Глава 5ГЛАВА V
Гарри дернулся на звук и инстинктивно сжал волшебную палочку еще крепче. Он замер, даже перестал дышать. В тишине был слышен только треск дров в камине. Тепло расходилось волнами по помещению. Юноша ждал.
Тук-тук-тук. Стук повторился. Гарри спросил:
- Кто там?
- Мистер Поттер, я бы не побеспокоила вас, но так как вы просили вам напомнить два дня назад, то срок вашей аренды заканчивается завтра, и… - тихий женский голос доносился приглушенно из-за двери. Девушка явно стеснялась, говорила дрожащим голосом и постоянно сбивалась.
Гарри знал ее – дочь хозяйки этой грязной гостиницы на окраине города, на обочине большой дороги, по которой постоянно ездят люди. Эту девушку звали как-то странно – национальные особенности. И чтобы не думать об этом каждый раз, Гарри прозвал ее для себя «Ли». Почему, он сам даже не знал.
В ответ он перебил ее, подходя к двери и открывая ее:
- Здравствуй, Ли. Я, возможно, завтра уезжаю отсюда. Наконец-то – и он улыбнулся. Девушка улыбнулась ему в ответ, хотя, казалось, была и не рада этой новости. Она опустила глаза, а затем сказала:
- Мама велела узнать, не внесете ли вы плату заранее, если все-таки останетесь? – Ли посмотрела на него своими большими карими глазами, которые почему-то были полны боли и – они блестели! – полны слез…Гарри даже растерялся:
- Ли, ты плачешь? Что случилось? Может, зайдешь, и не будешь стоять на пороге? – он распахнул дверь шире и сделал жест, приглашая девушку войти, но та лишь сказала коротко:
- Нет-нет, ничего, я не могу, - и убежала вверх по лестнице.
Гарри еще секунду смотрел ей вслед, а затем закрыл дверь. Он все еще слушал тишину в коридоре за дверью.
Он мерил комнату шагами: раз, два, три, раз, два, три. Раз…Что можно написать человеку, которого давно не видел? Нелегкий вопрос, но не такой уж сложный, как тот, на который не найдешь ответа сразу: что написать в письме ДРУГУ, с которым не виделись восемь лет? Это просто непостижимо. Восемь лет. Это целый отрезок времени, это целая жизнь…
Гарри Поттер, в прошлом «Мальчик-Который-Выжил», а теперь – лишь юноша, у которого нет ничего, стоял у стола возле узкого окна и думал. Он погружался в свои мысли и воспоминания. В тот день было солнечно, хотя и немного морозно…
Трое подростков шли по берегу озера. Было пятое ноября тысяча девятьсот девяносто девятого года. Двое – рыжий парень и девушка с каштановыми волосами – шли поодаль, а третий – усталый на вид, худой и бледный – впереди. Они шли так уже минут десять, и все это время молчали. Казалось, что-то лопнуло, словно бы изменив всю их жизнь.
Да, это читалось в глазах – разочарование. Они начали жить и наконец-то перешли от «теории» в стенах школы к «практике» в жизни. Этот мир оказался не таким, как они ожидали. Они все шли и шли. Каждый думал о своем. Они чувствовали, что стали чужими друг другу, что не могут поделиться всем, как это было раньше.
Гермиона была самой чуткой натурой в их компании, и потому раньше других обычно понимала, что происходит. И в этот раз она не ошиблась. Каждого из них тяготила необходимость «дружить» как раньше, и поэтому она первая решила принять хоть какие-то меры. Поколебавшись еще немного и наслаждаясь последними мгновениями той дружбы, что сейчас разорвется совсем, она сказала:
- Я собираюсь и дальше работать в Министерстве, - Рон облегченно выдохнул, но, тем не менее, был напряжен до предела, - у меня, пожалуй, не будет больше времени так часто встречаться с вами, ребята, - она сказала это слегка неуверенно, но теперь понимала, что нужно идти до конца, и потому более твердым голосом продолжила, - да, времени не будет.
Она взглянула на Рона, и тот понял, что пора ему поддержать ее. Рон достойно принял эту эстафету:
- Да, Гермиона права, мне необходимо больше прикладывать усилий и… - Рон запнулся о камень, лежащий на тропинке и чуть не упал. Он так волновался, что не мог сосредоточиться, смотрел все время под ноги и запинался.
