда у нее шрам?» — подумал Барти, глядя на ее щеку. Лавиния, присевшая между отцом и мистером Эйвери, продолжала рассматривать мальчика как диковинную игрушку. От ее взгляда на души окончательно воцарилось чувство потерянности.
Ланч, вопреки ожиданиям Барти, начался неплохо. Эльфы принесли закуски, среди которых были разноцветные яйца. Барти терпеть не мог вареный желток и, проглотив его, поскорее заел хлебом. Эрнестина церемонно съела порцию, делая вид, что все происходящее не имеет к ней отношения. Миссис Фоули, не забывая обязанности хозяйки, кидала неприязненные взгляды на мужа, который, казалось, ничего не замечал и улыбался в пышные седые усы.
— Папа…. А почему пасхальные яйца только красные? — нетерпеливо зашептала Лавиния, как только эльфы разложили, наконец, жаркое.
— Кровь Спасителя, — шепнул отец.
— А синих и зеленых не существует? — продолжала девочка.
— Помолчи, — нетерпеливо отмахнулся от нее отец. Эйвери, который, видимо, опасался их слишком шумного говора, попытался сгладить неловкость:
— Однако, мистер Фоули… — улыбнулся он. — На этой колдографии, если я не ошибаюсь, изображены вы с мистером Лестрейнджем?
— Ну-ка? — переспросил Брайан. — Да, в самом деле… С покойным Герионом. Я был молодым, когда гостил у них в Девоншире, — продолжал он. — Он учил меня охоте на вальдшнепов — фамильному развлечению Лестрейнджей.
— Герион — отец покойного Рэндальфа? — с интересом спросил Селвин.
— Именно, — кивнул Фоули. — Он разбился три года назад, упав со скалы в Уэльсе. Там невероятно крутые скалы, особенно близ Марчболта.
— Каким ветром его туда занесло? — холодно спросила Элинор.
— Дорогая, ты, верно, забыла, что писали в газетах. — Ласково посмотрел на нее Брайан. — Рэй решил побродить с альпенштоком и упал, оступившись на скалах. Тело выловили рыбаки.
— Бедная Элладора, — вздохнула Лаванда. — Ари писала мне, что она осталась с двумя детьми. Благо, Уинстон и она помогают Элле.
— Как жаль, что мой отсутствующий братец, — Барти показалось, что при этих словах она миссис Фоцл посмотрела на него, — не обладает десятой долей сострадания. — Подбежавшие эльфы наполнили фужеры шампанским для взрослых и тыквенным соком для детей.
— Между прочим, говорили, что в этом убийстве замешана та же секта, — вставил Эйвери. — Барти почудилось, что при этих словах губы суховатого «лисенка», как прозвал его он, дернулись, но, видимо, то была только иллюзия.
— Что лишь подтверждает мои слова! — весело добавил Брайан. — Кое-кому, — выделил он, — надо создать обстановку страха, слухом и ужасов…
— И после этого вы хотите, чтобы мой муж потерял бдительность? — сказала Лаванда. «Черная дама» неприятно хмыкнула. Другие, напротив, заулыбались, оценив, видимо, светскую любезность миссис Крауч. Мистер Эйвери поправил зеленый пиджак и зачем-то нацепил вынутые из внутреннего кармана очки.
— Как хорошо я помню тебя, играющей в том крыле, — улыбнулся мистер Фоули. — Надеюсь, дорогая, ты все же вспоминаешь наш дом…
— Я все же не могу понять, — Лаванда осторожно отложила салфетку. — Что заставляет людей идти в секты? Неустроенность и…
-… Честолюбие, — неожиданно подхватил Брайан Фоули, поправив салфетку поверх красного жилета. — Честолюбие и… не умение играть по правилам.
— По правилам, установленным Бартемиусом, — холодно сказала Элинор. — Правилам, которые он называет прогрессом. — Селвин желчно хихикнул, в то время как его дочь, посмотрев на Барти, приложила пальчик к губам.
— Политики так не мыслят, — развел руками мистер Фоули. — Для них, поверьте, вопрос о том, кто займет пост второго или третьего секретаря гораздо важнее любых Фенвиков и сект.
