Глава пятаяБой, где на кону верность и честь, вечное лето,
Не разберешь, кто победил, кто побежден.
Сэнди, «Квиддич»
Иногда наступали такие моменты, когда даже мне, существу достаточно меркантильному и приземлённому, хотелось глупой, банальной, идиотской, но – романтики. А чёртова весна, ставшая причиной этих постыдных порывов, как ничто другое для подобной романтики подходила. Я не любила без причины вылезать из подземелий: летом там было прохладно, зимой, несмотря на слухи, пущенные врагами, тепло, а осенью – сухо и безветренно, но весной там было… никак. И мне нужен был запах хвои, тихий шепот озерной воды, звук гравия под голыми пятками, чтобы снова почувствовать себя собой. Весной бесчисленные затяжные пьянки переносились из нашей слизеринской обители на крыши, балконы, в укромные уголки парка, раскинутого вокруг Школы, на берег озера, под неправдоподобно чистое и звёздное небо, потому что иначе было никак.
– Господа, я предлагаю выпить это замечательное вино урожая 1892-го года, посланное, кстати сказать, моим любезным батюшкой, за нынешний седьмой курс Слизерина, в скором времени отправляющегося в свободное плавание!
Забини высоко поднял тонкий хрустальный бокал, до середины наполненный действительно очень неплохим вином. Впрочем, плохие вина они – пафосные аристократы, дети влиятельных родителей, слизеринцы, одним словом – не пили. Я в этой компании оказалась исключительно благодаря врождённой мизантропии и – чего кокетничать? – привлекательной внешности. Презрение ко всему человечеству и слизеринский галстук в сочетании с фамилией Поттер делали меня исключительным кадром в нашей достаточно однородной компании.
– Все мы покинем стены Хогвартса, – продолжал Забини, - и только леди Поттер останется в качестве продолжателя наших славных традиций. Леди Поттер, вас не беспокоит, что вы будете прозябать здесь в гордом одиночестве ещё два года? – с деланной заботой заглянул мне в глаза слизеринец.
– Абсолютно нет, – надменно отозвалась я. – Мистер Забини, вы представляете, что кроют под собой страшные слова «свободное плавание»? Это хилый плот, минимальные запасы провизии и питьевой воды, зато неприличное обилие воды солёной. Ах да, и штормы.
– Лили, – Малфой лениво протянул Забини бокал – мол, налей ещё, - наше свободное плавание будет похоже на кругосветное путешествие на борту фешенебельного океанского лайнера. Дорогая выпивка, дорогие наряды, дорогие женщины.
– Дорогие? Женщины? Не думала, что аристократы пользуются услугами шлюх, – хмыкнула я.
– Аристократы пользуются услугами шлюх-аристократок, – отрезал Малфой. – Эти дамы ничем не лучше своих безродных коллег: продают за деньги свою красоту, родовитость и глупую улыбку.
– Невысокого же вы мнения о дамах высокого происхождения, – бросила я только для того, чтобы что-нибудь сказать.
Скорпиус предпочёл оставить последнее слово за собой. Я пожала плечами и сделала ещё глоток. Всё шло своим чередом: ленивые разговоры о будущем, о людях, о нас были обычным занятием. Мы смаковали тот цинизм, с которым рассуждали о мире, мы считали, что с рождения нам дано право вальяжно выбирать из сотен тысяч вариантов. Глупцы.
Я не помню, после какого бокала Малфой, раньше сидевший напротив меня, оказался рядом. Не помню, где была моя ехидность, когда он жарко прошептал: «Иди сюда, Лили, маленькая, будь хорошей девочкой…» И, убей, Мерлин, не помню, когда я разрешила этому нахалу обращаться ко мне на «ты»!
Мне даже не хотелось курить. Я просто сидела на всё ещё холодной земле, обняв колени руками, и вспоминала о делах давно минувших. Думать о будущем и настоящем не хотелось абсолютно. И если будущее в этой ситуации проявило тактичность и скромно не появлялось, то настоящее в лице семикурсника-гриффиндорца, ставшего моим личным кошмаром, не преминуло явиться и испортить момент.
– Гракх, тролль тебя за ногу! Ты откуда взялся? Лекция закончилась минут сорок назад! – моему возмущению не было предела. Ненавижу, когда тревожат – неожиданно и бесцеремонно.
–Я просто проследил за вами, у меня к вам важный разговор, - Гракх с торжественным видом уселся рядом.
– Нет у меня с тобой тем для разговоров, Гракх.
