Глава 5
Прошло меньше десяти минут, но Гермионе они показались вечностью, проведённой в аду. Она без сил осела на пол, широко раскрытыми глазами уставившись в одну точку. Опустошение внутри было настолько огромным, что оно, казалось, сейчас разорвёт её изнутри. Но и это чувство скоро прошло, оставив за собой ужасную физическую боль во всё ещё дрожащем теле и ощущение того, что жизнь закончилась.
- Ну? – послышался сверху издевательский, но удовлетворённый голос. - Чего ты сидишь? Убери здесь всё немедленно. Слышишь меня? И постираешь мою рубашку, - он бросил ей что-то на колени, - ты запачкала её своей грязной кровью.
Но она ничего не слышала и не видела, даже слёз больше не было. Только руки автоматически стягивали разорванное на груди платье.
- Если ты сейчас же не встанешь, я так накажу тебя, что...
Он не договорил. Словно гром хлопнула входная дверь в библиотеку, и Нотт резко обернулся. У Гермионы даже не было сил поднять голову, но она даже так почувствовала безмолвную ярость, которой вдруг наполнилась комната. Этой яростью было пропитано всё, она даже прокралась в её мозг, заставив его на минуту проясниться.
- Ты? – протянул Нотт, и в его голосе отразились довольно смешанные чувства.
- Узнал, значит?
Нет, пожалуйста, только не он, нет! Он не должен видеть это. У Гермионы потемнело в глазах, и она упала на пол, видя сквозь туман только две пары ног.
- Конечно, узнал, хотя и давно тебя не видел.
- Да, давно, с тех пор как ты выдал меня моему отцу.
- Ты что, всё ещё злишься за это? - Нотт рассмеялся. - Не стоит, я ведь просто выполнял приказ Тёмного лорда.
- Нет, - его голос был на удивление спокоен, но метал, который явственно в нём слышался, не предвещал ничего хорошего, - то, что ты сделал тогда – это пустяки по сравнению с тем, что произошло сейчас.
Хорошо, что Гермиона не могла видеть сейчас его лица, иначе она поразилась бы, как оно было перекошено ненавистью.
- Ты об этом? – Нотт небрежно махнул на неё рукой, словно на кучу тряпья. - Знаешь, для грязнокровки она очень даже ничего, если хочешь, могу одолжить её тебе...
- Круцио, - раздался холодный голос, и Нотт закричал. Так громко и пронзительно, что у Гермионы просто разрывалась голова, но в то же время она заворожено слушала, испытывая какое-то мрачное удовольствие.
Закончилось всё так же внезапно.
- Ты! – взревел Нотт, судорожно ища свою палочку, которая мирно покоилась в кармане его лежащей на полу рубашки.
- За то, что ты сделал, - произнес холодный голос палача, - ты поплатишься жизнью.
- Нет! Нет!!!
- Она тоже кричала «нет», но ты не слышал.
- Не надо, Драко, вспомни, я ведь...
- Замолчи! - он первый раз потерял самообладание и закричал. - Замолчи, подонок! Замолчи навсегда. Авада Кедавра.
Рядом упало что-то тяжёлое. Пустота исчезла, к Гермионе вновь вернулись все её чувства, вся боль и отчаянье. Желая только одного – тоже умереть, - она потеряла сознание.
***
Странное чувство. Опустошение, словно он потерял что-то очень дорогое, чего уже не вернуть. Но ведь это не так, ему ведь всё равно. Мало ли, что там...
И почему же тогда сердце разрывается? Почему? Ему совсем не нравится это чувство, но оно не хочет уходить, оно мучает, терзает.
Это неправильно.
Сегодня он убил человека, хотя давно уже не делал этого. Зачем? Он ведь шёл к нему совсем не за этим. Он проявил слабость, поддался своим чувствам.
Это неправильно.
Уже ночь, а он не спит. Он переодел её измученное тело в ночную рубашку, вылечил его заклинанием, даже не обратив внимания на его красоту, словно это был маленький ребёнок. Он ужасно устал, но не мог спать, а просто смотрел на её лицо, которое сейчас было спокойным и безмятежным. Он хотел забрать себе её боль.
Это неправильно.
