Глава 4Я не заплакал. Мне удалось сохранить над собой контроль, хотя почувствовал, что от подступающих рыданий сдавило горло, а на глаза вот-вот навернутся слезы.
- Зачем вы мне это говорите? - потребовал я.
- Для того чтобы ты понял: теперь это твой дом, Том. Тебе больше некуда пойти. Я говорю тебе это для того, Том, чтобы ты максимально использовал те возможности, что дает тебе сама жизнь. Тебе решать: можешь погрязнуть в несбыточных мечтах и ожидать день, который никогда не настанет, а можешь попытаться извлечь все возможное из нынешней ситуации, и которая очень даже может быть превзойдет твои самые дерзкие желания.
Я сжался на своем стуле полностью побежденный. Он переиграл меня с такой легкостью, с какой мастер перебирает ноты, сочиняя свою замысловатую мелодию. Спустя годы, когда я взглянул на этот разговор, отрешившись от всех эмоций, что ослепили меня тогда, я многое понял.
- Чего вы хотите от меня? - я покорно спросил.
Он вновь наклонился вперед.
- Ничего сверх того, что ты уже сделал.
Он поднялся на ноги и начал вышагивать перед камином. Его изящные ботинки мягко ступали по роскошному ковру.
- Понимаешь, Том, правительство дало старт ряду реформ. От внимания некоторых членов Парламента не ускользнуло то обстоятельство...- он вдруг остановился, и, приподняв бровь, взглянул на меня. - Ты ведь знаешь, что такое Парламент?
Дождавшись моего кивка, он продолжил вышагивать, вновь сцепив руки за спиной.
- Так вот, от их внимания не ускользнуло то, что реальный уровень жизни в некоторых заведениях, которые, так или иначе, заботятся о гражданах, существенно ниже официального. В ходе расследования выяснилось, что индивидуумы, которые находились на попечении этих заведений, зачастую подвергались физическому, психическому насилию и, скажем так, иного рода воздействию. Всё это началось после введения в Америке практики системы карательно-исправительных учреждений - хотя в своей книге я и обосновал подобное отношение к преступникам...- так или иначе, но идея о том, что к преступникам отношение должно быть такое же, как и к законопослушным гражданам, уже начала повсеместно внедряться и в Британии. Идея пока слабо прижилась, однако процесс этот начался, естественно, в самом сердце Империи - Лондоне. Это только вопрос времени, когда они обратят внимание на другие, сходные по целям и задачам, учреждения.
Посмотрев на меня, он издал самый странный смешок, что я когда-либо слышал. Взгляд же по-прежнему цепкий.
- Разумеется, Том, это вовсе не значит, что я рассматриваю этот приют как тюрьму. И ты знаешь это. Я стараюсь сделать так, чтобы ты и остальные братья и сестры этого приюта чувствовали себя как дома и жили в атмосфере счастья и всеобщей любви.
Полагаю, мне удалось скрыть свои эмоции на этом его заявлении, ибо, когда я кивнул, он удовлетворенно кивнул в ответ и продолжил.
- Однако я допускаю, что сторонние наблюдатели могут неверно истолковать наши намерения. Сотрудников приюта не хватает, Том. Мы элементарно не в состоянии приглядывать за вами так, как бы нам того хотелось. Я убежден, что при наличии дополнительных денег и материальных ресурсов, нам удастся достичь таких воспитательных высот, что больше не придется прибегать к суровым мерам наказания. Можешь не верить мне, Том, но мы наказываем вас, потому что заботимся о вашем благополучии.
- Однажды ты поймешь это. Наказывая за неприемлемое поведение сейчас, мы закладываем будущую основу вашей успешной и полноценной жизни за стенами этого приюта. Тяжело признавать, но большинство молодых людей, которых мы отпускаем по достижению определенного возраста, становятся жертвами суровой реальности этого мира и встают на путь наименьшего сопротивления: путь преступников. Уверяю тебя, Том, тебе не захочется идти по стопам этих дегенератов. Возможно, это и может поначалу показаться легким путем к благосостоянию, но в действительности всё гораздо сложнее.
