День святого Валентина.Глава 40.
День святого Валентина.
Невилл никогда не думал, что ему придется провести Праздник святого Валентина с родителями, но так совпало, что этот день был последним, который он проведет в городе, перед длительной поездкой в Лагерь Интенсивного Обучения для мракоборцев. А ему очень хотелось с ними повидаться и рассказать обо всём. Поэтому рано утром, 14 февраля, он купил в маггловском магазинчике (у матери была аллергия на всё магическое) букет роз, коробку шоколадных конфет, и отправился в больницу святого Мунго, весело насвистывая какую-то песню из детства.
Когда он постучал в дверь, ни Аминта, ни Элис не подошли, чтобы, как прежде, встретить его и проводить до нужной палаты. Вместо этого он увидел молодую светловолосую девушку, склонившуюся над стойкой регистратуры. На несколько секунд ее темные глаза встретились взглядом с Невиллом.
— Ханна? — Невилл с трудом смог признать в этой блондинке бывшую сокурсницу.
В прошлом году, когда Невилл нашел свой старый значок АД и предложил возобновить тренировки, Ханна Аббот была одной из первых, кто присоединился к его затее. Она была пуффендуйкой — преданной и доброй. Невилл знал, что мог всегда положиться на нее. Но за последние несколько месяцев она изменилась до неузнаваемости: волосы стали длиннее, а лицо — тоньше. Но стоило Ханне только улыбнуться ему, Невилл тут же узнал в ней ту самую пуффендуйку, которая однажды спасла его от заклинания полного остолбенения на третьем курсе; девчонку, которой он помогал на занятиях по Травологии на пятом курсе; девушку, которая стояла с ним плечом к плечу во время травли замка Кэрроу; ту, чья улыбка стоила каждого полученного проклятия от Пожирателей Смерти.
— Привет, Невилл, — немного застенчиво произнесла Ханна, поправляя выбившиеся из прически локоны.
— Что ты здесь делаешь?
— Я не смогла, — она сглотнула. — Не смогла снова быть в Хогвартсе. То есть, я пыталась. Я даже вернулась туда в сентябре, но это было слишком… — она снова вздрогнула. — Слишком много для меня одной. Через три недели я подала заявление на стажировку здесь, и меня приняли.
— Я давно говорил, что из тебя выйдет хороший целитель. А ты еще не хотела меня слушать, — Невилл улыбнулся, и щеки Ханны тут же покрылись пунцовой краской.
— Я старалась залечить твои шрамы на щеке! — запротестовала она, оторвав взгляд от очередной папки. — Но ты все время мне мешал, ворочался по сторонам и то и дело болтал.
Поэтому я попросила тебя замолчать.
— Ты уже была у моих родителей, да? — сменил тему Невилл, переводя взгляд на дверь в их палату.
— Они замечательные, — спешно выпалила Ханна, а затем смутилась. — Мне так жаль, Невилл.
— Пожалуйста, не стоит. Это не твоя вина.
— Ты учишься на аврора? — спросила первое, что пришло ей в голову, Ханна, чтобы хоть немного разрядить вдруг накалившуюся обстановку.
Он кивнул.
— Я никогда не представляла тебя работником Министерства, — призналась Ханна, потупив взор. — Но у тебя всё обязательно получится. Ты очень храбрый.
— Ханна...
— Я ничего не знала о твоих родителях до этого года. И они очень гордятся тобой, честно. Ты действительно смелый — ты ведь убил змею Сам-Знаешь-Кого во время сражения, и тогда, в Отряде Дамблдора...
— Мы сделали это вместе.
Ханна мягко улыбнулась, благодарно сжимая руку Невилла в своей ладошке.
— Я рада, что мы это сделали. И еще я рада, что ты тогда пригласил меня присоединиться.
Невилл кивнул.
Он тоже был рад.
— * — * —
Драко остановился возле книжных полок, поднял взгляд и в упор посмотрел на Гермиону.
— Ты не веришь в любовь?
Гермиона недоуменно перевела взор с учебников на него.
— Я не
что?
— Сегодня День святого Валентина, — пояснил Малфой, улыбаясь. — Ну, знаешь, это когда всем позволено вести себя, словно сумасшедшие, дурачится, петь серенады, а не прятаться в библиотеке от всего мира, словно это нельзя сделать в любой другой день.
