Глава 4Понедельник день тяжёлый. Сегодня это особенно верно — Рем, наконец, дал добро на поездку к опекунам Гарри. Надеюсь, он действительно знает, что делает. Судя по рассказам Лили, её сестра очень похожа на моих драгоценных родственников...
На улице морозно и солнечно, и сугробы лежат мягкими пуховыми шапками. До праздника ещё десять дней, но это уже настоящая рождественская погода, которая так и манит выбежать в поле и от души поваляться в снегу. А потом вернуться в тёплую комнату, сесть у камина и жарить на огне сосиски. Или просто смотреть на пламя. Но ушло время, и нет больше компании, с которой это действительно хорошо было делать...
Лунатик будет ждать меня у «Дырявого Котла» в час. Он сказал, что самое подходящее время для разговора с Петунией Дурсль — середина дня, когда её муж будет на работе, а детей она уложит спать. На первый раз придётся добираться до этого Литтл-Уингинга на «Ночном Рыцаре», а потом поищем укромное место, куда можно аппарировать.
Несколько минут сумасшедшей тряски, и мы на месте. Маленький опрятный городок — аккуратные дома, словно выстроенные по линеечке, ровно подстриженные живые изгороди, даже рождественские украшения — одинаковые. В воздухе разлита чинная уютная скука, откуда-то тянет сладким запахом сдобы с корицей.
Нужная улица находится буквально через пять минут. Дом номер четыре — застывшая в камне фраза: «Мы такие, как все!» Стремление не выделяться сквозит в каждой черте — от чисто выметенной дорожки до свежей ровной штукатурки на стенах. И лишь одна трогательная деталь отличает двор от двух соседних — детские качели и забытое рядом красное ведёрко.
Рем осторожно стучит в дверь — раз, другой, третий... Наконец, нам открывают. Стоящая на пороге женщина похожа на Лили, как фестрал на феникса. Светлые волосы уложены в тугой пучок, под тяжестью которого, кажется, вот-вот сломается длинная шея. Она окидывает нас враждебным цепким взглядом.
— Добрый день, миссис Дурсль, — вежливо говорит Лунатик. — Это я вам звонил.
Она колеблется, но всё же предлагает нам войти. В доме чистота, какой я не видел даже в родовом гнезде Блэков. Как же она управляется без эльфов и магии? Вылизанная гостиная уставлена фотографиями пухлого ребёнка со светлыми волосами. Больше всего он напоминает обтянутый оборками кваффл. Когда хозяйка указывает нам на кресла, Лунатик демонстративно складывает руки перед собой, глазами подав мне знак сделать то же самое.
— Зачем вы пришли?
— Поблагодарить вас. И предложить помощь.
— Заберите от нас мальчишку — это будет самая лучшая помощь! — с ожесточением отрезает Петуния.
— Мы были бы рады. Но это невозможно, и вы сами знаете почему, — Рем смотрит на неё с искренним участием. — Мы понимаем, что вы не видели ничего хорошего от нашего мира. И тем больше мы ценим, что вы всё же согласились взять на себя такую ношу. Мы хотим облегчить её.
— Что могут предложить такие... как вы?
— Например, в значительной мере избавить вас от тех, — он слегка медлит, подбирая нужное слово, — странностей, которые рано или поздно проявятся у Гарри.
Она презрительно кривит губы.
— Мой муж считает, что строгое воспитание поможет выбить из него всю эту дурь! И я с ним совершенно согласна!
— При всём уважении к вам и вашему супругу, вы ошибаетесь. Вы же умная женщина, миссис Дурсль, и сами понимаете, что эффективный способ лучше простого. Точнее, того, который только кажется простым — строгость и от вас потребует лишних усилий.
Открытая неприязнь сменяется настороженностью и лёгким проблеском интереса. Видимо, никто раньше не делал комплиментов её умственным способностям. Посмотрим, насколько Рем ей польстил...
