Глава 5Темное оконное стекло затуманилось от дыхания Питера. Его палец скользнул по поверхности, холодной, как лед (будто здесь сейчас и не лето, и не юг…), оставляя неровные полосы, как шрамы. Острый угол вверх ногами – это горный пик, и еще один, и еще – горная цепь, над которой, как искусственное солнце, просвечивают сквозь стекло огни железнодорожной станции. Три горы и два пересекающихся крестика над ними – это звезда Судьбы. Звезда, которая вела его, Питера, какими-то путаными, странными путями, завела его в Албанию и теперь мерцала холодно и отстраненно, как бы говоря: «Ну а чего ты хотел?»
- Что ты там делаешь, Хвост? – звучит позади Питера высокий, ледяной голос, и Питер, вздрогнув, быстро затирает рисунок, как будто совершил какой-то проступок.
- Ничего, мой Лорд. Смотрю, не подошел ли наш поезд.
Он не решается обернуться, ему совсем не хочется лишний раз смотреть на того, кто сидит неподалеку на скамье, в самом темном и пустынном углу вокзала.
Питер по-прежнему называет его, даже мысленно, «Темным Лордом», а внутри бьется скользкая волна ужаса, отвращения и неясного, тревожащего сожаления: того, кто сейчас перед ним, называть Темным Лордом – это просто зловещая насмешка. Он даже не тень своего былого величия. Он… просто тень.
Даже меньше.
Лорд чувствует свою беспомощность, свою зависимость от Питера, и это его злит, так злит, что и без того не обласканному похвалами Питеру достаются все возможные булыжники на свете. Питер, в свою очередь, не может без дрожи прикасаться к этому уродливому тельцу – как у сюрреалистического младенца, только гораздо, гораздо страшнее – и со страхом смотрит на огромную змею, которую Темный Лорд, даже в своем ужасном состоянии полупривидения, ухитрился откопать где-то в Албании. Сейчас эта змея, замаскированная от окружающих маглов чарами Лорда, тихо-мирно свернулась где-то под скамьей, и Питер отчаянно старается держаться подальше – не наступить бы ей на хвост ненароком. А еще он вынужден доить ее и варить из ее яда зелье, которое так необходимо Темному Лорду в его теперешнем состоянии. Но которое он сам себе сварить не может.
Эти постоянные заботы утомляли Питера, а необходимость быть все время рядом с существом, которое сейчас напоминало Темного Лорда лишь холодным голосом и блеском красных глаз, и этой змеей заставляла иногда жалеть о своем решении – отправиться на поиски, чтобы вернуть Лорду силу и власть, рассчитывая на его защиту и награду. И в то же время Питер – наверное, впервые в жизни – чувствовал себя столь остро необходимым кому-то, и это согревало его в албанские сумерки, когда метались вокруг безрадостные тени, а в голове – такие же безрадостные мысли.
Эта Албания – настоящая – сначала показалась ему гораздо теплее и светлее, чем та, которую он видел во сне, но постепенно погружаясь от веселого побережья в ее глубь, в ее горно-лесное сердце, Питер понимал, что ошибся. Свет и веселье были как праздничная обертка, а внутри скрывалась чернота. Люди в Албании были дружелюбны и, случалось, охотно пускали Питера на ночлег, не требуя за это ни единой монетки, еще и норовили угостить каким-нибудь местным блюдом за собственный счет. Но чем дальше продвигался Питер, тем сильнее ощущалась какая-то тревога, будто витавшая в воздухе, - тревога, которая материализовывалась в виде тех самых горных пиков, почти до макушки заросших лесом, птиц, заунывно певших, когда Питер проходил мимо по очередной разбитой в щебень дороге, покосившихся домишек в глухих деревушках и придорожных гостиниц с выцветшими обоями и старенькой мебелью. Часто вечерами Питер просто сидел неподвижно на скрипучей кровати в каком-нибудь очередном номере и тупо рассматривал стену напротив, и его одолевала безысходная тоска, одиночество и ощущение бесконечной потерянности – в чужой стране, в чужом мире маглов, в неопределенности настоящего и будущего… И тогда, под хриплое тиканье доисторических часов и приглушенный гул ветра за окном, Питеру казалось, что весь остальной мир – Англия, Хогвартс, Министерство магии, его преследователи и лорд Волан-де-Морт – перестали существовать когда-то давно, что остались только эти выцветшие стены, тонкие одеяла на кровати и он сам, Питер, заблудившийся неизвестно в какой реальности…
В одной из таких придорожных гостиниц это ощущение изолированности рассеялось без следа, когда он увидел знакомое лицо из прошлой жизни. Берта Джоркинс, сотрудница Министерства магии и давняя соученица Питера в Хогвартсе, сидела за столиком и чрезвычайно сосредоточенно рассматривала меню. Питер хотел исчезнуть, пока его не заметили, - тому, кто считается умершим, лучше не попадаться на глаза знакомым, да еще из Министерства, - но было поздно. Берта подняла голову - и этот незначительный жест обошелся ей дороже, чем что бы то ни было в жизни.