— Вряд ли я «прячусь».
— Ты могла бы пойти в Хогсмид с Грегом Скиппинсом, — добавил, усмехаясь еще шире, Драко. — Он выглядел просто разбитым, когда ты ему отказала. А ведь он тебя почти что боготворил!
— Ему четырнадцать, Драко! Он всего лишь ребенок! — смеясь, пробормотала Гермиона.
— Это не такое уж и препятствие, — не согласился Малфой. — Разве что он не сможет купить тебе сливочного пива, всего-то. Хотя у меня такое ощущение, что он скорее повел бы тебя в лавку сладостей, чем в «Три метлы».
— Еще одно слово о Греге, и я тебя ударю, — шутливо пригрозила Гермиона, задумчиво накручивая локон на палец. — Для меня вообще до сих пор остается секретом, как он попал в Когтевран. С его-то способностями...
— Звучит жестоко.
— Зато правдиво.
— Думаю, да.
Сказав это, Драко сделал шаг вперед и оперся двумя руками о стол. Гермиона сидела тут же, на краю стола, закинув ногу на ногу —
мадам Пинс пришла бы от такого в ярость, если бы только увидела! — и руки Малфоя почти соприкоснулись с ее талией.
— Даже если так, тебе не обязательно идти именно со Скиппинсом. Могла бы пойти с Уизли.
— Джинни на свидании.
— А что случилось с Поттером? — брови Драко удивленно взметнулись вверх, но Гермиона предпочла не отвечать.
— Тогда с Лавгуд. О, только не говори мне, что и
она тоже на свидании. Даже если и так, ты все равно могла бы пойти одна. Брось, Грейнджер, ты же любишь Хогсмид.
— Я не люблю, когда он полон парочек, что смотрят друг на друга глуповатыми взглядами.
— Значит, ты предпочитаешь оставаться здесь, одна.
Гермиона повернула голову, оторвав взгляд от созерцания озера за окном, чтобы посмотреть прямо на Малфоя.
— Ну, вообще-то, я не совсем «одна».
— Значит, вовсе не в той компании, в которой тебе следовало бы находиться.
— Я нахожусь именно в той компании, в которой хотела бы быть.
На этот раз он (наконец-то!) понял.
— Что?.. — нерешительно начал Малфой, изумленно глядя на Гермиону.
— Я уже
была в Хогсмиде, чтобы ты знал, — прервала его Гермиона, робко потупив взор. — И даже успела там кое-что купить, — она потрясла перед лицом Драко коробкой с конфетами, а потом улыбнулась. — Я могла бы с тобой поделиться, если ты пообещаешь перестать дразнить меня. И больше ни слова о Скиппинсе.
Взгляд Драко некоторое время скользил от ее лица, к коробке в руках Гермионы, а затем обратно.
— Договорились, — произнес он, наконец.
— * — * —
Питер Дэниелс сидел рядом, его стакан сливочного пива стоял на столике прямо напротив него совершенно нетронутый, а сам парень почти что с жадностью изучал лицо своей спутницы. Под этим пристальным взглядом Джинни чувствовала себя, словно под прицелом, чего не случалось с ней достаточно давно. Не в силах больше выдерживать этой пытки, она улыбнулась и осторожно высвободила свою ладонь из рук Питера. Она чувствовала себя невероятно скучающей, но совсем не по его вине. С каждой минутой истина становилась всё более очевидной — прийти сюда было худшей из идей.
На самом деле, Джинни никогда еще не чувствовала себя одинокой.
«Что там говорила по этому поводу Гермиона? Лучше любить и потерять, чем не любить вообще, или что-то в этом духе».
Только сейчас она осознала, как глупо и нелепо все было. Единственное, что мучило ее по-настоящему — Гарри.
Почему, почему она его отпустила? Почему прогнала? Почему оттолкнула, когда он нуждался в ней больше, чем когда-либо в своей жизни? Все эти вопросы по-прежнему оставались без ответа, а сердце Джинни разрывалось на части при каждой, пусть лишь малейшей мысли о том, что всё могло бы быть иначе, стоило ей только захотеть. Захотеть бороться за себя, бороться за Гарри, бороться за их будущее.