— И все же я уверен, что чистокровные должны выступить против такого произвола, — заметил Арнольд Селвин. — Простите, мэм, но я говорю открыто, — кивнул он миссис Крауч.
— Барт, пройдитесь по дому, — прошептала Лаванда. — Мы пригласим вас к кофе.
— Вы не составите мне компанию, мистер Крауч? — жеманно прошептала Лавиния, которая, казалось, только и ждала ее приказа. «Черная дама» отослала Эрнестину что-то передать эльфам, и Барти охотно последовал за поманившей его девочкой. Едва они покинули зал, как слизеринка, взяв Барти за руку, потащила вверх по небольшой лестнице. Из зала доносился гул голосов, продолжавших спорить об этом странном Фенвике. Барти понятия не имел, что именно сделал его отец, но судя по бесконечному шепоту и разговорам это было что-то неприятное. «Посмотрел бы он сейчас на лучи своей славы», — мстительно подумал Барти, вспоминая его холодное лицо.
— Это тут твой секрет? — прошептал Барти. Увлекшись своими мыслями, он не заметил, как они вошли в маленький кабинет, где стояли только стол, накрытый зеленым покрывалом и стул.
— Ага… Вот, — прошептала Лавиния, указав на стоявший рядом с керосиновой лампой портрет в позолоченной рамке.
На колдографии была запечатлена молодая русая девушка в коротком платье небесно-голубого цвета. Краешками губ она смущенно улыбалась, словно снисходительно позировала для официального снимка. Ее волосы с каштановым отливом были собраны в пучок. Барти не мог понять, какого цвета у нее глаза, но вытянутые вперед голые ноги в легких туфлях без каблуков производили вульгарное впечатление. Девица восседала на белом стуле с позолоченной инкрустацией. Рядом на точно таком же столике стояли золотые часы в стиле королевы Анны.
— Мэри, троюродная племянница мистера Фоули, — прошептала Лавиния. — Когда старуха помрет, мистер Фоули женится на ней.
— С чего ты взяла? — пробормотал Барти. — Сейчас ему казалось, что во всем облике девицы присутствовало ощущение спокойного торжества.
— Это знают все. — Эрни ее ненавидит, кстати, — хихикнула девочка.
Снизу раздались звуки, которые с каждой минутой становились все отчетливее. Мелодия устремлялась вперед и вместе с тем на удивление топталась на месте. Барти понимал, что играла, без сомнения, мама, только -то ее мелодия не менялась. Кажется, эта была «Шутка» Баха… Перед глазами поплыл маленький рояль с высокой крышкой, на которой были выбиты гравюры.
— Клавесин, — неожиданно прошептал он. Лавиния посмотрела на него с легким недоумением, но Барти было все равно. Он еще раз взглянул на колдографию, и девушка, казалось, одарила его смущенно-торжествующей улыбкой.
Примечания:
1) Ах, милая Эрни… Ты не поверишь, как я по тебе скучала! (фр.).
2) Я только вчера прочитала твое письмо… Прости, но я в самом деле не успела ответить (фр.).
3) Я долго думала, что подарить тебе ко дню рождения… Папа говорит, что вместо очков тебе стоит носить лорнет! (фр.)
4) Скорее, лорнет подойдет нашему напыщенному ослу Бертраму. Кстати, должна сразу сказать: не дари мне третий альбом для рисования. Я не Гестер и не умею хорошо рисовать (фр.)
5) Ты не говорила, что приведешь своего пажа… Ты не боишься, что он увлечется мной? (фр)
6) Однако, мадмуазель, вы назвали пажом гостя мисс Фоули (фр.)
7) Эти физалисы прежде цвели в вашем саду, мадмуазель Фоули? Думаю, ваша подруга не должна портить такой замечательный букет (фр.)
8) Неужели это сын знаменитого маглолюбца? (фр).
9) Эрни, это твой будущий телохранитель (фр.).
10) Прихоть больной тетушки (фр).
11) Она училась в нашем колледже. А ее сын говорит, что есть два благородных колледжа (фр.)