Она зашевелилась, но он успокаивающе провёл рукой по её щеке и крепче обнял, боясь, что она проснётся. Что ему тогда делать? Что говорить? Он никогда не умел проявлять нежные чувства, он умел только насмехаться. Это была как раз подходящая ситуация, чтобы поиздеваться, вывести из себя. Он мог бы придумать столько колкостей, но ему не хотелось.
Это неправильно...
Всё было похоже на блуждание в тёмной пещере. Она очень долго шла, не видя дороги в кромешной тьме. Иногда, изредка она видела свет, но ей не хотелось туда, свет, который она так долго искала, почему-то внушал страх, и хотелось снова в темноту, убежать, спрятаться... Иногда она слышала голос, который нежно нашёптывал что-то, и в эти минуты становилось так хорошо, так спокойно, что это даже было похоже на счастье.
Но всё внезапно закончилось. Словно невидимая рука схватила её и потянула наверх, к ненавистному свету.
Гермиона открыла глаза и снова закрыла их. Кажется, было утро. За окном светило солнце. Зачем? Как оно может светить, когда в душе так темно и больно. Оно дарит кому-то радость, но ведь это несправедливо, разве кто-то может радоваться в эту минуту?
Жаль, что она не чувствовала этого опьяняющего состояния, которое обычно бывает после сна, когда ещё ничего не понимаешь, просто лежишь и пытаешься вспомнить. Она же ничего не забыла, словно всё произошло минуту назад, до мельчайших подробностей встав перед глазами, и так захотелось снова назад, в темноту.
Но всё прояснилось окончательно, сон пропал, в совсем уже ясной голове начали шевелиться страхи. А ниже, примерно там, где была душа, снова проснулась боль.
Её голова лежала не на подушке, а на чьей-то обнажённой груди. Странно, но от осознания этого даже не затошнило. Она посмотрела вниз и увидела обнимающие её сильные руки, они тоже внушали спокойствие. Потом она немного приподняла голову, изучила шею, подбородок, губы лежащего рядом человека и, наконец, посмотрела прямо в его открытые серые глаза, совершенно ничего не выражающие в эту минуту.
- Неужели, - произнёс он.- Ты спала около пятидесяти часов, я уже подумал, что это навсегда.
Ей не хотелось отвечать, вообще говорить. Гермиона отстранилась от него, села в углу кровати и, прижав колени к подбородку, обхватила себя руками.
- Ты голодна? – спросил он откуда-то издалека.
Да, кажется, она была голодна, но какое это имело значение? Разве теперь хоть что-то имело значение? Чёрт, почему же так светло! Она закрыла глаза.
- Оставь меня одну, пожалуйста, - прошептала она слабо, не в силах узнать собственный голос.
- Нет, - спокойно ответил Драко, - даже не подумаю.
Гермиона открыла глаза и непонимающе посмотрела на него.
- Что? Убирайся, я не хочу никого видеть, неужели непонятно?
- Понятно, - он принялся лениво рассматривать свои ногти, - но меня как-то не интересует, чего ты хочешь.
Это было слишком. Безразличие и желание просто исчезнуть, раствориться в воздухе пропало, уступив место ярости.
- Ты! Ты жестокий бессердечный ублюдок! Как ты можешь! – голос уже не был слабым, она кричала.
- Я? – он усмехнулся. - А что я такого делаю, это ты собралась сидеть тут и жалеть себя, наплевав на окружающих, в том числе и на собственную дочь, которая уже вторые сутки места себе от беспокойства не находит.
- Да? – что-то чёрное медленно собиралось в груди, чтоб вырваться наружу. - И почему все думают только о себе? Почему всем безразлично, что чувствую я?
Он сел и подполз к ней.
- И почему, - слёзы, которые, казалось, высохли, снова градом катились по щекам, - почему никто не понимает, что мне всё безразлично! Что я хочу просто умереть и ни о чём больше никогда не думать!
Она отчаянно колотила кулаками по его груди, и с каждым ударом из неё словно вынимали что-то острое и причиняющее невыносимую боль.
- Пожалуйста, - рыдания сотрясали всё тело, - пожалуйста, сделай, чтоб эта боль прекратилась, я не смогу, я не смогу...
Он крепко прижал её к себе, лишив возможности даже шевелиться.
- Молодец, - прошептал Драко, перебирая пальцами её волосы, - хорошая девочка, теперь будет легче, вот увидишь...
Но легче стало далеко не сразу. Гермиона держалась изо всех сил и только ради дочери, которую она пообещала себе никогда не расстраивать.