Несчастная дура. Она всегда была такой любопытной. И она поверила, что Питер ей действительно сейчас все-все объяснит, и все станет на свои места… наверное, уже прикидывала, какой фурор произведет в Министерстве магии эта сногсшибательная новость – Питер Петтигрю, якобы убитый Блэком и получивший посмертно орден Мерлина, жив, оказывается!
Но она была так уверена в виновности Блэка в том взрыве, что ни сном ни духом не опасалась и не подозревала Питера. Его вообще никто никогда не подозревал и не опасался. Для шпионской работы это было даже удобно. Вот и сейчас пригодилось.
И вздумалось же Берте из всех возможных мест для проведения отпуска выбрать Албанию!
Питер не представлял, что с ней делать дальше, и просто привел ее к Темному Лорду. Думал, лишний свидетель, а Берта оказалась кладезем ценнейших сведений. Лорд допросил ее, а потом избавился от нее.
Питер хотел, чтобы ей стерли память. Но лорд Волан-де-Морт предпочитал методы более надежные и необратимые. Он впервые за долгие, мучительные годы увидел так отчетливо надежду на возвращение себе и тела, и былого величия и не собирался ею рисковать.
Он просто убил Берту – уже обезумевшую от допросов, от бесконечной легилименции, все перемешавшей в ее и без того непоследовательном, хаотичном мозгу… И глядя, как взлетает к небу зеленая вспышка, Питер говорил себе, что счет новым жертвам теперь открыт, и это только начало.
Следующим, по замыслу Темного Лорда, должен был стать Гарри Поттер.
И это вызывало у Питера смутное беспокойство, от которого он тщетно пытался отделаться и в котором сам себе не желал признаваться. Хотя – почему нет? Ведь мальчишка для него ничего не значит… совсем ничего не значит. Просто ему, Питеру, совсем не улыбалось возиться с чудовищным «младенцем» и змеей еще целый год, как того требовал план Лорда, он предпочел бы использовать в ритуале кого угодно другого вместо мальчишки и даже готов был самолично поискать замену… Надо будет поговорить об этом с Темным Лордом. Позже. При удобном случае.
От размышлений Питера отвлек сигнал, возвещавший о прибытии поезда.
Он вышел на перрон с «младенцем» на руках. Теперешняя земная оболочка Темного Лорда была закутана в одеяло, да и в потемках все равно никто не разглядел бы его лица. Питер на всякий случай держался поодаль от других пассажиров, но, похоже, никто не интересовался. Это было даже странно – в своем путешествии по Албании, где к толпам иностранных туристов жители были непривычны, Питер то и дело становился объектом повышенного внимания. Иной раз ему это сильно мешало: боялся за конспирацию. А тут – редкие хмурые пассажиры, стоявшие на перроне с корзинами и сумками, скользнули безразличным взглядом по Питеру и снова уставились в темноту, откуда подкатывали грохочущие вагоны. Да еще туман какой-то странный наползал… Будто дементоры пролетели.
Питеру было неуютно. Он настороженно оглядывался по сторонам. Народу вокруг наблюдалось мало: путешествия по железным дорогам не были тут особо популярны, и рельсы кое-где даже зарастали травой. Местные жители предпочитали колесить на машинах по своим разбитым дорогам.
Ничего, думал Питер, рассеянно глядя на огни подъезжающего поезда. Скоро все это закончится, и можно будет вернуться наконец к нормальным, волшебным средствам передвижения.
Откуда-то издалека доносился мрачный звон колокола – невесть что возвещавший на ночь глядя, - и это еще больше угнетало.
