Глава 39♣♣♣♣♣♥♥♥♦♦♦♠♠♠~ 39~ ♣♣♣♣♣♥♥♥♦♦♦♠♠♠
Часть первая
Самым первым что-то заподозрил Дамблдор. Нет, наверное, не так! Скорее всего, первой была она – Регина, что в принципе совершенно естественно. Это понимание не было мыслью о нездоровье, недомогании или болезни. И, тем не менее, Рина вдруг с удивлением обнаружила, что с ней что-то происходит. Заметила она это намного раньше, чем окружающие стали с тревогой поглядывать на нее. То, что раздражительность выходит из-под контроля, усталость стала постоянной спутницей, появилась вздорность и резкие смены настроения, Регина осознала не сразу. В сложившейся ситуации и окружающих событиях все это казалось вполне объяснимым, назойливым, но никак не тревожным. Потом ко всему добавились и другие радости: ознобы, головокружения, приступы жара. За первый месяц осени Рина похудела, подурнела, глаза приобрели лихорадочный блеск. Первая в жизни истерика, которую она готова была закатить из-за пустяка, заставила ведьму задуматься. Она тогда плюхнулась на кровать и закрыла глаза, борясь с подступающей злобной дурнотой. Именно в этот момент Рина вдруг поняла, что не может управлять своим состоянием. Напротив, ее организм управляет ею. Сначала она задохнулась от ужаса. Затем отдышалась, и приняла разумное решение понаблюдать за происходящим. Беспокоило ее сейчас еще и то, что за ее состоянием наблюдают со стороны.
*******
Бессонница вещь неприятная. Эрик вышел к завтраку в весьма неприветливом настроении. Помимо проблем в лондонской конторе, содержать которую было невмоготу, а бросить жалко, навалилась постоянная тревога за близких и дальних, которые без приглашения разместились в его жизни. Мистера Ризергама не устраивали также и некоторые личные проблемы. Жизнь никогда не была безоблачной. Он никогда не был «настоящим джентльменом» в стиле Берти Вустера. То есть он не был праздным беспечным бонвиваном, легко, непринужденно и с удовольствием скользившим по жизни. Для этого он был слишком умен, слишком образован, слишком серьезен и слишком талантлив. У маленького Эрика было вполне счастливое детство, но она взорвалось так внезапно и так страшно, что мистер Ризергам из волшебного детства сразу переместился в состояние жесткой, трезвой и беспощадной зрелости. Конечно, он бывал и вспыльчив, и нежен, и трогателен, и сентиментален, и уязвим, но только в таком ограниченном кругу семьи и немногочисленных друзей. Все остальные воспринимали его как некое воплощение диккенсовского мистера Домби. Конечно, это было не так, но,… Ни Эрик, ни его близкие не разрушали этой иллюзии.
Спустившись в столовую, Эрик сделался еще более неприятным. За столом царило унылое молчание, и только мисс Прайс улыбнулась ему. Сестра даже не подняла головы от тарелки с овсянкой, а Дамблдор приветственно сдвинул брови. Мэб подала кофе и Регина, воспользовавшись движением за столом, поднялась и поспешила, извинившись, слинять от недоеденной каши. Не успев толком устроиться, Эрик вынужден был встать, увидев, как поднимается Альбус. Присцилла неодобрительно поджала губы, глядя вслед уходящей Регине. Эрик неловко плюхнулся на стул и пролил кофе. – Вот противная белка! Непременно ей нужно устроить какую-нибудь неприятность! Неужели трудно просто посидеть вместе со всеми? Весь день испортила!
- Эрик, Эрик! Разве так можно? – укоризненно залопотала мисс Прайс.
- Значит, Вы уверены, что можно вот так, как она, Присцилла? - Мистер Ризергам сделал резкий жест в сторону закрывшейся двери. – По-моему, эта она нарушает все правила приличия. А Вы как считаете, Альбус?
- А я считаю, друг мой, - блеснув очками, беспечно ответил Дамблдор, - что не стоит так драматизировать. У молодых леди может быть сколько угодно поводов для неуравновешенности. Они изменчивы, как весна в горах – непостоянные и непредсказуемые.
- Сейчас осень, Дамблдор. – жестко ответил Эрик. – И к тому же моя сестра не подвержена сезонным депрессиям.
- Все меняется, Эрик, все меняется. Особенно когда речь идет о молодой леди. – благодушно заявил Альбус.
- А вот мне кажется, что дело тут вовсе не в погоде и дамской природе. – в том же тоне заявил Эрик. – Помимо проблем, которые мы все вместе встретили вполне достойно, у Рины еще куча личных проблем, которые свалились на малютку! И они придавили ее к земле! Вы что, не видите? – мужчина повысил голос, - Малютка чахнет! Она стала угрюмой, худой и злой! Она не улыбается, все время дерзит! Она почти не дотрагивается до палочки, хотя раньше с ней не расставалась!
- Эрик, ты тоже заметил, дорогой? – закудахтала мисс Прайс. Она обратилась в сторону Дамблдора, видимо в надежде на поддержку. В его сторону глянул, и Эрик и нахмурился – взгляд у Альбуса был жесткий, он раздраженно крутил ложку пальцами здоровой руки. – Она раньше так любила делать всякие разные штучки, всегда старалась что-то придумать…. Такая славная… Ей с детства нравилось, как я реагирую на колдовство, - умиленно пробормотала Присцилла.
- А теперь ей плевать, как мы реагируем. – процедил Эрик, краем глаза наблюдая, как поморщился при этих словах старый волшебник. Скомкав салфетку, мистер Ризергам поблагодарил всех за завтрак, извинился и покинул столовую.
*********
От окна до двери было ровно тринадцать шагов. Если идти по диагонали, то комнату можно было пересечь, сделав от тридцати шести до тридцати семи шагов. Эрик методично мерил шагами свой кабинет от двери до окна и обратно, потом перемешался вдоль стены в угол и пересекал комнату по диагонали. Обычно у себя он не курил, но в последнее время стал нарушать это разумное правило. Иногда Эрика посещала шальная мысль бросить все и рвануть в Ризергам, подальше от проблем. От выздоравливающего семимильными шагами Великого и Ужасного Дамблдора, от Ужасного Того, Кого язык не поворачивался назвать, от постоянных разговоров и переживаний о Надежде Магического Мира, да и о самой Магической Британии, если честно. Уже не раз и не два ему хотелось подорваться и отправиться в Лондон, собрать вещички, послать, куда подальше конторы, юриспруденцию и вернуться в Оксфорд.