Постепенно боль начала притупляться. Через три дня к Гермионе вернулся аппетит, через пять она даже смогла выдавить из себя улыбку. А через две недели всё начало казаться просто кошмарным сном.
И, конечно, всё это время рядом был Драко. Никогда ещё Гермиона не была так рада его безразличию. Он вёл себя так, словно совершенно ничего не произошло, и со временем Гермиона даже сама начала в это верить. Она не пережила бы ни сочувственных взглядов, ни дружественных похлопываний по спине, ни бессмысленных «всё будет хорошо». Нет, ничего этого и не было. И когда на вопрос Эми, почему мама не ходит больше на работу, Драко ответил: «Бывший хозяин из-за состояния здоровья вынужден был её отпустить», - Гермиона почувствовала тепло где-то внутри себя.
Ночью он больше никогда не обнимал её, Драко вообще не прикасался к ней даже пальцем, и Гермиона была очень признательна ему за это. Одна мысль о хоть какой-нибудь близости с мужчиной, пусть это даже самое лёгкое невинное прикосновение, вызывала у неё отвращение.
- Ты спишь? – Драко снял рубашку, залез под одеяло и невидящим взглядом уставился в потолок.
- Нет, - Гермиона вздохнула и натянула на себя одеяло до самого подбородка.
- Знаешь, Грейнджер...
- Гермиона, - поправила она.
- Знаешь, Герм, - он замолчал, оценивая, как это звучит, и, видимо, остался довольный результатом, - я ведь давно уже хотел спросить тебя...
- Что? – она с любопытством посмотрела на него.
- До этого случая, - Драко остановился, почувствовав, как она вздрогнула, - ну, в общем, у тебя был кто-нибудь?
- Нет, что ты, - Гермиона уже снова научилась язвить, да, ей действительно лучше, - дочка у меня из воздуха получилась!
- Ты меня прекрасно поняла.
- Нет, никого не было.
- Почему?
- Заткнись, а! Хочешь поиздеваться? Не советую, я сейчас и убить могу.
- Нет, - Драко собрался с силами. - Я не хочу обидеть тебя, я просто спросил. А отец Эми, он где?
- Далеко, - отмахнулась Гермиона.
- Ты любила его? – он замер, слишком многое сейчас зависело от её ответа.
- Да, - она накрылась одеялом с головой, Драко вздрогнул.
- А он тебя?
- Нет, - голос звучал приглушённо.
- Нет? И тебя это не смущало.
Гермиона вылезла из-под одеяла, села и рассмеялась.
- Что смешного?
- Нет, ничего, просто я уже слышала этот вопрос.
- Как же в таком случае ты затащила его в постель? – это прозвучало грубее, чем он ожидал. Она перестала смеяться.
- Я никого никуда не затаскивала, - отчеканила Гермиона, - он был подавлен, его все бросили, и ему всё равно было, где и с кем, просто чтобы отвлечься.
Ему показалось, что она сейчас заплачет, но Гермиона только глубоко вздохнула и продолжала:
- Тебе этого, конечно, не понять, но мне было безразлично, любит ли он меня и что будет потом. Я просто понимала, что сейчас, в эту минуту, я нужна ему, а ты знаешь, как это, чувствовать, что ты нужен человеку, которого любишь? Ты готов всё ему отдать, всё, что у тебя есть и самого себя в придачу? Ты знаешь?
Гермиона вдруг замолчала и прижала руку к губам.
- Нет, - Драко тоже сел, - не знаю, я ведь ещё никого не любил.
- Ублюдок, - она сложила руки на груди и отвернулась, - я и не ожидала от тебя ничего другого.
- Гермиона, - он слегка наклонил голову, рассматривая её профиль, - ты тут рассказала замечательную историю, но мне всё-таки хотелось бы узнать ещё несколько подробностей.
- Каких? - её плечи напряглись.
Драко прищурился.
- Мне бы хотелось услышать, где, когда и при каких обстоятельствах это произошло и почему я ничего не помню.
До Гермионы не сразу дошёл смысл сказанного, она очень медленно повернула к нему голову и с ужасом посмотрела на безразличное лицо. Казалось, Драко слышала бешеные удары её сердца.