— Что же по-вашему будет лучше?
— Ровное и спокойное отношение. Чем меньше у мальчика будет поводов бояться или сердиться, тем меньше шансов, что вам придётся столкнуться с его странностями. И общение с нами, — Лунатик слегка улыбается. — Мы такие же, и наше присутствие может пробудить его особенности. Вдали от вас.
Петуния задумывается. Я будто вижу весы, на которых она взвешивает свой страх перед магией и отвращение к ней — и вероятность того, что Рем сказал ей правду, а значит, его предложение поможет обеспечить безопасность её семье. А если подбросить на эту чашу ещё кое-что? То, что одинаково ценят и маглы, и волшебники?
— У вас, наверное, появились и другие сложности, — я тщательно копирую тон Лунатика. — Вы сидите дома с детьми, работает только муж... Будет справедливо, если мы избавим вас от дополнительных расходов?
— Где вы возьмёте нормальные деньги?
Сработало!
— Это не проблема. Вам надо только назвать сумму.
— Две тысячи фунтов в месяц. Банковским переводом.
Рем смотрит на неё с лёгким удивлением.
— Вы уверены, миссис Дурсль? А налоговая?
— Это моё дело, — несмотря на резкий тон видно, что знакомство кого-то из «этих ненормальных» с магловской жизнью для неё неожиданность.
— В таком случае — как вам будет угодно. Дайте нам номер счёта, и через несколько дней деньги будут у вас.
Она выходит в соседнюю комнату и через несколько минут возвращается с бумажкой, которую Лунатик аккуратно складывает и убирает в карман. Мы встаём.
— Можно нам увидеться с Гарри?
— Не сегодня. У него ветрянка, — видимо, у меня на лице написано такое беспокойство, что она даже снисходит до объяснений. — Ничего страшного, этим болеют все дети. Через неделю он уже будет в порядке.
— И тогда можно будет? — придётся играть по её правилам.
Она пожимает плечами.
— Да. Вы же, наверное, захотите сделать ему подарки на Рождество?
— Конечно. Спасибо, миссис Дурсль. Всего доброго.
Когда за нами закрывается дверь, Рем с облегчением вздыхает.
— Всё вышло гораздо проще, чем я ожидал. Она не фанатичка, это радует.
— Зря ты обещал ей деньги уже через несколько дней. Я же не разберусь за это время, с какой стороны подступиться к магловскому банку.
— А тебе и не надо, это моя часть дела.
— А ты знаешь как?
— Я, если ты забыл, полукровка. И спасибо маме, она позаботилась о том, чтобы мне и в мире маглов было неплохо. Я о нём знаю гораздо больше, чем преподают на магловедении, и нужные документы у меня есть.
— Что бы я без тебя делал, Рем... Спасибо.
— Не за что. Сегодня уже поздно, а завтра утром отправимся сначала в Гринготтс, потом в магловский банк, — он достаёт из кармана бумажку. — Интересно... Похоже, что Петуния ведёт какую-то свою игру...
— С чего ты взял?
— Счёт у неё не в местном отделении, а в лондонском. Впрочем, это не наше дело.
Это точно. Нам и без её хитростей забот хватает. Так... а какую сумму мне надо будет снять?
— Две тысячи этих... как их... фунтов — сколько в галлеонах?
— Около тысячи.
Ничего себе! Курс, конечно, может меняться, но по нынешнему за пятнадцать лет придётся выплатить около двухсот тысяч. Почти половину наследства дяди Алфарда. И ведь расходы на Гарри этим не ограничатся, да ещё и самому жить на что-то надо...
— Значит, начинаю искать работу.
Рем пожимает плечами.
— Какие проблемы? Аластор же говорил, что с орденским опытом тебя он даже без Академии возьмёт.
— К чертям аврорат. Я пёс вольный, не люблю, когда мною командуют. Я готов с этим смириться только ради Гарри. И только если уверен, что всё действительно делается ради его блага.
