Глава 46: ПорозньУтром в день похорон Грумман помог детям одеть черные вещи, которые привез из Централа. Для Роя – пиджак и штаны, которые он, скорее всего, никогда больше не наденет. Для Ризы – простое платье, по продуманной ошибке слегка большего размера, чем нужно. Малышке придется носить его по крайней мере месяц, следуя местным приличиям.
Риза стояла тихо, пока Грумман помогал ей одеваться, и смотрела куда-то вдаль. Вчера они ходили в морг, где гроб лежал в ожидании захоронения. Его привезли из Централа на поезде, и Мордред настоял на том, чтобы поехать в багажном отделении и проследить, как бы кто не осквернил останки. Лиэн забальзамировали еще в столице – за очень большие деньги, но Грумман сам настоял на этом и заплатил, а Мордред даже не возражал.
Гроб, естественно, нельзя было открывать – со смерти Лиэн прошла почти неделя. Так что Грумман поднял Ризу на руки, чтобы она могла рассмотреть его, и осторожно объяснил, что ее мама умерла и лежит в этой сосновой коробке, а завтра они похоронят ее на кладбище рядом с Дэвеллом. Внучка слушала очень тихо, невероятно стоически воспринимая эту новость. Наконец, когда у Груммана больше не осталось слов, и повисла тишина, она заговорила.
— О-она не вернется? — дрожащим голосом спросила Риза.
— Нет, — ответил он. — Нет. Она не вернется.
Внучка всхлипнула, две огромные слезы скатились по ее щекам – и все. Она на удивление мужественно пережила это все, но ее молчание разбивало Грумману сердце так, как не могли никакие рыдания.
Именно он приготовил завтрак для детей, расчесал Ризе волосы и напомнил Рою вынуть руки из карманов. Но это Белла Грейсон пришла и заставила Мордреда вылезти из постели и надеть единственный хороший костюм, который у него был – тот самый, что он носил на свадьбе.
Грумман не знал, как ей это удалось. Зять впал в транс, поглощенный горем с тех самых пор, как вернулся в больницу после концерта и застал медсестер за омыванием тела Лиэн, пока Грумман стоял в углу и плакал.
Этого не должно было произойти. Она действительно шла на поправку. Грумман был уверен, что самое страшное миновало, доктора тоже так думали. Он бы ни за что не отослал Мордреда, если бы знал, что Лиэн все еще настолько плоха. Она лежала тихо почти два часа после его отъезда. Потом дернулась, проснувшись, выкрикнула имя мужа хриплым, нечеловеческим голосом, и прежде чем Грумман успел подбежать, безвольно откинулась на подушку... и умерла.
Его раздирали горе и вина. Это из-за него Мордреда не было там, когда она умирала. И хотя им руководили благие намерения, он украл у дочери шанс покинуть мир в объятиях мужа, а зятя лишил возможности утешить ее на прощание. И хотя тот и слова не сказал, сожаления так и пожирали Груммана.
Наконец, Грейсон спустилась со второго этажа, ведя перед собой Мордреда. Риза хотела было что-то сказать, но заметив его убитое лицо и пустые глаза, передумала и взяла Груммана за руку. Так они и вышли из дома, направляясь к моргу, где владелец похоронного бюро и его подчиненный ждали местного поверенного, у которого была лицензия на проведение похорон – он должен возглавить церемонию, и женщину, которую Грейсон представила как миссис Хэмптон.
Грумман заплатил бы за шикарные похороны, если бы Мордред хотел, но тому было все равно. Припомнив рассказы жены об аскетичных погребальных ритуалах ишваритов, он заказал простую церемонию. Гроб погрузили на катафалк, и юнец из похоронного бюро вместе с поверенным сели на козлы. Мордред шел следом, Грумман с Ризой – сразу за ним. Потом – Грейсон за руку с Роем, и миссис Хэмптон. Владелец похоронного бюро замыкал шествие.
На пути вверх по холму до кладбища процессия остановилась всего раз: когда они проходили мимо почты, дверь распахнулась, и на улицу выскочила бледная блондинка в потрепанном синем платье. На волосах у нее была закреплена старенькая вуаль из черной сетки от комаров. Они тихо переговорили с Грейсон – та печально улыбнулась и сжала ей руку, прежде чем девушка заняла место рядом с миссис Хэмптон.