- Мой Лорд, - заговорил Питер, просто чтобы услышать свой голос в этой темной пустыне, - пора садиться в поезд, а Нагайна…
- Она здесь, тупица, - последовал нетерпеливый ответ. – Не думай про нее, Нагайна сама умеет о себе позаботиться…
Темный Лорд усмехнулся, а Питер застыл на месте, как статуя: если рядом в темноте ползает огромная невидимая змея, лучше не делать резких движений и чересчур поспешных шагов.
Он хотел спросить, как Нагайна сумеет проскользнуть в поезд и где она вообще будет все время поездки, но не стал. Останется здесь – тем лучше, мелькнула у Питера невеселая мысль, которую он тут же поспешил прогнать. У Темного Лорда, несмотря на его далеко не блестящее состояние, способности к легилименции отнюдь не исчезли.
Колокол грянул как-то особенно сильно, будто на прощание, и Лорд и Питер автоматически посмотрели в сторону, откуда шел звон.
- Ты никогда не хотел научиться языку неживых предметов, Хвост? – спросил Темный Лорд тихо и задумчиво. – Мой великий предок, Салазар Слизерин, владел языком змей… Это искусство у нас в семье в крови. Но ни один волшебник еще не научился понимать, что говорят, например, колокола…
- Мой Лорд, - машинально ответил Питер, невольно поддаваясь мистическому настроению повелителя, – все колокола говорят одно и то же:
«Ада нет»…
- Как ты сказал, Хвост? – красные глаза вспыхнули на миг в полумраке, и Питер стушевался.
- Это я когда-то в одной книге прочел… магловской, - добавил он упавшим голосом и настороженно покосился на своего повелителя: как ему понравится признание в интересе к чему-то магловскому?
Питер уже жалел, что завел об этом речь. Но Темный Лорд, казалось, вовсе не был раздражен. Его голос по-прежнему звучал задумчиво и даже с любопытством:
- А ты не так-то прост, как хочешь казаться, верно, Хвост?
Питер промолчал, не зная, что на это ответить.
Его отец был маглорожденным и, вступив в магомир, отказался от многого из своей прошлой жизни, но только не от личной библиотеки фантастики. «Ладно маглы, для них и полет на метле – фантастика, но ты-то волшебник! В жизни тебе чудес не хватает, что ли?» - удивлялась миссис Петтигрю, не разделявшая литературных увлечений мужа, но тот продолжал читать с упоением. И юный Питер, приезжая домой на каникулы (да и после окончания Хогвартса тоже), успевал таскать из заветного шкафа то одну, то другую книгу. Попадались и легкие, с юмором, и серьезные, и даже тяжелые, совсем не для детского ума. Многое Питер позабыл с годами.
И вот сейчас вдруг вспомнил.
…В поезде пришлось пережить небольшой инцидент: в полумраке Питер едва не столкнулся с другим пассажиром, стариком, который нес корзину с толстенным рыжим котом. Кот высунул недовольную морду из корзины и вдруг отчаянно зашипел, шерсть на его загривке встала дыбом, отчего Питер вздрогнул и едва не бросился прочь: уж очень ему это напомнило мерзкого книзла Живоглота и собственные попытки спастись от него в течение целого года.
Слишком долго пришлось ему жить в анимагической форме крысы, будь она неладна. Остаются побочные эффекты.
Старик, в свою очередь, поглядел на Питера и завернутого в одеяло «младенца» пристально и с изрядной долей страха.
-
Hijet*, - пробормотал он, непонятно с чего перекрестился и поскорее убрался прочь из вагона.
Странный человек. Какие здесь все-таки странные люди. На этой мысли Питер невольно усмехнулся: ему ли рассуждать о странности, если он путешествует с полувоплощенным полупривидением на руках и огромной змеей, ползающей сейчас неизвестно где.
Он опасался, не поднимет ли это старый магл тревогу, но тот давно исчез во тьме, а поезд уже тронулся с места.
В вагоне было душно, по сравнению с холодным туманом на перроне. Питер сидел у открытого окна, глядя на пролетающие мимо россыпи огней в бесконечном море тьмы. Что бы ему этот путь ни сулил, он наконец-то возвращается
домой.
Лорд, чьего лица было не видно в полумраке, тоже смотрел в окно, думая о чем-то своем. И когда поезд, грохоча, разогнался и полетел между черными деревьями, едва видневшимися в ночи, Питер услышал, как его повелитель тихо произнес:
- Ошибаются твои магловские книжки, Хвост. Ад есть, и он называется Албания. Я был в этом аду двенадцать лет.
________________________________________________
*
Hijet – букв. «Тени» - призраки, души мертвых в албанских преданиях.