И теперь это глупое свидание.
Всего лишь небольшой глоток воздуха, чтобы очистить мысли.
По крайней мере, так она себя уверяла.
Джинни знала, что нравилась Питеру уже третий год. Она видела это в его глазах еще тогда, когда встречалась с Майклом (худшая ошибка в ее жизни), Дином (милый, до приторности милый Дин), даже с Гарри. Тогда она не особо заботилась о том, чтобы найти любовь всей своей жизни, да и застенчивый мальчишка Пит вовсе не был парнем ее мечты. Джинни даже не знала толком, что заставило ее сказать «Да», когда он, наконец, решился пригласить ее сходить в «Три метлы» этими выходными.
Они не говорили о том, что эта встреча должна произойти именно в День святого Валентина.
Всё было так просто.
Хотя, с другой стороны, это ведь даже не было настоящим свиданием.
— Если ты еще ничего не запланировала на эти выходные, мы могли бы сходить в Хогсмид вместе. Просто… поболтать.
— Конечно. То есть, это было бы здорово.
— Значит, ты пойдешь?
— Да.
Она видела обожание в глазах Питера — карих, с небольшой толикой зеленого, но не настолько значимой, чтобы заставить ее вспоминать о Гарри каждый раз, встречаясь с ним взглядом.
— Ты не представляешь, как я рад, что ты согласилась пойти со мной, — произнес Питер, делая внушительный глоток сливочного пива. — Джинни, я...
Однако она прервала его взглядом, поднимаясь на ноги.
— Мне нужно уйти.
Питер выглядел смущенным.
Задетым за живое.
— Что?
— Дело не в тебе, — Джинни почувствовала себя неловко. — Я просто не могу…
И так ничего толком не объяснив, она выбежала из паба.
Где-то глубоко в груди у нее зародилась мысль: только что она едва не совершила очередную ошибку.
— * — * —
Этот День святого Валентина они проводят у нее дома.
За эти несколько дней, что они не виделись, Ли изменился почти до неузнаваемости. Он осунулся, под глазами залегли глубокие синяки, а кожа была бледной, словно пергамент. Кэтти даже казалось, что осталось совсем немного, и он попросту растворится в воздухе. Когда она впервые очнулась после комы, то чувствовала себя полной развалюхой достаточно долгое время. Несмотря на все храбрые заверения, она не могла пошевелить и пальцем, ей едва удавалось самой поесть. Тогда она смотрела на друзей с легкой завистью. Сейчас же ей хватало лишь одного взгляда на Ли, чтобы едва не заплакать от несправедливости.
— Знаешь, — сказала она однажды. — Может быть, тебе стоит взять небольшой отпуск.
Если бы взглядом можно было бы убивать, то Кэтти упала бы замертво в ту же секунду, ведь взгляд Ли был хуже любого яда.
Кэтти просто повезло, что этот праздник пришелся именно на воскресенье, в противном случае она не смогла бы увидеться с Ли. Хотя ей все больше казалось, что он вообще забыл о том, какой сегодня день, а если и помнил, то совсем не собирался его отмечать.
В конце концов, успокаивала себя Кэтти, они даже не были
вместе. Больше не были.
«Словно мы хоть когда-то были вместе!» — Кэтти едва слышно фыркнула, подтверждая свои мысли.
Видит Мерлин, ей до сих пор было трудно вспоминать те времена. Поначалу ей действительно казалось, что они счастливы. Ли был не тем парнем, чтобы просто использовать ее, и он никогда не поступил бы так с ней, уж в этом-то Кэтти была уверена. Он был внимательным, любящим и терпеливым по отношению к ней несколько месяцев.
А потом она поняла, что доброта — это совсем не то, что ей от него нужно.
Кэтти знала: Ли по-прежнему любил ее, он отдал бы за нее свою жизнь, он сидел рядом, пока она была в коме, но всё это время он любил ее не той самой любовью, что она его. Кэтти уже не могла вспомнить, когда к ней пришло это горькое осознание, но до сих пор помнила боль, пришедшую вместе с пониманием.