– У стервозной рыжей девчонки, быть может, и нет, а с профессором Поттер мне есть о чём поговорить.
От такой наглости я была даже не в состоянии что-либо ответить.
– Хорошо. В чём дело?
– После окончания школы я собираюсь писать научную работу по истории. Под вашим руководством.
Я не знала, плакать мне или смеяться. Я только моргала и делала тщетные попытки закрыть рот.
– Гракх, скажи мне, ты окончательно свихнулся?
– Нет, – беззаботно отозвался гриффиндорец, – я вполне серьёзно. Не могу просто так оставить вас, такую безграмотную, в Школе, тем более в Гриффиндоре я знаю минимум двоих талантливых ребят, которым для полного совершенства не хватает только толковых преподавателей. Вас, насколько я знаю, заменять не станут, потому я лично возьмусь за ваше историческое образование, а чтобы окружающие не удивлялись тому, что ученик преподаёт профессору, мы замаскируем это под подготовку дипломной работы.
Всё это было сказано настолько самоуверенно, безмятежно и твёрдо, что я мигом выбрала нужные эмоции: я разозлилась. Очень и очень серьёзно.
– Значит так, Гракх. Сейчас ты поднимешь свою благородную задницу и вместе со своими идиотскими идеями пойдёшь обратно в этот грёбаный замок, в котором я, кстати, недолго задержусь. Через пару месяцев я увольняюсь. Мозги твоих гениальных гриффиндорцев в безопасности.
С минуту он молчал, и я, не выдержав, повторила:
– Я ясно выразилась, уходи.
Гракх задумчиво оглядел меня с ног до головы. Я рассерженно шмыгнула носом: уйти первой я уже не могла, а хотелось, потому что несмотря на календарную весну, мне после многочисленных зимних болезней было холодно. О состоянии своей пятой точки я старалась не думать, ноги окоченели и отказывались подавать признаки жизни.
Макс неожиданно стянул с себя шарф:
– Вы замёрзли.
– Не твоё дело.
– Не дёргайтесь, задушу.
– Это угроза?
– Это вариант развития событий.
– Так, Гракх, хватит! – я уже откровенно рассвирепела. – Убери от меня свои руки и свой шарф недоделанный, обойдусь!
– Лили, – признаюсь, сказал он это впечатляюще, – не дёргайся. Ты замёрзла. Простудишься и умрёшь, и меня до конца жизни будут терзать угрызения совести. Не волнуйся, моё духовное спокойствие мне дороже твоего здоровья. И хватит уже, чёрт побери, разыгрывать из себя капризного ребёнка! – последние слова он выплюнул-выкрикнул с такой угрозой, что я невольно притихла.
И кто им всем позволяет переходить со мной на «ты»?..
***
О своём увольнении я сказала не для пущей драматичности – всё действительно складывалось как нельзя удачно.
…в высоком бокале погибал кусочек льда. Я лениво помешивала коктейль трубочкой, в завидном количестве производя фальшивые улыбки, все до единой адресованные моей белокурой собеседнице. Та, впрочем, старалась не меньше.
– Ты удивительно повзрослела, милая! – произнесла наконец блондинка.
«Превратилась в жирную тётку с наступающим на пятки кризисом среднего возраста», - перевела я в голове. Леди из высшего общества пристало говорить метафорами.
– Тебя я тоже узнала как-то не сразу, – ответно оскалилась я, – у тебя изменился цвет кожи. Ты стала более… м-м… аристократичной, наверное.
Судя по чуть скисшему выражению лица блондинки, мою мысль она словила: «Бледна, как поганка на окраине болота».
– Я слышала, ты устроилась работать в Хогвартс, – Мирабелла Булстроуд, отпрыск благородного семейства.
Не знаю, как сия леди умудрилась приобрести светлые, почти платиновые волосы, достаточно миловидное лицо и неплохие глазки, учитывая неблагоприятную генетическую базу. Я до сих пор подозревала, что миссис Булстроуд, в девичестве Розье, была не столь верна мужу, сколь казалось на первый взгляд. Впрочем, меня это не касалось. Отпрыск этой благородной четы встретился мне случайно на празднично-весенней Диагон-аллее, и так как в прошлом я имела сомнительное счастье учиться с ним на одном факультете, то пришлось улыбаться и вести вежливые беседы.
– Да, у тебя неплохие источники, – сплетница проклятая.
– Не понимаю, неужели ты со своими мозгами не могла найти себе что-нибудь более… пристойное? – с деланной жалостью сказала Мирабелла, поднеся к губам свой бокал.
