День гибели моих родителей.Добро, сделанное врагом, так же трудно забыть, как трудно запомнить добро, сделанное другом. За добро мы платим добром только врагу; за зло мстим и врагу, и другу.
Василий Ключевский
POV Люциуса.
Об этом дне я расскажу вам сам, так как это был последний день жизни моих родителей. Последний день, когда они были со мной. Я помню этот день, будто он был только вчера, хотя двенадцать лет жизни я и не знал о своих родителях, самое дорогое было вырвано у меня из памяти, и хоть мне и очень больно говорить об этом, я расскажу вам все, ничего не утаив.
----------------------------------------------------------------------------------------------------
В этот день я встал рано, да и почти не спал всю ночь, был в предвосхищении события следующего дня. Нет, не Дня рождения, хотя пять лет бывает один раз в жизни, я ждал не этого.
Я вышел из спальни, по дому разливался вкусный запах выпечки, ведь по выходным мама пекла улитки, посыпанные сверху сахарной пудрой.
- Почему ты до сих пор не оделся? Какой же ты именинник в ночной рубашке? - Она была рада меня видеть.
Я посмотрел на себя, действительно в туфлях и одной ночнушке, я стоял и улыбался.
- Мам, а папа уже встал?! - Громко крикнул я.
- Конечно, твой папа давно проснулся, чтобы помочь маме накрывать на стол. - Выходя из своего кабинета, ответил мне отец.
Я стоял смущенный и радостный.
- Иди ко мне. - Подходя ко мне ближе, он протянул ко мне руки, и я побежал в его объятья. Он поднял меня на руки и спросил:
- Ну, что, будущий ловец команды Слизерина, вы готовы к покупке формы и метлы? – Да, я ждал, именно покупки метлы, вы скажете, а не рано ли? И мама, говорила также, но я пообещал ей быть очень острожным. Я мечтал
- Всегда готов. - Так же весело ответил ему я, и он рассмеялся.
- Подожди, Юстас, сначала мы все должны позавтракать.
Я сидел у отца на руках и от радости даже чуть подпрыгивал. А он гладил меня по волосам. У моего отца были такие же, как у меня светлые волосы, чуть бледная кожа, он был одет в бежевый костюм, а главное, что мне очень нравилось, это тонкая полоска усов над губами. Он всегда держался твёрдо, с учениками был строг, а дома - ласковый и добрый. Он очень любил маму, пил с ней чай по вечерам в беседке и приносил лесные цветы. Он часто обнимал меня и целовал, вот как в тот самый момент, я чувствовал, как его усы немного щекотали мне щеку и только смущался.
Мой отец был ещё так молод, он работал в школе пять лет, а ему самому было всего тогда всего двадцать семь лет.
Он спустил меня на пол, взял из маминых рук заварник и налил всем в кружки чай. А я умылся, одел новую мантию и зелёный шейный платок, что только вчера погладила мама.
Я вернулся в гостиную, сел за стол, почти сам, папа немного помог мне взобраться на высокий стул. И хотел сразу протянуть руку за сахарными улитками, но мама остановила меня:
- Сначала съешь кашу. - Она сказала это совсем не строго, а по-доброму, как могла только мама. Её волосы были, как лучи солнца, как у Златовласки из сказки, что она читала мне перед сном.Она очень любила читать мне перед сном, иногда эти истории были правдой, её снами или она придумывала их сама. На ней было зеленое скромное платье, но даже в нем она выглядела очень красивой. Однажды, на приёме в доме моего дедушки, мне было три, и дедушка Арманд очень просил привести меня к ним к нему домой, гости рассматривали картины, они были красивыми и дорогими, и один из них спросил папу: " - А какую из этих картин вы могли бы рассматривать часами? И он совершенно серьёзно ответил: " Это моя жена". Все гости были удивлены, а мама смутилась, папа извинился и поцеловал ей руку. Мама очень любила готовить и почти каждый день радовала нас кулинарными изысками, и рассказывала, как очень давно её мама готовила, так же вкусно, причём мама делала по дому почти все сама. У нас была только одна домовиха Тинки, она помогала маме в саду, на конюшне и в небольшом огороде, мама очень любила Тинки.
В конюшне мы держали семью из троих прекрасных лошадей - Алекса, Тима и Розу. Тим был самым молодым и предназначался мне, пока я катался на нем всего один раз, родители же почти каждый день устраивали конную прогулку, иногда брали меня с собой и сажали в седло. Я также очень любил и сам бегать в конюшню и кормить лошадей яблоками и морковью, они опускали свои тёплые морды к моим рукам и хватали яблоки большими губами прям целиком, я лишь успевал удивляться.
Когда я уже доедал кашу, мама сама подала мне целых две «улитки». Я случайно схватился не за «улитки», а за её руку, её кожа была мягкой и нежной.
Когда я повернулся на стульчике и уже собирался выходить из-за стола, отец остановил меня:
- Подожди, Люциус, мама ещё не поела. - Сказал он совсем не строго. Он и никогда не был груб со мной, хотя я рос непоседливым ребёнком, тогда ещё не мог заниматься спокойно дольше пяти минут, все спешил к озеру или в лес, зато я очень любил заниматься с отцом фехтованием.
