Глава 5
Около половины одиннадцатого вечера, чувствуя себя Шерлоком Холмсом и Эркюлем Пуаро, я зажег камин, чтобы связаться со своей лучшей школьной подругой. Хотелось верить, что ей удастся пролить свет на терзающий меня вопрос. Однако с самого начала разговор пошел совсем не так, как я рассчитывал.
- Привет, - сказала Гермиона. – Что случилось?
- Неужели обязательно должно что-нибудь случиться, чтобы я наконец собралась проведать старую подружку?
- Наверное, - непритворно вздохнула Гермиона.
И, самое ужасное, она была права. Я действительно не появлялся слишком долго, но ведь и сама Гермиона уже много недель не выходила на связь. Бурный роман с Роном Уизли, учёба, новые знакомства – всё это уже пятый год выстраивало стену между мной и Гермионой. Да и не только Гермионой – прежние связи рушились, а новые я пока не спешил приобретать. Естественно, неожиданный отъезд, бегство в Америку, только усугубил этот процесс, но начало ему было положено ещё в Лондоне, где я провёл первый год после победы над Волдемортом.
- Можно, я войду?
- Да пожалуйста, - пожала плечами Грейнджер.
Минуту спустя я уже был в гостиной дома её родителей. Девушка стояла у окна, перебирая бахрому штор. «Она изменилась», - подумалось мне. Девушка была одета в желтое домашнее платьице со смешным пояском, шикарные густые волосы были собраны в хвост. Как и я, Гермиона любила маггловскую одежду – возможно, потому, что первые одиннадцать лет жизни именно её и носила. От некоторых привычек родом из детства просто невозможно избавиться. Да и незачем.
Гермиона указала рукой на кресло, предлагая сесть, я так и поступил. Она села напротив и предложила чай. Я, естественно, не стал отказываться, и мы довольно долго болтали о разных маловажных пустяках, о которых могут говорить только старые друзья.
- Не собираешься возвращаться? – спросила Гермиона.
Вопрос был задан просто так, без предисловия, неожиданно. Словно вся наша болтовня была лишь необходимой, но безынтересной прелюдией. Странно, а мне думалось, что мы неплохо проводим время…
- Нет, мне и так неплохо, – ответил я, наверное, слишком резко.
- Зачем ты вообще уехал? - вздохнула Гермиона. – Не могу понять, извини. Конечно, ты всегда был человеком со странностями, как и я, как и Рон… Война плохо повлияла на каждого из нас, всё наше поколение – со шрамами войны. Ты стал тихим, ты боишься. Рон – наоборот. Он всё время пытался что-то кому-то доказать. Я… У меня тоже свои причуды, ты знаешь. Мы словно прокляты всегда быть вторыми.
- После меня? – уточнил я.
- На самом деле мы все вторые, с самого рождения. А ты – первый, и это тебе мешает, как заноза, которую нельзя вынуть. А ты – это общая заноза нашего поколения, мы обречены оставаться в твоей тени даже после того, как ты ушел.
- Зачем ты мне это рассказываешь?
- Разве я говорю то, чего ты не знал?
- Ты говоришь то, чего раньше никогда бы не сказала.
- Людям свойственно меняться, Гарри. И не все меняются к лучшему. Я больше не та девочка, которая считала, что мир становится лучше с каждой прочтённой страницей умной книги, с каждым выученным заклинанием. Я прочитала и выучила всё, что могла, но мир стал только хуже, как и следовало ожидать.
Слушать то, что говорила Гермиона, было невыносимо. Не потому, что я не любил правду, наоборот, я считал, что правду стоит знать с самого начала, чтобы потом не так сильно расстраиваться. Правда – такая штука, которая однажды всё равно вылезет наружу, но произойдёт это в самый неподходящий момент, особенно если откладывать и откладывать момент приобщения к истине.
Но правда Гермионы, хоть и не сильно отличалась от моей, разрушала мой мир, разбивала на куски светлые воспоминания, выкорчёвывала из меня прошлое.