Эрик остановился посреди комнаты, затушил сигарету и уселся в кресло с первой, попавшейся под руку книгой. Полистав справочник по международному патентному праву, он с раздражением захлопнул том и швырнул его на диван. Книга, беспомощно разметав страницы, неуклюже плюхнулась на кожаное мягкое сидение, подмяв пару-тройку листов. Мужчина ругнулся, встал и аккуратно отнес книгу на стол, затем раскрыл окно, оглядел кабинет и вышел, запечатав дверь.
В большой гостиной пылал камин, дремала Присцилла за вязанием, у ее ног блаженствовал Ланс. Эрик улыбнулся и осторожно пересек гостиную, стараясь не потревожить ни старушку, ни пса. Ланселот вяло повел ушами, но глаз не открыл, хотя его благодушная морда, как показалось Эрику, расплылась в понимающей улыбке. Пес оценил деликатность среднего хозяина, слегка вильнув хвостом.
Проходя по коридору мимо комнат кузины, Эрик замедлил шаг. Совершенно не терзаясь угрызениями совести, он приблизился к двери и несколько раз провел ладонями около дверной ручки. Видимо найдя подтверждение своим мыслям, мистер Ризергам жестко поджал губы. В первый момент он, вероятно, хотел толкнуть дверь и войти, но передумал и удрученно прислонился лбом к двери. Затем мужчина, хищно оглянувшись по сторонам, вынул из кармана нечто розовое, небольшое, со шнуром. Он приложил нечто к двери и вставил конец шнура в ухо.
******
- А Вы не думаете, Альбус, что у директора, возможно, есть свое решение этой проблемы? Ведь эскортирование Поттера прошло вполне сносно. – заявила Рина довольно дерзко.
- Ну, во-первых, дорогая, - мягко и вкрадчиво произнес Дамблдор, - мы с Северусом для многих ситуаций вырабатывали план действий заранее, учитывая всевозможные нюансы. Во-вторых: я бы не рискнул назвать это сносным. Как раз наоборот. – голос его стал жестче, - Не смотря на детальную проработку, жертв избежать не удалось. – Эрик прямо-таки явственно представил себе, как седовласый волшебник скорбно опустил голову, демонстрируя всепрощающую и всепонимающую печаль. – Я не могу винить Северуса. – кротко продолжал он. – Конечно, он растерялся и занервничал. И как следствие - гибель Моуди, рана Уизли….
- Растерялся? Занервничал? – голос у сестры был такой ошеломленный, что на губах Эрика мелькнула кривая улыбка: «Ну, Вы попали, дорогой друг…».
- Разумеется. – ответил Альбус. Говорил он теперь намного осторожнее. Видимо тоже почувствовал что-то тревожное в своей собеседнице. – Северус, человек очень ответственный и последовательный. Он был настроен на выполнение задания с наименьшими потерями. Если бы он мог рассчитывать на поддержку, совет, одобрение, дружеское участие, наконец…
- Простите, Дамблдор, - Эрик снова невольно поежился, услышав голос сестрички. – Вы действительно считаете, что профессору не хватало участия? Что будь у него советчик или просто собеседник, он не допустил бы гибели Моуди, бегство Флетчера и травмы Джорджа. В лепешку бы расшибся, но не допустил? – Дамблдор смутился вопросу. Эрик опять почти физически почувствовал настроения тех, кто находился за дверью: кузина тихо скрипела зубами от бешенства, Альбус находился в замешательстве.
- Видишь ли, Рина, - Дамблдор осторожно взвешивал слова. – Северус безусловно выдающийся зельевар. Он очень мужественный и бесстрашный человек, хладнокровный, сильный волшебник, обладающий большими знаниями и навыками. Но…
-Но? – голос Рины зазвенел.
-Но у него есть определенные слабости, присущие каждому из нас. – примирительно наставительным тоном сказал Альбус.
- Слабости? Наверное… - голос у Рины изменился и Эрик болезненно поморщился.
- Конечно. - Старый маг почувствовал перемену в интонации и тут же этим воспользовался. – Я сам был крайне удивлен. И не скрою, даже потрясен силой и глубиной его чувств и переживаний.
Повисла долгая и натужная пауза, но Эрик даже не подумал уйти, или обнаружить свое присутствие. Он чутко прислушивался к каждому звуку за дверью, но собеседники молчали и не двигались. Видимо Дамблдор был больше заинтересован в результатах беседы, так как он заговорил первым, намереваясь закрепить замаячивший успех.
- Моя дорогая девочка…. – Эрик услышал, как тяжело скрипнула кресло, затем – звук слегка шаркающих шагов, а затем – легкое покряхтывание. Видимо Альбус присел рядом с Риной на диване. Мужчина снова криво усмехнулся. Если бы кто спросил, кого отметить премией RADA* пожизненно, он бы не сомневался ни минуты. Великий Альбус демонстрировал поистине высшее актерское мастерство – тонкое, продуманное, вдохновенное. Прошла, по меньшей мере, минута, прежде чем старый маг заговорил вновь. – Я по настоящему старый человек… И именно в силу этого обстоятельства, а не каких либо знаний, заслуг или дарований я могу с уверенностью сказать: у каждого из нас есть чувства, переживания, слабости. Именно в силу того, что мы прежде всего живые люди. Просто каждый по-своему уживается с эмоциями. У всякого человека к определенному возрасту складываются некоторые отношения со своей душой. В соответствии с этими правилами он и живет всю оставшуюся жизнь. Не всем везет, конечно. Бывает, происходят в жизни некие события, которые ломают эти правила. В такой момент существует реальная опасность – сломаться. Или ты остаешься совсем без правил, или твои правила становятся кривыми, ломанными и горбатыми. В результате не каждый способен выправиться, остаться в ладу со своей душой. И этот душевный разлад порой творит с человеком страшные вещи, Рина. – Дамблдор снова умолк. Эрик подумал было, что пора сматываться, но потребность знать о сестре все, заставила его задержаться. – Понимаешь, девочка, - осторожно заговорил волшебник, - возвращаясь к нашему разговору, хочу тебе объяснить. Северусу, к моему великому огорчению, выпало слишком много таких надломов. Нам остается только надеяться, что душа его…
- Которая Вас интересует, исключительно из соображений человеколюбия и сострадания. – едко ввернула Регина, и Эрик чуть не подавился своим дыханием. – Я понимаю, профессор Дамблдор.