Она также знала, что должна была сказать Ли спасибо за то, что он не стал настаивать на продолжении их недоотношений.
Она, правда, хотела сделать это, но не могла найти слов.
Не могла найти сил.
— * — * —
День святого Валентина — это просто шутка.
Так думала Нарцисса всякий раз, когда Люциус дарил ей кольца, ожерелья, бриллианты, духи или что-то невозможно красивое и дорогое. Когда они поженились, она очень любила украшения. Да и сейчас считала, что они красивы, но носить длинное колье из китайского жемчуга, полученного в качестве свадебного подарка, или платиновые серьги с изумрудами, которым не исполнилось и трех лет, или серебряный браслет в форме змеи, который приглянулся ей с первого взгляда, было бы скорее глупо, чем элегантно. Сейчас же единственные украшения, которые носила леди Малфой — два кольца, которые она не снимала никогда и снимать не собиралась. Платиновое кольцо с выгравированным на нем черным флагом и обручальное. Даже Андромеда всё еще носила свое черное кольцо — Нарцисса видела ее правую руку. Беллатриса всегда смеялась над этой сентиментальностью — подобные вещи приводили ее в ярость, ведь она отреклась от Андромеды и Сириуса, но они все равно продолжали носить фамильные перстни. Кольцо было на Сириусе даже в день его смерти. Нарцисса ни за что не поверила бы в то, что Сириус ушел из дома не по собственной воле, она считала иначе, но не могла перечить сестре. К тому же, Беллатриса не стала бы лгать.
Люциусу нравился блеск золота на шее жены, искрящиеся бриллианты в серьгах или рубины на перстнях. Или, может быть, ему просто нравилось тратить свое состояние на нее. Нарцисса знала, что он безумно любил ее еще до свадьбы, хотя все вокруг твердили обратное. Знала она также, что он будет щедр в подарках.
Но сейчас ни о каких подарках не могло быть и речи.
Им пришлось выплатить непомерный штраф, и семье Малфоев нужно было срочно сокращать расходы. Это стало заметно в более дешевых сортах вин для ужина, меньшем количестве покупок и всё более сгорбленных плечах Люциуса. Он думал, что Нарцисса станет винить его за случившееся, но она не сказала ни слова — всё-таки, это была их общая ошибка.
У них по-прежнему было достаточно средств для жизни. Может быть, они и смогли бы жить, как прежде, ни в чем себе не отказывая в течении нескольких лет, но тогда их состояние не перешло бы к Драко. В этом и заключалась вся трудность сложившейся ситуации — Нарцисса и Люциус хотели сохранить свои деньги для своего сына, как, в свое время, родители сделали это для них. Они привыкли думать о Драко, как о состоятельном человеке, но, в итоге, он мог располагать лишь парой тысяч галлеонов. Нарцисса была уверена, что не сможет покинуть этот мир, зная, что не смогла дать своему сыну того, что должна была, поэтому старалась сделать всё, чтобы сохранить утекающее словно сквозь пальцы богатство. Так само, как и Рабастан с Рудольфусом.
Белла, ее сестра, была замужем за Рудольфусом, а значит, Нарцисса являлась ему одной из близких родственников. Братья были сейчас в бегах, а это значило, что они либо будут скрываться всю свою оставшуюся жизнь, либо попадут в Азкабан, либо погибнут. В любом случае, вывод был один — их ноги никогда не переступят порог банка Гринготтс, а значит, все их деньги достанутся семье Малфоев — единственным наследникам. Но таковы были правила Пожирателей, а Министерство, как и всегда в подобных случаях, могло иметь на этот счет свое мнение. Нарцисса уже несколько месяцев просчитывала возможности отстоять эти деньги. Возможно, нанять адвоката, который сможет защитить их интересы в суде. Но пока деньги продолжали спокойно лежать в сейфе, ожидая своих новых хозяев. Поэтому, если расчеты Нарциссы верны, она получит просто астрономическую сумму, которой будет достаточно, чтобы обеспечить хорошее наследство не только Драко, но и его детям.
Люциус знал об этой инициативе жены, и совсем ее не одобрял.
— Нарцисса, милая, вряд ли нам стоит сейчас привлекать к себе лишнее внимание.
