Глава 5Предисловие: эта глава будет более позитивной, чем ранние.
И в эпицентр событий будет втянуто гораздо больше персонажей.
Надеюсь, вам понравится. До конца осталось 2 главы, как я думаю.
Спасибо за то, что читаете.
~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~~
Глава 5.
Когда ты грустишь, мне хочется петь –
И так вот всегда.
Упреком ли, словом захочешь задеть –
Так я не горда.
Ты хмуришься вечно, я так беспечна –
Не быть нам вдвоем.
Мы разные песни поем –
Ты о вечном, а я о земном. © Flёur – Когда ты грустишь
ГЕРМИОНА.
Сегодня утром Луна долго спрашивала, что у меня произошло. По её словам я выглядела ужасно – глаза красные, под ними залегли синие тени, лицо бледное и худое-худое. Она сказала, что я очень грустная, и что такой быть нельзя – своей грустью мы расстраиваем всех своих близких. Но я не могла не грустить, не могла не плакать – а ведь, если посудить, вчера вечером я была безумно счастливой.
Но это счастье было неправильным. Поэтому сегодня меня охватили те чувства, которым было место быть с самого начала.
Я ответила Луне, что мне снова снился кошмар о Беллатрисе Лейстрендж, и что меня очень сильно пугает война. Она понимающе кивнула и сжала мои холодные ладони, пытаясь успокоить. Я очень хотела вырваться из этого её успокаивающего тепла, не видеть этот мечтательный взгляд и добрую улыбку. Но, в конце концов, сдалась. И это очень помогло. По крайней мере, вошедшие в нашу спальню Гарри и Рон ничего особого не заметили.
Зато сказали кое-что такое, что вызвало по моей спине противный холодок:
- Нам надо поговорить, Герми. Только втроем.
Луна обрадовалась, что мальчики меня развеселят, поэтому схватила со стола какой-то сиреневый блокнотик с карандашом и умчалась вниз, зовя Дина. А я осталась под упрекающими взглядами двух моих друзей, которые действовали на меня, как на быка красная тряпка.
Ну почему, почему они пришли говорить со мной именно сейчас?
- Гермиона, ты прости, что мы так рано, просто…
- Ничего, я уже давно не сплю, - я поджала под себя ноги, мысленно добавив: «очень давно», - так что можете не волноваться.
Казалось, мальчики приободрились от этой новости. Рон вздохнул, прошептав что-то вроде: «ну слава Богу, а я-то думал, она устроит скандал…», и уселся рядом со мной, а Гарри остался стоять, сцепив руки за спиной. Почему-то мне не понравилась эта поза – в душу сразу же закралось какое-то нехорошее предчувствие, которое и так не отпускало меня несколько дней. Как оказалось вскоре, я была более чем права – просверлив меня взглядом, Мальчик-который-выжил, произнес:
- Завтра утром надо покинуть коттедж. Нам нужно пробраться в Гринготтс, чтобы взять сами-знаете-что. После чего…
Я прервала сбивчивую речь Гарри, вздохнув так громко, словно весь кислород испарился из этой комнаты:
- Уже завтра?!
Рон и Гарри обменялись красноречивыми взглядами, будто бы сомневались в моем душевном здравии. Я же дожидалась ответа, сгорая от нетерпения и отчаянья.
- Герми, мы же… - поймав мой озлобленный взгляд (ненавижу, когда сокращают мое имя!), Рон очаровательно зарделся. Очаровательно в том смысле, что это было в духе пустоголовых дурочек вроде Лаванды Браун. – Мы же говорили на эту тему неделю назад, и ты была согласна. Неужели забыла?
Мне показалось, что комната перед глазами начала плыть. Я покачнулась, облокотившись о подушку, и сдавленно прошептала, стараясь не замечать обеспокоенных взглядов друзей:
- Нет, но… может, стоит придержать наш уход хотя бы на день?..
Гарри подошел к кровати, на которой сидели мы с Роном, взял мою руку в свою и покачал головой, лишая меня последней надежды. Надежды остаться здесь подольше, надежды еще несколько часов быть с Биллом. Надежды объясниться с Флёр и сказать ей, что она – лучшая жена на свете. Рон тоже как-то разочарованно посмотрел на меня, словно они
знали, почему я не хочу уходить отсюда. Но они не могли знать, я уверена в этом. Ведь я старалась тщательно скрыть свои чувства к самому старшему из Уизли.
- Гермиона, мы и так надолго задержались здесь, - Гарри погладил кожу на моей ладони своим пальцем – немного грубым, но теплым. – Мне тоже не хочется идти в Гринготтс, подвергать вас опасности… но так нужно. Мы должны победить Волан-де-Морта, чего бы нам это не стоило.
