Квиддич — это жизнь

Глава 5

Два солнца светят друг для друга,
И вместе разгоняют мрак.

Теплый ветер колыхал легкие голубые занавески. Солнце освещало просторную комнату, озаряло прозрачным светом нежно-зеленые стены, пол в палате, выложенный черной плиткой, сейчас влажно поблескивающей из-за того, что недавно пол был вымыт, две кровати с высокими спинками, деревянную дверь, на которой висел большой плакат с эмблемой больницы Святого Мунго: две ладони, сложенные в форме чаши, между ними язычок пламени — символ Парацельса. *
На полу сидела, скрестив ноги по-турецки, девушка и меланхолично разбирала груду разнообразных вещей, которую она только что переложила с прикроватных круглых тумбочек на пол.
На одной из кроватей лежал юноша. Его растрепанные черные волосы, ярко контрастирующие с белой наволочкой подушки, открывали лоб с тонким, зигзагообразным шрамом. Юноша спал.
…На подоконник присел воробей, заинтересовавшийся ленивым танцем занавесок, увидел большую зеленую муху и утвердился в мысли, что не зря он сюда прилетел. Воробей, сощурив один глаз, стал задумчиво наблюдать за мухой, неторопливо ползущей от щели между кирпичами внешнего откоса окна к танцующим занавескам.
Все вокруг было безмятежно, праздно, размеренно и спокойно. Солнце пекло, ленивый ветерок колыхал голубые занавески, воробей и муха непринужденно наблюдали друг за другом... было безмятежно и спокойно до тех пор, пока молодой человек не вздумал проснуться.