- Хорошо, - произнёс он насмешливо, - я помогу тебе. Думаю, это случилось после выпускного бала на седьмом курсе, ведь именно тогда я ушёл от пожирателей смерти, и мой отец, выгнав меня из дома, сказал, что если увидит ещё раз, то убьет. Да, тогда от меня отвернулись все, кого я раньше называл друзьями. Но ты ошиблась, я не был подавлен, я был просто немного расстроен, и мне совсем никто не был нужен, особенно ты, - он помолчал минуту, любуясь эффектом своих слов. – Ещё я могу с уверенностью сказать, что это было на астрономической башне, я часто приводил туда девушек.
- Замолчи, - она судорожно сглотнула подступающий к горлу комок слёз.
- Потом, - продолжал Драко с невозмутимым видом, - я думаю, ты подвергла меня заклинанию забвения, ты ведь у нас очень умная. Я прав? Не слышу?
- Да.
- Замечательно. Только одно всё-таки остаётся для меня загадкой, - остановись, Драко, остановись, чёртов придурок, - что же было до этого? Ведь в здравом уме я бы никогда не согласился, ну ты понимаешь, с тобой... так что, любовное зелье? Или, может, ты решилась на заклятие Империус?
- Я ненавижу тебя, - прошептала Гермиона. У неё был ещё более подавленный вид, чем тогда, на полу...
- Солнце, я ведь тоже не питаю к тебе нежных чувств. Но неужели ты думала, что я не узнаю собственную дочь, собственную кровь? Неужели считала меня таким идиотом? Да как ты могла, - он резко рванулся к ней и повернул к себе её лицо, - как ты осмелилась скрыть от меня такое? Боялась моей реакции? Правильно делала. Да ты знаешь, что когда я тогда вошёл в этот дом, я чуть не убил тебя?
- Ну так надо было, - в её глазах заблестели слёзы.
- Знаешь, Грейнджер, - он сделал ударение на этом слове, - хоть ты и считаешь меня чудовищем, я могу всё понять и всё простить. Но я не терплю лжи, слышишь? Я ненавижу ложь и предательство! Хорошо, я понимаю, тогда ты была молодой, глупой девчонкой, хотя, кажется, и осталась ею. Но сейчас, знаешь, я надеялся, я ждал, когда ты скажешь мне. Но, вижу, это даже не входило в твои планы!
- А я надеялась, - какое горькое разочарование прозвучало в её голосе, - что твоё отношение ко мне хоть немного изменилось. Видно, мы оба ошибались.
- Я хочу всё вспомнить, ты ведь можешь сделать это? Ну, всего один взмах палочки.
- Нет, - Гермиона отвернулась, но он сильнее сжал руками её голову, заставляя смотреть прямо в глаза.
- Нет? – он уже не мог остановиться. - Значит, ты не поможешь мне?
- Нет, - повторила она.
- Что ж, - Драко неприятно усмехнулся, - мне снова придётся делать всё самому.
Он грубо прижался к её губам, чувствуя, как в нём нарастает что-то ещё, совсем не похожее на злость. Он ощущал, что она задыхается, ощущал её ужас, но не мог заставить себя остановиться, продолжая яростно, почти до крови целовать её. Маленькие слабые ручонки упёрлись ему в грудь, но он даже не замечал сопротивления. Его собственная рука тем временем уже успела обследовать линии её безупречного тела.
Нет. Ей больно. Он не хочет делать ей больно, никогда не хотел...
Драко резко отпрянул и сел на другом краю кровати, сжимая пальцами виски. Он не видел её, но ясно мог представить, как она беспомощно сжалась в комочек. Его щёки были мокрыми от слёз, от её слёз.
- Я ненавижу тебя, - этот тихий голос прокрался в самую его душу.
- Ты ведь знаешь, - он вздохнул, - ты ведь знаешь, что я бы никогда не сделал этого, особенно после того...
- Убирайся из моего дома.
- Прости меня...
- Не надо, просто уходи, пожалуйста.
Драко встал. Рубашка, которая когда-то была её платьем, очень кстати валялась на полу. Не обернувшись и не сказав больше не слова, он вышел из спальни. По дороге к двери он тихо вошёл в маленькую комнату, где спала маленькая девочка, и осторожно поцеловал её в лоб.
Уже на улице, Драко понял, что только что собственными руками убил чувства единственного человека, который любил его. Единственной женщины, которую он сам мог бы полюбить. Только он не представлял, что это ещё далеко не конец.