- Для человечества вы, как головная боль, проблема, которую проще решить, заперев вас подальше от общества. И только став сознательным членом этого общества, вы сможете оказать на него влияние, улучшить мир, в котором мы все живем.
К этому времени смысл большей части его проповеди уже выветрился из моей головы. Не забывайте, мне тогда было всего лишь девять лет. Несмотря на весь мой интеллект, у меня всё еще не было необходимого образования, чтобы осмысленно проследить цепочку его рассуждений. Однако я сообразил, что его слова - не пустой звук, и потому постарался не упустить ни одной детали.
- Тебе ведь хочется сделать этот мир лучше, Том? Или хотя бы сделать его сносным для самого себя?
Я никогда еще не размышлял о своей роли в масштабе Вселенной - мои измышления лежали в основном в плоскости неосознанной иерархии жертвы и преступника, которая и управляла повседневной жизнью в приюте. И всё же, когда он поставил вопрос таким образом, то у меня появилось чувство, что мне бы, наверно, хотелось сделать этот мир по крайней мере сносным, если, конечно, это было в моей власти.
Я кивнул.
- Вот и молодец! Вот видишь, если ты сейчас начнешь прилагать усилия, чтобы улучшить своё нынешнее положение, тебе будет легче позже устроить свою жизнь. Представь это приют, Том, уменьшенной копией внешнего мира. Я и мои сотрудники - правительство. Мы издаем законы, устанавливаем наказания и приводим их в исполнение. В остальном же, ты получаешь карт-бланш, то есть абсолютную свободу действий.
- И ты можешь жить спокойной и счастливой жизнью, если не будешь преступать установленные для вас правила. Другие же дети, Том, - твои соседи. Ты же хочешь жить в мире и согласии со своими соседями? Разумеется, хочешь. Потому от тебя, как от составной части этого сообщества, зависит благополучие соседей, их законопослушность, а также тот уровень жизни, который ты сам установишь для себя.
- Ты не в праве силой принуждать их думать так же, как и ты, Том, иначе тогда ты будешь виновен в совершении преступления против них. Однако, с помощью иных методов, ты можешь убедить, что люди, которые сейчас, пользуясь нашей терминологией, являются для них правительством, действительно - я надеюсь, ты в этом и не сомневаешься - заботятся об их интересах. А, помогая нам, они значительно облегчат собственное существование.
- Тебе нравится это предложение, Том?
Всё выглядело логичным, но я всё еще не доверял ему. Я постарался увидеть за его ничего не выражающими глазами истинную подоплеку предложения. Я настолько сконцентрировался, чтобы понять, о чем он вёл речь, о чём действительно он вёл речь, что мне показалось, будто я услышал его голос у себя в голове.
"Поможешь мне - и у тебя будет добротная одежда и вкусная пища, если откажешься...Боль. Цепи. Темнота. Голод.
- Да,- ответил я абсолютно искренне.
Он улыбнулся этой неестественно яркой улыбкой.
- Превосходно! - он, наконец, вернулся в кресло. Придвинув мне блюдо, он снял с него крышку - пудинг с патокой.
- Десерт, Том?
***
Начиная с этого времени, ко мне стали относиться лучше, чем к другим детям. Во время завтрака воспитатели заявили, что я очень хорошо себя вёл и потому заслужил награду: корицу к овсяной каше. На ужин мне давали больше еды, чем остальным, а кексы всегда были свежие. С меня сняли часть обязанностей, что позволило мне спокойно заняться чтением. Они даже обеспечили меня новыми книгами: разнообразными историями об отваге и приключениях, а также подлинные факты об исторических фигурах. Мне больше всего нравилось последнее. Особенно "Государь" Макиавелли, которого я изучаю по сей день, оказался наиболее занимательным.
Некоторые дети, разумеется, стали завидовать. В основном глупые, жестокие дети. Но даже они, прислушавшись к своему животному инстинкту, сообразили, что меня и пальцем нельзя трогать. Я стал неприкасаемым. Если ко мне кто-либо неуважительно обращался, то этот кто-то неизменно получал по рукам от воспитателей, либо, в крайнем случае, от них же получал порку.
