Чайки, кружащие над морем.
Герои: Люциус Малфой, Родольфус Лейстрендж, Беллатрикс Блэк.
Рейтинг: по-моему. не выше, чем все тот же PG-13
Категория: джен, я вас уверяю. Но, при очень большом желании, гет усмотреть можно.
Даже много гета.
Хотя... Если захочешь, то тут и слеш углядишь Оо
-Как вы полагаете, чем же она вас так пугала?
- Я её любил.(c)
Иногда мне кажется, что я слышу плеск волн, разбивающихся о стены Азкабана. Только это попросту невозможно: толстая каменная кладка не пропустит глухой, шелестящий звук, с которым они набегают на прибрежные скалы, словно в тщетной надежде добраться до узников, томящихся здесь.
Я хотел бы увидеть море еще раз.
Рудольфа, которому приходится делить со мной эту крохотную камеру, уже давно не волнуют подобные желания. Мне кажется, что на волосок от того, чтобы не сойти с ума его удерживает лишь холодная, всепоглощающая ненависть к победителям.
Временами он заводит разговоры о былых временах, и продолжаться они могут до полуночи. Впрочем, я не люблю попусту тратить время – его не так уж много у меня осталось, и об этом напоминает очередной приступ затяжного кашля.
Иногда мне кажется, что вместе с этим надрывным, хриплым карканьем из меня вылетит и душа, что вот она лежит на полу, незаметная в темном кровавом сгустке. Первые два месяца после того, как я начал замечать у себя симптомы туберкулеза, мне еще было интересно – каково это, жить без души? Потом – смирился, притерпелся, приучил Лейстренджа не обращать внимания, когда меня скручивает в очередном приступе. Не хочется лишний раз сталкиваться с полубезумным взглядом черных глаз, на донышке которых все же нашлось место жалости.
А Малфои не терпят жалости по отношению к себе – это давно всем известно.
Рудольф всегда был глупцом, не понимающим, какое сокровище упустил, впервые приведя свою жену к Темному Лорду. Сейчас же, мне кажется, мозг у него полностью атрофировался, и он больше, чем в любое другое время, напоминает огромного черного барана.
Мне жаль, что в той битве он не погиб вместо Беллатрикс. Ее смерть вообще противоречила всем этим лозунгам, провозглашенным победителям после Второй Магической – ну, знаете, о том, что мы проиграли из-за того, что в наших сердцах не нашлось места любви.
Остальные вполне подходили под эти утверждения.
Разве что…
Хотя, я-то остался жить.
Не считается.
Длинное бордовое платье, вскипающее у щиколоток пеной кровавого шелка. Густые черные волосы, разметавшиеся по спине; некоторые локоны прилипли к вспотевшим вискам. Лицо с белоснежной, пергаментной кожей.
И взгляд – дикий взгляд загнанного, угодившего в ловушку зверька, казалось, молящий о пощаде.
Но каждый, кто посмел так подумать, явно недооценил железную выдержку леди Беллатрикс Блэк, сейчас с улыбкой принимающей поздравления о заключении помолвки.
Ты видишь ее первый раз в своей жизни, а через три года ее сестру, белокожую блондинку Нарциссу, прочат в жены тебе. Весь свет сходится в мнении о том, что юная Цисси намного утонченнее, вежливее и, без сомнения, прекраснее своих сестер.
Но они не замечают глубокой страсти, звериной грации, непреклонной посадки головы старшей – всего, что с первой же минуты пленяет тебя.
И ты спрашиваешь интимным шепотом, вглядываясь в затягивающую бездну черных глаз:
- Вы уверены, что сделали правильный выбор, Белла?
- Боюсь, против моего истинного выбора был бы весь свет, Люциус.
И ты – неслыханная самонадеянность – принимаешь эти слова на свой счет.
Как и море, бушующее в глубине бездонных черных глаз.
В камере сухо, слишком сухо и еще, наверняка, поставлена эта маггловская система звукоизоляции.