– Я люблю свою работу, она приносит мне некоторое удовлетворение, – моя улыбка просто лучилась этакой таинственной радостью, свойственной счастливым людям.
– Жаль… Я ведь только хотела рассказать тебе об одном предложении, – личико девушки омрачила неправдоподобно искренняя печаль.
– Я с удовольствием выслушаю, природный интерес не даёт мне права не дать тебе выговориться.
– Один мой знакомый – главный редактор крупного и достаточно известного в магических кругах журнала, – деловито начала излагать Мирабелла, – и сейчас он как раз ищет кого-нибудь из высших кругов на должность журналиста…
– С каких это пор журналистами могут быть только люди благородного происхождения?
– Дело в том, что… специфика рубрики… ну… Лили, грубо говоря, нужны сплетни о высшем обществе. Но так как журнал приличный, то дамочки вроде Риты Скитер там не требуются. Ты понимаешь, о чём там нужно писать, – мисс Булстроуд многозначительно мне улыбнулась.
Я понимала. Замечательно понимала всё, кроме одного: к чему Мирабелле, моей далеко не подруге, мне помогать? Предложение было действительно очень и очень недурным: с долей яда и юмора писать светскую хронику, основанную пусть на приукрашенных, но всё же реальных событиях – это именно то, что я смогла бы делать. В конце концов, ехидничаю я автоматически, так почему же не получать за это скромное вознаграждение?
Однако я напряглась в ожидании пресловутых подводных камней.
– Ты знаешь, это интересно. Спасибо, я подумаю, – действительно стоит задуматься.
– Ой, да не за что, – отмахнулась Мирабелла, – ты лучше рассказывай дальше. Как ты, как семья? Кстати, я недавно видела Джеймса, такой импозантный мужчина… Правда, что он открыл уже седьмую адвокатскую контору по защите прав магов?..
От неожиданного облегчения я даже заулыбалась: гипотетический подводный риф оказался мелким камушком. Мирабелла надеялась, что я познакомлю и сведу её с братом, и предварительно решила меня задобрить. Что ж, мне не трудно. Джеймсу всегда нравились блондинки…
…потому моё заявление об уходе не было пустой угрозой. Мне показалось, что МакГонагалл даже облегчённо выдохнула, выслушав мою просьбу об увольнении. Так что я радостно паковала чемоданы, жмурилась, предвкушая переезд в свою дорогую любимую квартиру, на радостях всё же оплаченную отцом, и проводила последние лекции. Меньше всего проблем было с седьмым курсом: я дала им экзаменационные материалы и полную свободу действий в подготовке к ЖАБА, за что те мне, кажется, были очень благодарны.
Школьный колокол возвестил об окончании самого последнего урока в моей жизни и я вскочила с кресла с плохо скрываемой радостью:
– Итак, девочки и мальчики, это наша с вами последняя встреча. К сожалению, в экзаменационный период меня не будет, потому как я уволилась. ЖАБА всё равно проводится министерскими работниками и самим учителям присутствовать на испытаниях запрещено. Всё, что я могу сейчас сделать, так это попрощаться с вами и ещё раз пожелать удачи на экзаменах. Всего хорошего! – подхватив уже тщательно сложенные сумку и папку с бумагами, я стрелой кинулась к двери.
С не меньшей скоростью за мной кинулся Гракх.
– Значит, всё же уходите? – спросил он, догнав меня в коридоре.
– Всё же ухожу.
– Я рад.
– Неужели за меня?
– За Хогвартс, конечно.
– Да, Гракх, я тоже буду по тебе скучать, - сладко пропела я и скрылась за ближайшим поворотом.
Чемодан мягко скользил в сантиметре от песчаной дорожки, ведущей к воротам. Я наконец покидала Хогвартс, в который меня насильно затащили уже во второй раз. Да, насильно, но…
Подходя к большим чугунным створкам, я всё же обернулась, и, улыбнувшись старому замку, помахала рукой.
Тьфу, как же глупо вышло.
Эпилог
– Лили, милая, позвольте представить вам нашего нового сотрудника из отдела корректуры…
– Гракх?!
– Профессор Поттер, вы могли бы разнообразить свой репертуар парой новых интонаций, а то гнев станет вашей стандартной установкой. Так, посмотрим, что тут у нас, вчерашняя статья… двадцать третье сентября три тысячи двадцать третьего? Профессор, ваши проблемы с датами – синоним слова «неизменность».
– Гракх, тебе не надоело?
– Нет. Просто вы потрясающе красивы, когда злитесь.