Гермиона хотела сначала свести разговор к тому, что у всех просто свои дела, и они бы это обсудили и просто-напросто стали видеться реже, но отстраненность Гарри даже в этот момент раздражала ее так сильно, что она еле сдерживалась. Гарри, казалось, понимал это, и еще больше злил их обоих.
Первая сорвалась Гермиона. Она в секунду преодолела то расстояние, что разделяло ее и Гарри, обогнала его и остановила. Она стояла перед ним и смотрела в глаза человеку, которого уже не узнавала: это был другой Гарри, не тот, которого она знала. Рон остановился неподалеку, не решаясь подойти. Гарри упорно не желал смотреть в глаза своей подруге, он смотрел себе под ноги, в небо, или за ее плечо. Тогда Гермиона не выдержала:
- Гарри! Посмотри на меня! Что происходит? Ты хочешь уйти, я же вижу! Мы с Роном больше не нужны тебе? Хорошо, но только ты скажи нам это. Ты тяготишься нами? Дак повернись и скажи нам это в лицо! Слышишь? Посмотри на меня, Гарри, посмотри! – она закончила свою гневную тираду тем, что схватила Гарри за плечи и начала трясти. Рон, испугавшись, что дело может кончиться плохо, подбежал к ним. Гарри медленно поднял на нее глаза: в них читалась насмешка над всем окружающим и какая-то пьяная эйфория, от которой быстро кружиться голова, но от которой потом больно и долго отходишь с последствиями. Гарри посмотрел на Гермиону, а затем сказал, растягивая слова, точно она принуждала его к ответу, как маленького ребенка:
- Гермиона, зачем все это? Ты все прекрасно понимаешь… - он говорил тихо, еле слышно, но в этот момент его глаза сузились и он прокричал, – дак чего ты тогда хочешь от меня? – его голос эхом прокатился над водной гладью и унесся в горы. Гермиона отшатнулась от него. На лице ее читалось замешательство. Она предполагала, что права, но такого ответа она не ожидала. Рон взял ее за руку и попытался что-то сказать, но Гермиона отмахнулась от него:
- Если мы больше не нужны тебе, тогда зачем так издеваться над собою? Лично я больше не доставлю тебе такую неприятность, - голос ее был чудовищно холодным и спокойным: в этот момент она повзрослела. Она повернулась к Рону, окинула его взглядом и сказала, - Ну а ты, Рон, тоже тяготишься нашим трио? – ее бровь саркастически изогнулась. - Я же вижу. Только не надо мне говорить, что я не права. В этот раз каждый из нас сам по себе, - она словно выплюнула последнею фразу и пошла прочь от них. Гермиона быстро удалялась от стоящих фигур на берегу. Гарри так и смотрел вдаль, ни разу не взглянув за все это время на Гермиону, и даже не обернувшись ей вслед. Рон ошарашено смотрел, как она уходит, и в этот миг он понял, что Гермиона сделала то, что все они уже делали два года, только теперь это пришлось озвучить. Он повернулся к другу и сказал:
- Гарри, она права…Мы не нужны тебе больше. Ты все время одни, да один…может… - он не договорил. Гарри повернулся к нему и заговорил, перебивая на полуслове:
- Может, тогда не будешь тратить свое время, Рон, и уберешься отсюда прямо сейчас? Мне не нужны сочувствующие друзья. Что вы обо мне знаете? Только то, что я должен быть хорошим, а каково мне жить сейчас – на это вам наплевать. Вот и иди за ней, беги, и расскажи о том, как я так и остался после ее речи все таким же! – последние слова он выпалил, точно очередь из автомата. Затем развернулся и пошел дальше по берегу быстрым шагом, все дальше отдаляясь от оставшегося Рона, для которого мир тоже рушился, и он это знал, и сказано об этом было только что.
Рон стоял еще секунду, а затем пошел в другую сторону. Так они разошлись на этом берегу. Все было кончено. Начинал накрапывать дождь.
Позже, спустя два дня, все они осознают, что что-то ужасное случилось на той поляне, где берег озера был оглушен их криками. Они все это поймут. Гермиона напишет мальчикам в письмах, что ужасно себя чувствует и просит у них прощения. Рон ответит ей, что она была во всем права, но все это было действительно ужасно. Гарри согласится с ними обоими. Они встретятся еще раз. Они договорятся встретиться, но Гарри так и не придет. Рон и Гермиона все поймут, но будут писать ему все время, пока их надежда и ожидание не иссякнет.