- А вот я – не очень! – и это было сказано голосом Верховного чародея Визенгамота. – О чем ты?
- Я – о том, что обстановка, сложившаяся в Хогвартсе, свидетельствует о реальных проблемах. Судя, по рассказам Билла, к сожалению – он единственный на кого я могу рассчитывать в смысле информации, – голосок и манеры у Рины получилась такие, словно она диктовала по телефону текст передовицы в газету. - В последнее время мне с Биллом стало неловко разговаривать. Появилась какая-то напряженность, и я подумала…
- Что же? – живо откликнулся Альбус и Эрик в очередной раз восхитился великому стратегу. Как работает этот мозг! С каким молниеносным великолепием он живо определяет ценность, весомость сказанного.
- Что ему неловко…. – задумчиво произнесла Рина. Эрик усмехнулся странной мысли, что не хотелось бы, чтобы несносная белка увидела, как он восхищен ее способностью подстраиваться к ситуации. Пожалуй, его девочка не так уж и уступает Великому Альбусу в подобных умениях. – Понимаете, когда Билл говорил о своей семье: о близнецах, о родителях, даже о малышке, которую директор отправил в Запретный лес, он был самим собой – просто Биллом Уизли, которого я знаю сто лет. Но как только речь заходила о Рональде…
- Ну, в этом нет ничего удивительного, дорогая. – осторожно откликнулся Дамблдор. – Вся Магическая Британия следит за любой информацией, касающейся Гарри. И ничего удивительного, что в отношении этой темы Билл ведет себя иначе.
- Нет. – решительно возразила Рина. – Это не то. Здесь все иначе и я думаю…, - Эрик не стал слушать дальше. Всеми этими размышлениями кузина с ним поделилась еще неделю назад. В первый момент он склонен был отнести все на ее мнительность, но сейчас, выслушав ее второй раз, он был с ней согласен.
Пройдя в маленькую прихожую, Эрик оделся, навязал шарф и, кивнув внимательно следившему за ним черному псу, толкнул входную дверь. Блэк радостно устремился за Ризергамом. Не смотря на свой довольно устрашающий, почти бандитский вид, черный пес вел себя вполне прилично. Просто он имел свои симпатии, антипатии, предпочтения и деликатно, так наверное ему представлялось, давал это понять обитателям Снивиллиджа. Он снисходительно покровительствовал старушке, вполне дружелюбно, даже уважительно, признавал Ланселота, благоговел перед Дамблдором, и скрепя сердце, терпел девицу. Эрика Ризергама пес принимал. Принимал, как равного, достойного того, чтобы с ним считаться. Дружбы между ними не случилось, но пройтись с Эриком пес был завсегда рад. Черная густая шерсть нередко гнала его от людей, часто кучковавшихся возле источников тепла, в прохладную прихожую, но долго скучать в одиночестве Блэк не любил. Весело труся впереди Эрика, пес чутко прислушивался, с удовольствием втягивал носом набухший промозглой осенней слякотью воздух. Они шли молча минут сорок, потом пес резко остановился и обернулся. Эрик простер руку над поваленным деревом и спустя секунду уже устраивался в удобном кресле качалке. Пес уважительно повел ушами: этого странного человека пес никогда не видел с палочкой, но он творил такие вещи, что у пса иногда шерсть вставала дыбом. Пес подозревал, что они с Лансом единственные, кто это видит. А он, Блэк - еще и понимает.
Эрик закурил, пес потрусил к нему и уселся рядом, склонив голову набок.
- Не одобряешь? – поинтересовался мужчина. Пес склонил голову на другой бок, Эрик хмыкнул. – Тебе, типа, все равно? – спросил он. Блэк зевнул. – Ну, понятно… - протянул Ризергам. – Эрик пусть курит, пьет, гробит свое здоровье. Кому до него есть дело? Кому интересен какой-то Эрик, когда вот тут у нас – САМ ОН? И еще одна очень перспективна молодая особа. У которой способностей хватит на десяток, возможностей – на сотню, а дури – на целый Хогвартс! – мужчина сплюнул и, сломав сигарету, отшвырнул ее в сторону. Пес сощурил черные глазищи, разглядывая Ризергама сквозь беспорядочно свисающую густую шерсть. – Что уставился? Ты же меня понимаешь, Блэк!? – угрюмо глянув на собаку, спросил мужчина. - Пес переступил передними лапами и аккуратно, даже грациозно улегся, уставившись на человека. – Понимаешь! – удовлетворенно констатировал Эрик. – Тогда ты тоже должен был заметить… Она чахнет, Блэк! Она чувствует себя виноватой! А он… Он всеми своими могучими силами … не разубеждает ее в этом!
