Глава 5Хольгер Витфельд стоял перед доской из мореного дуба, изучая тонко написанные золотом баллы первокурсников-«драконов», которые они успели набрать за этот семестр. Неплохо, очень неплохо… Во всяком случае, результаты явно лучше, чем у «вейл» - Илария сегодня за обедом жаловалась на невысокую успеваемость первогодок ее Дома.
Негромкий стук в дверь. Профессор Витфельд не спеша обогнул стол и опустился в кресло.
- Войдите, - старому датчанину не было нужды кричать, чтобы его зычный голос услышал стоявший в коридоре.
Дверь медленно приоткрылась – на пороге стоял Геллерт Гриндельвальд. Декан Дома Дракона слегка удивился про себя: от этого ученика он не ожидал столь нерешительного стука.
- Можно… сэр? – у парня явно что-то случилось: куда делась его неизменная самоуверенная улыбка?
- Заходите, Гриндельвальд; присаживайтесь, - Хольгер кивнул на кресло с высокой спинкой. – Только, пожалуйста, излагайте побыстрее: скоро отбой.
- Спасибо, сэр, - Геллерт опустился на мягкое сиденье и, ссутулившись – чего за ним прежде не водилось – сложил руки на коленях. – Я… Профессор Витфельд, я узнал, что в скором времени может состояться дуэль между двумя студентами.
- Дуэль? – декан Дома Дракона положил локти на стол и чуть подался вперед. – Очень интересно. И между кем, позвольте спросить?
Гриндельвальд на миг поджал губы и, уперев взгляд в расстеленный на полу ковер, выдохнул:
- Между Иштваном Ленардом и Рандвером Норрхольмом.
- Норрхольм – и дуэль? – вскинул брови профессор.
Ага, значит, участие Ленарда его не удивляет – это хороший знак.
- Рандвер не виноват, сэр! – пальцы Геллерта сжали край стола. – То есть… Он виноват, конечно, но это Ленард его спровоцировал! Вы ведь знаете Рандвера – он бы никогда…
- Погодите, Гриндельвальд, - остановил взволнованную речь пятикурсника Хольгер. – Расскажите все по порядку, а уж я сам как-нибудь разберусь, кто прав, а кто виноват.
Кажется, пока все натурально. Продолжаем в том же духе.
- Ну…- швейцарец вздохнул, словно размышляя, с чего бы начать; потом вцепился в пуговицу на левом рукаве. – Меня там не было, мне рассказали. В общем, я знаю, что Ле… Иштван хотел, чтобы Рандвер отказался от притязаний на должность префекта, и предложил ему сделку. И сказал, что семья Рандвера… ну, живет небогато, в общем… Я точно не знаю, что он ему там наговорил… И… – Геллерт оторвал пуговицу и сжал ее в кулаке. – Рандвер вызвал его на дуэль. Вот…
Лицо Хольгера Витфельда не выражало абсолютно ничего.
- А почему вы уверены, Гриндельвальд, что все было именно так?
- Но сэр… – Геллерт выдал неопределенный жест, видимо, не найдя подходящих слов. – Я… Вы же знаете, что они из себя представляют! Конечно, Иштван расскажет вам другую версию событий, но неужели вы ему поверите?!
- Я понимаю, что Норрхольм ваш друг, и поэтому вы на его стороне, - декан откинулся на спинку кресла. – Но моя задача – установить истину и наказать виновного, поэтому мне нужны беспристрастные свидетели этого инцидента.
- Я понимаю, сэр, - Гриндельвальд снова принялся за изучение узоров на ковре. – Но мне кажется, беспристрастным не сможет быть никто…
- Не хочу вас огорчать, но, похоже, наказание придется понести им обоим.
- А… какое наказание, сэр? – Геллерт прикусил губу и, кажется, слегка побледнел.
- Это будет зависеть от результатов беседы со свидетелями и самими горе-дуэлянтами. Возможно, им грозит исключение.
- Обоим?
- Может быть.
- Но сэр, вы ведь можете так и не узнать правды! – лихорадочный блеск в глазах и едва заметная тоненькая морщинка между бровями; Геллерту даже не приходилось особо актерствовать – он действительно волновался за исход беседы. – Профессор, Иштвану ничего не стоит подговорить половину курса, и за Рандвера никто не вступится! Я понимаю, что они оба виноваты, но я ведь знаю Рандвера, он бы никогда не сделал ничего подобного, если бы у него не было серьезной причины…
- Это я уже понял, Гриндельвальд, успокойтесь, - тон Витфельда так и не изменился с перовой секунды разговора. – И что вы предлагаете?