Но Гарри не узнает, как будет страдать Джинни. Как будет ждать его, и через шесть лет, пожалев свою мать, она выйдет замуж. И Гермиона напишет об этом Гарри. Но она не узнает, как сильно он напьется в тот вечер и подожжет отель, в котором остановился – это была какая-то страна, одна из многих, уже смешавшихся в его памяти. Он просто хотел вернуться утром, вернуться к прошлой жизни и стать прежним, но не получилось – письмо его опередило…
Никто из них не узнает, как было тяжело Гермионе в тот день, когда она поздравляла Джинни. Она еле сдерживала слезы. Рон не приехал на свадьбу. Он был где-то далеко от них. Каждый решал свою судьбу и свою жизнь. Но никто из них не узнает, что Рон боялся получить очередное письмо от Гермионы, в котором она приглашала бы его уже на свою свадьбу. И потому он не писал ей больше, и все время переезжал. Он боялся, но ничего не делал. Только убегал. Они все бегали от чего-то, и все загоняли себя в оковы.
И однажды настал тот день, когда каждый из этих троих оглянулся назад и увидел там десять лет. Десять лет своей жизни и то, чем она была наполнена: у кого чем.
Так Гарри простоял у окна до самого рассвета. Он будто вновь пережил всю свою жизнь. А что в ней было до того момента, когда он потерял своих друзей? Наверное, что-то и было, только он уже не помнил. Он знал, что он должен сделать. Огонь в камине давно погас. В дверь его комнаты тихо постучали:
- Мистер Поттер… - это была Ли.
Ли. Она как солнце, которое прячется за облаками. Гарри в два шага пересек комнату и открыл дверь:
- Да, Ли. Доброе утро, - он улыбнулся ей, - я уезжаю сегодня, сейчас.
- В таком случае… - Ли смотрела на него, и надежда таяла в ее глазах. Гарри чувствовал какую-то необъяснимую знакомую боль. Но он не мог знать, что так же таяла надежда с каждым днем в глазах Джинни Уизли, которая тоже ждала и верила.
- Да, конечно, - сказал Гарри и протянул Ли ключ от комнаты. Его, так и не распакованный, рюкзак, с момента приезда, стоял у стены. Он подхватил его одной рукой, а другой поправлял очки на переносице.
- Поблагодари за меня миссис Майрисхэй, я уезжаю, - он застыл в нерешительности еще секунду, а затем приобнял Ли, и взбежал вверх по лестнице, ведущей в главный коридор.
Она провожала его взглядом, зная, что больше никогда не увидит, но, тем не менее, она продолжала надеяться. Солнце вставало с востока.
Гермиона вновь шла по коридорам, поворачивая уже на знакомые переходы. Поворот. Еще одни. Вот он, коридор, в конце которого ЕГО камера. Его одиночная камера, его пристанище, его дом и его клетка.
Когда она подошла к камере, юноша сидел в своей обычной позе. При ее появлении он даже не шевельнулся. Гермиона хотела сказать что-то, но Малфой заговорил первый:
- Я расскажу кое-что. И это должно помочь всем нам. Уже достаточно я несу это бремя, - он выдохнул бесшумно и взглянул на Гермиону. Она ответила на его взгляд и достала пергамент и перо. Девушка села в луч света прямо напротив решетки и приготовилась записывать и слушать.
Драко сидел неподвижно, точно решая в последний раз, стоит ли вообще что-то говорить. И когда чаша весов склонилась в одну сторону, он заговорил:
- Это было пятое сентября тысяча девятьсот девяносто восьмого года. Я помню этот день. В тот день я был один, и провел бы всю свою жизнь в одиночестве. Но мир так не считал. И он тоже…
Утро. Самое обыкновенное утро. Зеркало как всегда показывало одно и то же: девушка двадцати пяти лет с огненно-рыжими волосами и карими глазами. Веснушки, с каждым днем все бледнее. Эта девушка не была довольна ни жизнью, ни собой в этой жизни. Она была одинока в своем сердце. Он опять снился ей. Не назвать бы мужа случайно его именем. Она боится этого уже три года.
Три долгих бесконечных года муж зовет ее «моя дорогая», но почему-то это ее раздражает. Вот и сейчас снизу донесся его голос:
- Моя дорогая! Завтрак готов! Моя дорогая, ну где же ты там? – в его голосе слышалось нетерпение и нотки разочарования.
