Иди и делай

5. Медальон

S упруго свилась и застыла на тяжелом золотом медальоне. Лорд Волдеморт легко, почти нежно коснулся пальцами крохотного замка, и створки с щелчком раскрылись. Внутри не было ни рисунка, ни фотографии. Ни о ком не хранили память последние потомки Салазара, закрывшиеся от мира в своей полуразвалившейся хижине. Сам медальон для них был памятью об ушедшем величии, был их непреходящей гордостью. И к памяти и униженной гордости воззовет медальон, отмеченный знаком великого Салазара. Дурные и горькие воспоминания пробудит он, зависть и ревность — как чувства попранной гордыни — призовет, и ничем не победить их. Даже самое отважное, самое открытое и чистое сердце окажется бессильным перед горькими воспоминаниями и задетой гордостью. Они убьют веру и надежду, столкнут с пути, заставят сомневаться, задушат любовь. Они сделают отважного трусом, великодушного заставят завидовать, душу доверчивого и открытого отравят подозрением и ревностью.

До звезды о семи лучах осталось совсем немного. Еще несколько линий провести — и засияет его звезда короной над головой бессмертного, победившего и посрамившего смерть. Лорд Волдеморт улыбался — ликующе, не скрывая торжества. Медальон Салазара, великого Салазара — его, Волдеморта, предка. Медальон воззовет к гордости, пробудит жажду величия и славы даже в ничтожных. Каждого, кто наденет его, приблизит к великому Салазару — и горе тем, кто не способен понять, горе тем, кто не способен покинуть Ровену, Хельгу и Годрика и прийти к Салазару, горе этим несчастным! Пусть медальон сведет их с ума, собьет с пути, уведет во тьму — и тогда они станут немного выше своих посредственности, твердолобости, неспособности понять. Пусть цепь обовьется вокруг горла того, кто попытается сопротивляться, ибо Салазар, а вслед за ним и Лорд Волдеморт не терпит неповиновения.

Он еще раз провел пальцами по створкам медальона и, подняв палочку, произнес заклинание.

Темнота в этот раз не была густой, поглощающей, абсолютной, а ветер стих. Воздух казался странно-пыльным и несвежим. Шаги не рождали эха. И тишина стояла оглушающая.

Он шел, чувствуя под ногами прохладу пыльного каменного пола. Откуда здесь могла быть пыль? Но он не задержался на этой мысли: что за нелепость думать о пыли в момент нового торжества?! Он торопливо шагал вперед, высматривая впереди того, кто должен был идти навстречу. И хотя в коридоре было не так уж темно, сероватые сумерки словно рассеивали взгляд, размывали резкость очертаний. Но где же?.. Где он?

Наконец, ребенок появился. С трудом переставляя ноги, он шел, цепляясь за стену, боясь сделать в сторону даже малейшее движение, боясь упасть, потому что больше он не поднимется. Лорд Волдеморт невольно даже ускорил шаг, хотя, казалось бы, быстрей идти просто нельзя было.

— Ты слышал меня? — сначала казалось, что голос четко и звонко звучал в тишине коридора, но потом становилось ясно, что она словно поглощала, сглаживала, оглушала. Он опустился на колени и поддержал ребенка. Тот ответил лишь слабым кивком. В мутных глазах ничего не отражалось. Казалось, ребенок ничего не чувствовал и почти ничего не понимал — только подчинялся заклинанию. — Ты слышал меня! — теперь это был не вопрос, а облегченное восклицание. — Тогда иди! Скорей иди! Совсем немного осталось до момента моего торжества!

Зависть и ревность победят отвагу. Дурные и страшные воспоминания оглушат и раздавят, и самый сильный не сможет поднять голову под тяжестью их. Змея обовьет его и задушит.

И скоро восторжествует Лорд Волдеморт! Скоро...