Пес заворчал, и Эрик резко откликнулся, - Да брось ты! Дело даже не в том, что она моя сестра, что она Regina. Дело в том, что она пока еще Глупая Белка, и действует интуитивно, на ощупь. А ему нужен результат. - Пес глухо тявкнул. – Дурак! – в сердцах выругался Эрик. – Пораскинь своими пёсьими мозгами! Как можно бросать девчонку в муравейник интриг и гениальных планов и спокойно смотреть, как она корчится, как ее разъедают сомнения, страхи, предрассудки и вполне реальные, а не умозрительные опасности. – Пес снова заворчал. – Ну, правильно, - горько ухмыльнулся Эрик. – Тебе такие сомнения незнакомы. Ты ведь у нас от семьи отрекся! И кузин своих и братца даже пожалеть не можешь! Классовая ненависть? Слушай, а может быть ты у нас социально ориентированная собака? Коммунист? – Пес злобно коротко гавкнул, но Эрик не обратил внимания. – Да ладно! Что бы ты там не брехал, я не поверю, что ты всю жизнь ненавидел девчонок и Регулуса и сызмальства чуял в них классовых врагов. Вы же росли вместе, играли, болели, шкодили,… Не может быть, чтобы ты не видел, какой красавицей выросла Бэлатрикс, и не гордился сестричкой, когда на нее восхищенно глядели гости на балах. Чтобы не понимал, какая умница и красавица - сестричка Цисси и не возмущался тому, что ей грозит замужество с Малфоем? Не поверю! – пёс опустил голову, а Эрик понимающе кивнул. – То-то! – Ризергам взял другую сигарету, закурил и заговорил снова. – Все эти истории с директорами методично делают из моей малютки истеричку. Она умеет решать проблемы, генерить идеи, у нее вообще неплохие мозги. Но она, понимаешь ли, не привыкла к таким изощренным условиям. Бабушка Абигайль, назначив Дамблдора наставником для Регины, почти ввела его в круг семьи. А в семье у нас так сложилось, что друг для друга у нас все готовы на всё. Именно поэтому мы все очень редко просим о помощи. Мы стараемся беречь друг - друга. У Рины не так много специальных знаний, а главное опыта. А так как обстоятельства требуют мгновенной реакции, она реагирует, не щадя себя. То, что она наморачивает нынешнему директору…. - Эрик поморщился, но удержался от непечатных высказываний. Пес уважительно навострил уши. - Нам повезло: директор отослал своего эльфа из Хогвартса; нам через Филча удалось пристроить к нему Юсси. Я же предлагал, - надо было в этом направлении и действовать. Подливать бы ему что-нибудь… Существует же масса рецептов! Можно было сварить такие глюки – не придерешься. Тем более – Альбус отличный специалист в зельях. Так нет! - Эрик рубанул рукой воздух. Сигарета сломалась, но он этого не заметил. – Он, видите ли, гениальный зельевар… Обязательно почувствует…. А потом догадается…. И Юсси будет в опасности! Mierda!!!*** И тут эта мартышка вспомнила про то, что обряд, который она провела, дура набитая, дает возможность, теоретическую!!!, влиять на подсознание, скажем во сне… Я перевернул всю ризергамскую библиотеку. Ничего конкретного! Но она взялась сама! Представляешь? Это приблизительно как если бы глухая, слепая, немая, лишенная обоняния, нагая и безумная оказалась на краю обрыва в грозу! Но, не смотря на это, как только у нашего Главного Мыслителя и Стратега возникает гениальная идея, которой ему непременно надо поделиться с новым директором, эта дуреха с готовностью идет, как овца на заклание. А потом целый день лежит больная, а потом - еще неделю ходит как мегера. Мерлин Великий! Ну, неужели никто не может помочь малютке! – воскликнул Ризергам и удрученно примолк. Вопросы, которые он как горох рассыпал перед псом остались без ответа и мужчина, будто внезапно понял всю тщетность своих разглагольствований и всю нелепость ситуации. Они посидели еще немного, человек и собака, оба без движения, не замечая начавшегося моросящего дождичка. Дождинки, попадая на землю, становились похожими на студень. Было уже очень холодно для дождя, но недостаточно студено для снега. - Скажи мне, пес, не кажется ли тебе, что мы все тут сошли с ума? – спросил Эрик. Пес мотнул головой и коротко тявкнул. Эрик усмехнулся и поднялся. – Ты прав, Блэк! Погода не располагает к беседам на открытом воздухе. Пойдем-ка домой, дружище!
*********
На улице стало подмораживать. Осенние сумерки почти всегда длинные и промозглые. Зарядит ли дождик, поднимется ли ветер, или просто вечереет, нагоняя рваные зловеще-фиолетовые облака на безрадостное блеклое небо – сразу хочется тепла и уюта. Хочется оказаться в теплом доме поближе к огню. Чтобы сидеть, закутавшись в плед, согревая руки о дымящуюся чашку. Чтобы плясал огонь в камине, прогоняя тоску сумерек и унылое одиночество осеннего вечера.
Минерва МакГонагалл любила тепло. Не смотря на то, что она родилась и выросла в стране, где не особо приветствовалась изнеженность, она очень ценила тепло и уют. Ее одежда всегда была выдержана с соблюдением разумного баланса, между строгостью, практичностью, достойностью, и … (она бы никогда и никому в этом не призналась) мягкостью, теплом и удобством. На людях она производила впечатление железной леди, как маггловский премьер Мэгги Тэтчер. Однако, оставаясь одна, Минерва с удовольствием грела руки на кружке с дымящимся чаем, куталась в старый по-домашнему теплый плед.
Весной и осенью в последние годы сломанная когда-то давно рука, а если быть честным, то лапа, начинала тихонько ныть. Минерва, как только погода начинала хмуриться, усмехалась про себя, и надевала теплую кофту, вместо блузки. «Кто сказал, что у кошек девять жизней?» - грустно думала она, - «Тут не успеешь одну осилить, как начинаются старческие хвори!» С такими невеселыми мыслями, она подвинула кресло поближе к камину и начала проверку ДЗ** не в спартанских условиях стола, а в тепле и уюте около камина. Читать вздор ей скоро надоело. Скользнув взглядом по стене, где были уютно развешаны фотографии, она остановилась на одной.