- Может… хотя нет, это, наверное, не то… - пятикурсник опять ссутулился и опустил голову. – Я не знаю…
- Говорите, у вас была какая-то мысль, - подбодрил его декан.
- Ну… - юноша сделал глубокий вдох, словно набираясь мужества. – Я подумал, сэр… Может, легилименция?
Ни один мускул не дрогнул на лице датчанина.
- Вы в курсе, Гриндельвальд, что это противозаконно?
- Но сэр, ведь с разрешения самого человека ее можно применять! – затараторил Геллерт. – Хотите, я поговорю с Рандвером? Он согласится, я уверен! И это поможет установить истину и наказать всех по справедливости!
- Вы уверены, что Норрхольм даст свое согласие? – кажется, перспектива применения легилименции все-таки заинтересовала старину Хольгера.
Еще бы я не был уверен! Пусть только попробует отказаться – сразу пожалеет, что ему взбрело в голову появиться на свет.
- Я думаю, что да. Это ведь в его же интересах, сэр! Если все действительно было так, как он рассказал, то ему нечего бояться, правда на его стороне!
Декан Дома Дракона пристально посмотрел в глаза своему подопечному. Как-то слишком быстро в голову пятикурснику пришла мысль о такой малоизученной и малоизвестной вещи, как легилименция. Неужели он шел сюда уже с этой идеей?
Геллерт сжал под столом кулаки. Витфельд как будто собирался проделать взглядом дыру в его черепе.
Выдержать, выдержать, выдержать…
Интересно, а старина Хольгер сам владеет легилименцией? А вдруг… Ха! А даже если и владеет – что с того? Неужели он думает, что Геллерт Гриндельвальд позволит кому бы то ни было вторгнуться в его сознание?
- Что ж, побеседуйте с Норрхольмом, - с расстановкой проговорил датчанин. – Я на вас надеюсь.
- Спасибо, сэр, - Геллерт поднялся. – Я сделаю все возможное, чтобы убедить его согласиться. Я могу идти?
- Идите, - бросил декан, переводя взгляд на висевший справа от стола гобелен.
- Спасибо, сэр…
- Гриндельвальд, - догнал пятикурсника голос Витфельда, когда тот уже переступил порог. – Я надеюсь, что этот разговор останется между нами.
- Конечно, сэр! – торопливо закивал Геллерт. – До свиданья! Спасибо!
Закрыв дверь, он сделал глубокий вдох и расправил плечи. Откровенно говоря, он думал, что старину Хольгера будет куда труднее убедить прибегнуть к легилименции – но, похоже, старый поборник справедливости не гнушался никакими средствами для выяснения правды. Ну, теперь держись, Ленард!
- Ну что? – на лице Абрахама было написано истерическое любопытство.
- Все отлично, - заверил его Геллерт, поплотнее закрывая дверь. – Рандвер, у тебя завтра сеанс легилименции.
- Ле… Эй, погоди! – заволновался Виллем. – Я что-то не понимаю…
- Это единственный способ выяснить, что на самом деле произошло между ним и Ленардом, - Гриндельвальд кивнул на шведа, который, судя по выражению его лица, не слишком понимал, о чем идет речь. – Расспрашивать свидетелей бесполезно – Ленард уже наверняка подговорил и подкупил половину школы, они все будут горой за него стоять. А так истину будет несложно установить. Если конечно, - холодно добавил он, посмотрев в глаза Рандверу, - ты мне не наврал.
- Я не врал, - у виновника происходящего, наконец, прорезался голос. – Но… Я, честно говоря, очень смутно представляю, что такое легилименция.
Абрахам уже открыл было рот объяснять, но Геллерт опередил его.
- Вот завтра и узнаешь, - проговорил он, послав голландцу предостерегающий взгляд. – Но можешь поверить мне на слово – от этого еще никто не умирал.
Перо и лист пергамента, так и не ставший письмом домой, остались лежать на столе.
Все следующее утро Геллерт ни на шаг не отходил от Рандвера, пристально следя за тем, чтобы он ни с кем не заговорил о легилименции. Абрахам и Виллем молчали, но взгляды их ясно говорили, что у голландцев была к Гриндельвальду масса вопросов. Потом, все потом… После завтрака швейцарец заскочил в кабинет к Витфельду. «Мне удалось, сэр, я его убедил…» - и довольный кивок декана.
Рандвер не пытался ни о чем расспрашивать своего протектора – то ли боялся, то ли искренне верил, что Геллерт не станет причинять ему вред.