- Я знаю, Гарри… но может быть…
- Нет, Гермиона, - в голосе Рона послышались властные нотки. – И вообще, с каких пор ты стала такой неуверенной? Соберись! Ты же мозг нашего «Золотого Трио»! Давай, не строй из себя маленькую крошку…
Мне захотелось возмущаться – долго и действенно. Рон уже понял это, отшатнувшись от меня, как от огня. Гарри только рассмеялся над этим, словно сейчас мы не рисковали собственными жизнями, а просто сидели в уютной гостиной Гриффиндора, шутя и болтая. От воспоминания о школе на меня накатила тяжелая волна грусти, которую с трудом удалось подавить.
Вздохнув, я сложила руки на груди.
- Я никого из себя не строю, и, между прочим, я прошу остаться здесь подольше не просто так. Подумайте, мы недавно вырвались из лап Пожирателей, наделав при этом столько шуму! Да нас в каждом плохо растущем кусте ищут!
- Но ты же прекрасно знаешь, что нам придется уничтожить эти крестражи. Войны не избежать, Герми. Так что давай, урезонь свое упорство и просто готовься к завтрашнему дню.
В комнате воцарилась тишина, Гарри и Рон неотрывно смотрели на меня. Они дожидались ответа, дожидались моего решения. Однако я прекрасно знала, что от него ничего не зависит. Мы все равно отправимся в этот чертов Гринготтс, чтобы украсть чашу Хельги Хаффлпафф. Так зачем и вправду терять время? Проще уступить…
Поэтому я ожесточенно кивнула, признавая поражение, и попросила мальчиков выйти из комнаты, чтобы собраться. Они пообещали зайти через час, чтобы захватить меня на завтрак и заодно переговорить с Крюкохватом насчет меча Годрика.
Как только дверь за ними закрылась, я ринулась к письменному столу и извлекла оттуда обычный тетрадный лист с черным простым карандашом. Быстро черкнув пару строк, я вышла в коридор, осматриваясь по сторонам. Было пусто. Как раз то, что нужно.
Найдя спальню Билла и Флёр (судя по голосам, они находились там), я сложила листок втрое и просунула в щель между дверью и косяком, после чего быстро вернулась обратно в свою комнату, уткнувшись лицом в колени.
Мне нужно было поговорить с ним и расставить все точки над «i». Обязательно.
БИЛЛ.
- Билль, как ты думаешь, что мне надеть к завт’гаку?
Я повернулся к Флёр, которая кокетничала перед зеркалом и одновременно с этим успевала рыться в шкафу с одеждой, выгружая на двухспальную кровать то рубашки, то платья. Она делала вид, что все в порядке, что это такое же обычное утро, как и всегда. Но я прекрасно понимал, что это – самое ужасное утро в моей жизни. И дело было не только в Гермионе, которая, по словам Рона, уже бодрствовала. А в том, что мою жену ранили. Её
посмели ранить.
Все то время, что она рассказывала мне об их вылазке с Люпином, я не мог оторвать взгляда от левой половины её лица, на которой красовался уродливый рваный шрам. Он так не сочетался с её воздушностью и красотой, так портил её правильные черты лица и гротескно выделялся, что руки сами собой стискивались в кулаки. Я был необыкновенно зол – и это еще мягко сказано. Я был в отчаянии. Нет, не потому, что теперь Флёр такая – она красива, она божественна, я никогда бы ни бросил её, что бы ни случилось. Ей ведь было… больно. Да, очень больно. Но она продолжала улыбаться и веселиться, шутя насчет своего нового «украшения». «Гово’гят, что ш’гамы ук’гашают мужчину, Билль? Да, гово’гят п’гавильно. А насчет женщин ничего не известно?»
Вот и сейчас – на лице беспечная и беззаботная маска, белозубая улыбка и бесконечный поток слов. А в душе – боль и страх, которые нет-нет, да промелькнут в этих ясных глазах. Мне очень хотелось, чтобы Флёр никогда не чувствовала этого – мне хотелось защитить её от внешнего мира, словно несмышленое дитя. Но это не всегда получалось – уж такой характер у моей жены…
- …П’гедставляешь, а я и гово’гю – Тонкс, ты так оча’говательно смотришься в этом комбинезоне! И животик у тебя такой п’гек’гасный! А она – знала бы ты, Флё’г, как тяжело с этим п’гек’гасным животом! Я так смеялась, честное слово!.. Билль, а вот мне бы пошел такой же животик?