В самом начале года попав в кабинет к директору, она застала Снейпа за какими-то сборами. Он сосредоточено складывал в коробку какие-то мелочи, аккуратно разложенные на столе. Жестом пригласив ее присесть, он взял небольшую рамку и Минерва, глянув на нее, замерла и, кажется даже тихо охнула. Со старой школьной фотографии серьезно и торжественно смотрели семеро лучших выпускников 1941 года: Абигайль Ризергам, Лоуренс Тоттенхэм, Кларенс Стросворд, Донован Шеффилд, Элайза Краунвилл и Ричард Стрэнфорд и она - Минерва МакГонагалл. На какое-то время она выпала из реальности и пришла в себя, почувствовав тяжелый и заинтересованный взгляд директора. Позднее, думая об этом эпизоде, Минерва вдруг вспомнила, что в черном взгляде Снейпа промелькнуло неподдельное беспокойство. Она была так впечатлена этим неожиданным напоминанием из юности, что не потрудилась даже извиниться за свое замешательство. Да чего уж там! Ей и в голову не пришло объясняться. Снейп молча протянул ей фотографию, она также молча взяла ее, прижала к груди и покинула кабинет. Директор, кстати, так и не сказал ей потом, зачем вызывал. Будто бы и не было этого вовсе. Придя в свои комнаты, Железная Мерви не бросилась ничком на постель, не зарыдала над снимком, не оросила его скупой слезой, и уж конечно, не осела на пол тихо и кротко. Она поставила фотографию на стол, плеснула себе виски, присланного внучатой племянницей Пэгги, и, укутавшись пледом, долго-долго сидела, как бы со стороны глядя на свою юность, заключенную в простую деревянную рамку.
МакГонагалл скользнула взглядом по сниму, и усмехнулась. Не появись он у нее, кто знает, смогла бы она наконец выполнить обещание…
********
Пламя в камине полыхнуло и на угольках заплясало изображение знакомого лица. Это было настолько нелепым, даже невозможным, что декан Гриффиндора от неожиданности плюхнулась в кресло.
- Можно к тебе? – спросил чуть искаженный каминной связью голос.
Минерва только и смогла, что кивнуть и почти тут же в комнату вступила Абигайль Тоттенхэм, в девичестве Ризергам. «Вот, не было печали. И не церемонится! Как к себе домой …», - подумала МакГонагалл.
- Как бы там ни было, мы слишком давно знаем друг друга, чтобы церемониться, Минерва. – сказала гостья. – К тому же, обстоятельства так сложились. Не до церемоний. Позволь, я присяду? – вопросительно изогнув бровь, спросила Абигайль.
- Ты, помнится, говорила, что никогда не читаешь мои мысли! – раздраженно брякнула Минерва. – За давностью знакомства этим можно пренебречь?
- Так ты позволишь мне присесть? – поморщившись, спросила Аби. – Я на память не жалуюсь. Именно память о былом и давнем привела меня к тебе.
Что-то в Абигайль было не так. Что-то, чего МакГонагалл не пожелала приметить, сразу разозлившись. Она окинула старую знакомую с головы до ног внимательным взглядом и, поднявшись, предложила Абигайль проследовать в гостиную. Минерва взмахнула палочкой, и камин запылал веселым огнем, согревая небольшую комнату.
- Моя просьба тебя удивит, - едва опустившись на стул, сказала миссис Тоттенхэм, чем не на шутку встревожила Минерву. МакГонагалл насторожилась. Где ж это видано, чтобы Абигайль с места в карьер, не вымотав нервы паузами, упустила возможность спровоцировать собеседника, сбить его с толку и обеспечить себе преимущество. – Моя девочка скоро останется совсем одна. – четко, словно отбивая ритм, сказала гостья. Минерва раскрыла рот и так и застыла, не в силах даже вздохнуть от этой до мурашек убедительной и страшной фразы. Ее собеседница удовлетворенно кивнула и продолжила. – Это правильно, я так и думала, что ты не станешь голосить и тарахтеть. Мы с тобой никогда не были дружны. Мы были соперницами практически во всем, никогда не были врагами! Ты знаешь, я всегда относилась к тебе с уважением, Минерва МакГонагалл! И именно поэтому тебе я могу доверять, как себе самой. – пожилая дама перевела дух и заговорила снова, строгим, решительным взглядом не позволяя Минерве вклиниться в ее монолог. – Я назначу Альбуса опекуном-распорядителем. Присцилла слишком мягка, и не сумеет противостоять характеру девочки. Она не годится для выполнения того, о чем я хочу тебя попросить. Моя внучка сразу станет Региной, поэтому Эрик тоже не сможет ее наставлять. Конечно, он расстроится, но не бросит малышку ни при каких обстоятельствах. Мои внуки очень привязаны друг к другу.
- Но, Альбус… - попыталась вставить слово МакГонагалл.
- А ему я не хочу этого доверять. – резко ответила Абигайль. – Мерви, - Минерва вздрогнула, но промолчала, - у каждой из нас свое отношение к Альбусу, и у каждой – свой счет к великому Дамблдору. Мы никогда ничего не выясняли, не станем и сейчас. Я хочу, чтобы ты присмотрела за моей девочкой. Как женщина. Уж мы-то с тобой знаем, какие ошибки в жизни совершать не нужно. Ты не скажешь ей лишнего, не станешь давить, не задушишь излишней опекой. Но я уйду уверенной, что в трудную минуту рядом с ней будет надежная рука, честное сердце, трезвый ум, и чистая мудрая душа. Обещай мне, Минерва…
- Да ты хоть понимаешь, что говоришь, Аби? – воскликнула МакГонагалл, вскакивая. – Ты на что меня, нет, нас обречь собираешься?
- Не кричи. – устало ответила ей старая знакомая. – Ты просто в нужное время передашь ей письмо.
- В нужное время? – ошеломленно спросила Минерва.
- Если ты отдашь его сразу, она никогда не станет настоящей Региной. Я скажу тебе, о чем там написано, помимо моих сентиментальных заверений о вечной жизни и любви, - усмехнулась Абигайль. – Из письма девочка узнает, где отыскать мой портрет.
*****
Профессор МакГонагалл бессильно опустив руки, сидела около огня. Не единожды за эти восемь лет, что прошли со смерти ее сокурсницы, Минерва была готова отдать письмо. Но всякий раз в последний момент что-то, типа внутреннего голоса нашептывало ей - это еще не «нужное время». В оправдание внутреннему голосу можно было признать, что девчонка как-то уж больно лихо и спокойно порхала по жизни, или, по крайней мере, создавала иллюзию беспечного существования. Она даже раздражала немного своей независимостью и невозмутимостью. Регина была так похожа на Абигайль…. Похожа так, что при общей внешней несхожести, в Рининых манерах, повадках, голосе и даже характере были такие неуловимые черты бабки Тоттенхэм, что МакГонагалл порой становилось жутковато, от того, что ей мерещилась в девочке покойная однокурсница.