***
Гарри проснулся. Мягкий желтый свет, заливающий комнату, неожиданно жестко ослепил его. Гарри зажмурился, потом снова медленно приоткрыл глаза. Белый потолок. Матовый плафон посередине. Гарри опустил взгляд ниже. Эмблема на двери. Он в больнице…
И тут же потоком хлынули воспоминания, затопляя собой его сознание. Гарри отчетливо и пугающе явно, словно это происходило прямо сейчас, увидел прошедшую игру, прошедший поединок, прошедшее падение, прошедшие молнии… Прошедшее падение! Джинни! Гарри рывком сел на кровати. Голова тут же закружилась, в глазах стало темно, и мягкий желтый свет пропал.
Черт, черт, черт! Что с Джинни? Гарри ошарашено и слепо вертел головой, нетерпеливо ожидая, когда темнота исчезнет. Че-ерт…
— Привет, Гарри, — услышал он спокойный голос.
Гарри повернул голову. В глазах, наконец, прояснилось, и он увидел Джинни, сидящую на полу с огромной картонной коробкой в руках. Мягкий желтый свет обнимал ее рыжие волосы, как будто даже подсвечивая их, и делал похожими на распыленное вокруг головы золото.
— Мама оставила нам вишневый торт, — безмятежно сказала Джинни, указывая на коробку. – Кажется, здесь, пока мы спали, побывало куча народу, видишь, сколько всего натащили.
— Ты… Как ты? — хрипло спросил Гарри, сам удивляясь своему почти безжизненному голосу.
— Нормально, — пожала плечами Джинни. - Думаю начать с торта, а печенье Луны оставить на потом. Хотя, ее миндальные звездочки… они же мои любимые… Нет все же сначала — мамин торт. Есть еще пончики, принесенные Хагридом... но это, пожалуй, на крайний случай. Их можно потом попробовать дать погрызть Клювокрылу… вроде бы, он сладкое должен любить. Лошади ведь любят. Но… наверное, вряд ли. И то, что он любит, и то, что он их, в случае чего, разгрызет… — Джинни тихо говорила, все дальше и дальше углубляясь в словесные дебри, стремясь за пустыми фразами спрятать свое внезапно возникшее стеснение.
Гарри ее не перебивал.
Наконец, Джинни выдохлась и смущенно умолкла, сосредоточившись исключительно на развязывании ленточки на торте.
Через некоторое время Гарри негромко начал:
— Джинни, я понял… Точнее… Просто я хочу сказать, что то, что мы сделали… Эта игра…
Он замолчал. Джинни подняла голову. Она внимательно смотрела на Гарри.
«Да, игра. Но дело ведь было не в ней, помнишь?».
Потом спокойно сказала:
— Знаешь, снитч поймал Хасан Мустафа.
— Как?! — воскликнул Гарри, на миг сбившись с мысли, которую он уже собрался озвучить.
— Как и ты на первом курсе, — хихикнула Джинни. — Он поймал его ртом.
Гарри невольно улыбнулся. Что-то черное, вязкое и до зубовного скрежета тоскливое, начало отпускать его… Впрочем, оно начало отпускать не сейчас… еще тогда, когда он увидел Джинни целой и невредимой, сидящей на полу и обнимающей торт.
Она как раз открыла коробку и с помощью волшебной палочки нарезала торт, потом положила один кусочек на бумажную тарелку и левитировала ее к Гарри.
Засахаренные вишни заманчиво блестели на матовой шоколадной глазури…
Гарри смотрел на вишни, а потом поднял взгляд на голубые занавески. Теплый ветер ласково скользнул по его лицу, и Гарри пробормотал:
— Квиддич…
Тревожная морщинка залегла меж его бровей, залегла, и тут же исчезла.
Джинни, которая уже принялась есть торт, переспросила:
— Квиддич?
Гарри посмотрел на нее. Его лицо приобрело строгое и слегка торжественное выражение:
— Я решил. Это все игра… Мы лгали из-за пустяка. В общем, давай пообещаем, что у нас больше не будет тайн друг от друга.
— Что, совсем никаких тайн? — улыбнулась Джинни. — Нам же будет скучно. В смысле, какой небывалый драйв мы получили, встретившись на одном поле в качестве противников, ты не находишь? И все это благодаря тайнам. Так что, не думаю, что нам нужно перестать скрывать все друг от друга. Перестать иметь собственные маленькие секреты и собственную маленькую жизнь.
«Причем, нужно еще учесть, что все твое стремление быть честными друг с другом — это неискреннее стремление. Да, ты сейчас так говоришь. Но ведь это неправда. Тайны будут всегда. И ты это знаешь».
Гарри опустил ноги с кровати и долго смотрел на Джинни, которая как ни в чем не бывало жевала второй кусок торта, не сводя с Гарри глаз.
Наконец, он тихо сказал:
— Хорошо. Тайны — это… Я понял. Мы не можем не иметь свои собственные тайны. Тогда… — он осекся и быстро соскользнул на колени рядом с Джинни. — Тогда, давай пообещаем друг другу, что ни ты, ни я никогда больше не будем иметь ничего общего с квиддичем. Это глупо, я знаю. Квиддич… Квиддич здесь не при чем. Но все же… Обещай, что ничто в нашей жизни больше не будет связано с квиддичем.
— Зачем я должна это обещать? — после долгой паузы подчеркнуто спокойно спросила Джинни, не отрывая тревожного взгляда от Гарри.
«Если ты скажешь… не то… Это будет конец. Конец всему. Если ты скажешь… Это тонкий лед, Гарри, будь осторожен. А иначе я уйду. Навсегда».
Гарри вглядывался в ее солнечно-карие, теплые, беспокойные глаза. Он видел. Понимал. И он не хотел. Он уже все решил. Еще тогда, на поле… Он решил, что не даст ей уйти. Решил, что не сможет разорвать все те миллионы тонких ниточек, связывающих его с ней.
Он решил не смочь. Потому что, это всегда лишь вопрос выбора. Не думать, что сможешь или не сможешь что-то сделать. Вопрос выбора: разрешить себе смочь или не смочь, потому что сделать что-либо — возможно всегда, но вот позволить себе сделать шаг к этому — это всегда лишь твой личный выбор…
Она не уйдет, потому что он запретил себе суметь прожить без нее.
Гарри широко улыбнулся и сказал:
— Затем, что ты так здорово играешь, что я опасаюсь, как бы моя слава лучшего грифиндорского ловца не упорхнула к тебе…
Его глаза потемнели.
Джинни тихонько вздохнула и низко наклонила голову, пряча счастливую улыбку.
«Он не оступился».
Пряди рыжих волос, залитых мягким желтым светом, упали ей на лицо, образуя ажурную паутину теней. Она лукаво взглянула на него сквозь них:
— Это да… Ну, знаешь, вряд ли нам удастся забыть о квиддиче.
Гарри отвел взгляд. Конечно, не забудут после такого… Острое чувство вины вновь всколыхнулось в нем.
Она не забудет, он не забудет. Она не простит, он… Он почти умер тогда, когда увидел ее маленькую фигурку, которая падала, необратимо падала вниз, в безжалостную темноту, а он не успевал…
Гарри чувствовал, что его лицо безумно скалится.
Он не успевал за ней… А потом та вспышка молнии, когда он уже прижимал ее к себе, ощущал ее сбивчивое, тяжелое дыхание на своей щеке и еще не осознавал, что он поймал ее, что удержал. Все его тело все еще были напряжено, он все еще рвался куда-то бежать и что-то делать…но он лежал НЕПОДВИЖНО, чувствуя как от напряжения мышцы вот-вот лопнут, и смотрел на молнию, разорвавшую небо, разорвавшую мрак… и стало вдруг тоскливо… заморно тоскливо… как тогда… Он не хотел, чтобы это чувство вернулось, он уже заставил себя суметь жить после всего, что произошло. И обещать, что та тоска никогда не вернется... Она и так уже целиком и полностью, властно владела им тогда, когда случилось неправильное — он остался, а они ушли.
Выжившие всегда помнят погибших и всегда винят себя за то, что они живы. Это их наказание. И бремя.
— Гарри… — тихо позвала Джинни.
Он посмотрел на нее. В ее взгляде он видел понимание. Ему не нужны сейчас никакие слова любви, не нужны объятия, не нужно сострадание, потому что от этого только хуже, от этого душа покрывается воском фальши, не той фальши, которой и не может быть за этим состраданием, а той, которая неизменно рождается в нем в ответ…
Ему всегда хватало просто взгляда. Этого взгляда, который укутывал тоску мягким желтым сиянием, и она уступала свету, глубоко прячась в самом темном уголке его души.
В ее взгляде он увидел понимание. Грустное и искреннее, как она сама.
Джинни сняла коробку с тортом с колен, придвинулась к Гарри и мягко сказала:
— Гарри, вряд ли нам удастся забыть о квиддиче, по крайней мере, если ты до сих пор твердо намерен назвать нашего сына в честь твоего отца…
— Помнишь, ты об этом говорил? Он ведь, насколько я знаю, был лучшим ловцом Хогвартса… — продолжила Джинни, нервно надкусывая четвертый кусок торта.
Гарри смотрел на нее во все глаза.
Джинни вздохнула и сделала еще одну попытку:
— Если СЫНА назовем Джеймсом, то это будет вечное нам напоминание о квиддиче, ты не находишь?
Джинни внимательно принялась рассматривать свой большой палец, вымазанный шоколадом.
Гарри по-прежнему молчал. Лицо его постепенно краснело, он, не глядя, вытянул руку и начал шарить на прикроватной тумбочке в поисках очков. Найдя их, криво водрузил очки себе на нос и медленно поднялся с колен, не сводя застывшего взгляда с Джинни.
Она робко улыбнулась.
— Вот. Это имя будет прочно ассоциироваться с квиддичем. А вообще, знаешь, в любом случае квиддич будет у него в крови… В нем соединятся фамильные достоинства квиддичных Поттеров и квиддичных Уизли.
И, с сожалением оглядев остатки торта, Джинни поднялась с пола. Встав напротив потрясенного Гарри, который смотрел на нее с ужасом и восторгом одновременно, она тихо сказала:
— И это так и будет. Потому что… Гарри, я определила пол заклинанием... Мальчик.
…На подоконнике воробей прекратил свое пассивное наблюдение за весьма аппетитной на вид мухой и бочком-бочком, мерно переступая тонкими лапками, стал приближаться к ней, вертя своей взъерошенной рябой головой, чтобы лучше рассмотреть добычу сначала одним, потом другим глазом...
…Истошный вопль, внезапно раздавшийся в палате, после, казалось уже навечно наступившей тишины, заставил воробья шумно и испуганно взлететь.
— У меня будет сын?! Я… Я стану отцом! Джеймс! Да!!! Я буду… В бога душу мать! Ты играла в квиддич!!! В положении! Ты… Джинни!!! Ты самая безрассудная! Самая упрямая! Самая своенравная! Самая… Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!
…Муха на подоконнике не спеша повернулась, блеснув на мгновение своими прозрачными, сетчатыми крылышками, и подставила палящему солнцу другой, еще не нагретый, бок.
Комнату озарял мягкий солнечный свет. Ветер лениво колыхал легкие голубые занавески...
Жизнь продолжалась.
_____________________________________________________