На кладбище никого не было, только холодный весенний ветер шуршал в сухой траве. Их уже ждал могильщик рядом со свежевыкопанной ямой в паре шагов от могилы Дэвелла. Он помог перенести гроб с катафалка на ремни, на которых тот позже опустят в землю. Затем семья и остальные скорбящие обступили гроб, и поверенный достал свою книжечку с описанием ритуалов.
— При жизни Лиэн Грумман Хоукай была прекрасной женщиной, — начал он. — Она была любимой дочерью, женой, матерью. Ее обожали друзья и семья. Она служила обществу и стране лучшим способом, который знала: через добрые деяния. В смерти она герой государства – дом ее служил приютом лояльным гражданам, а дети, которых она выносила, вырастут, чтобы служить нации, как научила их мать и насколько им позволят таланты.
Поверенный кивнул сначала на Ризу, а потом на Роя – приняв его за сына Лиэн.
«Понятная, в общем-то, ошибка», – подумалось Грумману.
— Мы скорбим по ней сейчас, но помнить будем всегда. Лиэн Грумман Хоукай, пусть земля будет вам пухом. Вы прожили жизнь честной женщины и лояльной гражданки, — поверенный приложил кулак к груди и повернулся к остальным. — Кто-нибудь хочет сказать слова прощания?
Повисла тишина – все ждали, когда заговорит Мордред. Спустя пару мгновений стало ясно, что он не собирается говорить. Грумман сжал ручку Ризы, ощутив укол вины. Его жену, ярую сторонницу ишварской религии, похоронили по тому же холодному аместрийскому обряду. А теперь его дочь, тоже верующую, собираются похоронить точно так же. Не зная, что делает и зачем, Грумман прочистил горло.
— Лиэн была моей единственной дочерью, — его голос разнесся по кладбищу. — Но звала отцом не только меня. Я не религиозный человек, но у моей жены был ее бог, и у Лиэн тоже. Поэтому я хочу попробовать помолиться за нее, если позволите.
Он подождал, пока Мордред скажет что-нибудь ядовитое, но тот мутным взглядом смотрел на гроб. Поверенный кивнул.
— Конечно, подполковник. Пожалуйста.
Усы Груммана нервно дернулись.
— Ишвара, — неловко начал он, — я не знаю, существуешь ли ты, и захочешь ли слушать меня, если все-таки существуешь. Но если ты есть где-то там, то я прошу тебя позаботиться о моей девочке. Она была хорошим человеком и любила тебя, и я слышал, что ты должен заботиться о своих. Так что приглядывай за ней. Гм... аминь?
— Аминь, — тихо сказала Грейсон.
Повисла тишина.
— Если никто больше не хочет ничего сказать, — произнес поверенный, — тогда я провозглашаю похороны легально свершившимися, с соблюдением местных обрядов и оплатой всех издержек.
Он закрыл книжку, засунул ее в карман и сложил руки.
Зять неожиданно подступил к гробу и собрался положить что-то на крышку. Грейсон отпустила Роя и поймала Мордреда за руку.
— Мордред, нет, — тихо сказала она. — Это единственная фотография сына...
— Он был и ее сыном тоже, — пробормотал он. — Теперь она не будет по нему скучать...
Грейсон убрала руку, и Мордред опустил фотокарточку на гроб. Затем зять съежился, а она обняла его и повела прочь.
Четверо мужчин взяли по концу ремня и аккуратно опустили гроб в землю. С тихим стуком он коснулся дна ямы, найдя свое последнее пристанище. Ремни вытащили и принялись закапывать могилу. Нетерпеливый могильщик первым взял лопату и бросил горсть земли на крышку.
Это звучало окончательно. Лиэн больше нет.
Грумман был не единственным, кто почувствовал это. Впервые за весь день заговорила Риза.
— Нет! — закричала она, вырвавшись из его хватки. — Нет! Я хочу к мамочке! Мамочка, вернись!
По ее щекам текли слезы. И прежде чем кто-то успел сообразить, что происходит, внучка кинулась вперед, к могиле. Поторопившись, она поскользнулась на краю и с ошеломленным воплем упала в яму.
Все тут же обступили место происшествия. Только Мордред так и остался стоять, пустым взглядом смотря на серое мартовское небо. Грумман протолкнулся мимо ошарашенного поверенного, чтобы посмотреть в могилу. В полутора метрах внизу Риза на коленях стояла на крышке материнского гроба и стучала в нее кулачком.
— Мамочка! — рыдала она. — Мамочка, вернись! Проснись! Мама!