От последующей перемены разговора и следующего за ней вопроса, я отшатнулся от окна, словно увидел там летящую Хвосторогу. Флёр хихикнула, заметив это, но потом повторила свой вопрос, уперев маленькие кулачки в изящные бедра:
- Так пошел бы или нет? Не томи-и-и-и, Билль! Мне ошень инте’гесно! Вд’гуг я буду казаться тебе толстой и непово’готливой? О, это ‘газобьет мне се’гдце!
Она забавно сконфузилась и воздела руки к потолку, не скрывая лукавого блеска в глазах. А потом снова посмотрела на меня и подошла ближе, обвив ручками мою шею.
- Ну, скажи!
Честное слово, я не знал, что ей сказать. Слышать подобный вопрос был так странно… и вместе с этим мне показалось, что в её словах был скрыт какой-то смысл. Может, ей захотелось ребенка? Я с трудом сдержал улыбку, представив маму Флёр – деловая, заботливая, смешная-смешная. Как моя мать. Точная копия.
- Наверное пошел бы. Ты и с животиком будешь очень-очень красивой.
Флёр радостно взвизгнула и поцеловала меня в губы – я не успел отвернуться. В памяти снова нарисовалась картина вчерашнего вечера – камин, коньяк, Гермиона… мне стало дурно, и я нехотя высвободился из её объятий. Она надула губки и сдвинула брови, становясь похожей на двухлетнего карапуза.
- Флёр, мне нужно в туалет, ты же не против?
Её звонкий смех вызвал на моем лице счастливую улыбку – так улыбаются только безумно влюбленные юнцы.
- Конешно-конешно, Билль! – Флёр прикрыла ротик ладошкой, не переставая хохотать. – А я-то подумала, что тебе не н’гавится мой поцелуй!
- Как он может не нравится? – нарочито сердито осведомился я, не выдерживая и целуя её в правую щечку. – Он самый прекрасный на свете!
- Ладно, ду’гашка, беги. Пе’гсидский кове’г мне еще ошень до’гог!
Я расхохотался, щелкнув жену по носу, а затем быстрыми шагами направился к выходу из спальни. На душе было так легко, снова внутрь меня поместили связку воздушных шаров, наполненных гелием. И если бы не земная гравитация, я точно бы взлетел. Взлетел, и продолжал бы летать, думая только о Флёр…
Но моя легкость длилась недолго. Как только я открыл дверь и переступил порог, мне под ноги упала сложенная бумажка в крупную клетку, испещренная мелким торопливым почерком. Подняв и развернув её, я уткнулся в запись, чувствуя, как шарики внутри лопаются, придавленные увесистыми камнями.
«Билл, прости меня за вчерашнее. Ты не представляешь, как мне жаль.
Нам нужно поговорить, это срочно. Встретимся в семь вечера в саду? Г.Г.»
- Билль, почему ты остановился? Там что-то есть? – голос Флёр прорвался до меня, словно через пелену. – Ау, Билль?
- А, да нет, все в порядке. Просто косяк… немного покоцан, я заметил. Надо бы сменить… но ладно!
Я ощутил прилив крови к щекам, засунул руки в карманы и торопливо направился к лестнице, ведущей вниз. В голове крутились только мысли касательно того, о чем Гермиона хотела поговорить.
Почти спустившись, я расслышал мелкие шаги в коридоре и тихое бормотание Флёр:
- Косяк как косяк! И что с ним не так?..
ГЕРМИОНА.
Первую половину дня мы только и делали, что сидели в комнате Гарри и Рона, составляя план действий на завтра.
Оборотное зелье было полностью готово, нужные волосы тоже имелись. Я с ненавистью посмотрела на черные кудри, лежащие в небольшой склянке, а затем перевела взгляд на Гарри. Тот пожал плечами, извинившись:
- Извини, Гермиона. Ты прекрасно знаешь, что тебе просто необходимо преобразиться в Беллатрису. Мы же так решили, помнишь?
- Точнее, так решили вы, - не удержалась от язвительного комментария я, однако Рон и Гарри вместе с ним заодно проигнорировали мой выпад, обсуждая тактику и стратегию проникновения в сейф Лейстренджей. Я же не слушала их, потому что знала все это наизусть. Принять зелье, изменить Рону внешность, спрятать под мантией Гарри, и отправиться в Гринготтс. Там нам поможет Крюкохват, и когда чаша будет у нас, мы покинем банк, трансгрессируя в Хогвартс.
И все бы ничего, если это было бы не так опасно.