«Надоело. Но не буду начинать день со скандала»
- Милый, я же просила тебя не называть меня так. Тебе не нравится мое имя? Я уже спускаюсь… - она встала и вышла из спальни.
И кто бы мог подумать, что за такое время Джинни Уизли (теперь уже Уайет) станет совершенно другой!
Она вышла замуж за магла. Она готова была стереть любые воспоминания о волшебном мире, любые. Но только ОН никак не уходил из ее мыслей. ОН всегда приходил к ней по ночам. Сначала она ждала его и плакала, потом перестала. А затем и вовсе стала гнать от себя – так легче, быстрее забудется.
Джинни спускалась вниз по лестнице и оглядывала попутно все, что ее окружало: деньги, дорогая мебель, красивые украшения – все это у нее было, ведь муж был дипломатом. Кстати, это была одна из причин, почему она выбрала именного его: реже будет бывать дома. Джинни все думала и думала, пока ноги сами не принесли ее в столовую. От уже таких привычных грустных мыслей в этот день, как раз в один из таких редких дней – муж был дома, ее оторвал голос благоверного:
- Милая… - он начал говорить с такой нежностью, но одного взгляда его супруги хватило, чтобы он умолк. А затем он продолжил:
- Что-то не так, Джин? Ты выглядишь бледнее, чем обычно. Иногда мне кажется, что ты мне не все рассказываешь – сейчас он был действительно обеспокоен. Его жена была бледна как снег, глаза были почти серого цвета, а под ними легли темные круги. – Милая, да ты здорова вообще? – он подошел к ней, обнимая и целуя. Джинни подавила в себе инстинктивное желание отстраниться, поэтому она просто закрыла глаза и попыталась абстрагироваться. Затем, сквозь одолевавшую ее неприязнь и силу отторжения, девушка улыбнулась и ответила:
- Чарльз, ну разве может со мной что-нибудь случиться? Я просто не выспалась. Я хочу кофе, - и она освободилась из объятий мужа, нетерпеливо сбрасывая с себя его руки. Подойдя к столу, Джинни обнаружила приготовленный завтрак и тут тошнота подкатила к горлу. Ее замутило. Девушка тут же понеслась бегом в ванную, закрылась там и осела на холодный мраморный пол. Включила воду. Боже!.. Только бы не это – только не беременность! «Сегодня же схожу к врачу».
Джинни удивлялась, на сколько слеп ее супруг. Ведь такую очевидную неприязнь мог не замечать только слепой! Или тот, кто не хочет этого замечать. Возможно, это был второй вариант, но Джинни было все равно. Она не любила его, а он желал ее так сильно, что она согласилась. Это была чистой воды сделка, только об этом знала одна лишь Джинни. «Возможно, Гермиона догадывается» - думала она.
Джинни до сих пор не знала, говорить ли мужу, что она – волшебница. Просто тогда ее жизнь приобретет оттенок прошлого и придется каждый день с этим иметь дело, а она не хотела. Любое напоминание о том, что причиняло ей боль, вызывало бурю эмоций. И как знать, какова могла быть разрушительная сила этой бури.
Они познакомились с Чарльзом в Англии. Все было так банально: он спешил на деловую встречу, она просто гуляла. За углом они столкнулись – его «как током ударило», у нее – просто синяк. Они встречались какое-то время. Джинни бы ни за что не пошла на этот шаг – «женитьба», но она смотрела, как страдает ее мама, глядя на нее и посылая проклятия Гарри, и просто убедила всех в своей «сказке». С тех пор началась другая жизнь: больная и тяжелая. Каждый день, каждую ночь и каждое утро, когда муж был рядом, Джинни преодолевала отвращение к нему и этой жизни в целом. Конечно, он был виноват только в том, что был слишком приземленным и слишком сильно любил свою жену. Он был уверен, что она – его подарок судьбы. Джинни иногда жалела его за глупость, из-за которой он женился на ней, но такие минуты бывали редкими, и длились они недолго. Жалость сменялась раздражением, вызванным антипатией ко всему окружающему ее, а затем наступало время истерики. Джинни редко позволяла себе такое, но порой удержаться было невозможно.
С Гермионой они не переписывались, а виделись лишь на семейных торжествах семейства Уизли в Норе, ставших столь редкими, что их едва можно было бы назвать «семейным обедом раз в год».