Грумман посмотрел на Грейсон, на лице которой был написан беспомощный ужас. Затем кто-то вжался в его ногу. Это Рой прокладывал себе путь сквозь толпу. На мгновение остановившись на краю, он оценил расстояние до гроба и прыгнул вниз. От приземления его спина вздрогнула, а голова закачалась. Стоя на земле рядом с гробом, Рой взял Ризу за предплечье.
Она отбросила его в сторону.
— Отстань! Я хочу к мамочке! Я не хочу, чтобы она была мертвой! Пожалуйста, мамочка, пожалуйста, не будь больше мертвой!
Малышка сильнее застучала по крышке. Рой оглянулся на лица над собой, а потом забрался на гроб, крепко уперся в него ногами и поднял Ризу за талию. Она кричала и вырывалась, и на мгновение Грумман испугался, что тощий мальчишка не выдержит... но он не выронил ее. Крепче сжав Ризу, Рой вытянулся к краю могилы, поднимая свою ношу так высоко, как только мог. Грумман быстро присел и едва дотянулся до рук внучки, чтобы вытащить ее наверх за подмышки.
Риза вырывалась, пинаясь ногами и рыдая, что хочет к мамочке, и он унес ее прочь с кладбища. За его спиной взрослые вытащили Роя, приговаривая, какой он смелый и умный мальчик.
— Мамочка! Мамочка! — хныкала Риза, безжалостно колотя грудь Груммана. — Я хочу к мамочке! Почему она мертва? Я не хочу, чтобы она была мертва! Я хочу к мамочке!
Оставаться и дальше не имело смысла. Грумман прошел сквозь ворота и вниз по холму. Остальные отправились следом: двум горожанкам нужно вернуться к дневной рутине, поверенному – к работе. Грейсон вела Мордреда, а за ними, словно нервный солдат в тылу, бежал Рой.
До дома Хоукаев было достаточно далеко, но тренированные ноги Груммана преодолели расстояние в рекордный срок. И все это время Риза тщетно пыталась вырваться. Ее рыдания усиливались, а слова вырывались все реже и неразборчивее.
Грумман тут же свернул в гостевую комнату, чтобы остальные тоже могли пройти в дом. Занятый напеванием колыбельной внучке, он слышал, как закрылась дверь. Присев на диван, Грумман попытался прижать Ризу к груди, но она, наконец, вывернулась из его рук. Вместо того чтобы бежать, внучка рухнула на подушки и зарыдала еще сильнее.
Постепенно она затихла, рыдания сменились икотой, а потом ее дыхание углубилось и выровнялось. Малышка заснула, истощенная страданием, усталостью и жестокостью ее рассыпавшегося на осколки уютного мира.
Грумману не хотелось переносить ее, поэтому он накрыл ее своим пиджаком и вышел. В коридоре разнесся резкий скрип и виноватое шипение. Грейсон спускалась со второго этажа.
— Мордред в постели, — пробормотала она. — Я хотела дать ему успокоительное, но он не позволил. Я... Я никогда его таким не видела.
Грумман кивнул.
— Я о нем позабочусь, не переживайте.
— Как Риза?
Тревога Грейсон выходила за рамки профессионального интереса. Это успокаивало. Рано или поздно Грумману придется вернуться в Централ, чтобы продолжить работу, которую он покинул почти сразу же, как только получил повышение. Было хорошо знать, что не придется оставлять маленькую семью одну, без дружеской опоры.
— Уснула. Бедняжка.
— Я... Мне нужно вернуться к работе, — виновато сказала Грейсон. — Если вам что-нибудь потребуется, что угодно...
— Я пошлю Роя к вам, — пообещал Грумман. — Он хороший парнишка. Быстро соображает.
— Да. — Она печально улыбнулась. — Спасибо вам.
Грейсон выскользнула за дверь, а он пошел на кухню, где Рой как раз подкладывал дров в печь. Грумман устало опустился за стол и закрыл лицо руками. Лиэн мертва. Умерла. И никогда не вернется.
Неудивительно, что Риза кричала, рыдала и вырывалась. Он и сам бы сейчас не отказался вытворить нечто подобное. Это так нечестно. Так бессмысленно.
Рой заварил целый чайник чая, и Груманн выпил его весь. Затем Рой принес свой учебник по математике и тихонько устроился за столом. Прошел целый час, прежде чем кухонная дверь скрипнула от чьего-то прикосновения. Это была Риза, рукой вытирающая лицо от слез.