Все, как у остальных. Обстановка на удивление напоминает психиатрическое отделение больницы Святого Мунго.
Только я тешу себя надеждой, что мы еще не сошли с ума.
Хотя настолько радужный исход дел маловероятен, конечно. Все мы свихнулись – в той или иной степени – еще на войне. А сейчас все, что нам остается – перебирать воспоминания, пропускать их между пальцами, словно драгоценные нити жемчуга. Возвращаться в мыслях к тому времени, когда мы еще были свободны, и – в той или иной степени – счастливы.
Иногда мне становится интересно, о чем думает целыми днями Рудольфус, лениво развалившись на своей лежанке. По крайней мере, взгляд у него абсолютно отсутствующий.
- Эй, Люц, - хрипло произносит он. Пока я перевожу на него недоуменный взгляд, этот ублюдок умудряется прочистить горло и его голос больше похож на нормальную человеческую речь, - Слушай, а сегодня разве не день посещений? Нарцисса не приедет?
- Сегодня – день победы во Второй Магической, - произношу я, манерно растягивая слова, - Нарцисса, Драко и его жена приглашены на прием в Министерстве.
А, - глубокомысленно говорит он и вновь начинает таращиться в потолок. А я, брезгливо скривившись, замечаю, что в его нечесаной черной бороде запутался лавровый лист.
Так вот, милая. Все, что мне остается – вспоминать тебя.
Ты надеешься что после помолвки с Нарциссой твоя юношеская влюбленность исчезнет.
Напрасно.
Теперь, по праву жениха ее младшей сестры, ты можешь находится рядом с ней практически неотлучно – благо, ее мужу все равно на Беллу плевать. И втягивать дразнящий, мускусный аромат ее кожи - когда она не замечает, разумеется.
Ты удивлен, что, несмотря на два с половиной года, провиденные в браке, океан в ее глазах не смирился. Но Белла, конечно, не давала тебе ни малейшего повода надеяться на ...
Ты завороженно наблюдаешь, как ее тонкие пальцы перебирают уложенные в коробку шелковые ленты. Она подбирает украшения к грядущей свадьбе. Вот эту, бледно-розовую ленточку, она вплетет в белоснежные локоны Нарциссы…
И ты думаешь, что выбрал бы другой цвет. Кроваво-красный, вовсе неуместный на свадьбе. И волосы девушки, украшенные лентой, были бы черными, как вороново крыло.
Она, глубоко вдохнув, откладывает коробку в сторону и смотрит тебе в глаза. И ты подаешься вперед, все еще надеясь на что-то, когда она, наконец подобрав слова, произносит:
- Люциус, ты великолепный, смелый человек. Лорд тебя очень ценит – а значит, не могу отказывать в достоинствах и я… Но пойми, что бы ты ко мне не испытывал, я не позволю этому разрушить мои отношения с сестрой.
И ты не можешь сдержать глухой, рвущийся из самой глубины сердца возглас:
- Так... ты меня не любишь?!
- Нет.
Не в силах поверить, смотришь в темные глаза. Буря в них не стихает, и тебя вновь словно окатывает прохладной морской волной.
- Еще скажи, что ты любишь своего мужа, - ты презрительно кривишь губы, ожидая ее ответа.
- Нет, - холодно бросает она и вновь склоняется над украшениями.
Да, совсем забыл. По праздникам нас еще водят – коллективно – смотреть колдовизор. Ну, когда там Министр выступает, или показывают какую-нибудь мелодраму – чиновники надеются, что подобная культурная программа наставит на путь истинный даже таких отпетых грешников, как мы.
Я никогда не присоединяюсь к заключенным в такие вечера – можно подумать, человека, которому осталось жить считанные дни, действительно волнует политическая ситуация в нынешнем мире.
У Рудольфа, на которого временами находит приступ неожиданной говорливости, есть своя гипотеза на мой счет. Он думает, что я боюсь расплескать свои воспоминания драгоценные, ношусь с ними, как с писаной торбой, не выпуская из рук. Иногда интересуется ехидно, не любовница ли у меня на том свете – чего, дескать, я туда так сильно рвусь.