Я никогда не считал, что раньше мне жилось так уж отвратительно. Ни в коем случае. Друзья, поклонники, любовь, грандиозная победа – всё это была летопись искреннего юношеского счастья. Но, посмотрев на себя тогдашнего со стороны, я ужаснулся. И ужасался по сей день.
Я так и не смог пережить победу, доставшуюся магическому миру такой ценой. Поскольку я и Волдеморт были главными действующими персонажами драмы, мы и потеряли больше всех. Волдеморт, к тому же, потерял жизнь. Тут мне повезло. Но в то же время ни один человек на этой войне не лишился такого количества близких, как я. Слава была омыта кровью и построена на мёртвых телах. И каждое из этих тел я мог опознать.
Нужно ли держаться за такое прошлое обеими руками, даже если оно упорно пытается уплыть, как пароход в Африку? Или бросить его, пусть улетает с ветром, растворяется, словно сахар в воде?
Чтобы что-нибудь решить, оказавшись в подобной ситуации, нужно знать, станет ли лучше
потом? Или попав в это «потом», будешь с нежностью вспоминать все пережитые кошмары и думать, как когда-то было хорошо и просто жить на свете? Но поскольку никто про себя не знает, что там дальше случится, будущее оставалось тёмным, а прошлое продолжало оттягивать мои карманы.
Я не раз говорил своим друзьям, что прошлое, как бы там ни было, нужно отпускать, но сам пока не был готов так поступить. Иногда – и это меня немало расстраивало – мои слова расходились с делом.
Виной тому был обыкновенный человеческий страх перед переменами. Как с ним поступить, я тоже знал. Следовало наплевать на страх, не обращать на него внимания, позволить событиям развиваться так, как диктует логика и здравый смысл. Однако знать, как должно быть, и действовать, как должно – это разные вещи, в чём я уже имел неудовольствие убедиться на собственном примере.
К сожалению, в эту ловушку попадали многие разумные люди. И лишь немногим удавалось выбраться из неё и продолжить свой путь, причём путь вверх, а не вниз. Катиться с горы легче, чем покорять вершину, даже когда знаешь, что нельзя выбирать лёгкие пути. Только на сердце при этом так тяжело, будто оно превращается в бессмысленный камень.
Как сказать об этом Гермионе? Какие слова помогут выразить все чувства, испытываемые мною? Нет таких слов. Мне противно говорить о себе. Это так неважно!
Когда просыпаешься и видишь в окне горы, которым много тысяч лет, которые стояли до твоего рождения, и будут стоять после твоей смерти, горы, в которые веками бьётся холодный, острый, как опасная бритва ветер, - понимаешь, что ты ничего не стоишь. Ты – это только то, во что сам веришь, ты – это только то, что сам для себя значишь.
И довольно об этом.
- На самом деле мне действительно нужна твоя помощь, - сказал я. – Тебе о чём-нибудь говорит имя Адам Тейлор?
- Хм, что-то знакомое, - неуверенно протянула Гермиона. – Тебе срочно?
- Нет.
- Тогда, если не возражаешь, я поищу в библиотеке.
- Не уверен, что он там найдётся, - честно признался я. – Этим именем назвался один человек…
В общем, я всё ей рассказал. На душе стало легче, как ни странно. Хотя разумом я понимал, что проблема никуда не делась. Но я разделил её с Гермионой, пусть частично, и нести груз, давящий на плечи, стало значительно легче.
После недолгого раздумья Гермиона посоветовала не пороть горячку, а хорошенько понаблюдать за Тейлором. А сама она тем временем постарается выяснить, где я мог слышать его имя – если, конечно, я действительно его слышал, а не придумал всё это дождливой ночью в попытке заснуть.
На следующий день я проснулся с больной головой. Кажется, всю ночь мне снились кошмары – эти разговоры с друзьями никогда не приносят ни успокоения, ни облегчения. Чувствуешь себя предателем и эгоистом, бросившим друзей детства прозябать в мокром Лондоне…
Ха-ха, так и есть, я злой Гарри Поттер, сбежавший в дикие горы и бросивший бедняжку Рона и бедняжку Гермиону, которые мне не пишут месяцами. «Пора бы тебе уже повзрослеть, Гарри!»