После того, как мы n-ое количество раз повторили составленный план, Билл позвал нас на обед. Изначально я не хотела спускаться в кухню – ведь это значило то, что я увижу бедняжку Флёр. Буду прятать от неё взгляд, мысленно прося прощения. Буду украдкой смотреть на Билла, бессловесно шепча: «прости». И буду фальшиво улыбаться, лишь бы не вызывать подозрений. Все это не прельщало меня, так что я собрала свой рюкзак, повесила его на плечо и сказала, что проведу день в своей комнате. Но Рон сделал такие щенячьи глаза, что я просто сдалась. И отправилась вместе с ними вниз, прислушиваясь к бешеным ударам своего сердца.
Тук-тук-тук… Билл, Билл, Билл…
За столом сидела только Луна, что-то рисовавшая в блокноте. Увидев меня, она заискивающе улыбнулась (будто бы знала какую-то страшную тайну), а потом поинтересовалась, не грущу ли я больше. Гарри и Рон осведомились, конечно, что у меня произошло, но я не ответила. Потому что в проходе стоял Билл, а я не могла оторвать от него глаз, чувствуя себя мышкой, загнанной в угол проворным котом.
Глупой, глупой серой мышью…
- Всем привет, кого не видел, - Билл по-хозяйки прошел в теплую кухню и встал у плиты, приподнимая крышку алюминиевой кастрюли. – Как спалось?
- Очень хорошо! – Луна ответила первой, но, наверное, чисто из вежливости. – Мне снилось то, что Гарри победил Того-кого-нельзя-называть. Это был такой чудесный сон… а вот Гермиона, похоже, совсем не выспалась. Она была такой расстроенной, когда я встала с кровати…
Иногда мне хотелось высказать Луне все то, что я о ней думаю. И это был как раз один из тех моментов.
- Правда? – Уизли-старший словно нехотя посмотрел на меня. – Почему, хотел бы я спросить?
Рон и Гарри, до этого молчавшие, тоже посмотрели на меня в ожидании ответа. А мой взгляд был прикован только к Биллу, осторожно посматривающему на меня из-под опущенных ресниц.
«- Билл, прости. Умоляю, прости.
- Ты не виновата, Гермиона. Не нужно раскаиваться.
- Нет, я так не думаю… во всем, во всем только моя вина! Ты не должен чувствовать себя предателем… я не хочу, чтобы ты чувствовал это.
- Наверное, уже поздно напоминать мне об этом.
- Прости…
- Ты уже говорила.
- Все равно прости.
- Прощаю»
Билл вдруг улыбнулся, я тоже. Наш немой диалог, кажется, вселил в нас уверенность и дал силы на то, чтобы вернуться к прежней жизни. Он еле заметно покачал головой, словно спрашивая: «чего молчишь? Мы ждем ответа», а я, вспомнив, что все еще молчу, покраснела и как-то ломко рассмеялась:
- Все в порядке, не стоит беспокоиться. Должно быть, это просто стресс от минувших событий…
Рон ехидно улыбнулся, продолжив свой непринужденный разговор с Гарри, Луна ободряюще подмигнула мне и продолжила рисование. А Билл принялся гремить тарелками, накладывая гостям вкусный ужин.
…Ближе к вечеру из спальни спустилась Флёр. На удивленные вопросы и ужасающие вздохи она отвечала одно и то же – что ночью, когда ей не спалось и она выбралась в сад, на неё напал какой-то зверь, оставивший вот эту красоту. Луна поверила сразу же, принимаясь делать предположения одно другого краше, Дин развел руками, бросив: «все может быть», а вот Гарри и Рон странно прищурились, но не произнесли ни слова. Даже если они и догадались, это не имело значения. Самое главное, что Флёр была жива.
Мы вкусно поужинали, еще раз поразившись кулинарным дарованиям вейлы, после чего отправились в гостиную, чтобы посидеть у камина и поболтать на всевозможные темы. Я забралась на любимое глубокое кресло, поджав под себя ноги, и принялась слушать рассказы Билла о том, как он впервые встретил Флёр (к слову – попросила рассказать об этом Луна). Сердце ныло, рана внутри кровоточила, но я, тем не менее, была рада. Рада тому, что у Билла и Флёр все в порядке. И тому, что моя любовь к нему не разжигала ревности к его жене. Нет, иногда, когда я смотрела на сияющую в свете камина француженку, я ощущала укол чего-то болезненного, но она так невинно улыбалась и смотрела на меня, что я сдалась. Я попала под эти чары, и поняла, какого Биллу.
Эта женщина никогда не станет той, к которой он потерял бы интерес. Они – словно две половинки чего-то целого…
- А потом я встретил Флёр в Гринготтсе, - Билл с романтичной улыбкой на губах смотрел куда-то в потолок. – Честное слово, я был так удивлен, что при первой встрече с ней потерял дар речи!