— Иди сюда, горошинка, — ласково сказал Грумман, вытягивая к ней руки.
Внучка подбежала и забралась к нему на колени, вновь начиная всхлипывать. Она схватила его за рубашку и уткнулась носом в грудь.
— М-м-мамочка-а-а-а м-е-е-е-е-е...
Ее голос становился все выше и громче. В какой-то момент Грумман не удержался и вздрогнул, не понимая, как такое маленькое создание может производить такой громкий звук. Потом голос сорвался, словно слишком сильно натянутая струна, и Риза зарыдала. Наверху послышались шаги. У Груммана вспыхнула надежда: Мордред придет утешить свою дочку. Ее слезы заставили его очнуться от своей кататонии и начать вновь что-то делать.
Мордред слегка запнулся в дверном проеме кухни. Грумман поднялся из-за стола, перехватывая внучку удобнее, чтобы передать ее зятю. Он подождал, пока тот вытянет для нее руки, чтобы прижать малышку к груди и успокоить, и успокоиться самому. Вместо этого Мордред сжал руки в кулаки.
— Заткнись! — рявкнул он.
Риза словно одеревенела, тут же прекратив всхлипывать. Грумман отшатнулся, чувствуя, как сердце внучки барабанит по ребрам.
— Мордред! — в ужасе сказал он. — Ради всего святого, ее мама умерла. Конечно, она будет плакать. Тише, тише, горошинка. Папа не хотел кричать на тебя.
— Хотел! — Мордред стукнул стулом о пол. Рой поспешил встать рядом с Грумманом. — Эта маленькая соплячка... примадонна! Так вести себя на похоронах Лиэн... как будто... как будто она капризная девчонка. Слышишь, мерзавка, я тебе такую жизнь устрою, что пожалеешь, что на свет родилась!
— Мордред! — Грумман не мог поверить своим ушам. — Успокойся!
— Я спокоен! — он вновь ударил стулом об пол, только на этот раз тот повалился на пол. — Кто вы такой, чтобы говорить мне, как себя вести и что говорить? Вы...
Его тусклые глаза горели. Волосы выбились из косы, которую заплела Грейсон, и трепались вокруг его худого лица, словно языки пламени вокруг демона.
— Самонадеянный ублюдок. Зверье фашистское. Вы убили ее! Убили мою жену!
— Это я ее убил? — Грумман отступил еще на шаг, разворачиваясь так, чтобы Риза оказалась вне досягаемости гневного отца. — Никто ее не убивал, Мордред, это была болезнь!
— Вы убили ее! — выплюнул Мордред. — Вы убедили меня, что ей нужна помощь! Вы и эта чертова Грейсон, вы заставили меня отправить ее отсюда! А когда она заболела, и... и вы отослали меня! Отослали, и она умерла, и я никогда не прощу вас за это! Никогда!
— Мордред, успокойся.
Грумман и сам пытался успокоиться, делая размеренные вдохи и выдохи. Он поставил Ризу на пол и вложил ее руку в ладонь Роя.
— Идите тихонько поиграйте наверху.
Грумман не хотел, чтобы они видели Мордреда таким.
— Нет-нет! — закричал тот. — Они останутся! Я хочу, чтобы они знали! У них есть право знать, что вы за человек и что сделали! Расскажите им! Расскажите, как забрали ее от меня! Вы хотели, чтобы она была только вашей. Никогда не хотели, чтобы она вышла за меня замуж, вот и забрали обратно! Расскажите им! Расскажите, что этого было недостаточно! Что отослали меня, чтобы она умерла в одиночестве! Да будь вы прокляты! Армейский монстр! Убийца младенцев! Вы убили ее, свою собственную дочь, только чтобы насолить мне!
Вот он и выговорился. Страх стиснул сердце Груммана. Он отослал Мордреда прочь, и Лиэн умерла без него, и ничто никогда не сможет исправить этого.
— Мордред, — печально сказал он.
Рой провел Ризу на другой конец комнаты, где деревянный ящик давал хоть какую-то защиту от гневногоМордреда. Бедняги, они, наверное, никогда и не видели его таким злым!
Зять бросился вперед и дал Грумману такую пощечину, что он пошатнулся.
— Выметайтесь! Выметайтесь и никогда не возвращайтесь!
— Я не могу! Тебе нужна помощь. Твоя жена умерла. Тебе нужен кто-то, кто займется ежедневной рутиной, пока ты ск...