Но были и другие - одаренные интеллектом и хитростью. Те, кто были недостаточно сильными, чтобы выжить в нашей уменьшенной копии внешнего мира с помощью одной лишь физической силы. Они компенсировали эту слабость живостью ума и остротой интеллекта. Многие из них присоединились ко мне после той драке во дворе, но моё доверие к ним недостаточно окрепло, чтобы принять их предложения о дружбе.
Я так никогда и не доверял им, но всё равно приблизил их к себе. Я помогал им с уроками, открыл им несколько секретов, что я выяснил за время пребывания в этом месте. Например, если сказать женщине-воспитателю, что она сегодня очень красивая, то она улыбнется и даст вам конфету. Но этого нельзя делать каждый день, иначе она поймет, что вы говорите это только, чтобы получить конфету. А если сказать молодому человеку, который влюблен в воспитательницу, что вы слышали, как она говорила о нём другой воспитательнице, то у него весь день будет хорошее настроение.
Мне не составило никакого труда получить преданность остальных детей. Любой, кого замечали в моём окружении, вскоре получал такое же, как и я, расположение взрослых. И чем больше детей присоединялись ко мне, тем более щедрой была моя награда. Вскоре осталось лишь несколько недовольных, и им уже ничего не оставалось, как только медитировать над своей собственной глупостью.
Наверно только тогда я был по-настоящему счастлив, а жизнь казалась, как никогда, прекрасной. От слабака и одиночки я вырос до лидера, и мои сторонники всецело были преданны мне. Даже среди их статусов существовали свои тонкие различия, которые никому не дозволялось нарушать. Ибо даже когда они все объединились, чтобы добиться моего внимания, среди них началась борьба за статус фаворита. Когда я выяснил причину животной озлобленности моих приближенных, то какое-то время переживал, что от их стремления разорвать друг друга на куски весь план пойдет прахом.
Но, выяснив, какой мотив ими двигал, я вновь вернул контроль. Они боялись вызвать моё неудовольствие - и именно страх позволил мне управлять ими. Если я выделял кого-то из них, то он немедленно преисполнялся чувством собственного превосходства над остальными; последние же, в свою очередь, начинали тяготеть к моему фавориту, стремясь заполучить моё внимание. Дальше - проще. Мне оставалось лишь ждать, когда он, в надежде заполучить дальнейшую поддержку, провалит какое-нибудь поручение. И я отниму у него статус фаворита максимально жестоким образом, отправив в очередной раз на самое дно моих сторонников. Следующий мальчишка, заполучив высший статус фаворита, будет настолько благодарен мне за это, что на какое-то время мне можно будет не беспокоиться за своё лидерство.
Если же возвысятся двое мальчишек, и начнут формировать свои собственные группировки, то я просто столкну их друг с другом, пока они не перейдут границы дозволенного и не привлекут к себе внимания наших правителей. Их накажут, а когда они вернутся, то снова будут как шелковые.
В каком-то смысле я уже тогда неосознанно начал использовать тех, кто мог использовать меня.
Когда наступил мой десятый день рождения, даже самые пробитые неандертальцы принялись добиваться моего расположения. Мне это доставляло искреннее удовольствие.
Пока не появился мой шанс. Шанс, которого я так долго ждал.
Шанс предстал в обличии Директора. Он собрал во дворе всеобщее собрание мальчиков и девочек и произнес речь. Он сообщил нам, что мы настолько продвинулись в плане организации порядка в приюте, что правительственная комиссия вскоре проведет осмотр нашего дома. Если же мы будем вести себя так же замечательно, как в последнее время, то приют получит дополнительное денежное поощрение - грант - что позволит значительно улучшить наше финансовое положение. Для нас приобретут новые кровати, самые свежие продукты, и, если мы будем вести себя особенно прилежно, то приют купит радио - маггловский развлекательный аппарат. Перспективы хорошего поведения привело остальных детей просто в восторг.