Уже вставая из-за стола, когда спрыгнул со стула и я, мама взяла салфетку с колен и вытерла мне ей рот, сам то я совсем об этом забыл, а может я хотел слизать сладкую пудру с губ, ведь мне было всего пять лет. Я только посмотрел на маму и обнял ее, поцеловав в щеку.
Папа вдруг начал что-то искать по карманам, он вдруг немного заволновался и сказал:
- Я, наверно, забыл мешочек с деньгами в ящике стола. Люциус принеси мне его, пожалуйста.
- Конечно, сейчас. - Уже на ходу крикнул я.
Кабинет был недалеко, из гостиной было два выхода – парадный - на улицу - и в кабинет. Лакированная чёрная дверь, с мраморной зелёной ручкой, всегда меня привлекала, я любил приходить сюда по ночам и сидеть у отца на коленях. Он рассказывал мне о Хогвартсе, магии и о природе, я вообще считал, что мой отец был самым умным, ведь он знал так много. А когда, я засыпал у него на руках, он укутывал меня в плед и относил в спальню.
Я уже зашёл в кабинет, остановился у стола и вспомнил, что отец не сказал в каком ящике стола нужно искать деньги. Я отвлекся и посмотрел на фотографии, что и всегда были на папином столе: на первом фото были я, мама и папа. Эта колдография была сделана в Рождество, когда мне было четыре, на заднем фоне была видна ёлка с игрушками, подарки; огоньки гирлянды переливались разными цветами, а я не мог усидеть на месте, сразу хотелось мне пойти открывать подарки. А другая колдография была более официальной: на ней был мой дедушка Арманд и мой папа; дедушка умер два месяца назад, папа очень переживал, он бывал у нас очень часто, особенно после смерти его жены и моей бабушки; и папин брат Абрахас, его я никогда и не видел, отец говорил о нем неохотно, и то только в беседе с дедушкой; на этой колдографии почти никто не двигался, только папа чуть повернул голову и посмотрел на дедушку. Я взял со стола первое фото, хотел проверить, там ли до сих пор моя "маленькая шалость": дело в том, что желая сделать родителям приятное и показать, как хорошо я научился писать своё и их имена, я написал на задней стороне такую фразу: « Юстас + Кэтрин=Любовь ,Юстас + Кэтрин+ Люциус = Семья » , и обвел все в красивую рамочку. Папа, конечно, это заметил, но не отругал, а попросил больше не повторять.
Я уже догадался, что деньги лежат в первом ящике стола, но вдруг увидел, как из камина вышел человек, я не сразу узнал его, но потом догадался, что это был папин брат Абрахас. Он посмотрел на меня, его взгляд был ехидным, будто он что-то от меня хотел:
- Ты, наверное, Люциус, подойди ко мне, и мы вместе сможем уговорить твоего папу отдать мне кое-что. - Но я не послушал его, я был очень напуган. За ним из камина вышел человек в чёрной маске, это напугало меня ещё больше.
- Папа, помоги мне! - Кричал я, выходя из кабинета. - Там пришел твой брат и какой-то человек в маске.
Отец вдруг развернулся к маме и взволнованно сказал:
- Уводи Люциуса. - Мама сразу заплакала.
- А как же ты? Я не уйду без тебя!
- Нет, Кэтрин, ты должна спасти сына. Все будет хорошо, я вернусь к вам.- Сказал он, обнял маму и поцеловал, потом он ласково посмотрел на меня, присел и сказал:
- Ничего не бойся, Люциус. Я и мама очень любим тебя. Помни об этом, хорошо? - И тоже обнял меня, а я плакал у него на плече. Двое людей в чёрных масках и Абрахас уже выходили из кабинета.
- Уходите! - только и успел сказать он, вынул палочку и готов был сражаться за нас.
Мама подняла меня на руки и, прижав к себе, выбежала из дома. Мы слышали, как отец что-то говорил о том, что Абрахас не должен этого делать, а те люди пускали опасные заклинания из палочек. Мама старалась бежать быстрее, нам нужно было только преодолеть антипарационный барьер, потом мы услышали, будто в доме кто-то упал, мама повернулась, и я подумал вдруг это папа, и даже хотел выбраться из маминых рук, но что я мог сделать. Мама поцеловала меня в макушку, прижала к себе крепче и побежала ещё быстрее. Они сначала вышли из дома, а потом как-то оказались совсем близко к нам. Мама отпустила меня, я спрыгнул, а мама упала на траву, она попыталась подняться, и я увидел, как её платье на животе окрасилось красным, она не смогла подняться и только шепнула мне:
- Уходи. Я люблю тебя...- потом замолчала, но я не послушал ее, я гладил маму по голове, просил её очнуться.
Папин брат вдруг попытался приблизиться ко мне, но я не замечал его, человек, что стоял справа, сказал ему убить меня, но он почему-то не захотел этого делать, он только сказал, что сделает все быстро и хорошо, и я все забуду. Я посмотрел на него испуганно, а потом разозлился, взял камень с земли и поднялся, чтобы ударить его им, но он вдруг вскинул палочку и прошептал:
- Oblivate.
Перед тем как потерять сознание, я только успел увидеть, что его взгляд был полон жалости и смятения.
Потом они сожгли дом и тела моих родителей, они сожгли все, моё прошлое, моё детство… Все было кончено в этот день, но я выжил, но забыл о них, хоть и на время…