Но дальше этой фразы их спор никогда не заходил.
Нарцисса твердо уверилась: она не упустит этих денег. Она знала, стоит упустит эту возможность, и тогда придется экономить каждый кнат и сикль, чтобы оставить для Драко
Поэтому, если она и находила странным то, что Люциус разбудил ее в День святого Валентина поцелуем, но с пустыми руками, она не чувствовала себя грустной или несчастной.
Так или иначе, это даже казалось ей правильным.
— * — * —
День святого Валентина был самым счастливым днем в году для Молли с тех пор, как она познакомилась с Артуром. Ей казалось, что это будет сложным испытанием в жизни — пытаться налаживать личную жизнь во время войны. Ей приходилось сражаться за свою жизнь, так же, как и Артуру, но единственным ее слабым местом всегда были дети, это она знала наверняка. Даже сейчас она не могла перестать беспокоиться о них.
У Билла есть прекрасная любящая жена, и он единственный из всех Уизли, чья судьба не заставляет ее волноваться. Чарли по-прежнему оставался один, но он уже взрослый парень и может позаботиться о себе сам.
Даже Перси! Он всегда был таким рассудительным, таким серьезным. Обдумывал все свои поступки, но сейчас совершил невероятное — женился на девушке, с которой был знаком всего лишь год.
«Да она ведь еще ребенок!»
Молли волновалась.
И потом, Джордж. Молли с трудом сдерживалась, чтобы не сказать
«Фред и Джордж».
Теперь ей часто приходилось сдерживать слезы, глядя на сына.
Молли глубоко скорбела по Фреду, но в последние несколько месяцев еще больше стала скорбеть по Джорджу. Он остался в живых, но с каждым днем выглядел всё более угнетенным, так, словно больше никогда не сможет оправиться от своей потери.
Молли изо всех сил старалась ему помочь, но каждая ее попытка только отдала сына еще дальше от нее.
И Молли волновалась.
Большой мальчик Рон, который совсем скоро будет работать в министерстве — о, она так сильно им гордилась, но в то же время волновалась каждый раз, когда он уходил на занятия. Молли старалась отговорить его от затеи стать аврором, но это было бесполезно. Рон ничего и слушать не хотел. Сама-то Молли была уверена, что Рон бы подходил для этой работы, что она принесет ему лишь еще больше проблем и горя, но Рон старался изо всех сил, и не поддерживать его теперь было бы просто непозволительно с ее стороны.
Но Молли волновалась.
Даже Гарри всегда занимал в сердце женщины особое место, она всегда заботилась о нем, как о родном, и знала, что он заслужил любовь. Вот только почему они с Джинни больше не разговаривали друг с другом? Молли знала это всем сердцем. Ее дочь и Гарри любили друг друга, более того — они просто созданы друг для друга. Наблюдая за ними во время Рождественских праздников, она смогла заметить, что они оба несчастны. Последний месяц письма от Джинни приходили все реже, и это был еще один, внеочередной повод для переживаний.
И Молли волновалась.
Снова.
Все эти и сотни других мыслей отравляли ее сознание, но когда Артур протянул ей букет ее любимых цветов и нежно поцеловал кончики ее пальцев в День святого Валентина, Молли поняла — все заботы того стоят.
Он тоже волновался о ней.
А она слишком сильно любила свою семью, чтобы сожалеть.
— * — * —
Петунья никогда не любила День святого Валентина. Вернон знал об этом, хотя и продолжал дарить ей цветы на каждое 14-е февраля. Ни больше, ни меньше. Однако, сегодня (возможно, из-за того, что прошлый праздник они пропустили, когда были в бегах) он пригласил ее в ресторан.
На ней было надето зеленое платье, в котором, как заверил ее Вернон, она выглядела просто превосходно.
По дороге домой Петунья вспомнила, почему никогда не носила этот цвет раньше. Лили
сногсшибательно выглядела в зеленом. Не превосходно, как это говорил Вернон, делая комплимент, а весьма
привлекательно. Это слово было для мистера Дурсля под запретом, точно так же, как и слово «сногсшибательно».
Петунья вспомнила, почему ненавидела этот праздник.