— Тогда ищи. В этом деле я тебе, к сожалению, ничем помочь не могу.
Мы находим укромный уголок в парке, который не просматривается с дорожек, и оттуда аппарируем на Диагон-аллею. Вернувшись домой, собираю газеты за последнюю неделю и начинаю изучать объявления о работе. Министерство, какая-то юридическая контора, ферма... всё не то... В очередной раз перевернув страницу, натыкаюсь на рамку, в которой текст выделен особым шрифтом. Набор в Гильдию Охотников. Который бывает в лучшем случае раз в десять лет.
Гильдия Охотников... Всего двадцать четыре человека, лучшие из лучших, элита, не знающая себе равных в преследовании тёмных тварей и обезвреживании черномагических артефактов. Голубая мечта почти любого маленького волшебника. Джеймс в детстве просто бредил ею. А в моей семье имя Кастора Блэка, возглавлявшего Гильдию в прошлом веке, произносилось едва ли не с большей гордостью, чем имя его внука Финеаса Нигеллуса. У них фантастически сложные вступительные испытания, но если я их пройду, то лучшего и пожелать нельзя. Охотники ни от кого не зависят — и это привлекает меня даже больше, чем неплохие деньги. Придвинув к себе перо и пергамент, я пишу заявку. Шансов немного, но почему бы не попробовать?
За два дня до Рождества я отправляюсь выбирать подарки. Сначала на Диагон-аллею, а затем в магловские кварталы, в магазин игрушек. Здесь шумно и многолюдно, я не без труда протискиваюсь вдоль полок. Бесконечные ряды кукол, плюшевых мишек, машинок... Мерлин! Ещё один такой случай, и я всерьёз задумаюсь о покупке хрустального шара... Словно знак судьбы, на самом верху стеллажа — красавец-олень гордо вскинул рогатую голову, а рядом с ним, положив голову на лапы, устроился пушистый длинноухий чёрный пёс. А чуть ниже сидит серый волк с добродушной ухмылкой на морде. Я ещё нескоро расскажу тебе, Гарри, сказку о мародёрах, у которой из-за маленькой подлой крысы оказался такой печальный конец. Но память об их верной дружбе будет с тобой с самого детства.
Когда я появляюсь в Литтл-Уингинге, Петуния смотрит на меня настороженно, но уже не так враждебно, как в первый раз. Сухо информирует, что получила деньги, забирает игрушки и разрешает мне, наконец, повидаться с крестником. Я жду минут десять, пока она оденет его. Очевидно, что по крайней мере часть присланных денег честно потрачена на Гарри — на нём новая ярко-голубая курточка со смешным медвежонком на спине.
— У вас два часа, — говорит она, застегнув последнюю кнопку и сунув в руки Гарри совок.
Я беру его на руки, и мы идём в парк. Когда я опускаю его на землю, он бежит к качелям, забирается на них и смотрит на меня. И радостно визжит, когда я раскачиваю его, ещё раз подтверждая, что унаследовал от отца страсть к полётам. Идёт снег, липкий, мягкий и почти тёплый. Будь Гарри постарше, можно было бы слепить снеговика. А сейчас, когда я снимаю его с качелей, он просто садится на корточки и начинает сосредоточенно ковырять снег совком. Падающие с неба хлопья оседают на курточке, и, стряхивая их в очередной раз, я замечаю, что ткань промокла. Высушить бы его, но... Строка в коротком письме от Дамблдора: «Пока не применяй никакую магию в присутствии Гарри». Я даже не спрошу почему. Значит, так надо. Один раз я уже попробовал не послушаться...
Недели за две до Хеллоуина Джеймс вернулся из Хогвартса мрачнее тучи. «Дамблдор предложил использовать Заклятие Доверия. И себя в Хранители Тайны. Он говорит, что где-то рядом со мной предатель. Один из вас, представляешь? Кто — ты? Рем? Малыш Пит — это ж вообще со смеху лопнуть?! Я всем вам верю, как самому себе. И поэтому Хранителем будешь ты. Согласен?»