* Парацельс (1493-1541) — врач, философ, естествоиспытатель. Философия Парацельса развивает основные принципы оккультизма. Он занимался также алхимией, пытаясь получить алкагест и гомункулуса. Кроме того, Парацельс являлся наиболее ярким представителем т.н янтрохимии, «химического врачевания» - учение о том, что все процесс в организме человека нужно рассматривать как химические явления. Парацельс подверг пересмотру и острой критике всю предшествующую теорию медицины. Так, он публично сжег сочинения Галена и Авиценны — виднейших авторитетов древней медицины.
У Гарри во время первой поездки в Хогвартс появилась коллекционная карточка из «шоколадных лягушек» с изображением Парацельса.

***

Эпилог

«Таймс», 2002/08/28, № 33
«На юге-западе Англии в графстве Глостершир жители городка Челтнем и еще нескольких близлежащих деревушек уже вторую неделю могут наблюдать удивительный природный феномен. Высоко в небе над Венсторским лесом и днем и ночью видна гигантская, светящаяся золотом фигура, напоминающая двойную букву V. Она сияет всегда, и на фоне ясного неба, и на фоне облаков. Буквы примерно десять ярдов в высоту, имеют четкие границы и видны за много миль.
Общественность теряется в догадках относительно столь загадочного явления. По официальной версии британских метеослужб это явление обусловлено преломлением солнечных лучей о капли воды, которые переместились вместе с теплыми массами воздуха с земли и столкнулись на этом месте с холодными верхними слоями атмосферы.
Однако согласно гипотезе профессора кафедры физики факультета физических наук Оксфордского Университета мистера Сандлера, любезно согласившегося дать нам интервью, это явление имеет другое не столь мирное объяснение. Профессор считает, что такой атмосферный эффект возник в результате испытаний секретных военных разработок британского МО.
Эти и другие версии более подробно освещены в нашем сегодняшнем выпуске на странице пять. Обратимся к ним…»
________________________________________________________

«Мы усовершенствовали квиддич, а квиддич усовершенствовал нас».
"Квиддич сквозь века"

***
Спасибо большое Катрине Фаул, Baffi (им — в особенности), Оку, Aureliya за помощь в работе над фанфиком. Люблю :)

Спасибо всем за отзывы :)

клип:
http://www.youtube.com/watch?v=NBpfB7_OVf4