После гибели Альбуса, Минерву закрутило и завязало в узел собственное горе, и она некоторое время не вспоминала про злополучную депешу. Но с началом нового учебного года, при новом директоре она все чаще и чаще вспоминала о письме. О том, чтобы послать его с совой и речи быть не могло – небезопасно. Минерва даже хотела связаться с мисс Ризергам посредством орденского оповещения, но отказалась от этой затеи – все-таки это личное дело. Наконец, она решила прибегнуть к помощи Римуса, но тот, странно замялся в ответ. Люпин не отказался, но был явно смущен и не рад просьбе, так что МакГонагалл не стала настаивать. Наконец, отчаявшись, она связалась с лондонской квартирой Ризергамов. Там ей посчастливилось застать Эрика, но и ему ведьма не решилась открыть свою миссию. Получив невнятный ответ о домочадцах, Минерва уверилась, что мистер Ризергам явно что-то скрывает о семье и о сестре. К неудобству хранительницы секрета, прибавилось беспокойство за несносную девицу. Минерва расстроилась. Тем более что в последнее время ей постоянно напоминали о Регине. Однажды такое напоминание едва не закончилось небольшим скандалом. И причиной тому был, ну кто бы сомневался – новый директор.
******
- Не понимаю, почему вообще нужно преподавать этот предмет в школе! – негодовала Алекто Керроу.
- Наверное потому, что не было причин отменять этот курс. – отозвался Филиус, который, не смотря на свое крайне отрицательное отношение к новым коллегам, просто не мог допустить, чтобы вопрос дамы остался без ответа.
- Кому нужны сведения об этом сброде?! – возмущенно визгнула Алекто, и Флитвик скривился, жалея, что ввязался в беседу. – Все, что необходимо о них знать – это то, что они должны знать свое место! Я могла бы вести Историю родовой магии, или что-то еще. Даже для этой бандитки Ризергам придумали новый курс! А ее, между прочим, выгнали со Слизерина!
- У вас есть конкретные указания по поводу преподавания других дисциплин, коллега? – спросил директор Снейп неожиданно приторным голосом. – Может быть, у вас есть новая программа преподавания, одобренная Министерством? Попечительским советом? Влиятельными лицами? Нет? Какая жалость! – покачал он головой. – В таком случае, мне лично придется выборочно посещать ваши уроки, чтобы избежать неожиданностей. Что до, особы, которую вы упоминали…Несомненно, подростковые проблемы и издержки домашнего воспитания имели место. Она приняла, не без влияния некоторых недальновидных советчиков, опрометчивое решение перейти на другой факультет. – Круглая нелепая физиономия Алекто вытянулась и стала еще противнее, чем была, а Снейп невозмутимо тряхнув головой, отбросил с лица растрепавшиеся волосы и развернулся к МакГонагалл. – Минерва?! Кстати, особое внимание я хочу уделить и урокам, проводимым на вашем факультете. До меня дошли сигналы, что гриффиндорцы весьма нерадиво изучают маггловедение. – У Минервы тоже вытянулось лицо и открылся рот, но она в отличие от Керроу даже не фыркнула, а во все глаза глядела на директора недоумевающим взглядом. А тот равнодушно сверкнув на ведьму взором, развернулся, взмахнув мантией, и направился к двери, на ходу бросив, - После, я намерен посетить с директорской проверкой занятия по ЗОТИ. Пойдемте, профессор МакГонагалл, я хочу услышать ваш отчет об исполнении дисциплинарных взысканий, наложенных на студентов вашего дома.
Минерва шагала за Снейпом, кипя от негодования. Во-первых, она совершенно не понимала, о чем он будет с ней говорить. Уж не об этом вздоре, который озвучил в учительской! Во-вторых – она просто булькала от возмущения на слова о недальновидных советчиках (ну каков наглец – утверждать подобное!), а в-третьих – если быть честной, ее озадачивали некоторые поступки Снейпа. Он – враг, презираемый и ненавистный, пожиратель смерти! Но, …очень странный враг. И ко всему – он напомнил ей о Ризергам. После совершенно бессмысленных занудных сентенций по поводу того, что она – МакГонагалл, видимо специально настраивает своих студентов, Снейп вкрадчиво и почти нежно подытожил свою речь мерзотной фразой: «Видимо пребывание в должности при нынешних порядках вам так неприятно, что вы готовы забыть свой долг и преспокойно взирать на то, как расформируют возглавляемый вами факультет. А Вы пойдете на заслуженный отдых. И с сознанием, так сказать, выполненного долга».
Пока она хватала ртом воздух, силясь что-то ответить, Снейп улыбнулся привычной гадкой улыбкой и удалился, самым что ни на есть эффектным образом, взмахнув полами мантии. Вернувшись к себе, МакГонагалл кинулась к столу, написала несколько строк на пергаменте, запечатала личной печатью и свистнула в маленький свисток, висевший у нее на поясе. Когда на подоконник открытого ею окна спикировал Лоуренс, ведьма решительно протянула ему свиток. Птица поморгала глазами, боком подпрыгивая, приблизилась к женщине и неуклюже замерев, протянула лапу. Минерва прикрепила свиток, осторожно провела пальцами по блестящим черным перьям, и тихо сказала: «Найди девочку, Ларри». Ворон кивнул, или ведьме только показалось, но он, подскакивая, переместился на подоконник, где его уже поджидал похожий на кеглю Кларенс. Он тоже хлопал круглыми глазищами и подслеповато моргал.
- Летите, мальчики! И да поможет нам Мерлин! – сказала МакГонагалл, и обе птица моментально исчезли в сумерках. Минерва притворила окно и зябко поежилась.