Он продолжил объяснения, что если мы вернемся к старому образу жизни, станем плохо вести себя перед комиссией, то комиссия не даст грант и закроет приют. Это будет настоящей трагедией, ведь тогда им придется разделить детей и разместить их по разным приютам - и это после стольких упорных месяцев труда. Он не упомянул, насколько отличались условия проживания в других приютах по сравнению с нашим до моего лидерства. Но ему и не требовалось. Те, кто помнили эти времена, обязательно расскажут новичкам, насколько тогда всё было ужасно.
Я невольно заулыбался, с трудом сдерживая себя, чтобы не расхохотаться. В принципе я восхищался способностью Директора к манипулированию. Он дал нам попробовать пряник, а затем продемонстрировал кнут, позволив нам самим решить, что же нам больше нравится.
Но я знал истинную причину, из-за которой приедет эта "комиссия". Ибо он говорил о ней со мной еще до всего этого. Он не сомневался, что я ничего не запомню и не пойму.
Я не забыл. Я понял.
И теперь проще простого добиться желаемого.
Я читал о существовании школ-интернатов, где обучение поделено на семестры, а студенты на время обучения живут в школе. Я много выяснил об этих школах, надеясь, что меня зачислят в одну из них. Однако обучение было платным, и эта плата за обучение оказалась довольно высокой. Что-то подсказывало мне, что Директор никогда не заплатит за меня такую сумму. Но я узнал, что для одаренных детей, чьи родители были слишком бедными, чтобы оплатить обучение, существовали стипендии и гранты.
Я понимал, что он никогда просто так не отпустит меня. Я был нужен ему, как средство контроля над остальными детьми, чтобы они все они ходили по струнке. Теперь я знал почему.
Тем вечером у нас на ужин была картошка с мясом, и нам даже подсыпали немного маслянистого гороха.
- Горох еще даст о себе знать,- говорили они, весело улыбаясь. В столовой царила праздничная атмосфера, звучал смех, заключались пари о том, сколько будет еды, когда комиссия уедет.
После ужина я сообщил человеку, ответственному за помещения мальчиков, что желаю видеть Директора по поводу его речи этим днем. Это был необычный запрос даже для меня. Наш почитаемый благодетель иногда вызывал одного из нас к себе в офис, чтобы побеседовать с глазу на глаз, но никто еще не запрашивал его аудиенции по собственной инициативе.
Всё же я был уверен, что Директор, накануне инспекции, порядком нервничает, поэтому согласится выслушать все вопросы касательно его речи. И уже тем более согласится, если запрос сделал я, его маленький "посредник".
Я не ошибся. Он лично встретил меня.
- Том! Как хорошо, что ты пришел! Я и сам хотел поговорить с тобой, чтобы убедиться, что все понимают важность этой инспекции. Удача стоит у нас на пороге, мальчик мой, и именно мы с тобой отворим ей дверь. Присаживайся.
- Благодарю, сэр.
Я устроился на стуле. Став куда более опытным в общении со взрослыми, от которых зависела наша жизнь, я перестал в разговоре с ними открыто подчеркивать свои намерения - лишь намекал. Я усвоил его урок.
- Что привело тебя? У тебя есть вопросы, или сомнения, которыми ты хотел бы поделиться? Может, кто-то из детей отбился от рук? - последний вопрос он произнес самым суровым голосом, словно беспокоящийся отец переживал, что ему придется наказать кого-то из сыновей. В глазах не было и тени сомнения.
- Нет-нет, ничего такого, сэр. Всё замечательно! Я просто хотел заверить вас, что мы делаем всё от нас зависящее, чтобы не подвести вас.
"У меня всё под контролем, старик".
- Рад это слышать, Том, рад слышать. Даже передать не могу, насколько это важно для меня. Или насколько важно это для тебя.
"Если что пойдет не так, отвечать будешь ты".
- Я всё понимаю, сэр. Я поговорю с остальными, чтобы убедиться, что они понимают всю серьёзность ситуации. У нас нет права на ошибку.
"Но в моей власти сделать так, чтобы ты потерпел крах или вознесся на вершину успеха, и я знаю это".
Он нахмурился, взгляд ужесточился, но вскоре он уже улыбался.
- Так и надо, Том! Так чем я могу помочь?