Это случилось на нумерологии. В кабинет заглянула какая-то страшекурсница и сказала, что ей велели отвести Рандвера Норрхольма к профессору Витфельду. Швед заметно побледнел, но встал из-за парты и, нетвердо ступая, побрел к выходу. Когда дверь за ним закрылась, Геллерт повернулся к Иштвану, сидевшему на соседнем ряду; венгр смотрел на него, торжествующе улыбаясь – можно было не сомневаться, что все нужные люди давно снабжены определенной версией всей этой истории с дуэлью. Одарив Ленарда одной из самых лучезарных своих улыбок, Гриндельвальд вернулся к расчетам.
Нет, это не могло быть правдой. Слишком уж хорошо все складывалось. С утра он отправил Рандвера на легилимецию, а теперь еще и сжимал в руках Ту-Самую-Книгу. «История в поединках», единственный экземпляр во всей школе. Наконец-то, тролль всех раздави! Наконец-то книга, с помощью которой будет проще простого отследить путь Старшей Палочки, попала к нему!
- Всех вам благ, фру Сванберг! – ликующе завопил Геллерт на всю библиотеку, когда ворчливая старуха, кашляя и кутаясь в свою серую шаль, положила перед ним изрядно потрепанный фолиант. – Чудесно выглядите сегодня!
Вот оно – счастье! Гриндельвальд так стремительно несся по коридору, что некоторые недоуменно оборачивались ему вслед и, наверное, списывали такую радость на то, что в этом семестре остался последний учебный день.
В комнате его поджидала совсем не радостная картина: на полу, привалившись спиной к своей кровати и низко опустив голову, сидел Рандвер, а рядом с ним – Абрахам и Виллем; вид у голландцев был крайне несчастный.
Геллерт молча прошел мимо и кинул книгу на стол.
- Почему ты мне не сказал? – раздался сзади приглушенный голос шведа.
- А ты, случайно, не забыл о своем обещании делать все, что я скажу? – холодно поинтересовался Гриндельвальд. – Может быть, мне стоило еще и прошение в письменном виде тебе подать?
- Но ты бы мог хотя бы предупредить…
- Предупредить? Рандвер, я что, похож на идиота? Неужели я не понимаю, что расскажи я тебе о легилименции во всех подробностях, ты бы со страшным криком убежал и забился в самый дальний угол? – говоря это, Геллерт переводил взгляд с Абрахама на Виллема и кивал обоим на дверь, давая понять, что ему надо побеседовать со своим протеже наедине. Друзья не стали задавать вопросов, и через несколько секунд дверь за ними закрылась.
Геллерт опустился на пол напротив Рандвера.
- Рассказывай, - если уж тебе надо изобразить участие, нет ничего лучше, чем дать «пострадавшему» возможность выговориться. Все эти пустые слова утешения, похлопывания по плечу и насквозь фальшивая сочувствующая мина – чушь и пошлость. Хочешь помочь – выслушай. А Геллерт умел слушать.
- Я… столько всего видел, - глухо проговорил Рандвер. – Я так хотел об этом забыть… Все самое плохое, что было… Неужели не было другого способа?
- Понимаешь, в чем дело… - вздохнул швейцарец, отводя взгляд. – Другого выхода действительно не было, иначе я бы обязательно что-нибудь придумал. Ты, по сути, ни в чем не виноват, Ленард спровоцировал тебя; ему было нужно поставить тебя в такую ситуацию. Как еще доказать, кто прав, а кто виноват? Половина школы дала бы показания в его пользу, а за тебя могли заступиться только мы с Абрахамом и Виллемом. Мы все были в безвыходном положении, понимаешь? С той минуты, как ты стал кандидатом на должность префекта, путь назад был отрезан.
Возможно, кто-нибудь другой на месте Рандвера сказал бы, что это Геллерт и поставил его в безвыходное положение, но шведу подобное и в кошмаре не могло присниться.
- Это было так… страшно… - проговорил он.
Погода как будто смеялась над ними. Рваные серые тучи заволокли небо в день похорон, а противный моросящий дождик и холодный ветер вносили дополнительные штрихи в картину всеобщего уныния.
Сигрид Норрхольм не плакала. Она не могла себе этого позволить, пока держала за руки своих детей, и без того напуганных и не до конца понимавших, что происходит. Она не могла сломаться, пока они смотрели на нее. Только потом… закрывшись в бывшей супружеской спальне… глубокой ночью… можно будет дать волю слезам.
Бёдвильд с недоумением и некоторым интересом разглядывала подходивших к ним знакомых и незнакомых людей со скорбными лицами, а Рандвер жался к матери, вцепившись в подол ее платья.