Я долго валялся в постели, читая книжку и поедая печенье, припрятанное в прикроватной тумбочке, потом просто смотрел в окно, на постепенно наливающийся красками день, подсвеченный дымчатым солнцем. Никто не прерывал праздник лени, подушка была мягкой, одеяло – тёплым, воздух – свежим, и я растекался по кровати как желе.
Потом вдруг услышал скрип входной двери, она заскрипела и тут же захлопнулась. Я выглянул из окна, но на крыльце никого не было. Кажется, мой пугливый гость побоялся выйти на улицу в одиночестве. Теперь, прислушиваясь, я мог различить его тихие, словно крадущиеся шаги. Он, как запертый в клетке кот, мерил шагами гостиную с точностью хронометра, шаг в секунду.
Эта беспричинная чёткость внезапно напугала меня до такой степени, что я вскочил и, набросив на плечи халат, выбежал на лестницу. Первой мыслью было, что передо мной не человек. В гостиной был включен весь свет, и в дверном проёме я видел тёмную фигуру, бродящую от стены к стене. Тейлор казался слепцом, потерявшимся в лабиринте.
Я хотел было окликнуть его, но Адам уже почувствовал чужой взгляд и поспешно обернулся. Руки он заложил за спину, спина была сгорблена, лицо белело, как молодая луна в безоблачном вечернем небе.
- Доброе утро, - сказал я, хотя на самом деле больше всего хотел спросить, что с ним происходит. Но моего воспитания на такие откровенности пока не хватало.
- Доброе, - ответил Тейлор и вдруг одним неуловимо мягким движением оказался возле меня. Я немалым усилием подавил нервную дрожь. – Я долго думал… Не может так быть... что вы мой сын?
Адам схватил меня за руки, его цепкие пальцы были скользкими от пота.
- Как вам в голову только пришла такая мысль! – воскликнул я. – Да посмотрите на себя в зеркало, в конце концов!
- Я подумал, что ваш возраст как раз… соответствует. А внешность… Кто знает. Но по какой ещё причине я мог быть настолько уверен, что вы примете меня в своём доме?
- А ничего, что я-то не терял память и точно должен помнить, КТО мой отец?!
Я против воли начал злиться. Это уже ни на что не похоже! Обрести второго папочку мне не улыбалось. Да ещё… такого!
- Простите, - потерянно сказал Тейлор, отпуская меня и пятясь. – Я не хотел вас обидеть… Просто надеялся узнать, кто я такой на самом деле.
Мне тут же стало стыдно – и что за переменчивость настроений?! Только что кипел, словно чайник, а теперь сгораю со стыда. Конечно, как я мог грубить Тейлору, если он просто надеялся разгадать тайну своего прошлого? Он ведь не виноват, что мой настоящий отец давно погиб, а нового мне не нужно…
- Ничего страшного. На самом деле мне достоверно известно, кто мой отец, и в том, что я его сын, не может быть никаких сомнений. Идёмте, если хотите, я покажу вам, почему.
Тейлор довольно равнодушно кивнул и последовал за мной наверх, в спальню. Я подвёл его к стене, на которой в ажурной металлической рамке висела фотография моих родителей. У меня, конечно, было несколько их колдографий, но я не рискнул повесить их на стену, не говоря уже о том, чтобы показывать Тейлору. Движущиеся картинки могли его… смутить.
- Видите, мы с отцом похожи, как картина и её репродукция.
Тейлор впился глазами в лица. Кажется, умирающий от жажды путник, обнаруживший среди пустыни бар, не смотрел бы на воду с такой жадностью, как Адам смотрел на фотографию.
- Это ваша мать? – спросил он как-то более хрипло, чем обычно.
- Да.
- Она… самая прекрасная женщина, которую я только видел, - вздохнул Тейлор.
- Была, - поправил я. – Моя мать погибла очень давно.
Тейлор вздрогнул, и его черты заострились.
- Мне жаль, мистер Гаррис, - сказал он. – Мне жаль, что я не ваш отец.
С этими словами он вышел из спальни, а я застыл в немом шоке. Мерлин, спаси Тейлора, иначе я сейчас приду в себя и… Злодейская улыбка исказила лицо.