- Но не столько удивлен, сколько с’гажен моим п’гигодным обаянием, - подытожила Флёр, нахально усмехаясь. – Я до сих по’г помню твой взгляд – ты был влюблен, ma chere!
- Влюблен, - согласился Билл. – Так вот…
Но договорить ему не дал громкий стук в парадную дверь. Все, кто находился в гостиной, подскочили как ужаленные на своих местах. Билл моментально оказался на ногах, выхватив палочку, я, Гарри и Рон тоже. Крюкохват, который к тому времени только спустился, нырнул под кофейный стол, замерев, будто бы статуя.
- Всем тс-с-с-с… - Билл приложил палец к губам, делая шаг вперед. Палочка нацелена прямо в дерево, на уровне маггловского глазка. – Кто там? – спросил он уже громче.
- Я - Ремус Люпин! – произнес громкий голос, слегка дрожащий и колеблющийся из-за ветра. Флёр прижала руку к груди, Луна подскочила к ней и положила ладонь на хрупкое плечо. Я покрепче сжала палочку – это мог быть двойник. Запросто. – Я оборотень, женат на Нимфадоре Тонкс, адрес коттеджа "Ракушка" назвал мне ты, Хранитель Тайны, и приказал приходить только в экстренных случаях!
- В экстренных случаях… - вейла побледнела, словно мел.
- Люпин! – Билл ринулся в прихожую, к двери, и одним рывком открыл её, впуская гостя. Тот переступил порог гостиной весь бледный и измученный, будто бы его пытали. Я ахнула в один голос с Флёр – та начинала мелко дрожать.
Но Ремус даже не думал пугать нас. Его губы вдруг сложились в широкую улыбку, и он радостно крикнул:
- У нас мальчик! Мы назвали его Теддом, в честь Дориного отца!
В помещении воцарилась тишина, прерываемая лишь треском дров в камине. А в следующую секунду я не выдержала и возопила так громко, что все собравшиеся вздрогнули:
- Что?! Тонкс! У вас родился ребенок?
- Да-да, родился! – ошалело заорал Люпин, чуть ли не подпрыгивая от нахлынувших на него чувств.
Это была та новость, которой нам так не хватало. Все грустные мысли улетучились без следа, о войне не могло быть и речи. Билл скрылся в подвале и скоро принес бутылку красного вина, разлив его по бокалам, Флёр, Луна, Дин, Рон и Гарри продолжили поздравлять радостного Люпина, который, кажется, совсем сошел с ума от счастья. Он ежесекундно восклицал: «Ребенок! Здоровый, крупный! И волосы, как у Доры!», описывал нам маленького Тедди во всех красках и опрокидывал бокалы с вином, принесенные Биллом.
После двух или трех бокалов, Ремус назначил Гарри крестным отцом его сына. Последний, вроде бы, был в глубоком шоке, но я очень обрадовалась за него. Мой друг будет отличным крестным, я уверена. Тедди повезло.
Когда первая бутыль была выпита, а лица гостей покрылись румянцем, Билл было отправился за добавкой, но Люпин, сказав, что за Нимфадорой и новорожденным нужен глаз да глаз, покинул коттедж, чуть не забыв попрощаться. Правда, его уход не слишком-то повлиял на всеобщее настроение – и старший Уизли все-таки разлил по бокалам еще красного вина, провозглашая тост за Тедди и его здоровье.
После выпитого мне стало так легко, что я и вовсе не заметила, как Гарри и Билл скрылись на кухне, принимаясь о чем-то перешептываться. Лишь потом, когда Флёр задала вслух риторический вопрос: «инте’гесно, они там еще долго?», я забеспокоилась. Но они так быстро вернулись, что я махнула рукой на опасливые предположения. Скорее всего, Билл просто поздравлял Гарри со статусом крестного отца. Я бы тоже так сделала. А может, спрашивал о завтрашнем… кстати, о завтрашнем. Мне еще нужно было поговорить с Биллом.
Я поймала его через полчаса, когда тот мешал дрова в камине. Наклонившись, и слегка опершись о стену, я, убедившись, что вокруг никого нет и все разошлись по своим комнатам, спросила:
- Билл… мы можем выйти?
Он встал как-то чересчур резко, но встретившись со мной взглядом, предпринял попытку улыбнуться.
- Разговор? Хорошо, идем.
Я тоже ответила на его улыбку, правда как-то не слишком уверенно. И мы отправились в прихожую, намереваясь решить все раз и навсегда.