"Чего тебе надо, мелкая ты неблагодарность".
- Нет-нет, я полагаю, всё в моих руках.
"Тебе не понравится то, что мне нужно".
- Ты уверен, Том? Я сделаю всё, что в моих силах, чтобы помочь тебе, и ты ведь знаешь это!
"Назови свою цену".
- В общем, есть кое-что, о чем бы я хотел спросить...
- Спрашивай же! Между нами не может быть секретов!
- Очень хорошо, сэр. Дело в том, что я достиг надлежащего возраста, чтобы начать более серьезное обучение.
Он покачал головой, еще до того, как я закончил говорить.
- Я понимаю, Том. Я действительно понимаю. Хотелось бы мне, чтобы это было в моих силах, но приют просто не может позволить себе оплатить обучение даже при наличии дополнительного гранта. И как это будет выглядеть, если мы потратим все средства, чтобы отправить одного из детей в школу? Как отнесутся к этому остальные дети? Мне ведь станет тревожно за судьбу других детей, если я израсходую все деньги на одного.
"Я не могу отпустить тебя, Том, иначе остальные дети вернутся к своему старому поведению."
- Разумеется, нет, сэр! Я и не помышлял о том, чтобы отнять у моих братьев и сестер то, что им принадлежит по праву!
"Как насчет компромисса?"
- И что же конкретно ты предлагаешь?
- Если я выиграю стипендию в одной из этих школ, я смогу поступить на свои собственные средства. Вам останется только подписать необходимые бумаги, и передать меня на время обучения под опеку школы.
- Но разве ты не будешь скучать по своим друзьям? Ведь все мы так по тебе будем скучать, Том.
"Если я отпущу тебя, этот приют отправится в свободный полет с конечной остановкой в аду. Ты знаешь это, я знаю это. Дети поклоняются тебе, нет никого, кто мог бы заменить тебя. Ты бесценен. Если мне вновь придется гонять этих чертовых ублюдков с помощью кнута, то приют закроют, а тебя сошлют в место, которое рядом не валялось с этим даже в дни его упадка."
- Благодарю, сэр. Конечно, я буду скучать. Уверен, что они справятся и без меня. Все мы знаем, что гораздо выгодней теперь помогать друг другу, а не только себе. Но как вы когда-то сказали, сэр, я должен сам распорядиться той возможностью, что сама жизнь положила передо мной, ведь так?
"Едва ли остальные захотят возвращаться к той жизни, когда они постоянно боялись физического насилия, поэтому нынешнее поведение сохранится и после моего ухода. В начале, может, и понадобится несколько суровых примеров, но, почувствовав, что вполне могут справляться и без меня, они успокоятся. А если вы меня не отпустите, я расскажу комиссии всё, что здесь только происходило, и другие дети по моему приказу поступят так же. Я уничтожу этот приют, а вы свой остаток жизни проведете на нарах. Но вы можете мирно отпустить меня без каких-либо финансовых издержек для себя."
В молчании он одарил меня долгим взглядом. Именно тогда я понял, что выиграл словесный поединок.
- Ты безусловно прав, Том. Никогда себе не прощу, если такой одаренный молодой человек не получит образования. Если ты получишь стипендию и самостоятельно сможешь поступить в школу, то, разумеется, я отпущу тебя. С моим благословлением.
"Вломил по самому уязвимому месту. Отличная работа, малыш".
Я не смог сдержать своей радости.
- Благодарю, сэр! - сказал я, вскочив на ноги. - Не беспокойтесь по поводу инспекции. Вы еще будете нами гордиться.
Я протянул ему руку.
Он тоже поднялся на ноги. Он даже не засомневался в нашей сделке. До этого я не пожимал ему руку, помню, как удивился его сильному рукопожатию. Я думал, что он по своей сути мягкий человек, несмотря на его старомодный, сшитый по заказу, костюм-тройку. И всё же мне не стоило удивляться тому, что такой цепкий человек мог обладать сильным рукопожатием.
- Знаю, что буду, Том.
"Другого не дано"
Это была моя самая первая победа, которую я никогда не забуду. Вкус первой победы - самый сладкий.