*****
Нет ничего более унылого, чем вечерний сад поздней осенью. Страшные черные деревья, как распятые на крестах мятежники. Особенно пугают деревья в ветреный дождливый осенний вечер, когда за окном постанывает ветер, дождь, как непрерывный поток, льющийся на стекло, делает заоконную жизнь размытой, искаженной, нереальной и зловещей. Даже уютная гостиная Снивиллиджа, где надежно и жизнеутверждающе ворковал огонек в камине, нежно щебетала Присцилла, раскрасневшаяся от рюмочки шерри, мерно и солидно сопели два пса, растянувшись на полу, не укрывала от чувства тревожного нетерпения и неустроенности. Рина сидела в своей любимой качалке, прямая как МакГонагалл. Даже мысли качнуться не возникало. Вежливая гримаса участливого внимания к беседе «старичков» вряд ли кого-то убеждала и на нее украдкой бросали осторожные взгляды то Присцилла, то Эрик, то Дамблдор. Регина потихоньку начала заводиться: от неудобной позы, от раздражения, что по каким-то дурацким, никому не ведомым соображениям, она сидит, как канарейка в клетке; от подступающих дурноты и слабости; от какого-то вновь приобретенного ощущения полной безнадёги. Поставив для себя предел – досчитать до ста и отвалить, она, видимо, поэтому острее всех отреагировала на внезапный тревожный стук в стекло. Ведьма вскочила, рванула к окну, остановилась, словно наткнувшись на препятствие, неловко пошатнулась и осела в объятия подоспевшего Эрика. Когда она открыла глаза, поборов дурноту, ее держал брат, тревожно всматриваясь в лицо. Забытьё, видимо, длилось несколько мгновений, так как Дамблдор только успел подняться, а мисс Прайс была на пол пути к Рине, на ходу вытаскивая из крохотного кошелёчка нюхательный флакончик. В суматохе с Риной, все кроме Альбуса, забыли, с чего все началось. Пока Эрик и Присцилла хлопотали, устраивая ведьму на кушетке, Дамблдор открыл окно, и в гостиную влетели птицы.
Рина никогда не любила птиц. Глазёна в её детском понимании была скорее не почтовой совой, а живой игрушкой, в которую играли даже взрослые. Мисс Ризергам конечно пользовалась совиной почтой, но завести себе личную сову, да еще гулюкать с ней, как с ребенком – это было за пределами ее понимания. Уж если заводить питомца – так прежде приятного, и только потом - полезного.
Влетевшие в окно птицы приятными не были. Совсем. Присцилла перестала кудахтать и с некоторой опаской смотрела на громадного ворона и внушительную сову. Эрик галантно заступил птицам дорогу, прикрывая собой дам. На фоне невнятного бормотания мисс Прайс о приметах, связанных с птицами, громкий уверенный голос Альбуса всех удивил. – О! Это же мои старые друзья! Кларенс! Лоуренс! Регина, - повернулся он к ней, - ты не узнала их? Вероятно, это что-то срочное от Минервы, иначе она бы их не послала. – Дамблдор шагнул к ворону, на лапе которого был закреплен свиток и протянул руку. Птица моргнула галазами-бусинами, сказала «крук» и упредительно наклонив голову, отпрыгнула в сторону. Брови Альбуса взмыли вверх, но ворон усмотрел в этом угрозу своей миссии и принял весьма недвусмысленный боевой вид. Он снова предостерегающе крукнул и важно вразвалку пошел к Регине. Ведьма как-то сразу подобралась, высвободилась от заботливых рук Эрика и шагнула к столу. Ворон одобрительно скакнул бочком на скамеечку и вмиг оказался рядом, протягивая ведьме лапку. В полнейшей тишине Рина взяла свиток, не глядя, протянула руку к вазочке со сладостями на чайном столике, угостила птицу благодаря ее за труд. О! Она знала правила, эта молодая леди! Черная птица неспешно и с достоинством приняла угощение, схрумкав половину печенюшки и тактично скакнула вбок. Вразвалку сделав два или три подскока, щелкая клювом и хлопая круглыми глазами, оставшийся кусочек подобрал его приятель – сов. Клекотнув что-то своё, он покрутил головой и обе птицы важно направились к открытому окну. Люди в комнате молча наблюдали, как пернатые почтари деликатно вполвзмаха встали на крыло и моментально растворились в ночи.
- Мэб! – прозвучал в тишине властный голос Регины. – Затвори окно. Очень холодно.
- Прекрасно! – бодро и уверенно произнес Дамблдор. – Я имею в виду, что ты прекрасно владеешь собой, дорогая! – Одобрительно по-отечески сказал он Регине. Эрик удивленно воззрился на Альбуса – такой странной и неуместной показалось ему эта бодрая декламация.
- Благодарю Вас. – задумчиво и как-то отстраненно отозвалась Рина. И тут же устало, но твердо заявила, - Прошу вас простить меня, и надеюсь на ваше снисхождение. Письмо требует немедленного почтения, а возможно и ответа.
- Я тоже так думаю, Регина. – веско кивнул Дамблдор. – Минерва бы не стала писать просто так.
- Я не сомневалась, что найду у Вас понимание, Альбус. – спокойно кивнула ведьма и быстро вышла из комнаты, на ходу разворачивая пергамент. Никогда еще не видел Эрик такого удивления на лице Дамблдора.
******
- Ты хоть понимаешь, какой опасности ты подвергла нас всех, явившись сюда? – шипя, словно растревоженная змея, спросила закутанная в теплую мантию женщина. Её собеседница, особа столь же закутанная, чуть ниже ростом и до неприличия растрепанная, молча кивнула. – Тебя могли увидеть! – в словах дамы было уже меньше яда и бешенства. – Меня, в конце концов, могло не быть дома, или я не смогла бы выйти!
- Но ты была дома и вышла. И это очень большая удача для всех нас. В противном случае, мне бы пришлось тебя разыскивать. И я бы тебя нашла…. - В этих словах не было угрозы – простая констатация, но высокая леди все равно слегка передернула плечами. – Мне нужен портрет, Цисси. – Леди Малфой открыла рот, словно собиралась ответить, но так и не вымолвила ни слова. Вместо этого она медленно наклонила голову, затем распрямившись, сняла с шеи цепочку и молча протянула своей собеседнице. Другая леди также молча приняла нечто, зажав в кулаке, развернулась, и, сделав пару шагов в сторону, исчезла с едва слышным хлопком.