Если бы я попытался уговорить его не рисковать и принять предложение директора, то в конце концов Сохатый уступил бы. Так и надо было сделать. Или хотя бы закрыть их собой! А я, идиот, подозрениями стал делиться! Что в тихом омуте черти водятся, а Лунатик начал слишком часто куда-то исчезать... Да ещё и решил придумать план похитрее. Выдумал. Своими руками отдал их этой твари! И теперь — всё не так. Всё! Гарри на прогулке должен был бы кататься на игрушечной метле над мягкими сугробами или, заливаясь хохотом, теребить длинную шерсть Мягколапа. Лили прятала бы улыбку за напускной строгостью, а Джеймс лепил бы снежки и раскрашивал бы их во все цвета радуги. Так было бы правильно. А если уж и представить себе это сцену без кого-то, то без меня. Но на могильной плите — их имена, не моё. Им, а не мне пришлось платить головой за мою глупость и самоуверенность! И местами не поменяешься, хотя это было бы только справедливо! Есть лишь одно оправдание тому, что я ещё жив... Вот оно, пыхтит рядом, зачёрпывая совком липкий снег и складывая его в кучку. Я нужен Гарри. Маглы, у которых он живёт, будут видеть в нём воплощение зла. В нашем мире на него уже смотрят как на идола. А просто любить живого маленького человека буду только я. И ещё Рем, конечно.
Гарри оглядывает результаты своих трудов и недовольно надувает губы.
— Зя!
— Что, слишком маленькая горка получилась? Ничего, сейчас поправим, — я встаю на колени рядом с ним и начинаю сгребать снег в кучу. Угадал — он весело смеётся, а затем вдруг утыкается головой мне в плечо.
— Тя!
— Не «тя», а Сириус, — я беру его на руки и поднимаю с земли совок. — Пошли домой, оленёнок. Ты весь мокрый, простудишься ещё, да и время у нас вышло.
Он смотрит на меня с интересом.
— Си?
— Да. Сириус. Для тебя — только так.
Петуния внимательно разглядывает племянника, будто ждёт, что после общения с волшебником у него должны появиться лишние конечности или что-нибудь в этом роде. И, кажется, с облегчением вздыхает про себя, увидев только мокрую курточку.
— С наступающим Рождеством, миссис Дурсль.
Она медлит, но всё же отвечает прежде чем закрыть дверь:
— И вас с наступающим Рождеством.
На сочельник в этом году выпадает полнолуние, и я приглашаю Рема в дом дяди Алфарда. Тихое место в глухой провинции в Уэльсе, где на несколько миль вокруг нет человеческого жилья — как раз то, что нам нужно. Самое камерное Рождество в моей жизни, самое пронзительное — ведь мы планировали встречать его совсем не так... Рем уходит незадолго до восхода луны, а когда она выплывает на небо во всей своей гордой красе, я превращаюсь и выбегаю на улицу. Под лапами поскрипывает снег, а звёзды задорно подмигивают с чёрного шёлкового купола. Незаметно подкравшийся Лунатик опрокидывает меня в сугроб. Мы боремся, а потом несёмся наперегонки через поле, сверкая серебристыми искорками на шкурах и глотая вкусный и свежий морозный воздух.
Мы останавливаемся на опушке, чтобы отдышаться. От чёрно-голубых теней под сенью деревьев веет древними тайнами, почти как в Запретном Лесу. Мы с Лунатиком всегда хорошо понимали друг друга в зверином облике, как пёс и волк, дальние родичи... И сейчас, глядя ему в глаза, я вижу, что мы представляем себе одно и то же — легконогую тень, скачущую рядом с нами через нетронутую снежную целину...