В детстве Лили любила 14 февраля. Когда ей было девять лет, она получила задание в школе — сделать праздничные открытки. Лили трудилась весь вечер, подготовив одну, особенную, для своей сестры. Вырезанный из садового журнала цветок петунии, покрытый блестками, и подпись —
«Будь моим Валентином, Петунья!».
В тот же вечер, она преподнесла свой скромный подарок, и очень волновалась, потому что знала, что получила тринадцать из шестнадцати поздравительных карточек от мальчишек своего класса, но у нее не было ни одной, чтобы подарить взамен. Тогда Петунья приветливо улыбнулась сестре и с улыбкой произнесла:
— Не переживай. Я могу помочь тебе сделать несколько.
Они проработали вместе всю ночь напролет.
Никогда еще Петунье не приходилось встречать более красивых открыток, чем те, что они сделали с Лили.
Сейчас Вернон находился в душе, а она с замиранием сердца открыла старую коробку и принялась рыться внутри, наконец, найдя на дне ту самую, блестящую, бледно-желтую валентинку.
«Будь моим Валентином, Петунья!»
— * — * —
Анджелина всегда любила Фреда. Может быть, не такой любовью, которая однажды привела бы их к алтарю. Она не думала об этом тогда, не могла думать и сейчас. Но, как бы там ни было, этой любви было достаточно для них двоих. Они были молоды, шла война, и никто не думал о будущем. Им было легко и хорошо вместе. Они могли целоваться, смеяться, держаться друг за друга, как за спасательный круг, и это дарило им ощущение правильности происходящего.
А потом Фред умер, и для Анджелины мир перевернулся вокруг своей оси.
Он ушел, а ее сердце было разрушено.
Конечно, она была не единственной, кто потерял его в ту ночь, но всё же не могла смириться с тем, что каждый раз, глядя на Джорджа, чувствовала невыносимую ярость и злость.
Он выжил, дышал, ходил, улыбался, смеялся, но с каждым днем все глубже погружался в депрессию. Даже незначительные проблески в его состоянии тут же ухудшались во стократ. Как если бы каждая улыбка приносила ему несколько дней расплаты — несколько дней грусти и скорби.
Анджелина знала, что она не имела права винить его за это, но не могла ничего с собой поделать.
Ох, если бы только Фред был жив!
В конце концов, Анджелина испытывала глубокое чувство вины перед Фредом, и именно это заставляло ее раз за разом возвращаться к Джорджу и вытаскивать его из рук небытия.
Именно поэтому она была здесь сейчас, рядом с ним, хотя между ними не было и намека на романтику. Она всегда чувствовала себя неловко, оставаясь с Джорджем наедине, но не смогла снова побеспокоить Ли. Учитывая его бешеную нагрузку в академии авроров. Да и отрывать его от Кэтти в такой день было бы просто кощунственно.
— Я не ребенок, Энджи, — устало произнес Джордж, когда она только появилась в дверном проеме. — Я не нуждаюсь в няньке.
— Я пришла сюда не как нянька, — отвечает она. — Я пришла сюда как друг. Я твой друг.
— С каких это пор День святого Валентина стал праздником для друзей?
— Что ж, значит, мне придется стать твоим Валентином на сегодня, — с вызовом произнесла она. — Если так тебя устроит больше. Но нравится это тебе, или нет, Джордж, я все равно останусь.
Он долго смотрел на нее, а потом его губы расплылись в мягкой улыбке.
— Нравится, — наконец, решился ответить Джордж.
— Что?
— Нравится это мне, или нет, ты все равно остаешься, — повторил он, так же улыбаясь. — Так что, я решил, что нравится.
Анджелина смутилась.
Нет, наверное, она любила и Джорджа тоже. Любила его потому, что он нуждался в ней не меньше, чем в кислороде. Она любит его потому, что они понесли одну и ту же потерю. Они — два разбитых сердца, которые никогда не смогут склеить свои сердца с кем-то другим, но, возможно, их осколки еще могли составить единое целое. Не идеально, потому что есть вещи, которых им уже никогда не настигнуть, но достаточно для того, чтобы чувствовать себя хоть чуточку счастливыми. И, вполне вероятно, что в один прекрасный день этого будет более чем достаточно.