— Да будь вы прокляты! Думаете, можете указывать мне? У вас здесь ни на что больше нет прав! Вы их потеряли, когда убили мою жену! Убирайтесь! Еще раз увижу на моем пороге – в этом городке, я... я...
Мордред достал из кармана огниво, которое использовал для зажигания свечей или печи, или чего-то еще.
— Вы видели, на что я способен. — Его глаза горели маниакальным огнем. — Вы знаете, что вы и ваши драгоценные коллеги хотите сделать с моими талантами. Из них получится великолепное оружие, не так ли, ублюдок фашистский? Ну так я могу и на вас их испробовать, а?
Грумман не мог оторвать от него взгляда. Зять, отец его внуков, возлюбленный единственной дочери, угрожал его жизни. Мордред держал в руках оружие и клялся использовать его. Но он недооценил свою цель. Грумман был солдатом и много раз смотрел в лицо смерти.
— Я не боюсь смерти – и тебя тоже. Ты страдаешь, и тебе нужна помощь, даже если ты никогда в этом не сознаешься.
— Ох, так я страдаю, да? И чья же это вина? Вы убили ее, вы бессердечный монстр! Вы отправили меня прочь и убили ее! — Запястье Мордреда дернулось, и в воздух взлетел сноп искр. — Убирайтесь! Видеть вас не хочу!
Грумман не сдавался.
— Я не знал, Мордред, — тихо сказал он. — Не мог знать. Ты думаешь, я бы дал тебе уйти, если бы знал?
— Вы дали! Дали мне уйти!
В глазах Мордреда показались слезы, а его голос начал звучать особенно истерично.
Грумман почувствовал. Воздух – воздух, который должен был быть абсолютно спокойным – заструился, словно странный ветер прошелся по кухне, собираясь в бурю. Сердце застучало чаще. Грумман точно не знал, как зять создавал огонь, но понимал, что это как-то связано с водородом и кислородом.
— Мордред, — его голос дрогнул.
— Катитесь же! Убирайтесь! — Истерика внезапно спала, уступив место жуткому, мертвенному спокойствию. — Так вы не боитесь смерти... — голос Мордреда стал таким тихим, что дети вряд ли смогли бы расслышать. — Но существуют вещи и похуже. Хотите почувствовать мою боль? Хотите узнать, каково это – потерять то единственное, что вы любили? Единственное, что было хорошим, красивым и правильным во всем мире?
Губы зятя растянулись в жуткой ухмылке, и на мгновение его в глазах мелькнуло безумие.
— Хотите почувствовать мою боль?
— Мордред, — ахнул Грумман. — Мордред, успокойся. Тебе больно. Тебе больно, и ты не понимаешь, что говоришь. Мордред, пожалуйста...
— Убирайтесь, — медленно ответил он. — Убирайтесь и никогда не возвращайтесь. Я запрещаю вам появляться в этом доме. Видеться с моей дочерью. Я никогда не прощу ваш поступок, и буду ненавидеть вас до конца дней. Всеми фибрами души. А теперь выметайтесь. Я не хочу вас видеть.
Мордред отвернулся, убрав огниво в карман, и подошел к детям.
— Рой, отведи Ризу наверх и помоги ей умыться.
Рой по широкому кругу вывел Ризу с кухни, напоследок с сожалением глянув на Груммана. Вскоре послышались шаги на лестнице. Мордред все так же стоял, глядя на печь.
— Убирайтесь. Вам здесь не рады.
За это решение Грумман казнил себя на протяжении следующего десятилетия, но все-таки кивнул.
— Я уйду. Помоги тебе господь, я уйду.
— Увидимся в аду, тесть, — с ироничным весельем ответил Мордред. Это было не согласие, не оскорбление и не жалкая попытка огрызнуться. Это было обещание.
И Грумман ушел. Он едва помнил, как споткнулся в коридоре, как забрал пиджак, пальто и сумку из гостевой комнаты, как оказался за дверью. К тому моменту, как способность отвечать за свои действия вернулась, Грумман уже сидел в поезде, идущем в Восточный город. Возвращаться было слишком поздно.
Хотя он написал Грейсон сразу по приезду в Централ, извиняясь за свое внезапное исчезновение, там и слова не говорилось о произошедшем после ее ухода. Следующие несколько лет он получал от неё вести о внучке... но оставаясь верным слову, так никогда и не вернулся в Хамнер.