*******
Рина никогда не сомневалась в силе и возможностях Родовой Магии. Она, Магия, по рининому глубокому убеждению, была областью неопознанной, непостижимой и всемогущей. За свою собственную личную жизнь ведьма имела этому тьму подтверждений.
Почти без единого звука в небольшой и темной арке дома пятнадцать по площади Гриммо, появилась фигура, закутанная в темный просторный плащ с капюшоном. Лихо сброшенный с плеч, он едва не осел в грязную жижу. Фигура, оказавшаяся молодой дамой (уж слишком проворно она выхватила палочку), поймала плащ, теперь выглядевший как носовой платок и сунула его в карман джинсов. Не замечая пронизывающего ветра и осенней промозглости, особа чутко огляделась по сторонам и двинулась из-под арки на площадь. Едва выйдя, особа совершенно переменилась. Нет, с ней не произошло никаких видимых превращений, но даже очень внимательный наблюдатель не смог бы заметить в ее развязной, слегка нетвердой походке сосредоточенность силу и даже вызов. Слегка покачиваясь, она как цапля карябала каблуками начинающую подмерзать мостовую. Задирая голову и поминутно роняя то сумку, то перчатки, спотыкаясь и бранясь, особа издали заприметила двоих неприветливых мужчин. Один из них звонил, закрывшись в телефонной будке, второй – нервно курил рядом, подпирая фонарный столб. Дама приостановилась, выпрямилась и замерла, словно прикидывая нетрезвым взглядом расстояние и траекторию движения до препятствия. Потом она кивнула самой себе и начала странный маневр, двигаясь влево и вперед. Бедняжка очевидно очень старалась перемещаться к намеченной цели и при этом никак не задеть подозрительных джентльменов. Но, как всегда и бывает в подобных случаях, незадачливую леди прямо-таки в буквальном смысле выбросило на мужчин. Запутавшись в сложностях траекторий, выписываемых нетвердыми ножками, леди вдруг шарахнулась, взмахнула руками и растянулась аккурат перед курившим мужчиной, при этом непостижимым образом заблокировав первого в телефонной будке. Дама полулежала в грязи, упираясь каблучками в дверь будки, нелепо взмахивала руками, ерзала филейной частью по тротуару, силясь подняться. Куривший джентльмен непечатно выругался, не вынимая сигарету изо рта и, в то время как его друг бился в будке, пытаясь открыть дверь (что было и странно и нелепо, учитывая состояние дамы, чьи каблучки упирались в дверь), полез в карман. Он делал это очень быстро и очень сердито и поэтому не уловил движения дамы. Со стороны глядя, она ничего не сделала, только простерла к нему руку, вероятно в надеже на помощь в принятии вертикального положения. Однако в результате случилось и вовсе странное: куривший сквернослов рухнул навзничь, а леди проворно вскочила на ноги, брезгливо отстранившись от безжизненного тела. Развернувшись к телефонной будке, она приблизила перекошенное яростью лицо к стеклу, отчего не ожидавший подобных метаморфоз джентльмен, шугнулся назад, ощутимо приложившись головой о противоположную стенку. Леди рванула дверь на себя и приставила к подбородку мужчины палочку.
- Только вякни…- прошипела дама, надавливая острием на небритую щеку. – Остолбеней! – с удовольствием выговорила она и с треском захлопнула дверцу. Не мешкая, леди направилась к дому номер двенадцать по площади Гриммо, и, остановившись у двери, приложила к замочной скважине зажатый в руке медальон на цепочке. Нехотя, со звуком, похожим на укоризненный вздох, дверь открылась и леди вошла внутрь.
*******
«Не я убила тебя, Альбус!» - рявкнула Регина и, не останавливаясь, прошла сквозь осевшего в пыль призрака. Все же она не смогла удержаться от гадливой гримасы: «Мой, Бог! Последний привет Моуди! А ведь он мог бы все знать. Все они могли знать и тогда не пришлось бы городить эти чудовищные вещи. Мерлин мой, сколько лжи и боли! И все это называется стратегий? К дьяволу такую стратегию!» Пальнув на ходу заклятием молчания на стену с портретами, Рина метнулась к лестнице. На верхней ее ступеньке, как ангел мщения, возник изможденный, старый и нелепый Кикимер. Тоненькие старческие ручки поднимали над головой увесистый медный котелок. Рина остановилась, протянув вперед руку с медальоном. – Ты не можешь меня обидеть! – твердо сказала она. Котелок выпал из рук домовика и прокатился по лестнице в дюйме от ног ведьмы.
- Кикимер! – Регина старалась говорить спокойно и уважительно. – Я клянусь тебе памятью моих предков и кровью Мерлина, что не замышляю ничего против твоего хозяина. Ты знаешь, что этот медальон можно получить только по доброй воле от члена семейства Блэков. Я только заберу свое, и ты мне поможешь. – уверенна сказала она. – Проводи меня в гостевую детскую спальню.
Опустив голову, свесив уши, шаркая ногами и едва не касаясь длинными руками пола, домовик побрел наверх. Ведьма устремилась за ним. Они поднялись почти на самый чердак. На маленькой площадке было две двери. Из одной сильно тянуло запахом, который скорее подходил бы для хлева. Другая была заколочена досками. Кикимер отступил в сторону и Рина, направив палочку поочередно на каждую доску, освободила дверь. Затем она поднесла медальон к замку. В малюсенькой комнатке с двумя кроватями и умывальником, на стенах висели гобелены и картины.
- Здравствуй, моя родная! – услышала Рина знакомый голос бабушки Абигайль и тихо сползла на пол, закрыв лицо руками.
******
Она очнулась от того, что за шиворот стекали капли воды. Открыв глаза, Рина обнаружила себя на маленькой пыльной постели. С портрета на противоположной стене на нее нежно и сочувственно смотрели синие глаза бабушки. Рядом Кикимер старательно махал пыльным страусовым веером. Рина глубоко вздохнула и снова закрыла глаза.
Как удавка, как в горле кость.
Не вздохнуть и не охнуть. Совесть.
Ярким утром, в полночный мрак
Истязает, будто маньяк.
Беспощадна. Порой груба.
И глуха к оправданьям, мольбам.
Как овцу на бойню ведёт.
От себя никто не уйдёт…