Тошнота отступала, и возвращалось сознание. Холодный пол уже довольно давно заморозил сидящую девушку – Джинни вздрогнула и встала. Еще раз посмотрела на себя в зеркало – хуже и быть не может. Она спустилась в столовую. Чарльз уже допивал кофе. Увидев жену, он вскочил со стула и кинулся к ней с вопросами:
- Как ты? Что случилось? Может, вызвать врача?
Джинни пришлось долго уговаривать его и убеждать, что не стоит волноваться, что она сегодня же пойдет к врачу и все будет в порядке. После всего этого Чарльз, наконец, ушел, предоставив дом в полное распоряжение супруги, и пообещав вернуться поздно ночью. Джинни закрыла за ним дверь и облегченно вздохнула – наконец-то свобода…
Спустя час после того, как дом окончательно опустел – муж уехал на работу, жена отправилась в больницу Св. Мунго – в дверь главного входа тихо постучали, но никто не ответил. Тогда темный силуэт вознамерился дождаться прихода хозяев, ибо имел намерение видеть хозяйку дома. Но вскоре его желание отступило, и он собрался покинуть это место.
Джинни сидела в чистом кабинете врача, уже давно знакомого ей. Она со страхом ждала результатов, которые должен был вот-вот принести целитель. Больше всего девушка боялась беременности, остальное было не таким важным. Вошел врач:
- Моя дорогая, вы не беременны, будьте уверены в этом, - и он улыбнулся.
- Спасибо, Феликс, - Джинни облегченно выдохнула и расслабилась, - а что же тогда со мной происходит? Я ужасно себя чувствую! – Джинни перевела взгляд на стол, где лежали папки с данными о пациентах – ее папка лежала сверху. Мужчина напрягся, но ответил спокойно:
- Причин волноваться у меня нет. Ты просто недосыпаешь, тебя мучают постоянные душевные терзания. Джинни, тебе нужен отдых. Уехала бы ты в отпуск, - он посмотрел на нее, и в глазах отразилась печаль и грусть понимания. Джинни закрыла глаза на секунду, чтобы сосредоточиться, а затем, улыбнувшись, ответила:
- От чего я должна отдохнуть? У меня ведь все в полном порядке, не так ли? Феликс, что со мной?
В этот момент в дверь постучали, и доктор вышел. Дверь осталась приоткрытой, и Джинни могла слышать обрывки фраз, доносившихся из коридора:
- Я никогда не видел ничего подобного, Феликс! Что нам делать? Тебе такое встречалось? – спросил первый собеседник.
- На практике я с этим не сталкивался, но в теории это существует, я даже читал об одном таком подобном случае. Это все плохо закончится для человека, у которого растет «черная дыра» - ответил Феликс своему собеседнику. Потом они еще что-то говорили, но ничего нельзя было разобрать. Затем первый продолжил:
- Но что же делать?
- В таких случаях лучше оказаться в кругу близких или максимально далеко от них – смотря, как сильно они любят тебя. Нужно, чтобы рана заросла. Но это проблематично – она как целостный организм, сама по себе… - Феликс повел своего друга дальше по коридору и их шаги заглушили разговор.
Уже через четверть часа Джинни подходила к дому. В ее голове не было места для предчувствий скорой встречи, поэтому она застыла на пороге, когда, войдя в дом, увидела темный силуэт человека, сидящий в гостиной на диване.
Джинни рывком открыла сумочку, чтобы достать волшебную палочку, но голос сидящего ввел ее в ступор, и она остановилась:
- Здравствуй, Джинни, - говорящий встал, и вышел на свет. Его лицо было покрыто щетиной, глаза выцвели. Но Джинни не могла не узнать собственного брата, она воскликнула:
- Рон! – и сделала шаг назад, к двери.
- Привет, - он развел руки, чтобы обнять сестру. Она колебалась еще секунду, а затем бросилась ему на шею и разрыдалась.
Она плакала и плакала, говоря что-то о «семье» и «брате, который ее бросил», о «дружбе» и «Гермионе»…Но все это было невозможно разобрать в таких содроганиях и всхлипах. Так Джинни не плакала с тех самых пор, как умер Фред. Она плакала и плакала у брата на груди, пока за окном совсем не стемнело, и в гостиную не прокрались сумерки…