Недоумок. Мой сын, когда пару лет назад спутался с грязнокровкой, и то был прозорливее, чем этот кретин. Хотя бы успел сделать ноги до того, как эта история получила огласку общественности.
Только слепой, глухой и умственно неполноценный человек не знал, что Рудольфус Лейстрендж спит с моей женой.
А свою при этом еще и ревновал к каждой особи мужского пола в радиусе пяти метров.
Баран.
Хотя, верите ли, это не мешало мне ему завидовать.
От Рудольфа за милю несет винным духом. Несмотря на то, что правильное количество пальцев он назвать уже не может, на ногах стоит все еще крепко. И столь же крепко держит свою жену за тонкую, лебединую шею, прижимая к каменной стене.
Черные глаза смотрят на него непокорно и, пожалуй, сердито. Беллатрикс не пытается бороться – ее муж и в трезвом-то состоянии по силе был равен медведю, а уж во хмелю…
Правда, для тебя остается загадкой, почему она не использует палочку.
- Кто он, шлюха, - цедит сквозь зубы пьяный Лейстрендж, - Кто он, говори, мать твою! Я же знаю, это еще до нашей свадьбы началось, да?
Она молчит, и только на мраморном лбу выступает испарина.
И ты делаешь шаг – вперед, из тени. К этому сумасшедшему и его красавице жене – почему-то тебе кажется сейчас, что не менее безумной, чем сам Рудольф.
- Руди, - говоришь ты по возможности мягко, - Руди, отпусти ее. Твои подозрения беспочвенны.
В его глазах на секунду загорается яростный красный огонек – но в следующий момент он, разжав пальцы, отпускает Беллу, которая чудом не падает на пол. И разражается громовым хохотом.
- Это Малфой, слышали? – орет он, нетвердой походкой направляясь к гостиной, - Моя шлюшка-жена изменяет мне с Малфоем!
Ты морщишься и подаешь руку Белле, вежливо интересуясь:
- Как ты?
Она, не ответив, поднимается и осторожно трет шею. И ты замечаешь на белоснежной коже багровые следы, в точности повторяющие контуры пальцев ее мужа.
У вас – исключительно дружеские отношения, ни намека на страсть, любовь или что-то большее. Но только с ней ты можешь быть самим собой.
Потому что ты – единственный, кто понимает, какая в ее душе пустота.
И лишь она осознает, насколько ты безнадежный случай.
А потому ты позволяешь себе спросить:
- И кого же?..
А она отвечает – шепотом, хрипло, словно силясь сделать так, чтобы никто, кроме нее, не услышал произнесенное:
- Сириуса Блэка.
И ты впервые за долгие годы замечаешь улыбку на ее бескровных губах.
Шелест волн становится все явственней с каждой минутой. Мне кажется, что можно уже различить крики птиц, кружащих над водой в поисках наживы. Странно, что этого больше не замечает никто.
Шум прибоя бьет в уши колокольным набатом. И мимо моего сознания как-то проходит и возникший в области груди мучительный спазм, и кровь, которую кто-то стирает с моего подбородка.
Я напрягаю зрение и могу различить белеющее надо мной в полумраке лицо Рудольфуса.
- Ничего, старик, - хрипло выдыхаю я, силясь улыбнуться. И, видя откровенное недоверие в его глазах, продолжаю, - Я еще доживу до рассвета.
- Знаешь, Люц, я боюсь смерти.
- Это не страшно, Белла. Всего лишь секунда боли. Круциатус - и тот тяжелее вынести.
- Нет, не так. Скорее, я боюсь того, что станет со мной после нее.
- Ты просто станешь птицей, Белль.
- Ладно, сделаю вид, что поверила. Я стану чайкой и совью гнездо в высоких скалах – похожих на те, что окружают Азкабан.
- Вот видишь, бояться нечего.
- А ты ко мне прилетишь?..