«Это ужасно, фру Норрхольм, ужасно…»
Сигрид не подпускала детей к гробу. Крышка была закрыта, но им все равно было нечего там делать. Они уже видели в свое время восковое лицо мертвеца, и мать по возможности избегала разговоров о том, где папа.
Гудрун, вдова Меллангордена, все время околачивалась рядом с ними, явно надеясь, что кто-нибудь пожалеет и ее. Дура несчастная, притащилась на похороны, а самой рожать скоро.
- Как мы теперь? – всхлипнула она, утирая глаза платочком.
- Как-нибудь, - процедила Сигрид. – Под забором не сдохнем.
- Бедные вы мои, - покачала головой фру Меллангорден, поглядев на Рандвера и Бёдвильд. – Остались вы без отца, как и…
Рандвер испуганно вскрикнул и отшатнулся, когда мама разъяренной фурией набросилась на эту плачущую женщину и ударила ее по лицу так сильно, что у той на щеке осталось большое красное пятно.
- Заткнись, сучка! – крикнула срывающимся голосом Сигрид, отталкивая неуклюже пошатнувшуюся Гудрун. – Заткнись!
Бёдвильд схватила мать за руку, словно боясь, что она ударит еще кого-нибудь, а Рандвер громко заплакал – вместе с этой незнакомой женщиной, державшейся за свой неестественно раздутый живот…
- Я… не хочу быть префектом.
Геллерт витиевато выругался про себя. И ради этой размазни он разыгрывал перед Витфельдом целый спектакль, чуть ли не сопли распускал?
- Рандвер, - голос, его, однако, по-прежнему был доброжелательным, а улыбка – теплой. – Я понимаю, что тебе тяжело, но пойми одну вещь: жизнь вообще поганая штука. Она как куча дерьма, в которой сидишь и пускаешь пузыри – да так и будешь пускать, если не пошевелишься, чтобы выбраться из этой кучи. Но если сумеешь высунуть голову, то увидишь, что над дерьмом, оказывается, светит солнце. Давай, соберись. Через пару дней ты обо всем этом забудешь, а в начале второго семестра наденешь мантию префекта. Не стоит отказываться от этого из-за того, что сейчас сидишь по уши в дерьме. Не забывай, что там, - Геллерт указал на потолок, - солнце.
Рандвер только вздохнул.
- Хочешь, я украду в учительской бутылку огневиски, и мы втихаря напьемся?
По тону Гриндельвальда невозможно было понять, шутит он или нет. Рандвер поднял голову: лицо его покровителя было совершенно серьезно.
- Это, правда, довольно маггловский способ справляться с проблемами, - продолжал швейцарец, - но многие волшебники тоже к нему прибегают. Видимо, действительно помогает.
- Нет, не надо, - Рандвер несмело улыбнулся.
- Ну и правильно, - кивнул Геллерт. – Справляться со всем надо самому. Особенно будущему ловцу мантикор.
Ага… Ловец тараканов – еще куда ни шло… Распустил тут сопли, выродок недоношенный. Я съем свои сапоги, если ты станешь кем-нибудь, кроме мальчика на побегушках у торговца расческами.
Швед уставился на свои руки, не зная, что ответить.
- Кстати, я бы на твоем месте стал префектом уже из принципа, - Гриндельвальд поднялся. – Не забывай, что через легилименцию тебе пришлось пройти из-за Ленарда. Надо как следует щелкнуть его по носу, чтобы сбить с него всю спесь. И, знаешь, я думаю, что он бы на твоем месте просто сдох.
- Правда? – Рандвер явно не ожидал такого комплимента в свой адрес.
- Правда, - заверил его Геллерт, отворачиваясь, чтобы скрыть презрительную улыбку. О, Иштван, конечно, круглый идиот, но далеко не такой слабак, нет…
- Спасибо, - Рандвер тоже встал с пола. – Не знаю, что бы я без тебя делал.
Что делал? Рехнулся бы. Или тебя бы просто растоптали – и даже не заметили бы этого. Вряд ли кто-то другой стал бы с тобой возиться, так что считай, что тебе повезло. Но теперь ты мой должник.
Геллерт окунул перо в чернила и, разгладив пергамент, быстро написал:
«Родители!
Сожалею, но я не смогу приехать домой на каникулы. По независящим от меня обстоятельствам мне придется остаться в школе. Почему – расскажу потом, при встрече. Будем считать, что это мой сюрприз вам.
Счастливого Рождества!»
Пожалуй, сойдет. До летних каникул он еще успеет придумать какую-нибудь причину, по которой он остался в Дурмстранге.
А отправка письма может подождать и до завтра.
